Читать книгу: «Солнечный меч», страница 2

– Вижу, что вы сможете поладить, – засмеялся Саид.

– Когда же я смогу наконец воспользоваться всеми твоими дарами, о благородный и щедрый Саид? – воскликнул я в нетерпении.

– Не спеши, брат мой, – ответил мне он, – Едва народится на небе новая луна, как прибудет гонец с известиями, которых я ожидаю, и мы скоро соберёмся в путь.

Я похлопал коня по шее.

– Я буду служить тебе, о Саид Нур-Ашрам, пока создателю будет это угодно.

– О Али, – усмехнулся он, – Одному создателю известно, сколько это продлится.

Оставив коня в табуне, мы пошли с ним обратно в селение. Я хотел уже войти к себе в шатёр, но Саид остановил меня.

– Пойдём со мной, о Али, я дам тебе красивые одежды, ибо сегодня мы должны быть на свадьбе.

– Нет, о Саид, – сказал я ему, – Твои дары не знают границ, но меньше всего нуждаюсь я сейчас в красивой одежде, когда ещё не сделал ничего, чтобы оправдать те дары, в которых нуждался. Ты и так дал мне всё, что у меня есть, да ещё и жизнь в придачу. Всё остальное я сумею взять в бою, если создателю будет угодно это.

– Лучше тебе не спорить со мной, о Али, – заметил он, – Потому что как только окажешься ты среди нарядных и украшенных людей, тебе станет неловко, и ты будешь смущен, и захочешь уйти с праздника. Я не смогу дать тебе одежды по росту, но, по крайней мере, я найду красивую накидку и браслеты, чтобы ты оказал приличие торжеству.

Карим подал мне приготовленную для меня верхнюю одежду и широкие браслеты, которые помогли скрыть голые запястья в коротких рукавах моих одежд. Потом он причесал мои волосы и смазал их ароматной водой, чтобы они лежали красиво, и надел мне на лоб обруч с зеленым камнем.

О, свадьба эта запомнилась мне. Все и так было для меня ново, но обыденная жизнь в караване и в оазисе была не такой яркой и громкой, как свадьба. Праздник обрушился на меня яркими цветами и звонкими звуками музыки и песен, каких я раньше не слышал. Я словно попал в разноцветный хоровод, кружащийся слишком быстро.

Я оказался в большом шатре, где было собрано всё, чтобы усладить каждое чувство человека. Красивые и нарядные люди радовали мои глаза, играла музыка для моего слуха, приятно пахло благовониями, нас усадили на мягкие ковры среди вышитых подушек и подавали вкусную пищу.

Невеста, покрытая тонким прозрачным покрывалом, закрывающим лицо, а по нему ещё и вторым, плотным и густо расшитым золотом, что спускалось на плечи и спину, сидела на коврах и подушках в глубине шатра. Жених, молодой воин из тех, кого я видел в караване, перемещался между гостями, поддерживая разговор и принимая поздравления и славословия.

Нас с Саидом усадили на почетные места, рядом с нами находились отцы молодых супругов, а по другую сторону стола – их матери и сестры. Я с любопытством рассматривал всё незнакомое мне и удивительное.

Полагаю, здесь были все жители оазиса. Все они были одеты в лучшие одежды, соперничающие яркими цветами и блеском украшений. Здесь я возблагодарил Саида за то, что он заставил меня принять красивый плащ и украшения, иначе я выглядел бы на празднике, как нищий.

Здесь я впервые мог рассмотреть женщин этого народа, и они поразили меня. В караване я видел женщин, закутанных по самые глаза, так что я даже не знал, каковы они внешне. Женщины в шатре Саида тоже были скрыты вуалями. Теперь же я видел множество женщин, разодетых в отменные шелка, которые скрывали не больше, чем необходимо.

Они были стройны и соразмерны, и их движения были изящны и грациозны, и поражали они тонкостью талии, и пышными бёдрами, и круглыми грудями. Прекрасные волосы их были распущены по плечам или покрыты искусно сделанными уборами. Одеяния их открывали глазу лишь их красоту, но не представляли глазу ничего излишнего. Все женщины до единой были увешаны золотыми украшениями, которые при каждом движении производили мелодичный звон.

