Читать книгу: «Мы, Николай II»

ЧАСТЬ I

Вступление

Что я помню? Несколько последних секунд, размытые контуры приближающегося грузовика, истерический скрип тормозов и удар… а потом – боль, обволакивающую, всепоглощающую и крик, разрывающий уши. А буквально через мгновения темноту и падение в спасительную бесконечную бездну небытия…

– Николай Александрович, что с Вами? – я открыл глаза и внезапно зажмурился от обилия золота, бархата и странных всполохов света. Воздух был сладковатым, тёплым, немного спёртым. Сотни прекрасно одетых мужчин и женщин вокруг устремили на меня свои взгляды. Свет отражался от драгоценных камней на их орденах и украшениях, и солнечными зайчиками пытался меня ослепить.

– Где я? – в моём вопросе самому себе явно слышался испуг, мысли лихорадочно прыгали в голове. Если я умер, то что окружает меня – Рай или Ад? Судя по запаху ладана, зажжённым свечам и обилию священнослужителей, скорее всего, я оказался в Раю. Но где же обещанный свет в конце тоннеля, где полёт в пустоте и короткометражный фильм о моей грешной жизни? Я почувствовал себя даже в некоторой степени ущемлённым, но потом усилием воли отогнал эти дурацкие мысли и постарался внимательнее осмотреться.

– Николай Александрович, – голос был мягкий, бархатный, насквозь пропитанный заботой и уважением. – Николай Александрович, как Вы себя чувствуете?

– Спасибо, всё хорошо, – с трудом вымолвил я, до конца ещё не осознав своей роли в происходящем действии. Возможно я сошёл с ума или мне всё это снится? Мой взгляд скользнул по собеседнику – довольно высокий, статный, седой с основательной залысиной мужчина в чёрном мундире, украшенном золотыми аксессуарами, классифицировать которые при всём желании я в тот момент не мог. Потом я перевёл свой взгляд вниз и, к своему огромному удивлению, понял, что чёрные брюки на мне почти до пола прикрыты шикарной горностаевой мантией. Вот уж чего точно никогда не было в моём гардеробе.

– Николай Александрович, прошу, ещё буквально пара шагов вверх, к алтарю, – рука вежливо отстранилась, а я смог сделать довольно уверенный шаг навстречу благообразному священнослужителю в праздничной золотой рясе.

Всё происходившее дальше вспоминается мне, будто подёрнутое лёгкой дымкой нереальности. Сначала оборвалась и упала на пол какая-то блестящая цепочка, как я узнал позднее – от ордена Андрея Первозванного, потом – то ли вскрик, то ли всхлип красивой пожилой женщины и тихий взволнованный шёпот окружающих. Голова страшно закружилась, мне вновь стало нехорошо. Проведя по толпе мутным рассеянным взглядом, я внезапно понял, что одно из лиц мне очень знакомо. Впрочем, как и происходящее таинство.

– Николай Александрович, преклоните пожалуйста колено, – человек, прошептавший это, сделал три солидных шага назад. Мой лоб и руки помазали чем-то холодным и ароматным, а потом вручили два очень странных предмета.

– Скипетр в правую, державу в левую, – шептал чей-то приятный голос. Огромная корона легла на мою голову. Никогда не знал, что короны так много весят. Тяжела ты, шапка Мономаха, – шёпот скорее всего принадлежал моему подсознанию. И, действительно, под короной была настоящая шапка алого цвета. На миг я представил себя – горностаево-золотистого, в шикарной короне, со странными предметами в руках…

– Звезда в шоке, – прозвучал насмешливый голос в моей голове, а в реальности у меня забрали державу со скипетром, а вместо них в руки заботливо вложили ещё одну корону, поменьше, которую у меня хватило ума возложить на голову строгой симпатичной женщины, находившейся рядом со мной.

– Повторяйте за мной, – буквально прошелестел священнослужитель в золотом облачении, – «…Исповедую неизследимое Твое о мне смотрение и, благодаря, величеству Твоему поклоняюся, Ты же, Владыко и Господи мой, настави мя в деле, на не же послал мя еси, вразуми и управи мя в великом служении сем… Буди сердце мое в руку Твоею, еже вся устроити к пользе врученных мне людей и к славе Твоей…».

