Читать книгу: «Кто убил Ксению Шумейко?», страница 27

Как же здорово он громыхал! Но я хладнокровно контролировал искушение зажать спусковой крючок и поливать врагов до опустошения короба. Даже сам удивился – несмотря на кипящую, яростно ищущую выхода ненависть, все мои эмоции были подавлены. Никакого волнения, никакого дрожания рук, никакой боли в ушах. Несмотря на яркие вспышки и громкие выстрелы, я не моргал и не отвлекался. Несколько коротких очередей по три-четыре выстрела, цель убита или залегла, механически переключаюсь на следующую цель.

Я даже не успел понять, осознать, ощутить, что отнимаю чью-то жизнь. В горячке боя меня совершенно не проняло. Убивая незнакомых мне людей, словно в компьютерной игре, я не испытывал ни волнения, ни мук совести. Только радостную тревогу.

Ход боя изменился. Моя уверенность передалась товарищам. Огонь стал более точным. Быстро и четко подавлялись любые попытки противника огрызаться. На каждый робкий выстрел в нашу сторону следовало пять-десять концентрированных ответных, и все больше вражеских стрелков падали на асфальт и газон, удобряя землю черной от отблесков вспышек кровью.

Наконец мы расслышали указания майора, который все же умудрился до нас докричаться, несмотря на всю эту пальбу. Мы поняли, что он требует вести от нас огонь прежде всего по приоритетным целям – тем, кто занял позиции в относительном укрытии и начал в свою очередь пристреливаться по нам. Мои товарищи как-то сами собой разобрали сектора обстрела, и парами удерживали оборону полукругом, не давая обойти наши позиции.

Когда количество убитых и раненых у нападавших перевалило примерно за половину, противник дрогнул и начал отступать. Но не бежать. Они именно что отступали, прикрывая эвакуацию своих раненых подавляющим огнем.

Вскоре все стихло. Вдалеке громко лаял чей-то возбужденный перестрелкой пес. В этой повисшей тишине снова ожила система оповещения, и тот же диктор, что и раньше, произнес спокойным и уверенным тоном:

– Граждане! Просим вас оставаться дома. Проводится контр-террористическая операция. Не пытайтесь давать отпор террористам самостоятельно. Оказывайте помощь народным дружинникам и выполняйте указания местных органов власти. Помощь уже в пути. Повторяю еще раз – не доверяйте людям в форме. Сегодня утром была захвачена воинская часть в Ахатово. Террористы используют бронетехнику и форму российской армии.

Мы переглянулись, в непонимании и шоке. В этот бред невозможно было поверить. Но очевидное было перед нами в виде двух десятков трупов и нескольких стонущих от боли раненых – похоже, мы только что расстреляли местных жителей, объединенных в «народные дружины».

В моей голове роились тысячи вопросов. Почему эти люди поверили в столь безумную чушь? Почему действовали столь хладнокровно и грамотно? И что здесь вообще происходит?!

Майор опомнился первым.

– Значит, так, если это местные – у нас мало времени, и сюда сейчас явится подкрепление. Выяснять, что происходит некогда – мы в опасности, и нас ждут товарищи. Фролов, ты же здесь жил, – Круглов обратился ко мне. Мне польстило, что он меня помнит. – Сколько нам до больницы?

Я ткнул пальцем на кирпичное здание, нависающее темным пятном над частными домами:

– Мы совсем чуть-чуть не доехали.

– Понял, значит, мы наткнулись на тех, кто окружил больницу. Цветков, что с Елисеевым? – деловито спросил он санитара.

– Двести, – угрюмо ответил тот.

– Проверь Чудова.

– Уже. Тоже двухсотый.

– Понял. На тебе Бабиков, поможешь ему дойти. Другие раненые есть?

Удивительно, но оказалось, что больше никто не ранен. Очевидно, за это стоило благодарить командира, сумевшего отъехать на «бэтре» подальше и создать дистанцию между нами и нападавшими.

– Лапшин, что с рацией?

– Разбил, когда выпрыгивали из БТРа. Простите.