И лица их были приятны и миловидны, с чистой смуглой кожей, свежим румянцем на щеках и яркими губами. Их улыбки были приветливыми и радостными, и смех их звенел подобно их украшениям.

Я не успевал следить за происходящим, постоянно рассматривая всё окружающее меня. Вокруг кипело и разворачивалось веселье, и сидя на коврах подле Саида, я только смотрел по сторонам.

Посреди шатра танцевали молодые красавицы в прозрачных шелках, и воины смотрели на них. Танец их был самозабвенен и свободен, словно двигается трава под ветром, так легко раскачивались их бедра, волны пробегали по изгибающимся телам, вздрагивали груди и руки совершали плавные жесты. Пояса низко на их бёдрах бренчали тысячами монет и бубенцов в такт музыке, и когда их тела начинали мелко вибрировать, словно рябь пробегает по воде, эти украшения рождали звенящий шум, подобный шороху песков, но намного более громкий. Кровь бросилась мне в лицо…

Каждая женщина в шатре танцевала. Юные девушки, вчера ещё бывшие детьми, и молодые женщины, сулящие мужчине бесконечные ночи, и женщины, которые уже произвели на свет многих детей, все они, каждая по-своему, танцевали этот волшебный танец, повествующий о том, что встаёт солнце и восходит луна, и ветер гонит песок пустынь, и мужчина приходит к женщине, чтобы завоевать её силой, и остаётся с ней навсегда, потому что не встречает сопротивления. О том, что создатель сделал мужчину и дал ему женщину, и ему угодно чтобы связь эта только укреплялась, и что каждой женщине здесь известно, как сделать мужчину счастливым, и что ни один из воинов не пожалеет, избрав их в жёны.

– Наш обычай мудр, о Али, – сказал мне Саид, – Женщины учат своих дочерей с малых лет повиновению мужчинам, оттого нам так легко и приятно жить с нашими жёнами. И мы одариваем их богатыми подарками, а они ублажают нас и наполняют нашу жизнь приятностью.

– Весьма мудры обычаи твоего народа, о Саид, – согласился я.

– Мужчина же может иметь несколько жён.

– Сколько жён у тебя, о Саид?

– Две, и могу сказать тебе, что этого немало, – он покачал головой.

– Сколь обильно украшены женщины твоего народа, но даже это не может затмить их красоты.

– О Али, – засмеялся Саид, – Эти женщины надели все украшения, которые дарили им их мужья и отцы, и они всегда поступают таким образом.

– Почему же, о Саид?

– Потому что муж может развестись с женой очень быстро, если есть четыре свидетеля, достойных доверия. А если такое случится, то она может взять себе только то, что было на ней.

Засмеялся и я, этот обычай показался мне очень умно измышлённым.

– Ну а раз она может забрать всё это богатство с собой, разве захочет мужчина развестись с ней так скоро? – сказал я.

– Потому-то это и происходит так редко, – подтвердил Саид, – Хотя благонравие жены не заменить никакими украшениями, и никакое золото не поможет женщине сохранить мужа, если она строптива и имеет дурной характер.

– Ведь воин всегда может найти другие украшения для другой красавицы, пока у него есть сабля, и силы её держать.

– Истинно так, о Али, истинно. Ничего не принадлежит женщинам по нашему закону. Но всё они могут получить, что пожелают, и мы отдаём им это по своей воле.

Мне дали в руку не чашу, из какой пили воду и горячие напитки, но высокий стакан с узорной поверхностью. Я пригубил напиток, красный, как кровь. Он был сладким и кислым и пощипывал язык.

– Это вино, священная душа лозы, – сказал Саид, – Запретен этот напиток в простые дни, но и праздник без него – не праздник.

– Почему так, о Саид?

– Потому что радует душа лозы кровь и веселит сердце.

– Чем плохо это в любой день человеческой жизни?

– Не должен быть любой день жизни подобен празднику, – отвечал он, – Веселье и радость – не для каждого дня.