Как только заключительное слово этой необычной молитвы растворилось в необъятных просторах храма, сильные руки помогли мне встать с колена. Каково же было моё удивление, когда коленопреклонёнными оказались все окружающие меня. Митрополит (ну явно никак не ниже Митрополита) также коленопреклонённо прочитал просительную молитву: «…Покажи его врагам победительна, злодеям страшна, добрым милостива и благонадежна, согрей его сердце к призрению нищих, к приятию странных, к заступлению нападствуемых. Подчинённое ему правительство управляя на путь истины и правды, и от лицеприятия и мздоимства отражая…».

Похоже, меня короновали. В самом что ни на есть прямом смысле. Внезапно я увидел своё лицо, отразившееся от одной из золотых колон. Округлая поверхность исказила его, и, словно в комнате кривых зеркал, я узрел свой лик, украшенный пышными усами и бородкой, которые я никогда не носил. Лицо было вытянутым, удивлённым и немного испуганным, а снизу гордыми складками стекал горностай и ярко сверкали начищенные до блеска сапоги…

ГЛАВА 1

СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ

– Ники, – очень тихо произнесла красивая строгая женщина, чью голову несколькими минутами ранее я украсил короной. – Возьми меня за руку, я очень боюсь этот крутой лестниц.

– Лестницу, – автоматически поправил я. – Слово лестница женского рода – она моя.

– Теперь в этой стране всё есть твой, – она положила свою ладонь поверх моей, и мы гордо пошли вниз. Ходить в мантии до пола, да ещё с увесистой короной на голове, когда в правой руке у тебя скипетр, а в левой держава и рука молодой красотки, – то ещё удовольствие, скажу я вам. Мы чуть не упали, когда радостная и возбуждённая разноцветная толпа на улице взревела при нашем появлении. Единственной отрадой был воздух – чистый, свежий, с удивительной смесью ароматов свежей выпечки, цветов и лёгкими нотками мускуса и бергамота.

Кто же эта незнакомка? Чтобы ответить на этот вопрос сначала нужно понять – где я. Резко обернувшись, я понял, что мы только что вышли из Успенского собора. Так, – Успенский собор, Москва, коронация…похоже, только что я внезапно стал русским императором. Вот уж воистину – не было печали, да черти подкачали. Мало мне проблем на работе, давайте теперь наваливайте на меня всю страну. Ладно, с этим разберёмся потом. На вопрос где, кажется я ответил. Теперь надо определиться с вопросом – когда? В каком времени, чёрт побери, я нахожусь?

В этот момент королева, буду пока называть её так, пока не познакомлюсь поближе, гордо отплыла от меня, а я оказался под каким-то совершенно невообразимым огромным балдахином, украшенным вышивками, стразами, перьями. Сверху всего этого великолепия располагались две обезьяны – были это чучела животных или живые представители африканской фауны, мне неизвестно и поныне. С обоих сторон меня окружали важные дядьки в парадных мундирах и шапках, отороченных мехом, а спереди вышагивал солдатик в высоченных платформах, живо напомнивший мне одну из игрушек моего детства. Чуть поодаль я разглядел стройные войсковые ряды и в этот момент всё в моей голове встало на свои места. В руках солдат воинского караула я отчётливо разглядел трёхлинейную магазинную винтовку Мосина образца 1891 года. Час от часу не легче, теперь понятно, почему тот военный с залысиной обратился ко мне – Николай Александрович. В тот момент я не придал этому особого значения, мы ведь не особо удивляемся, когда незнакомые люди называют нас по имени-отчеству. Зато теперь я отчётливо понял, что злодейка-судьба решила пересилить меня неведомым образом в тело многострадального императора российского Николая II.