– Хрен с ней. Ждите.

Круглов забрался в салон бронетранспортера и быстро сотворил с башенным пулеметом что-то нехорошее. Когда вылез, протянул мне каску и автомат, которые там нашел.

– Кажется, твое.

– Спасибо, товарищ майор.

– Фролов, дай ПКМ. Мы пойдем быстро, и эта дура будет только мешать.

Я поднял оружие с земли и отдал ему, майор последовательно забросил в БТР пулемет, автоматы убитых ребят и две гранаты, уничтожая оружие и технику, чтобы они не достались «дружинникам». Из люков бронетранспортера повалил густой дым. Жаль было оставлять машину, спасшую нам жизнь, но распоротые выстрелами колеса правого борта в любом случае не давали нам возможность быстро вернуть ее к жизни.

Наконец, мы выдвинулись к больнице торопливой цепью. Шли быстро, но с опаской, с оружием наготове. В ночной тишине грохотом раздавался стук солдатских берцев. Ни о какой маскировке и скрытности речи не шло, мы просто прорывались наудачу, рассчитывая, что рассеянная нами группа «дружинников» не успела опомниться.

Я составил командиру пару в голове нашего отряда, остальные контролировали фланги, и где-то сзади едва поспевал за нами Цветков, поддерживающий опирающегося на него Бабикова.

Каждая тень, каждое движение – все было потенциальным источником опасности. Как будто я нахожусь не в родном городе, а штурмую Восточную Пруссию. Мне показалось, что занавески одного из домов колышутся. Я подал знак остановиться и взял окно на прицел. Все было тихо, но это была отличная позиция для наблюдения. А, возможно, и для снайпера. Я решил не проверять и дал короткую очередь. Расколовший ночную тишину ритмичный стук выстрелов сменился звоном разбившегося стекла и криками боли. Кем бы ни был человек за окном, он уже не являлся помехой.

Мы продолжили движение, так и постреливая профилактически во все мало-мальски подозрительное и потенциально опасное, пока не вышли к металлическому забору, типично окружающему, наверное, все российские больницы. У входа со шлагбаумом, чем-то напоминающем контрольно-пропускной пункт, уже стоял один из десантников и махал нам рукой.

Наш отряд последовал вслед за ним, и вскоре мы с облегчением ввалились в холл Энской городской больницы номер два. Здесь мы были в безопасности – по крайней мере, пока.

IV

Командир отряда десантников встретил нас у приемного отделения. Бабикова быстро приняли на перевязку. Остальные остались здесь в надежде услышать хоть какие-то ответы и в ожидании нового приказа.

Кроме вооруженных людей, в больнице я никого не видел. Ни пациентов, ни врачей. Похоже, что они эвакуировались или были собраны где-то в отдельном месте.

Меня удивило, что у каждого бойца, которого я видел, была небольшая гражданская рация. Никакого шифрования передач, все по открытым каналам. Очевидно, противник прекрасно мог слышать переговоры военных. Но сейчас рации молчали.

– Майор Пащенко, – представился командир десантников. – Спасибо, что прорвались. Видели, как вы влипли. Мы пытались поддержать огнем, но было далеко, неэффективно. Думали, что уже не дождемся.

– Майор Круглов, – наш майор пожал руку майору ВДВ. – Влипли там не мы. Всех порвали, – он одобрительно кивнул в мою сторону, отмечая мой вклад. – Но машину пришлось бросить. Сколько у вас трехсотых?

– Жаль бэтр. С нашего разговора раненых еще прибавилось. Сейчас девять. И пятеро убитых. Мы пытались прорваться в частный сектор, но не смогли. Нас здесь надежно блокируют и иногда постреливают в нашу сторону, но так, слегка, чтобы беспокоить.

– Есть тяжелые?

– Трое. Могут не дотянуть до утра.

– Сколько вас здесь обороняется?

– Двадцать человек осталось. На три больничных корпуса. Пока держим периметр, но каждый человек на счету.

– Как оцениваешь перспективы обороны?