– Жизнь человеческая полня тягот и лишений, и сложных испытаний, и трудных забот, – я снова пригубил вино, – Почему же не может человек хоть немного улучшить свой день, если есть такое средство?

Саид улыбнулся.

– Не пей много вина, о Али. Я знаю, что настанет день, когда ты не остановишься и выпьешь больше, чем нужно, чтобы стать веселым. Тогда ты поймешь, почему я так говорю.

– Как же я узнаю, что выпил слишком много?

– В тот день – никак. Ты узнаешь это на следующий день.

– Какой же смысл в таком знании? – не понял я его.

– Чтобы узнать, сколько ты можешь пить, а когда пора остановиться.

– Почему же ты, мой друг, не скажешь мне, сколько дозволено пить?

– Сегодня хватит одного стакана. Потом ты будешь знать больше.

– Хорошо, – согласился я, – Простое указание легко выполнить.

Я поставил белый стакан с вином подле себя и весь вечер отпивал по небольшому глотку. Другие напитки тоже были хороши – сладкие и кислые, и с пряным вкусом приправ, и горькие холодные, освежающие.

– О Саид, – спросил я, – Но что же создатель даровал людям для того, чтобы возрадоваться каждому дню?

Он улыбнулся и погладил меня по руке.

– Создатель в неизъяснимой милости своей даровал нам небо и землю, солнце и луну, звезды и ветер. Мужчинам он даровал женщин, лошадей и сабли, а женщинам – красивые одежды, украшения и мужчин. Он даровал нам вкусную пищу и питье, и счастье жить этой жизнью каждый день.

– Достаточно ли этого? – усомнился я.

Саид тонко улыбнулся.

– Достаточно для каждого дня, о Али. Кроме того, для людей создатель приготовил познание.

– Что это?

– Неисповедимы пути создателя и не может человек познать его замыслы, ибо они так велики, что незримы для человека. Но познать даже самую малую частицу этих замыслов – великое наслаждение для человека.

По моему лицу понял он, что мне неясно такое объяснение.

– Когда ты очнулся в шатре, о Али, ты не понимал ни слова, что мы говорили тогда при тебе?

– Ни слова, о Саид.

– Но потом ты узнал наш язык и стал понимать речь?

– Так, о Саид.

– Потом же ты начал складывать слова в фразы и теперь говоришь со мной свободно.

– Да, всё это было.

– Радовался ли ты, когда стал узнавать речь и смог понимать и говорить?

– И очень сильно, о Саид! – воскликнул я, – Тяжело быть глухим и немым и не знать ничего, что тебя окружает!

– Вот ты и сказал, о Али! – он рассмеялся, – Ребёнок радуется, что может ходить и хватать что пожелает. Юноша садится на коня и берет саблю, девушка делает первые стежки иглой. И все радуются, что познают все больше.

– Велика твоя мудрость, о Саид…

– Велика мудрость создателя, что устроил мир таким образом.

– Но приходит день, в который этого становится недостаточно?

– Когда же приходит день, в который этого недостаточно, и люди начинают роптать на создателя…

– Что же делают они, о Саид? Что я буду делать, когда придет этот день?

– Разве тебе плохо с нами, о Али? – удивился он, – Почему должен прийти такой день, когда ты станешь недоволен жизнью?

– Но он же настанет?

Я посмотрел на него прямо, и он отвел взгляд.

– Да, о Али, – произнес Саид, – Этот день настанет.

– Что же мне делать тогда? – повторил я, – Что делают люди в такие дни?

– Нашли же мы с тобой время, чтобы говорить о плохих днях посреди хороших!

– Не увиливай от ответа, о Саид.

– В плохие дни женщины плачут, а мужчины вдыхают дым наргиле, чтобы забыться.

– Что же, – решил я, – Плакать я не стану. А с дымом… Подождем до лихого дня, ибо я не спешу узнать, что это такое.

До поздней ночи продолжалось веселье, а потом я заснул прямо там, на подушках, под музыку и пение. Наутро я проснулся один в опустевшем праздничном шатре. Мне было одиноко, и печаль овладела моим сердцем. Никто не подал мне воды, и никого не беспокоило, вернулся ли я в свой шатёр. Был уже день, и солнце успело подняться над краем песков. Я вышел из шатра и пошёл вглубь селения.