Мозг начал действовать рационально. Как я здесь оказался мы выясним позже. Пока примем за основу, что я император Николай. Бред, какой бред. Отставить. Дальше – его, то есть теперь мою красавицу-супругу зовут после крещения Александра Фёдоровна. Ники и Аликс, – заботливо подсказал мозг. Так, с этим разобрались. Пожилая дама, соответственно, – моя, точнее Николая Александровича Романова матушка. Как бишь её? Мария Фёдоровна. Немецких имён этих дам я, конечно, не вспомню, лучше надо было учить историю. Год у нас – 1896, день – 14 мая.

Что ещё я помню про коронацию? Торжества шли долго, потчевали вкусно, горы подарков, вечером 18 мая был бал у французского посланника, на котором новоиспечённый император вытанцовывал вместе с супругой, что вызвало огромное недовольство в обществе. Так плохо танцевали? – я непроизвольно улыбнулся. Нет, тут что-то иное.

И в этот момент мой мозг буквально пронзило страшное словосочетание – Ходынское поле. Буквально считанные дни отделяли меня от одной из самых страшных трагедий века девятнадцатого, не столько даже числом жертв, сколько своими последствиями для авторитета действующего монарха.

Пока мы здесь развлекаемся, разодетые, как дурацкие павлины, там после ужасной давки будут растаскивать и вывозить сотни, а возможно и тысячи трупов.

Твою мать! Надо срочно что-то предпринимать, иначе, дорогой самозваный Николай, тебя вместе с семьёй через 22 года ждёт страшный подвал и терновый венец мученика.

Эта мысль вызвала во мне гнев. Ну уж нет, я постараюсь всё изменить. История не терпит сослагательного наклонения, но в данном случае ей придётся потерпеть. Скорее бы закончился этот маскарад, чтобы выдохнуть, собраться с мыслями и попытаться изменить ход истории.

Эх, сейчас бы включить хотя бы самый захудалый смартфон. Измени ход истории, если почти ничего не помнишь и никого в лицо не узнаёшь. И тут мне вспомнилось знакомое лицо, которое я увидел в Успенском соборе. Неожиданно я понял – кто это. Портрет этого человека долгие годы висел у кровати моей матери. Это же Иоанн Кронштадтский, бессребреник и великий молитвенник, святой, к которому со своими семейными проблемами всегда обращалась моя матушка. Обязательно нужно будет приблизить его, мудрый советчик точно не помешает, а он ведь ещё славится, как предсказатель.

Мозг лихорадочно работал. Кто организует коронационные мероприятия и отвечает за их проведение? Конечно же твой новый «дядя» Сергей Александрович Романов – пятый сын Александра II; московский генерал-губернатор, первый председатель Императорского православного палестинского общества. А помогают ему (скорее всего) родные братья – Владимир, Павел и Алексей. Похоже отсутствие смартфона положительно влияло на мой мозг – в критической ситуации он начал извлекать из глубин памяти давно забытую мною информацию.

Не буду утомлять вас подробностями этого помпезного и бесконечного дня. Помню, что вышагивали мы очень долго, посетили Архангельский собор, приветственно махали бурлящей праздничной толпе с балкона. Присесть удалось только во время торжественного обеда в Грановитой палате. Меню этой трапезы я когда-то уже видел в Третьяковской галерее, поэтому рисунок Виктора Васнецова особо моего внимания не привлёк. Несмотря на мрачные мысли, аппетит по доброй традиции меня не подводил. Хорошо помню вкус бесподобного рассольника, паровую стерлядь, барашка, пирожки и салат из спаржи. Больше всего порадовал десерт – фантастически вкусное мороженое и нежные кусочки фруктов в вине.

Супруга пыталась развлекать меня милыми невинными фразами, но завладеть моим вниманием ей не удалось, отвечал я коротко и односложно. Мысли мои были далеко от этой светской беседы. Я старался улыбаться, но взгляд от обеденных блюд поднимал редко. Красота вокруг была необыкновенная, но обилие гостей и гул их застольных разговоров начали меня раздражать. В какой-то момент, ближе к десерту, ко мне пришло осознание, что довольно худой, с усами и аккуратной бородкой человек, сидящий на некотором расстоянии от нас с «супругой» справа и есть «мой дядя» – Сергей Александрович Романов, московский генерал-губернатор.