– Теперь, с вами, гораздо надежнее. Если бы не вы, нас легко бы взяли. Патроны и люди на исходе, а этих – ну намного больше. Не пойму, как ждать утра – со страхом или надеждой.

– А теперь прошу, расскажи мне и моим ребятам – что здесь вообще происходит?

В отношении того, что происходит, Круглов естественно употребил расхожее короткое слово, означающее безвыходную неприятную ситуацию. Полную неприятную ситуацию.

– Есть рассказчик получше, – криво усмехнулся Пащенко. – Пойдемте, быстро с ним переговорим и распределим обязанности.

Он провел нас в одну из палат в хирургическом отделении. На больничной койке сидел усталый человек, одетый в форму капитана внутренних войск. Скорее всего, из моей части, но я никогда его раньше не видел. Свое оружие – укороченный «калаш», капитан положил рядом и зачем-то задумчиво поглаживал. На вид ему было лет сорок – не старый, но седина уже посеребрила темные когда-то волосы, глубокие морщины разрезали лоб. Грустное выражение глаз дополнял огромный темный синяк под левым глазом.

– Знакомьтесь, капитан Большунов, – сказал Пащенко Круглову. – Говорит, что скоро покинет больницу, но сперва хотел дождаться вас. Он точно знает больше, чем говорит, но говорит все равно больше, чем знаю я.

– Здравствуйте, товарищ капитан, – холодно поприветствовал его Круглов. – Я не помню вас в нашей части.

– Меня перевели недавно. Еще не успел оформиться, – было видно, что этот ответ приготовлен заранее.

– Он такой же капитан как я балерина, – сказал наш майор командиру десантников.

– Не знаю, кто он, – пожал плечами тот. – Заявился в больницу через полчаса после того, как я связался с вами по рации. Не знаю, как он просочился через окружение. Начал учить меня жизни, что я нарушил радиомолчание. Я поставил его в рамки субординации, может, чуть перестарался. Но он сказал код, а приказ есть приказ.

– Что за код? – удивился Круглов.

– Очень интересная история, – ответил Пащенко. – Каждой группе помимо сектора сообщили свой уникальный код, который может быть использован для переподчинения отряда другому командиру.

– Что за бред?! – удивился наш майор.

– Бред-не бред, а приказ есть приказ. И капитан Большунов знает этот код. Так что мы вроде как у него в подчинении.

Наконец Большунов перевел на нас свой грустный взгляд.

– Я рад, что вы прорвались. Но я вас очень прошу больше не нарушать радиомолчание. Противник нас прекрасно слышит. Не стоит давать ему козырей, – сказал он.

– Если вас так беспокоит тишина в эфире, то почему я у каждого бойца ВДВ вижу карманную рацию? – спросил Круглов.

– Они должны использоваться только для немедленного сообщения о достижении промежуточных и окончательных целей. Специфика ситуации такова, что мы должны оперативно свернуться после окончания операции. Молчание в эфире говорит о том, что все идет по плану. Фактически в переплет попал только ваш отряд. Еще несколько групп не достигли своих точек в городе.

– И каких же? – спросил Пащенко.

– Вам не нужно это знать, – холодно ответил Большунов. – Товарищ Пащенко, пожалуйста, примите под командование прибывшее отделение солдат внутренних войск и определите им задачи по обороне больницы. А с вами, майор Круглов, я должен поговорить наедине.

Мы вышли из палаты вслед за майором Пащенко, который, хлопнув дверью, высказал все накопившееся в душе о сидящих в руководящих креслах «некомпетентных недоумках», спланировавших эту «крайне странную» операцию через «место, которое не приспособлено к планированию».

Сперва меня назначили контролировать южный вход в больничный комплекс, но уже минут через десять меня сменил один из десантников, передавший, что начальство ждет меня в приемном отделении. Я быстро вернулся в главный корпус и направился в указанное место. Там уже находились Большунов и Круглов.

– Вот этот парень, Вадим Фролов, – представил меня майор. Мне очень польстило, что командир помнил не только мою фамилию, но и имя, все-таки я нечасто его видел.