Мне пришлось пройти мимо колодца, где женщины набирали воду. Снова чинно покрытые длинными платьями и платками, они, тем не менее, весело смеялись и болтали друг с другом, подставляя свои кувшины под струю воды, и совсем не торопились поскорее разойтись по домам. Завидев меня, они сразу перестали веселиться и сделались спокойными и скромными. Одна из девушек поставила кувшин с водой себе на голову и пошла между шатрами чуть впереди меня. Её стройный стан был так ровен, а бёдра так покачивались из стороны в сторону, что я не мог оторвать глаз от её фигуры. Вскоре она свернула с моего пути.

Я пришёл к шатру Саида, хотя расстались мы с ним лишь несколько часов назад. Пока я ожидал, сидя возле входа, как требовал того обычай, не позволяющий мужчине входить в шатёр, пока хозяин не пригласит его, мимо меня проскальзывали жёны Саида, закутанные в покрывала, безмолвные, грациозные и загадочные в своём молчании. Наконец, вышел Карим и поклонился мне, и сказал, что отец просит меня войти в его дом.

Саид приветствовал меня, протягивая мне руки.

– Привет и покой тебе, о Али. Входи же, и скажи мне, что привело тебя ко мне в этот час?

Он усадил меня на подушки, и мне подали воды и кофе со сладостями. Я думаю, что он сразу понял, чего я хочу, но учтивость, так свойственная этим людям, не позволяла ему заговаривать об этом первым. Я выпил воды, провёл ладонью по воспалённым глазам.

– Я хочу взять жену из твоего племени, о Саид Нур-Ашрам.

Молча смотрел на меня этот проницательный человек, и ни одной его мысли не мог я прочитать на его лице.

– Тебе нужна женщина, – наконец сказал он.

– Да.

– Али, я не могу дать тебе в жёны ни одну из дочерей моего народа.

Ответ поразил меня. Я был растерян и разочарован. Я желал, чтобы у меня была женщина, подобная тем, которых я видел вчера, и вот оказывается, что по какой-то причине это невозможно.

Намного позднее только я смог оценить прямоту, с которой дал мне ответ Саид. В его народе не принято было напрямую отказывать, говорить неприятные вещи, и собеседники учились по малейшим признакам угадывать, что не получат того, о чем просят. Но в тот день Саид оказал мне большую милость, когда прямо сказал, что мои чаяния напрасны. Но в тот час я не мог понять этого, и откликнулся лишь на его слова, не оценив любезности.

– Почему так, о Саид?

– Али, посмотри на сынов и дочерей моего племени. Они во всём подобны друг другу, их вид, ум и повадки сходны, как зёрна в колосе, потому что из века в век вожди не позволяют мужчинам брать жён из других земель. Так мы храним чистоту нашей крови. Если же мои воины начнут привозить себе жён из далёких краёв, то вскоре женщины своего племени перестанут нравиться им, и родители девушек станут беспокоиться о том, смогут ли они найти мужей своим дочерям. А потом родятся дети, которые не будут походить друг на друга, потому что у них будет разная кровь. Моё племя потеряет свою чистоту.

– Твои слова справедливы, о Саид, – признал я.

– Взгляни на моих людей, о Али. Сколь отважны и ловки мужи моего племени и сколь красивы и благонравны жёны. Все купцы хотят, чтобы мои воины сопровождали их караваны. Из далёких краёв властители человеческих судеб присылают мне девушек, чтобы они учились танцевать чудесный танец моего племени, и я беру большие деньги за это, но ни одна из этих чужестранок не достигла такого мастерства, как самые скромно одарённые дочери моего народа.

– И это так, о Саид…

– Я не могу нарушить чистоту, которая служит залогом совершенства моих людей. Женщины моего народа предназначены только для мужчин нашей крови.

И опять вынужден был я признать его правоту.

– К тому же, о Али, должен я сказать тебе, что по своей воле за тебя не пойдёт ни одна из наших девушек. А выдавать девушку замуж против её воли мне не велит мой закон.