Но ведь для начала разговора надо как-то обратиться к человеку. Не дядя Серёжа, в конце концов, мне его называть. Лучше всего – по имени-отчеству. Я отодвинул от себя вычурную тарелку, промокнул расписной салфеткой губы, и, стараясь выдавить из себя дежурную улыбку, повернулся к своему соседу по застолью справа.

– Сергей Александрович, я хочу, пользуясь случаем, от всей души поблагодарить Вас за прекрасную организацию коронационных торжеств, – моя улыбка стала ещё чуть шире. – Но я хотел бы после обеда обсудить организацию предстоящих народных гуляний на Ходынском поле.

– Ваше Величество, с удовольствием, – на самом деле особого удовольствия на его лице я не увидел. – Давайте проведём небольшой семейный совет после трапезы.

Согласно кивнув головой, я уверенно взял правой рукой бокал шампанского и осушил его одним глотком. Разговор предстоял непростой, нервный. Шампанское взорвалось в голове ярким фейерверком, даря уставшему мозгу краткий миг эйфории.

– Я требую продолжения банкета, – голосом незабвенного Юрия Яковлева взвизгнул проказливый бесёнок в моей голове. Да, скучать мне здесь явно не придётся!

ГЛАВА 2

СЕМЕЙНЫЙ СОВЕТ

Сразу после коронационного обеда мы прошествовали в большую красивую залу с мягкими креслами, расставленными большим кругом. В рисунке ткани явно прослеживались главные атрибуты царской власти – двуглавый орёл с державой и скипетром в когтистых лапах и маленькие изображения короны Российской империи. Кресел было восемь. Согласно своему новому статуса я догадался занять самое огромное, больше всего напоминающее трон. Слева от меня расположилась Аликс, справа – Мария Фёдоровна, а вся дружная четвёрка дядьёв – напротив нас. Ещё один человек, как я узнал впоследствии – московский обер-полицмейстер Александр Александрович Власовский, сел как бы в круг вместе со всеми нами, но в тоже время на некотором удалении от нас.

– Родные, его Величество собрал нас, чтобы обсудить дальнейший ход праздничных торжеств, – взял на себя роль модератора Сергей Александрович. – Особенно его Величество беспокоят предстоящие народные гуляния на Ходынском поле.

– Спасибо, Сергей Александрович, – я решил взять инициативу с свои руки. – Особенно беспокоят меня два момента – обеспечение безопасности огромного количества собравшихся там людей и качество раздаточного материала, то есть подарков.

– Ваше Величество, волноваться не о чем. Поле огромное, почти 100 гектаров. По периметру поля мы поставили временные «театры», эстрады, балаганы, лавки, в том числе 20 деревянных бараков для бесплатной раздачи 30 000 вёдер пива, 10 000 вёдер мёда и 150 ларьков для раздачи бесплатных сувениров, «царских гостинцев» – 400 000 подарочных кульков, – Сергей Александрович отчитывался голосом бывалого администратора крупной филармонии.

– С подарками тоже всё хорошо, – забасил самый старший из братьев, кажется Владимир Александрович. – Комплект отличный – памятная кружка, ситцевый платок, фунтовая сайка из крупитчатой муки от Филиппова, полфунта колбасы, пряник вяземский с гербом, да мешочек со сладостями.

– Всё это, кроме саечки будет раздаваться завёрнутым в красивейшие ситцевые платки Прохоровской мануфактуры, – елейным голосом пытался нас убаюкать Сергей Александрович. – С одной стороны прекрасный вид Кремля и Москвы-реки, с другой – ты, Ника, с супругой. Да ещё жетончики памятные начеканили.

– Жетончики и прянички – это чудесно, – таким же ангельским голосом подхватил я, заметив этот внезапный переход на «Ники» в обращении. – А что Вы собираетесь делать с оврагами, промоинами и ямами по добыче песка и глины. Металлические павильоны на «Всероссийскую ярмарку» в Нижний Новгород вывезли, а ямы никто заделать не удосужился. Давку организовать желаете?