Большунов пожал мне руку.

– Прости, Вадим, – обратился ко мне командир, напряженный и серьезный, – но я передаю тебя под непосредственное руководство капитана Большунова. Твоей задачей будет его защита и помощь в работе. Надеюсь, возражений нет?

Эти слова меня совершенно не обрадовали.

– Товарищ майор, разрешите обратиться?

– Если я не услышал «так точно», значит, будут возражения.

– Так точно, будут. Я хочу быть с ребятами, я не знаю этого человека.

Я запнулся на полуслове, поняв, как нелепо и неуместно это звучит.

– Рядовой Фролов, этот человек – офицер российской армии, и он намного старше тебя по званию. Как и я. Поэтому «хочу» или «не хочу» – это не то, что ты имеешь право сказать.

– Почему бы не взять с собой кого-нибудь из десантников? Они имеют больше опыта и лучше подготовлены физически.

– Это разумное возражение, – сказал Круглов и посмотрел на Большунова.

– Их эмоциональное состояние вызывает у меня опасения.

– В каком смысле?

– Они не встретили здесь врага, к которому их готовили и которого хотели бы убить. Я олицетворяю для них руководство, отправившее их убивать слабо вооруженных гражданских.

– Это разумные опасения, – ухмыльнувшись, сказал Круглов. – Фролов, у тебя что-то еще?

– Товарищ майор, у меня нет опыта телохранительской деятельности. Я боюсь не справиться с заданием.

Отчаяние обреченного…

– Это все? Я вас услышал, рядовой Фролов. Выполняйте приказ.

– Есть, – вздохнул я и повернулся к Большунову. Капитан смотрел на меня с большим интересом.

– Майор Круглов рассказал мне о ходе боя, в который ты попал, – сказал он. – Отметил твое хладнокровие и уверенность, исполнительность.

– Я не сделал ничего особенного. У меня просто хорошая интуиция.

– Товарищ майор сказал, ты наблюдательный и не склонен к панике. Пока он пытался рассеять нападавших беглым огнем и избежать лишних жертв, ты начал работать на поражение, начал убивать. Мне нужен именно такой боец. Способный принимать трудные решения, если это необходимо. Стойкий в критической ситуации.

– Для чего? – спросил я.

– Товарищ майор, оставьте нас наедине, пожалуйста, – Большунов не по-армейски приказывал, а просил. Но что меня удивило, Круглов подчинился, вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Уж точно не потому что услышал «волшебное слово».

– Вадим, ты уже понял, что в Энске сейчас происходит нечто совершенно исключительное. Что конкретно, я сказать не могу – не потому что не доверяю, а потому что сам нахожусь в похожем положении. Не знаю всей картины. С этим придется смириться пока. Я сообщу тебе только то, что ты должен знать, чтобы нормально выполнить свои обязанности.

Я пожал плечами.

– Слушаю вас, товарищ капитан.

– Хорошо. С чего бы начать…

Я не дал ему подумать и задать вопрос, который мучил меня все время после того, как мы зашли в больницу.

– Те, люди, которые на нас напали – это простые жители Энска?

– Да. Мы здесь не с террористами воюем.

– Почему они на нас напали?

– Они были уверены, что город подвергся атаке крупной террористической группировки, и защищали свой дом.

– Но это глупо! Бессмысленно – атаковать вооруженных солдат лишь с пистолетами и ружьями.

– Все так. Их действия именно бессмысленны – но они за них не отвечают. Ответь – ты знаешь, что такое «черный»?

Слово вызвало какое-то слабое воспоминание из гражданской жизни.

– Наркотик такой. Не употреблял, но слышал. Он как-то быстро пропал.

Большунов сел напротив, бросил взгляд на часы.

– Он не пропал. Просто люди, которые его производили, перешли с преступного метода распространения на легальный.

– Как можно легально распространять наркотик?

– В нашем маленьком городке, при должной деловой хватке, обладая рычагами влияния на местных коррумпированных чиновников – возможно. «Черный» – это местный, уникальный продукт неизвестного нам химика. Но распространители известны. Их мы и пытаемся достать.