– Почему же, о Саид, они не хотели бы этого?

– Потому, о Али, что ты отличен от наших мужчин, а только их находят привлекательными наши женщины.

– Что же, я недостаточно хорош для них?

– Слишком ты непохож на нас.

– Это не помешало тебе предложить мне разделить с твоим народом его жизнь.

– Я не капризная женщина, Али, а вождь, который должен знать, что лучше для его людей, – улыбнулся Саид и продолжал, – Я назвал тебе те причины, которые не позволяют мне дать тебе жену из моего племени. Но эти причины не умаляют твоей нужды, о Али. Тебе нужна женщина.

– Так что же, о Саид, ты можешь сделать для меня?

– Есть много путей для мужчины получить женщину, мой друг, – отвечал он, – И когда мы пойдем в поход, ты можешь купить на базаре невольницу и привезти её в свой шатёр.

Я нахмурился, это было долго и неизвестно ещё, когда мы пойдем в поход, и когда попадется подходящая девица. Такие хлопоты не были мне приятны. К тому же, я хотел бы приобрести женщину, которая хотела бы быть со мной по своей воле – и по закону этого народа, что не велит выдавать девушку замуж без её желания. Невольница, которой не мила её жизнь, вряд ли смогла бы украсить мое существование.

– Ты прав, о Саид, – сказал я, – Но я не желаю приводить в свой шатёр женщину, такую же чужую твоему народу, как я сам. Женившись на одной из ваших дочерей, я желал бы соединиться с твоим народом, принявшим меня. Стать одним из вас, познав вашу кровь и плоть. Соединяясь с женщиной, что чужая твоему народу, я лишь создал бы союз двух чужаков внутри оазиса. И это ни на шаг не приблизит меня к моему желанию стать одним из вас.

Саид очень серьезно выслушал меня, и некоторое время раздумывал над моими словами.

– Если так рассуждать, то ты прав, о Али, – наконец, сказал он, – Но увы, правота твоя не приближает нас к решению.

– Ничто не приближает нас к решению, о Саид, – ответил я уныло.

– Вставай, о Али и седлай своего коня. Проверь, так ли он хорош в деле.

Неожиданными были его слова, но я встал и отправился исполнять их. Когда я сел на своего коня, Саид уже подъезжал ко мне на белой кобыле. Он сделал мне знак следовать за ним, и я направил коня подле него. Мы углубились в пустыню, и когда верхушки пальм скрылись за барханами, он сказал мне:

– Ты исполняешь одно предсказание за другим, о Али. Если бы не было мне предсказано твоё появление, неужели ты думаешь, что я подобрал бы в пустыне неизвестного человека, и привёл бы его в свой народ, и предложил бы ему то, что предложил тебе?

– Я был удивлён этим, о Саид, и не знаю, почему ты так поступил.

– Потому, о Али, что я вождь, а вождям ведомо многое из того, что сокрыто от прочих людей.

– Ты хороший вождь, о Саид Нур-Ашрам.

– Ты исполняешь одно предсказание за другим, – повторил он, – И потому говорю я тебе, о Али, что ты найдёшь женщину в пустыне.

– Что ты говоришь, о Саид? Откуда же в пустыне возьмётся женщина?

– Не сомневайся в моих словах, о Али, – хитро сощурился он, – Пустыня изобильна и щедры дары её. Обещано было, что так случится, потому говорю тебе – ступай в пустыню, и она одарит тебя.

– Будь по-твоему, о Саид. До сих пор всё, что ты делал для меня, было хорошо. Но что если я не увижу в пустыне женщину?

– Если к тому часу, когда солнце коснётся барханов, ты не найдёшь в пустыне её дара, я дам тебе в жёны любую из дочерей моего народа, – уверенно сказал он, – Но будь честен, Али, и не обманывай меня.

– Я согласен, о Саид. Если я найду в пустыне женщину, я привезу её в оазис и сделаю своей женой.

На этом мы и расстались. Саид развернул свою лошадь и поскакал обратно в селение, я же углубился в просторы песков.

