Фоторобот в золоченой раме

– И увидели поразительное сходство, – хмыкнул Платов.

– Да. Многие вещи были теми же самыми, только подписи разнились.

– Много?

Сурин потупился и произнёс:

– Пока около двухсот.

– Диапазон цен?

– Самые скромные – пятьдесят-сто тысяч долларов. Те, что получше, – до миллиона-двух… Понимаете, это же международная мафия! Сюда все втянуты – аукционы, контрабандисты, дилеры. Они опасны. Они уничтожают целые пласты западной культуры и пишут несуществующую историю искусства. Это вандалы!

– Кто этим занимается?

– Кто подделывает – не знаю. А продавцы – это Акопов, Омаров, ещё тьма народу. Они все друг друга знают, общаются. Вандалы, говорю вам. Варвары.

– Можно ознакомиться с результатами ваших изысканий?

– Для вас сделал, – Сурин протянул флеш-карту.

Платов кинул флешку в портфель, и у него было странное ощущение, будто тот потяжелел. Оно и неудивительно. В портфеле теперь лежала бомба. Бомба, которая испарит десятки миллионов долларов…

* * *

Наконец свершилось. Карточка выставлена, дело «по факту мошеннических действий в отношении гражданина Кононенко Э. А., причинивших ущерб в особо крупном размере, то есть по признакам преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 159 УК РФ», возбуждено. Но до реализации пока далеко. Следачиха возилась с санкциями на обыск по местам жительства фигурантов. Процедура эта долгая, нудная и волокитная.

Перед самой реализацией посыпались сюрпризы. Носорог съехал с городской квартиры. Пришлось разведчикам тянуть его от работы до адреса – теперь он обитал в крутом коттеджном посёлке в ближнем Подмосковье.

– У нас нет времени выписывать туда обыск, – объяснила Лукашкина на очередном совещании следственно-оперативной группы.

– То есть в коттедж мы не войдём? – нахмурился Шведов.

– Конечно, могу попытаться получить постановление, – затянула Лукашкина с таким видом, что стало ясно – ничего она не сделает. – На неотложный обыск не надейтесь. Нам их запретили проводить…

Градус нервозности повышался. В четверг Платову, развалившемуся в своём уютном кожаном кресле в кабинете на Петровке, позвонил Шведов и сообщил:

– Левицкие куда-то делись…

– Это как?

– Слиняли. Свинтили. Лыжи навострили. В общем – исчезли в неизвестном направлении, растаяли, как утренний туман.

Выяснилось, что Левицкие обрубили все телефоны. По месту жительства и в галерее на Остоженке не появлялись. Платов отправился на Житную.

– Вот же стручки, – покачал головой Шведов, пожимая руку своему товарищу. – Сейчас со своей шенгенской мультивизой возьмут билет до городу Парижу – и ищи ветра в поле.

По базе данных «Розыск-Магистраль» билетов фигуранты не брали, но база неполная. Получить от погранцов информацию не удалось.

Мобильные телефоны Левицких молчали уже третий день. Стационарные телефоны в галерее и на квартире тоже молчали. В общем, были полные непонятки. Зато Носорог был на месте и с утра до ночи трещал по телефону о «списках Сурина».

Антикварная среда кипела. «Список Сурина» ждали, как Откровение Иоанна Богослова, описывающее конец света. Антикварные дилеры справедливо полагали, что его опубликование будет для них локальным армагеддоном.

Между тем стали появляться отдельные картины из этого списка. Ходили по рукам ксерокопированные бумаги. Каким путём попадали к антикварам – неизвестно, но они были. И страсти начали переходить уже в конкретные дела.

В час ночи, когда вся семья уже спокойно спала, Платова разбудил телефонный звонок.

– Кому не спится в ночь глухую? – пробурчал Платов, хватая телефон.

– Это я, друг мой, твоя совесть, – донёсся возбуждённый голос Каца.

– Йосик, ты садист или диверсант? Не слышал, что будить людей среди ночи опасно?

– Какая ночь? Такие дела творятся! Этот список Шиндлера… То есть Сурина. Ну, в общем…

– Короче, ты влетел… Отлично, Йосик. Я в тебя верил. На большие бабки опустился?

– Да картинка там меленькая, дрянненькая. Кисти Сарьяна. И по ней мне только что предъяву сделали. Мол, «перелицовка». Кому такое дерьмо перелицовывать надо?

– Цена вопроса?

– Пятьдесят тысяч. Вечнозелёных…

– Мой тебе авторитетный совет. Отдай деньги и не отсвечивай. Пока не поздно.