– Получается, это операция против наркомафии. Как война с картелями в Мексике?

Большунов улыбнулся и кивнул.

– Точно. Знаешь, почему трудно планировать такие операции? Потому что у картелей есть свои люди в полиции, самоуправлении и даже в спецслужбах. Вот и мы не знали, кому можно доверять. Поэтому каждый выполняет свои задачи, вплетенные в общий замысел. Лес, скрытый за деревьями.

– И кто же наша цель?

– Наш источник в преступной группе сообщает о трех автоцистернах с концентратом «черного», подготовленных к отправке в Иркутск. Необходимо предотвратить их вывоз из города. Также мы должны задержать или уничтожить руководителей.

– Кто они?

– Отец и сын. Игорь и Руслан Сафины.

Знакомое имя.

– Игорь Сафин? Психолог? – спросил я.

Большунов протянул мне их общую фотографию. Я узнал старшего Сафина. Это действительно был он.

– Ты его знаешь? – спросил капитан. – Вообще-то он старается не светиться.

– Я был у него один раз на приеме. Мама водила на консультацию подростком.

– Главный там сын, но отец прекрасно вписался. Он успешен, имеет легальный бизнес, вхож в большие кабинеты. Это очень помогает их делу.

– И как продвигаются поиски? Уже глубокая ночь.

– Все будет хорошо, – уклончиво ответил Большунов. – Осталось не так много мест, где они могли бы спрятаться. Все просто. Я буду искать. Ты подстрахуешь меня в поисках.

– Приказ есть приказ, – я пожал плечами. – Только я хотел бы узнать, как так вышло, что все люди, напавшие на нас, были под наркотиками?

– Необязательно, что все. Но некоторые точно. К сожалению, при планировании операции была допущена недооценка распространения «черного». Мы считали, что его принимали до десяти процентов населения города, но похоже, что больше.

– Это же огромная цифра! – удивился я.

– Видишь ли, это не совсем привычный тебе наркотик. Он не вызывает эйфории, прилива сил и веселья, галлюцинаций. Он меняет твое восприятие, повышает чувствительность твоего мозга. Динамически и непредсказуемо меняет частоты, на которых работает твой мозг. Наркотик работает как фильтр, усиливает сигналы от органов восприятия. Что делает твое сознание восприимчивым к каким-то особым формам воздействия, внушаемым. И что самое неприятное – хотя его концентрация в организме снижается в течение недели, до конца из организма он не выводится никогда. Буквально – достаточно одной дозы.

– И как же люди ее получили эту дозу?

– Тебе знакомы витамины серии «Сила Байкала»?

– Конечно. «Сила Байкала Форте Джуниор». Мне мама их в детстве давала, они довольно популярные. И что, во всех был «черный»?

– Зачем во всех? Еще сертификацию проходить, анализы, то да се. К тому же люди могли заметить изменения в своем организме. Так что в некоторых партиях, в небольших дозах, чтобы был накопительный и незаметный эффект.

Он рассуждал об этом так легко и спокойно. О дачных шашлыках или футбольном матче говорят с большей страстью.

– Получается, я тоже могу быть, как они? Почему я не напал на товарищей?

– А ты думаешь, это как голос в голове – сделай то, сделай это? Нет. Люди были подготовлены заранее, дружинников организовывали местные власти с прошлого года. Я поддерживаю, в городе стало больше порядка и преступность снизилась. А теперь это вооруженные силы самообороны города с сетевой структурой. Часть из них знает чуть больше и имеет злые намерения. Кто-то действует исходя из ошибочных убеждений, думая, что поступает правильно.

– И как же их контролируют?

– Их не контролируют. Их стимулируют. Технически – я не знаю. Но если учесть, что год назад господин Сафин приобрел местные телеканал и радиостанцию, можно сделать кое-какие предположения.

– Поэтому в городе нет питания?

– В том числе и поэтому. Но радиостанция продолжает работать, похоже, что они запаслись генераторами. Так что по радио вещание продолжается. Как и по системе оповещения. Надо ли говорить, какой меценат в прошлом году сделал городу подарок и вложился в ее восстановление и модернизацию?