Я отпустил повод, и конь мой шёл наугад по распадинам между барханами и поднимался на их гребни. Я смотрел по сторонам, и сомнение теплилось в моём сердце. Только что я был уверен в том, что невозможно мне найти женщину в бескрайней пустыне, и вот уже думал о том, что случится, когда я наконец увижу её. Так провёл я много времени, всё больше удаляясь от той стороны, в которой находился оазис.

Уже невысоко стояло солнце над кромкой песков, и я стал подумывать, что пора мне поворачивать обратно, чтобы ночь не застала меня одного в песках. И в этот момент предсказание Саида сбылось.

Я увидел на гребне бархана тонкую и изящную фигурку, стоящую против солнца. Преодолевая жар, бросившийся мне в лицо, я тронул своего коня, и стал приближаться к ней. Стоило мне подняться на бархан, как она, увидев меня, метнулась с места в сторону, но я послал коня наперерез и уже через миг совсем близко увидел прекрасное тонкое лицо с большими глазами и приоткрытым от испуга ртом. Опустив руку на её плечо, я предотвратил возможное бегство, да и куда она могла бы убежать посреди песков, когда у меня был конь, который если даже и не мог сравниться с лошадями Саида, всё же был вынослив и быстр.

Не спускаясь с седла, я подхватил подарок пустыни и усадил перед собой. Стройное тело было закутано в длинное просторное платье из светлой ткани, и голова была покрыта капюшоном, руки же полностью обнажены до плеч. И никаких украшений не было ни на руках, ни на шее, ни на голове, потому я уверился, что это действительно мой подарок, а не чья-то женщина, случайно оказавшаяся в песках.

Молча она пыталась освободиться из моих рук, но я держал крепко, и вскоре она перестала вырываться. С торжеством я направил коня обратно в оазис, и вскоре был уже там. Оставив коня в табуне, я снял с седла свою присмиревшую добычу и направился к своему шатру. Саида я встретил по пути, идущего к своему шатру в окружении незнакомых мне мужчин в цветных одеждах.

– Привет и покой тебе, о Али, – сказал он мне, – Я рад увидеть тебя, и вижу, что слова мои оказались правдивы.

– Ты прав был, о Саид, – отвечал я, – И я сдержу своё слово.

Я повёл её к себе в шатёр не выпуская её руки, и она следовала за мной, хотя и не очень охотно. Впрочем, какого желания идти со мной мог я ожидать от той, с которой не перемолвился и словом.

Через несколько минут после того, как я опустил полог при входе в шатёр, я выскочил обратно, полный ярости и негодования, и быстро направился к шатру Саида. За запястье я держал своё недавнее приобретение, так и не прекратившее упираться. Я втолкнул это наказание в шатёр и вошёл сам. Саид уже сидел там, окружённый несколькими мужчинами племени и незнакомцами, и они, судя по всему, вели разговор о делах, но я не намерен был ждать снаружи, пока они закончат.

– Ты обещал мне, что я найду в пустыне женщину, которую получу в дар и возьму в жёны, о Саид Нур-Ашрам? – спросил я его.

– Это было, о Али, и я вижу, что слова мои исполнились, – отвечал он, сохраняя невозмутимость.

– Тогда взгляни, о Саид, что я привёз из песков!

Я рванул светлые одежды вниз, и они упали на ковры. Посреди шатра стоял молодой юноша, тонкий в кости и подобный лёгкостью девушке, но несомненно было то, что девушкой он не был. Он не имел ничего, что положено иметь женщинам, но все, что имеют мужчины. Его волосы падали на плечи подобно лунному свету, а большие глаза были, как хризолиты, и он смотрел вперёд себя безмятежно и независимо, высоко держа голову и не смущаясь ни наготы, ни бесцеремонного обращения с собой. Как будто не человек стоял перед нами, а зверь, не знающий стыда и смущения.

Ни тени сомнения не промелькнуло на лице Саида, он спокойно оглядел его с головы до ног и перевёл взгляд на меня.

– О Али, я не вижу, – произнёс он, – Ни одной причины, которая помешала бы тебе исполнить своё обещание.

– Но это не женщина!