– Пятьдесят тысяч. Отдать! Ох, грехи мои тяжкие!

– Ты мне лучше скажи, где Левицкие? Телефоны скинули. Они не смылись в Южную Америку?

– Да ладно тебе. Просто взяли тайм-аут. Легли на дно где-то в Подмосковье.

– Ты уверен?

– У них сделка наклёвывается. А они за копейку удавятся. Появятся скоро…

* * *

Пока ситуация с реализацией затягивалась, в отделе Платова подоспели мероприятия по пресечению деятельности одной сильно продвинутой мошеннической группы.

Мошенники – народ сметливый и креативный. Благодаря СМИ срок годности мошеннических ноу-хау с каждым годом становится всё короче. Напёрстки продержались лет семь-восемь, лохотроны – лет пять. А сегодня приходится уже чуть ли не каждый месяц ломать голову над новыми разводками.

И вот додумались. В газете появляется объявление – предлагается новое чудо-лекарство. Пенсионер покупает, пьёт его по инструкции. А через месяц ему звонят и говорят, что ему продали бракованное токсичное лекарство и пришёл каюк. Хотя есть выход – нужен антидот. Он денег стоит, но отдадут его практически по себестоимости. За каких-то двести тысяч рублей.

Удивительно, но на эту наживку народу повелось немало. Оперативники потратили уйму времени и сил, наконец удалось выявить всех членов группы, локализовать их местонахождение. Сначала установили двух студентов пищевого института, которые непосредственно изымали деньги. Их приняли первыми. Потом в Подольске на квартире задержали организатора, имевшего уже две судимости за мошенничество, и доставили на Петровку.

Студенты поплыли сразу, стали искренне каяться и вымаливать прощение. Организатор ушёл в глухой отказ.

– Признаваться не в чем. – Мошенник, худосочный, с наглой мордой и татуированными перстнями на пальцах, сидел вальяжно, нога на ногу. – Можете – докажите. Я денег не брал. Никого не кидал.

– Да ладно стесняться-то, – улыбнулся Платов. – Молодец, хорошую разводку изобрёл. Можешь преподавателем работать. В институте Воровского местечко есть, факультет карманной тяги.

– Не, по карманам не наше.

– Ну, тогда кафедра театральных постановок. Как понты держать. Тут ты мастер.

– Я не волшебник, а только учусь, – хмыкнул мошенник.

– Ты скажи без протокола – не совестно старых людей обувать? У тебя родители ведь есть.

– Да я бы и их обул. Такие твари, я тебе скажу. Будь их воля, они б меня на внутренние органы продали.

– О муках совести тебе неизвестно.

– Какая совесть? Почему я кого-то жалеть должен? Меня кто жалел когда?

– Старики твою разводку как смертный приговор принимали. В таком возрасте такие стрессы можно и не пережить.

– Значит, судьба у них такая. – Мошенник заулыбался, настроение у него было далеко не удручённое. – Пожили – пускай другим дадут пожить. А мне деньги нужны.

– Молодец.

– Человек человеку лох… Ну чего ты меня так глазками буравишь? Мол, насквозь видишь, да?.. Ха, а встреться мы на воле – так ты тоже бы лохом для меня стал. И гулял бы я на твои деньги, опер. Прикинь, на ментовские деньги в «Метелице» заклубился бы с травкой и коксом!

– Вряд ли. Лекарства дорого стоят, а тебе бы на них всю оставшуюся жизнь пришлось работать.

– Ну а хамить не надо, – нахмурился мошенник. – Я этого не люблю.

От такой наглости Платов на миг оторопел, а потом залепил ему ладонью в лоб. Основательно так, но без телесных повреждений – как учили. И с удовлетворением услышал от распростёршегося на полу мерзавца жалобный скулёж типа «дяденька, не бейте».

– Пустить бы тебя в расход, падлу. – Платов вздёрнул за шиворот тщедушного мошенника и кинул на стул. – Рука бы не дрогнула.

На работу по этой группе убили пару дней. С утра, вместо того чтобы воспользоваться законным «отсыпным днём», положенным по всем правилам после такой работы, Платов отправился на Житную.

Там Шведов сообщил ему новости:

– По Левицким. Машину их система «Поток» зафиксировала на Рублёвке пару раз. Мы посмотрели по детализации мобилы за последние месяцы – получается, у них там притяжение, к этой Рублёвке.

– И сколько мы ещё ждать можем? – спросил Платов. – День-два, неделю?

– Труба дело, – вздохнул Шведов. – Потерпевший в подмосковных лесах прячется, уже нервничать начинает. Руководство тоже нервничает – вроде уже всё спланировано, а реализация оттягивается. Чего предлагаешь?