Александровичи удивлённо переглянулись. Такой въедливый Ники им явно был не по душе.

– Да, и ещё хотелось бы уточнить, сколько полицейских вы поставите в оцепление? – терять наступательную инициативу в мои планы не входило.

– Порядка 1800 человек.

– Этого крайне мало, отменяйте другие мероприятия на этот день и стягивайте все силы к месту народных гуляний. Полицейским установить двойную доплату, в четыре утра поле должно быть полностью оцеплено, людей пропускать группами организованно и сразу на входе вручать подарки, тогда многие сразу покинут поле вместе с детьми, останутся только любители праздника и медовухи.

– Александр Александрович, Вы слышали распоряжения Его Величества? – обратился Сергей Александрович к человеку, сидящему чуть поодаль.

Тот согласно закивал, покраснел и, явно преодолевая огромное внутренне сопротивление, поднял руку, как прилежный школьник. Я одобрительным кивком головы предоставил ему слово.

– Тут есть один момент, даже, право слово, не знаю, как лучше сказать, – наконец он собрался с духом и продолжил гораздо увереннее. – Дело в том, устройство «коронационных народных зрелищ и увеселений» в Москве изъято из ведения Московского Генерал-Губернатора Великого Князя Сергея Александровича и всецело передано Министерству Императорского Двора, равно как и принятие мер по охране и обеспечению безопасности народных гуляний.

– Это решение я отменяю, за безопасность на Ходынском поле с данного момента целиком и полностью отвечают московские власти, – уверенно заявил я, явно входя во вкус единолично принимать властные решения. – И последнее, подарки прошу хранить в прохладном месте, вдали от ярких солнечных лучей, на Ходынку завозить непосредственно перед мероприятием, а то всё либо сгниёт, либо будет испорчено крысами.

– Мне не нравится твой тон, Ники, – неожиданно взорвался Владимир Александрович. – Ты всегда должен помнить, что прежде всего ты наш родной племянник.

– Прежде всего я Император Российский, помазанник Божий, а от родственников своих жду помощи посильной, а не раздоров и противоречий, которые мной пресекаться будут в зародыше, – заявление «дяди» меня по-настоящему взбесило и в звуках моего голоса явно слышался металл. – А для бунтовщиков и разносчиков семян раздора у меня Сибирь есть необъятная, коей, кстати, тоже в ближайшее время стоит заняться всерьёз.

Мария Фёдоровна и Аликс, не проронившие ни слова за всё время «мужского» разговора с уважением и одобрением посмотрели на меня.

– Высокочтимые родственники, не смею более Вас задерживать, – с этими словами я встал из необъятного кресла, заставив этим всех последовать моему примеру.

– Ники, Аликс, можно вас буквально на несколько минут, – Мария Фёдоровна осторожно взяла меня за рукав праздничного мундира и поманила к малозаметной небольшой дверце, которая, как оказалось, скрывала небольшую, довольно милую комнату с камином и тремя компактными креслами.

Вдовствующая императрица показала рукой на кресла, и мы уютно расположились в них.

– Николай, ты взрослеешь прямо на глазах, – мать явно была довольна прошедшим семейным совещанием, – Надеюсь ты понимаешь, что одного металла в голосе недостаточно? У власти сейчас в основном стоят люди, назначенные ещё твоим отцом. Для них братья отца – это почти он сам, а ты – юный принц, чьи распоряжения далеко не обязательны. Надеюсь не обижу тебя, если дам совет.

– Конечно, матушка.

– Необходимо в срочном порядке поменять людей, занимающих ключевые посты в государстве, только так ты сможешь взять в свои руки все нити государственной власти. Предлагаю начать с Ивана Николаевича Дурново. Как председатель Комитета министров, он откровенно слаб, уж прости меня за сегодняшнюю прямоту. Между нами говоря, человек этот приятный и исполнительный, милый, очень хитрый, но в культурном плане довольно ограниченный, – Мария Фёдоровна пристально посмотрела на меня и продолжала. – Он, как хороший исполнитель, был довольно уместен в окружении твоего отца, но его идеи об умышленном удержании народа в глубоком невежестве явно не соответствуют времени. Здесь требуется кто-то более умный и современный.