– Это не нам с тобой решать, – сказал он, – Если пустыня дала тебе это, значит, это именно та женщина, в какой ты нуждаешься сейчас. И если пустыня так решила, значит, так тому и быть. И это разумно и правильно.

– О Саид, – вскричал я, – Опомнись! Или в твоём народе заведено мужчинам жить вместе и совершать противное замыслу создателя?!

– Пустыня дала тебе женщину, – неумолимо повторил Саид, – И если это то, что ты привёз из пустыни, значит, это и есть женщина, предназначенная тебе, как и было обещано.

И пока я искал ещё слова, чтобы возразить ему, он обратился к юноше со словами:

– Подойди ко мне, дитя песков.

Он не сдвинулся с места, и я увидел, что он не знает этого языка и не понимает, что Саид говорит с ним. И Саид понял это, потому что поманил его к себе рукой, и увидев этот жест, юноша шагнул к нем и опустился на колени. Саид протянул руку и раздвинул его веки, поворачивая голову к свету. Взглянул в глаза, светлые, как хризолиты, потом открыл пальцами его рот и осмотрел зубы. И наконец, раскрыл его ладони и оглядел линии, начертанные на руках. Тогда Саид сказал мне:

– Это будет хорошая жена для тебя, о Али. Наши женщины научат её всему, что знают и умеют сами, так что когда мы с тобой возвратимся из похода, у тебя будет жена, которая ни в чём не уступит моим жёнам.

– Но Саид, не безумие ли это?!

Я оглянулся на мужчин, сидевший вокруг, отыскивая в их лицах неудовольствие решением Саида, но увидел лишь, что они согласно кивают головами в знак того, что слова Саида представляются им правильными и точными. Видимо, один я здесь имел самонадеянность опровергать решение пустыни, по закону которой они жили.

– Звать мы станем её Саафи, как зовем этот оттенок зеленого.

– Одумайся, о Саид! – простонал я, уже понимая, что мне не переубедить его.

– Ступай и отдохни, о Али, – ответил он мне, – Я говорю с посланниками караванщиков, и если создателю будет это угодно, то мы скоро отправимся в путь.

Пожалуй, это единственное, что могло примирить меня с реальностью. Я взял это ужасное создание за локоть и выволок его наружу. Одна из жен Саида выскользнула за нами и подала мне порванное платье из светлой материи, которая текла по моим пальцам, словно была жидкой. Потом она взмахнула руками и с головой накрыла юношу большим покрывалом. Оно тяжело обвисло, скрывая его наготу.

Я шагал широко и стремительно, не обращая внимания на то, что он не всегда успевает за мной, а тяжёлые грузы, зашитые в уголки покрывала, бьют его по ногам. В своём шатре я толкнул его на ковры и сам лёг на своё ложе, задумавшись о том, что дальше со мной будет.

Неужели я должен жить с этим существом? Я хотел бы иметь жену, которая украсила бы мою жизнь. Но не иметь жены было бы намного лучше, чем жить с мальчишкой. Я взглянул на него – он удобно уселся на коврах среди подушек, и покрывало было обернуто вокруг его плеч и рук, а край накинут на голову, скрывая волосы. Он был подобен мне тем, что имел светлую кожу и волосы, и прозрачные глаза. Но вместе с тем мы были настолько различны, что казались сынами разных народов больше, чем я и жители пустыни. Я не понимал, чем этот светлокожий юноша настолько отличается от меня, но я чувствовал это нутром, всей своей сутью. И я не сомневался в этом.

Вечером Карим, сын Саида, пришёл, чтобы позвать меня в его шатёр, и он был горд тем, что отец поручил ему это. Кроме меня в шатре собрались все воины племени. Сидя среди них, я выслушал речь Саида о том, что каравану предстоит выступить через несколько дней, и мы встретим его в песках, до тех же пор его поведёт человек из города и будут сопровождать городские воины. Когда же мы приведём караван в то место, где его ждут, мы пойдём с другим караваном и достигнем другого места, и повторяться это будет ещё не раз, прежде чем мы вернёмся назад. После того, как все беседы были переговорены, я заметил, что Саид сделал мне знак, чтобы я остался, когда все воины стали покидать шатёр.