– Пока мы только до Носорога дотянуться можем. На него доказухи выше крыши. Он возил. Перелицовывал. И под рукой.

– Кстати, он уже отлично знает, что под них копают. – Шведов открыл сейф и протянул сводку своему напарнику: – Глянь, до чего он договорился.

Платов наспех просмотрел отмеченные маркером абзацы. Похоже, Носорог беседовал с кем-то ушлым в юридических вопросах, возможно, с адвокатом.

«– Ну и пускай хоть Интерпол, хоть ФБР привлекают, – говорил Носорог.

– Картины-то правда фуфельные, – в ответ резонно замечал собеседник.

– Да ладно тебе. Какие фуфельные!

– Ой, ну со мной вот не надо этого… Я же знаю, что ты мазню эту покупал. И переделывал.

– Слушай моё веское слово. Купил я пейзажи этого Де ла Кура. Показал знающим людям. Они сказали, что это Киселёв. Неизвестный. Открытие, можно сказать. Знаешь, при советской власти западные художники стоили дороже, чем русские. Дипломаты тогда скупали русские картины, вывозили на Запад, там замазывали русские подписи и делали подписи своих художников. Мне оставалось только отмыть картины.

– И засияли подписи русских классиков! Уверен, что тебе поверят?

– А как же. Я прав. И ничего не боюсь».

Платов отодвинул сводки.

– Что значит – отмыл картины? – возмутился Шведов. – В ванной, шампунем и мочалкой?

– «Отмыть» у реставраторов – это убрать наносные слои и обнажить более ранние, подлинные. Но это всё бред. Экспертиза ясно даёт, что надпись Киселёва более поздняя. А вытравленная Де ла Кура – родная. Даже не парься.

Послышался звонок мобильного. Шведов взял трубку.

– Да, я, – закивал он. – Когда?.. Откуда звонили? Значит, здесь… Держите меня в курсе. Звоните в любое время.

Он со стуком положил телефон на стол, победно улыбнулся и сообщил:

– Группа контроля по «двоечке». Прослушка наша родная. Левицкая снова в эфире. Говорила с каким-то реставратором. Обещала в четырнадцать часов завтра на улицу Стасевича подвезти на реставрацию этюд Саврасова.

– Отлично!

– Ждём её там. Принимаем под наблюдение и укладываем в адрес. – Шведов отстучал на телефоне номер. – Григорич. Это Шведов… Помнишь, тему по антикварным барыгам. Надо завтра поработать. В адрес уложить… Я понимаю, что заказов полно и ты по террористам сейчас работаешь. Но у нас реализация срывается. Мы их приёмку готовим. А они у нас неизвестно где дохнут… Ладно. Конечно… Понял…

Положив трубку, Шведов вытер пот со лба:

– Уф, договорился. Волшебное слово для «наружки» – под реализацию.

– Реализация, – покачал головой Платов. – Уж не верится, что она будет.

– А куда мы денемся с подводной лодки! Будет…

* * *

Дом был огромный, сталинских времён, с архитектурными излишествами, и раскинулся на целый квартал. Одних подъездов была пара десятков, и в каждом строгие вахтёры.

Здесь располагался какой-то закрытый научно-исследовательский институт. И в этом секретном почтовом ящике на вполне законных основаниях расположились сотни офисов.

Оперативники появились там загодя. День был душный, похоже, что начинающееся лето будет жарким. На месте их ждали сотрудники оперативно-поискового бюро МВД России.

– Главная задача – засечь фигурантов, – сказал Шведов. – Провожаем до адреса. Неплохо узнать, к кому они здесь приедут.

– Ты говорил, они к реставратору какому-то идут, – заметил Алексей, старший «наружки», по виду – типичный работяга, совершенно неприметный. – Внутрь нас не пустят. Нам запрещено в почтовых ящиках работать. И засечь фигурантов тоже непросто – смотри, сколько подъездов здесь. И народу как на Красной площади в первомайскую демонстрацию.

– Леха, очень надо. Мы их принимать на днях будем. И не знаем, где шхерятся.

– Да я всё понимаю. Что можем, сделаем… На связи по мобиле. «Двойка» если информацию по телефонным переговорам объекта передаст, сразу мне сообщай. Как мы их засечём, я тебе звякну. – Алексей растворился во дворах, как будто и не было.

Потянулось время ожидания. Оперативники устроились на лавочке во дворе, откуда просматривалась часть фасада здания.