– Витте? – со вкусом произнесла немецкую фамилию Аликс.

– Да, Сергей Юльевич явно перерос свою должность министра финансов, – мать-императрица внимательно посмотрела на меня. – Как он тебе, Ники?

Собрав в единое целое все возможности своей не самой прекрасной памяти, я произнёс: – Если не считать его небольшие ранние грехи (уже не помню за что, но в своё время он был под следствием), то мы ему многим обязаны.

– Да, его критика использования двух мощных грузовых паровозов для разгона царского поезда до высоких скоростей пришлась очень по вкусу твоему отцу. Реформы железнодорожных и таможенных тарифов тоже себя оправдали, – Мария Фёдоровна задумалась, явно припоминая факты для новых аргументов в пользу своего протеже.

– Он ещё ввёл на железных дорогах подснежники, – попыталась вставить своё веское слово Аликс.

– Подстаканники, дорогая. Это действительно удобно, чтобы не обжигать руки, особенно, когда вагон раскачивает, – мать-императрица улыбнулась. – Но куда полезнее мне представляются его идеи и строительстве Транссибирской магистрали и Китайско-Восточной железной дороги. Кстати, переговоры с Германией и Китаем он также провёл очень удачно и выгодно для страны.

– Он есть русский Бисмарк? – мою вновь назначенную супругу буквально распирало от желания участвовать в таком важном разговоре и принимать государственные решения.

– Возможно, милочка, хотя не все Ваши исторические параллели мне кажутся уместными, – дипломатично улыбнулась умудрённая жизненным опытом «мать».

В итоге мы договорились, что завтра рано утром я встречусь с Сергеем Юльевичем Витте и обсужу с ним наши дальнейшие действия. На полдень того же дня была назначена встреча с Иоанном Кронштадтским. А весь остаток дня сегодняшнего мы вновь посвятили бесконечным праздничным мероприятиям, встречам и разговорам.

ГЛАВА 3

СЕРГЕЙ ЮЛЬЕВИЧ, ИОАНН ИЛЬИЧ и ИВАН ЛОГГИНОВИЧ

Интернет в какой-то степени в ту ночь мне заменила прекрасная библиотека. Сославшись на головную боль и усталость, я попросил постелить мне именно там. Что и говорить – в ту ночь я почти не сомкнул глаз, перечитав и перелистав массу книг и справочников. Я внимательно вглядывался в портреты людей, делал записи ужасно неудобным пером, тоскуя по любимой шариковой ручке, рисовал схемы, готовя почву для будущих назначений и перемещений.

В итоге, появившегося ровно в 8 утра Витте встретил двойник императора с уставшим лицом и воспалёнными глазами. Сергей Юльевич никак не выказал своего удивления моим видом, возможно списав его на усталость от торжественных мероприятий.

Витте – высокая фигура, грузная поступь, развалистая посадка, неуклюжесть, сипловатый голос; неправильное произношение с южнорусскими особенностями.

– Сергей Юльевич, – я любезно поднялся ему навстречу. – Искренне рад нашей встрече, простите, что потревожил Вас в столь ранний час.

– Ваше Величество, – поклон Витте был неглубоким, скорее символическим, этот человек явно не собирался ни перед кем гнуть свою спину.

– Если Вас не затруднит, называйте меня Николай Александрович, а то слишком много величества для простого рабочего разговора.

– Как Вам угодно, – Витте внимательно меня рассматривал и, особо не церемонясь, произнёс: – Пользуясь случаем, приношу свои поздравления с коронацией, хотя, судя по всему, дело это весьма утомительное. Надеюсь всё удалось, как и было запланировано?

– Сергей Юльевич, давайте поскорее закончим с преамбулой и перейдём к сути дела, скажу напрямик – мне нужен новый председатель Комитета министров.