– Я понял. Вы отправили десантников на радиостанцию?

– Нет.

– Почему?

– Вадим, ты получил более чем достаточно информации, – холодно сказал он. – И как ты понимаешь, распространяться о том, что ты знаешь, не следует. Получи БК, если нужно, у майора Пащенко и возвращайся. Через пять минут выходим.

Он махнул в сторону двери, отпуская меня.

Неприятный человек. Мне совершенно не хотелось оставаться с ним наедине.

По подсказкам десантников я нашел Пащенко. Он без проблем распорядился выдать мне три дополнительных рожка и пару гранат сверху. Майор был доволен, что его ребята остаются при нем, я даже ощутил сочувствие ко мне. Пока мне несли обоймы, по рации Пащенко раздалась короткая команда. Я узнал голос Большунова:

– Всем группам доложить состояние. Синие.

Он не сообщил свой позывной, не сказал «прием». Но ему сразу стали отвечать. Типовые фразы вроде: «Синий второй. Объект под контролем. Все спокойно». Ответили три группы синих. Затем пришла очередь желтых, красных. Пащенко при мне вздохнул и устало сказал в рацию «Первый красный – Рулю. Без изменений». Иногда вместо отстраненного слова «объект» солдаты говорили как есть – «отделение полиции», «ТЭЦ», «третья школа», в таком роде. Десятки мест в городе. Я не понимал, как они связаны друг с другом. В основном все объекты были «под контролем», некоторые «частично под контролем». Было два сообщения о кратковременном огневом контакте. Еще «вижу противника, пытается окружить, в бой не вступает» и несколько подобных сообщений.

– Все не так плохо? – спросил я.

– Смотря с какой стороны посмотреть. Время работает против нас. День хорошего не принесет. Что тебе сказал Большунов?

– Ничего.

– Вот урод. Ну а мне плевать. Я скажу тебе, потому что ты парень вроде неплохой. Будь осторожен. Нам противостоят не простые террористы. Маленькая местная родноверческая секта, кто бы мог подумать? – майор ухмыльнулся. – У нас здесь угроза применения биологического оружия – распыление аэрозоля со спорами сибирской язвы. Вот почему весь город на карантине, и отсюда нельзя связаться с внешним миром. Ищем иголку в стоге сена – три автоцистерны. Увидишь такую подозрительную машину – держись подальше и дай знать.

Я кивнул.

– Спасибо, товарищ майор.

– Не за что. Шагай.

Сказанное майором отличалось от слов Большунова. Похоже, даже тот кусочек информации, полученный от капитана, мог быть ложным. Или ложь – эти слова о сибирской язве? Кто знает? Неважно. Судя по всему, в юго-восточном районе города было относительно спокойно, там жили мои близкие. Я надеялся, что они вдалеке от опасности, но не был в этом уверен.

Когда я вернулся к капитану, Большунов сидел над расстеленной на полу картой и делал пометки карандашом. На территории города он проставил десятка три кружков. Я бегло оценил местоположение нескольких из них – администрация, здание ГЭС, завод металлопроката, железнодорожный вокзал… Логичная картина в моей голове не складывалась. Чтобы надежно захватить все это и контролировать, в моем понимании, нужна была дивизия. Это если без противодействия. Хотя армии никто не посмел бы противодействовать, кроме другой армии. Между тем в город вошли небольшие отряды по паре десятков человек, которые скорее обозначали какие-то действия, чем реально держали город под контролем. И теперь сидели по разным углам, окруженные местными партизанами.

Местными партизанами, которые заняты окружением изолированных групп солдат на разных объектах. Они плохо вооружены и не могут взять захваченные объекты штурмом. А сколько требуется партизан, чтобы надежно блокировать такое количество объектов?

