Наблюдатель

От стены дома оторвалась тень. Энн заметила ее краем глаза. Почти как в замедленной съемке, обернулась. Разглядела объемный пуховик и надвинутую на лоб вязаную шапку. «Что он здесь делает? – спросила себя Энн. – Зачем ему понадобилось стоять на моем крыльце?» У этого человека не могло быть иных целей, кроме тех, о которых она боялась думать. В этот момент Энн поняла, что ей ни в коем случае не следовало выходить из дома.

чемодана и обняла дочь. – Что случилось, Бекки? Ради всего святого… Дочь попыталась подняться, но снова упала. – Мои ноги, мамочка… Боже, как больно… Джиллиан принялась массировать ей ноги. Похоже, Бекки пролежала в скрюченном положении не один час. Неудивительно, что у нее все болит. – Все будет хорошо, дорогая. Что случилось? Бекки огляделась полными ужаса глазами

Правда? И что ты делаешь? – Наблюдаю жизнь других. – Что?! – Брожу по улицам, придерживаясь строгого расписания. Это очень интересно… столько людей, столько разных судеб… то, как они живут, я имею в виду… Есть ли у них семьи, счастливы они или несчастны, и все такое. Самсон сразу понял, что ошибся. В глазах Бартека его признание выглядело сущим идиотизмом. Он ясно увидел это по лицу друга.

Энн села на стул. Прислушалась, но ничего не услышала. В последнее время так бывало вот уже три или четыре раза. Снаружи подъезжала машина, и по стенам гостиной пробегал отблеск фар. А потом все прекращалось – ни света, ни звука, вообще ничего. Как будто кто-то вдруг выключал и мотор, и фары. Для чего, интересно? Чтобы просто так стоять в темноте?

– Миссис Джонс, – снова начал он, – у вас не создалось впечатления, что ваша мать почувствовала угрозу? Глаза Киры наполнились слезами. – Да, – выдавила из себя она, – мама была чем-то напугана. Она чувствовала угрозу, да. Но я отмахнулась от нее и на этот раз… Кира ткнулась лицом в колени и пронзительно закричала.

Самсон наблюдал за столькими людьми… Запоминал их распорядок дня, привычки, вникал в условия жизни. Он и сам не смог бы объяснить, чем так увлекало его это занятие. Но оно затягивало, будто трясина, из которой уже невозможно было выбраться самостоятельно.