– Николай Александрович, всецело одобряю Ваш выбор, – Витте глубокомысленно усмехнулся. – Страна срочно нуждается в качественной трансформации. Если соблаговолите, я оставлю Вам конспекты своих мыслей по поводу ближайших реформ: денежной, налоговой, предложения по изменению рабочего законодательства.

Надо же – оставлю, значит готовился к разговору и, вполне возможно, даже ждал моего предложения. Ну, раз с места в карьер, тянуть не будем, поговорим напрямик.

– А если я дам зелёный свет на проведение задуманных Вами реформ с некоторыми моими коррективами? Как Вы это оцените? – я внимательно вглядывался в лицо собеседника, но что-либо прочитать на нём было сложно. – Обратите пожалуйста внимание на слово – коррективы.

– Приведите для понимания хотя бы один пример, – Витте улыбался, но глаза стали вдруг какими-то прозрачными, похоже это был признак высшей степени концентрации его недюжинного мозга.

– В библиотеке я вкратце ознакомился с Вашими предложениями по денежной реформе и созданию золотого стандарта рубля, – я не стал уточнять – в какой библиотеке и когда, ведь реформы Витте изучались мною ещё в университете, сегодня ночью я лишь немного освежил свои студенческие знания. – В целом всё отлично, но меня смущает недостаток бумажной массы, который образовывается при этом.

– Так мы контролируем инфляцию, – смутить этого человека было не просто.

– Всё так, но боюсь в пересчёте на твёрдую валюту, к примеру, франки, – я хорошо помнил этот момент, мы его и изучали в этой валюте, – На среднего россиянина будет приходится, согласно Вашим расчётам, сумма, сопоставимая с 10 франками, в то время, как в Европе этот показатель больше втрое, а в США – в 5 раз.

– Николай Александрович, это мы без труда скорректируем, только имейте в виду, что там и экономика гораздо мощнее, – мало того, что промышленность развита лучше, так и сфера услуг несопоставимо доходнее.

– Над этим мы тоже с Вами должны будем подумать, – я не был настроен сейчас приходить к окончательным договорённостям, пока я лишь прощупывал почву, изучая человека, с кем в одной связке мне предстояло работать долгие годы. – Я лишь привёл пример возможных корректив. Как Вы к подобным поправкам с моей стороны относитесь?

– Положительно. Я согласен, – этот человек явно привык брать быка за рога без лишних сантиментов. – Одна голова хорошо, а две лучше! Не знал, Ваше Величество, что Ваши знания в экономике настолько глубоки и современны. Мы с Вами всегда найдём общий язык, не сомневайтесь. Осталось выяснить главный момент – когда можно приступать?

– Завтра, пожалуй, – затягивать процесс было явно не в моих интересах. От трагической гибели меня отделял ещё весьма внушительный временной промежуток, но хотелось начать действовать немедленно. Пока мои ручки не были связаны обязательствами перед различными Думами, Парламентами и Учредительными собраниями, я мог действовать оперативно, единолично принимая решения. А решения Государственного Совета, с Великим князем Николаем Михайловичем во главе, носили характер, как я понял, скорее рекомендательный.

Витте оставил три аккуратные стопочки бумаг. К моему огромному удивлению, информация была напечатана на машинке, а не написана от руки. Сергей Юльевич живо интересовался техническими новинками, особенно теми, которые облегчают человеческую жизнь. Как я узнал, наведя справки, машинка «Ундервуд» с русским шрифтом была изготовлена за океаном в трёх экземплярах по его специальному заказу. Читать машинописный текст было гораздо приятнее, чем рукописные каракули, хотя, признаюсь честно, обилие твёрдых знаков в конце слов вначале напрягало, а потом я просто перестал эти знаки замечать.

Впечатление от знакомства с господином Витте (слово «товарищ» к нему было совершенно неприменимо) в целом было положительным, хотя явно этому человеку нужен был «хозяин», иначе он вполне мог сесть на шею, что в мои планы явно не входило. Простились мы весьма дружески. Понятно, – у каждого человека, как и у любой медали, всегда есть две стороны, но, в любом случае, это будет человек, мною возведённый на самую вершину бюрократического Олимпа. Мой человек.