Меня поразила внезапная догадка – да ему плевать на контроль над городом. Никакого контроля над ситуацией у Большунова нет, и он к нему не стремится. Он просто ищет в этом хаосе проклятые грузовики и Сафиных – сектантов или террористов, для меня не важно, вычеркивая возможные варианты один за другим. Ищет с помощью десантников и ВВшников, с помощью еще каких-нибудь неизвестных мне отрядов. Видимо, лично тоже ищет.

– Жаль, что автоцистерн нигде нет пока – Капитан свернул карту города. – Но все идет не так уж плохо.

Я сильно в этом сомневался. Большунов сложил карту в штурмовой рюкзак, надел каску, взял автомат и вышел. Мне он приказал следовать за ним кивком головы, очевидно, считая выше своего достоинства лишний раз ко мне обратиться.

Он повел меня вглубь больницы, мы спустились на цокольный этаж, в какое-то техническое помещение. В его центре стоял лифт с металлической решеткой, из тех, что устанавливают на всяких индустриальных объектах. Большунов нажал на кнопку «вниз» и мы спустились в подвал. Но, к моему удивлению, не вышли – капитан еще раз нажал на ту же кнопку, удерживал ее несколько секунд, и вскоре лифт, громыхая, послушно спустился еще ниже.

V

Мы оказались в широком протяженном коридоре, тускло освещенном редкими лампами дневного света. Бетон не имел никакой отделки, а трубы и кабели открыто шли вдоль стен. Никогда не видел ничего подобного.

– Город относительно новый, – начал объяснять Большунов. – Когда в пятидесятых строили ГЭС, старое село затопили, а над водохранилищем построили нынешний Энск. Прямо с этими тоннелями. Они соединяют между собой стратегические объекты города, оборудованные бомбоубежищами. Со временем система пришла в упадок, но тоннели худо-бедно содержались в нормальном состоянии. Теперь они сослужат нам хорошую службу.

Очевидно, он предполагал, что путь будет безопасен. Его голос отражался от стен, усиливался эхом и разносился далеко в полутьме серых коридоров. Капитан вел меня вперед, уверенно выбирая нужный путь среди развилок.

Из его рации не доносилось никаких сигналов – глубоко под землей радиосигнал подавлялся. Но не было похоже, чтобы это сильно волновало Большунова. Складывалось впечатление, будто его не волнует хаос, происходящий наверху, будто он идет только к своей, одному ему известной цели.

Быстрый шаг не позволил нам быстро оценить опасность, исходящую от очередного поворота. Неудивительно, что мы попали в засаду – наш топот был слышен далеко впереди. Я почувствовал неладное заранее, но просто не успел просигналить об этом Большунову – тот ушел слишком далеко вперед. Завернув за угол, он в недоумении смотрел на невесть откуда взявшего противника, застыв, словно соляной столб.

Я знал, что это не продлиться слишком долго и если его не остановить, то Большунов вскинет свой маленький автомат, и тут же будет изрешечен пулями и картечью в упор так, что живого места не останется. Конечно, это могло дать мне шанс убежать, но я отбросил эту постыдную мысль прочь.

– Всем спокойно! Мужики, не дергаемся, – крикнул я. – Я выхожу.

Удерживая автомат за цевье, я вытянул руку вперед и медленно вышел из-за угла. Нам противостоял патруль из трех «дружинников» в красных повязках. Лидер группы, старый седой мужик лет семидесяти взял меня на прицел «Сайги». Двое других, сильно моложе, примерно моего возраста, целились в нас из двустволки и короткой милицейской «ксюхи» – такой же, как у моего нового командира.

– Четко говоришь, парень, – одобрил мое поведение старший. – Кроме вас, здесь есть еще кто-нибудь?

– Нет, только мы, – ответил Большунов.

– Проверим, – спокойно ответил дед. – Медленно положите оружие на пол и сделайте пять шагов назад.

Мы выполнили его указание без лишних движений. Мужик с двустволкой по-хозяйски сразу взял автомат себе – радовался трофею со всей широкой улыбкой. Он хотел выглядеть опытным и солидным бойцом, но по его неловким движениям было видно, что автомат он держит впервые.

– Не отвлекайся, Семен, – бросил ему дед. – Возьми второй автомат.