– Четырнадцать часов пять минут, – продемонстрировал Шведов мобилу.

– Сучьи дети, неужели не приедут?

Не появились Левицкие и в пятнадцать минут третьего. И в двадцать. И в половину.

Ещё через десять минут у Шведова завибрировал мобильник.

– Понял… Отлично… Держите меня в курсе. – Шведов сложил «раскладушку» и кивнул Платову: – «Двойка» сообщает, Ирина звонила реставратору. Сказала, что получает пропуск и поднимается с мужем.

– «Наружка» прошляпила.

– Получается. – Шведов отзвонился старшему группы: – Леха, по «двойке» прошло – они в здании. Попытайтесь их хотя бы на выходе срисовать. Они, скорее всего, будут с картиной.

– Какой подъезд?

– Без понятия!

В томительном ожидании прошло ещё полчаса. Оперативникам надоело скучать на лавочке, они вышли из скверика. Платов неожиданно остановился.

– Чёрт, вон они!

– Где?

– Второй подъезд. На ступенях.

Шведов кинул быстрый взгляд в ту сторону. На гранитных ступенях НИИ стояли двухметровый массивный верзила с упакованной в жёлтую бумагу картиной под мышкой и худая маленькая женщина, чуть ли не на две головы ниже его.

– Только не пялься на них, – сказал Платов.

Шведов набрал номер старшего группы:

– Лёша, они из второго подъезда вышли. Пересекают улицу и углубляются во дворы… Чёрт, сейчас исчезнут! Похоже, где-то там машину кинули.

– Не мельтеши, главное, – спокойно произнёс старший. – Мы их приняли. Не спрыгнут.

Оперативникам оставалось только полностью положиться на искусство разведчиков.

Прошло несколько минут напряжённого ожидания. Потом Алексей сообщил по телефону:

– Мы их ведём. Они на чёрной «Ауди».

– Леха, за мной коньяк! – воскликнул Шведов.

– Ловлю на слове… Только бы в пробках их не потерять.

– Лёша! Две бутылки коньяка… Три! Помни об этом!..

* * *

С обысками следачиха что-то напутала – налепила в постановлениях технических ошибок, так что из Генпрокуратуры ей бумаги завернули. Когда она со второго захода подписала их у прокурорских, документы завернули уже из Мосгорсуда, потому что она в очередной раз что-то напортачила. Так что на сегодняшний день судейской санкции на обыск не было.

– Ты уверен, что она не стажёр-дознаватель из поселкового отделения? Она вообще дела расследовала?

– Достала! – воскликнул Платов, когда они вышли с очередного совещания в Следственном департаменте. – Камбала сушёная. Как думаешь, умышленно она тянет? – спросил Платов. – Или на самом деле такая дура, что бумаги подписать не может. Может, ведёт за нашими спинами переговоры о том, чтобы дело продать.

– Все может быть, – кивнул Шведов. – Я и не такое видел. Но пока явных признаков сдачи позиций не наблюдается.

– А Носорога разговор вспомни.

Платову не давала покоя сводка ПТП недельной давности. Носорог тогда сказал своему приятелю: «Я узнал. На нас вроде в СД роют. В СД МВД, да… Следователь там такая есть. То ли Лукошкина, то ли Лукашина. Якобы у неё материал».

После этого разговора Носорог никаких признаков беспокойства не проявлял. Продолжал жить и готовиться к ежегодному всероссийскому антикварному салону в Центральном доме художника, который должен был состояться через несколько дней.

К антикварному салону готовились и Левицкие. В тот день «наружка» сумела их удержать и проводить до места обитания. К удивлению оперативников, беглые антиквары спокойно вернулись в адрес прописки. С утра направлялись к себе в галерею. Туда упаковывали картины, которые планировали выставить на Крымском Валу.

Кац нашептал, что Левицкие готовят массовый вброс фальшивок. На своём стенде в салоне они хотели разместить несколько картин и большую коллекцию фарфора и бронзы.

«Наружка» висела на хвосте Левицких ещё пару дней. Никаких важных контактов не выявили. Зато оперативное дело пополнилось забавными жанровыми сценами.

– Дорогой, я тебя не вижу, – ворковала Левицкая. – Тебя загородил какой-то противный самосвал.

– Дорогая, я тут, – отвечал её муж.

– Вот теперь вижу нашу милую машинку. Подъезжай поближе, дорогой. Я уже допиваю кофе.

– Жду, любимая.

Оказывается, у Левицкой в порядке вещей было на ужин найти ресторан пошикарнее, заказать там что-нибудь, в то время как одинокий муж, как водитель загулявшего начальника, терпеливо ждал её за рулём, меланхолически пережёвывая хот-дог.