Я протянул руку, Витте уверенно пожал её, его ладонь была мягкой, сухой и сильной. Не желая более тратить моё время, он развернулся и направился к двери.

– Сергей Юльевич, простите, позвольте задать крайний на сегодня вопрос. А как Вы охарактеризуете нынешнего председателя Комитета министров?

– Наша государственная система, как я заметил, очень ценит и привлекает чиновников, которых я называю оловянными. От тысяч таких же оловянных чиновников Иван Николаевич очень отличается…своими пышными баками.

Мы оба искренне расхохотались.

Вторым моим посетителем в этот день, как и было намечено, стал Иоанн Кронштадтский, а в миру – Иоанн Ильич Сергиев. Он был очень бодр для своего возраста и выглядел не по годам молодо, на лице светилась обычная приветливая улыбка. В одной из книг, прочитанных мною этой бессонной ночью, я уже прочитал, что «самый внешний вид отца Иоанна был особенный, какой-то обаятельный, невольно располагавший к нему сердца всех: в глазах его отображалось небо, в лице – сострадание к людям, в обращении – желание помочь каждому». Это было истинной правдой. Особенно меня поразили глаза – чистые, светлые, смотрящие словно вглубь тебя и видящие твою душу насквозь.

– Тяжёлое бремя взвалили на себя, Николай Александрович. Путь то по лезвию бритвы – шаг вправо, шаг влево и падение в пропасть ждёт со всей державой вместе. Я буду молиться за Вас, ибо если не проявите должной осмотрительности и дела великие не свершите, конец Ваш вижу терновым венком мученика увенчанный.

– Благодарствую, отче, – направь, вразуми, открой тайные смыслы мира земного.

– Просты смыслы нашего мира – вера, надежда и любовь. Вера в Бога, в свой народ, в силы собственные, надежда на лучшее и светлое и любовь к ближнему, чтобы дела великие смысла не потеряли.

– Отец Иоанн, говорят, что будущее предсказывать умеете. Что ждёт нас грешных?

– Войны ждут – сначала с Востоком, потом с Западом, а потом и того ужаснее – внутри страны брат на брата с топором кровавым поднимется…

– А можно ли это как-то изменить?

– «От упорных трудов – всегда прибыток, от пустословия – лишь нужда», «Что бы вы ни делали, трудитесь от всей души – как если бы это было для Господа, а не для людей», – так гласит Библия, – Царь есть пастырь для своих подданных, то есть пастух, а потому от трудов его и жизнь каждой овечки Божьей зависит, – Иоанн грустно улыбнулся, его взгляд внезапно затуманился и совсем другим голосом – глубоким и низким он внезапно добавил: – Попытаться Николай можно, но учесть надо бесконечное число факторов.

Я испуганно взглянул на Иоанна, но туман в его глазах уже рассеялся, и они вновь сверкали, источая любовь и свет.

– Что Вы сказали, отче? Я последнюю фразу не расслышал.

– Каждую овечку беречь надо, запомните Ваше Величество, ибо не волк Вы, а пастух!

– Буду обращаться за мудрыми советами к Вам, не откажете?

– Как же можно отказать помазаннику Божьему. Если смогу – помогу. Душа моя открыта для Вас, Государь. Работайте на общее благо, а я молиться усердно буду за Вас, семью Вашу царскую, за скорейшее появление наследника, да за каждого человека грешного в стране нашей…

В этот день мне удалось встретиться с ещё одним человеком – министром внутренних дел Иваном Логгиновичем Горемыкиным. Явился он не один, а со своим другом и покровителем обер-прокурором Святейшего Синода Константином Петровичем Победоносцевым, что уже само по себе вызвало моё скрытое раздражение, ведь я планировал разговор один на один. Образ Победоносцева был мне всегда неприятен, ещё со школьного курса истории. В моём понимании это был не живой человек, а какой-то Мороз Морозович, сковывающий действия и намерения окружающих. В своё время он очень удачно дополнял Александра III, но в данный момент являл собой день вчерашний, во-всяком случае для меня – хорошо знающего развитие предстоящих событий.