Затем он обратился к нам.

– Вы идите вперед, служивые. Все просто: резко дернетесь – и будете трупы.

Мы угрюмо потащились по коридору, подчиняясь его командам, чтобы сворачивать на развилках в нужную сторону. Большунов побледнел и сжал губы. Очевидно, такой поворот не входил в его планы.

Я был относительно спокоен. «Дружинники» не выглядели упоротыми наркоманами или сумасшедшими. Напротив, вели себя спокойно и уверенно, не проявляли зла и агрессии.

По их разговорам, я понял, что молодые – Семен и Александр – были внуками старика. Они относились к нему с огромным уважением. Дед, судя по повадкам, был когда-то армейским командиром, что было сейчас весьма кстати. Звали его Юрий Сергеевич.

Минут через двадцать они привели нас в небольшую комнату, тускло освещенную единственной запыленной лампой на потолке. Похоже, это было какое-то техническое помещение для обслуживания подземелья. У стены стоял огромный шкаф с какими-то запчастями и оборудованием, рядом был электрощит, проходили водопроводные трубы и кабели электричества и телефонной связи. Юрий Сергеевич усадил нас за хлипкий столик и сел напротив. Семен встал рядом, удерживая нас под прицелом, а Александр сел за стол у стены и стал что-то паять. В воздухе поплыл приятный запах канифоли.

– Как тебя зовут, молодой человек? – обратился ко мне Юрий Сергеевич.

– Вадим Фролов, – ответил я.

– Есть документы?

– Да, – я протянул ему военный билет.

Какое-то время он молча изучал его. Долго сравнивал мое лицо с фотографией на билете, затем вернул его и спросил:

– Как здесь оказался?

Я не видел причин как-либо лгать ему.

– Нас подняли по боевой тревоге. Выдали боевые патроны, посадили на транспорт и приказали организовать блокпост на выезде из города. Нам сказали, что в городе проводится КТО.

– Значит, помощь скоро придет? – обрадованно спросил Александр, оторвавшись от паяльника и небольшой пластмассовой коробочки, над которой корпел.

– Сашка, не отвлекайся, – ответил ему дед. – У тебя есть дело, вот и занимайся им. – Затем снова заговорил со мной: – А как попал в город?

– На связь с нами вышли десантники, штурмующие больницу… – Дед криво усмехнулся, услышав про десантников и больницу. – …сказали, попали в засаду террористов, просили транспорт, чтобы вывезти раненных.

Дед усмехнулся и воскликнул:

– Слышали, внучки, это мы террористы.

Внучки ухмыльнулись вслед за ним.

– Вадим, я тебе верю. Террористы – это те, кто вас вызвал. Вас использовали «в темную».

– Я ничего не понимаю, – недоуменно сказал я.

– Я все объясню, – спокойно ответил дед. – Но сначала давай потолкуем с твоим командиром. Что-то мне в нем не нравится.

В голосе его слышался металл, и похоже, у Большунова были проблемы.

– Как зовут? – строго спросил Юрий Сергеевич у капитана.

– Большунов Максим Алексеевич.

– Документы?

– Потерял.

Очень плохой ответ, как по мне. Я кожей ощутил повисшее в воздухе напряжение. Александр отвлекся от пайки и смотрел, что будет дальше, а Семен сжал автомат сильнее.

– Вадим, посмотри на меня, – дед уставился мне прямо в глаза и спросил. – Ты знал этого человека до сегодняшнего дня?

– Нет… – протянул я.

– Он прорывался в город вместе с вами?

– Да, – я постарался ответить спокойно, сделав максимально правдивое лицо, на которое был способен.

– Я тебе не верю, Вадим, – сказал дед, и я почувствовал, что повис на волоске.

– Говори правду, Вадим, – сказал Большунов, глядя на деда с вызовом. – Иначе тебя убьют.

– В больнице мы встретили десантников, – сказал я. – То есть людей в форме десантников. Они подчинялись этому офицеру. Он хотел через эти тоннели проникнуть в другую часть города, а мой командир приказал его защищать.