– О Али, – сказал он мне, когда мы остались вдвоём, – Тебе не нужно бояться того, что будет происходить. Мы живём здесь по закону пустыни, и поверь мне, мой народ давно был бы поглощён пустыней, если бы мы не слушали её голос и не подчинялись её закону.

– Но Саид, – мрачно отвечал я ему, – Сам ты живёшь с прекрасными женщинами, а не с юношей, который не понимает твоих слов, и ровно дикий зверь косится на тебя.

Услышав эти слова мои, Саид Нур-Ашрам засмеялся мелодичным смехом и сказал мне:

– О Али, поверь мне, я предпочёл бы делить шатёр с юношей, которого подарили мне пески, и на котором пребывает их благословение, нежели с женщинами, которые болтливы, капризны и постоянно досаждают мне своими спорами и разногласиями. Но хотя я и вождь моего народа, и хотя пустыня открывает мне многие из своих тайн, она ни разу не делала мне такого подарка.

– Тогда давай поменяемся с тобою, о Саид, – предложил я ему.

– Я дал тебе кривую саблю, о Али. Отдашь ли ты этот подарок кому-то, если тебя попросят?

– Конечно, нет, о Саид, – фыркнул я.

– Этим даром я советую тебе дорожить так же, как кривой саблей, ибо на нём печать пустыни и её благоволение к тебе.

– Я попробую последовать твоему совету, о Саид, – скрепя сердце сказал я.

– Полагаю, что тебе не так сложно будет это, – улыбнулся он, – Это существо обладает всеми достоинствами хороших жён. Мои женщины научат её всему, чего она не знает, и что необходимо жене, чтобы сделать своего мужчину счастливым.

– Ты называешь меня мужем, о Саид, – возразил я, – Но лишь недавно я вернулся из пустыни, и не было ни свадьбы, ни какого-то другого обряда. Неужели в твоём народе принято мужчине и женщине становиться мужем и женой лишь по взаимной склонности, минуя обычай предков и начертания создателя?

– То, что пустыня даёт сама и по собственной воле, не нуждается в освящении человеческими традициями, о Али.

– Хорошо хоть так, – вздохнул я.

Мне нисколько не улыбалась перспектива демонстрировать это неподходящее в жёны мужчине существо перед всем оазисом на свадебном обряде.

– Не тревожь своей души бесплотными волнениями, о Али, – примирительно произнёс Саид, – Очень скоро ты станешь счастливым обладателем женщины, совершенной по красоте своей, которая к тому же думает и поступает так, как велит наш закон и обычай.

– Но я не могу познать это существо, как женщину…

– И если ты желал соединиться с моим народом, о Али, – он наклонился ко мне, – То нет вернее пути, чем познать этот дар песков. Пустыня знает, в неизреченной мудрости своей, что кому даровать.

– Мне осталось лишь довериться тебе и уповать на твою правоту, о Саид, – сказал я ему, понимая, что бессмысленно спорить.

– Пусть Саафи придёт завтра в мой шатёр с утра. Вот покрывало, чтобы она могла прикрыться, и вот украшения, чтобы она не чувствовала себя обделенной, когда придёт в шатёр к моим жёнам.

С этими словами Саид подал мне красивое синее покрывало из тонкого шёлка и пару золотых вещиц с подвесками, намного более скромных, нежели у его женщин. Я с благодарностью принял всё это из его рук, подумав, что Саафи, на мой взгляд, вполне подходящее имя и для мужчины, и что никакие силы не смогут заставить меня считать его женщиной.

Если только случится чудо, и он станет ею… Может ли быть такое, что Саиду и его жёнам известен способ превращения мужчины в женщину? Почему бы не допустить такую возможность, раз он с такой лёгкостью пообещал мне женщину взамен мужчины? Кто знает, может быть Саиду довольно окатить мою находку из горсти кипятком, или осыпать золотыми цехинами, чтобы он обернулся прекрасной женщиной, как и было обещано. А может быть такие, как он, найденные в песках, рождаются среди барханов, подобно тому, как облако возникает в небе, и становятся красавицами, стоит им лишь провести ночь в шатре среди людей.