– Он у неё как раб, – сказал Платов, вычитав очередную сводку. – Носильщик, телохранитель, пробивная сила и безвольная тварь.

– Удивительно. Как бабы умеют подавлять мужиков…

Неожиданно грянул гром среди ясного неба. На северо-западе Москвы террористка-смертница взорвалась, унеся с собой одиннадцать жизней ни в чём не повинных людей. Полицию привычно перевели на усиленный режим работы.

Тем временем в телефонных переговорах Левицкой начали звучать тревожные нотки. Она разговаривала со своим адвокатом, который консультировал и улаживал отношения с правоохранительными органами.

– Твои знакомые из полиции ничего не делают, – возмущалась Ирина.

– Они вернули тебе машину, картину и квартиру. Этого мало?

– Но Кононенко на свободе. Тут слухи доходят, что Цеховик решил в полицию обратиться.

– И бог с ним. Когда пишут друг на друга заявления, правым оказывается тот, кто успел написать раньше.

– Я нервничаю, понимаешь. Эта мерзкая тварь портит мою деловую репутацию. Антикварный салон на носу. И я должна поправить свои финансовые дела. Твои полицейские дорого берут.

– А может, проще отдать Цеховику деньги и разойтись?

– Деньги? Отдать? Никогда! – Это было сказано с фанатичной решимостью.

На следующий день Левицкие опять пропали из эфира. Один разговор у Ирины был, да и тот странный. Звонил её деловой партнёр. Она сказала, что не может сейчас говорить и все вопросы позже.

– Опять в подполье решили уйти? – раздосадованно произнёс Шведов, разукрашивая маркером очередную сводку ПТП из толстой пачки, разложенной на его столе. – Если Камбала не подготовит все документы в течение ближайших дней, я пищу рапорт на руководство министерства. Пускай проводят служебное расследование.

– Давно пора, – кивнул Платов.

У Шведова на столе затрезвонил городской телефон. Женский голос произнёс:

– Вас беспокоят из Главного управления на транспорте. Вы ставили на сторожевой контроль перемещения Левицких?

– Было такое. – Шведов писал транспортникам письмо с целью отслеживания передвижения фигурантов по железной дороге и авиатранспортом.

– Фигуранты на завтра взяли билет до Минска на 131-й поезд Москва – Брест. Отправление в двадцать три тридцать с Белорусского вокзала.

– Новость, однако… Вы нам очень помогли. – Шведов положил трубку и произнёс: – Всё-таки валить решили.

– Ну вот, началось в деревне утро!.. Значит, информация утекла, – скривился Платов.

– Да она вечно течёт, – сказал Шведов и витиевато выругался. – Не контора, а дуршлаг какой-то.

– Кто слил-то, интересно.

– Что не мы с тобой – факт. Скорее всего, со следствия или из прокуратуры. Если они сейчас разбегутся, дело, считай, загублено. Будешь по всему миру их искать. Надо их принимать. Сейчас докладываю начальству и едем в следствие.

Через полтора часа они были в Газетном переулке, в так хорошо знакомом тесном кабинете.

– Рано их задерживать, – скривилась Лукашкина. – У меня ещё обыски на подмосковный дом Омарова не готовы.

– Это уже не важно, – отмахнулся Шведов.

– Ну ладно, – нехотя согласилась следачиха. Похоже, ей было лениво сейчас участвовать в обысках, допросах, задержаниях. – Кто будет принимать участие в следственных действиях?

Обыскивать предстояло две галереи, две квартиры, реставрационный Центр Грабаря. Работы непочатый край. По тревоге подняли весь отдел ГУБЭПа МВД РФ, в котором работал Шведов. Платов задействовал пару оперов со своей конторы. Договорились с Минкультом о складе для хранения изъятых картин. Непосредственный руководитель Шведова сообщил, что коммерсанты обещали подогнать понятых и пару «Газелей» для перевозки изъятого.

Под штаб операции выделили актовый зал в Следственном департаменте в Газетном переулке. Там воцарилась многолюдная суета, звонки, толкотня.

Шведов, сидящий за длинном столом, набрал номер начальника отдела скрытого наблюдения:

– Георгич, мы наших клиентов завтра ранним утром под приёмку готовим.

– Герман, ты чего?! – послышался в ответ возмущённый голос. – Ни одного экипажа нет! Мы сейчас все по терроризму работаем и экстремистам. Указание с самого верха.

– Георгич, хочешь, на колени встану? Нам их нужно завтра утром взять! Они валить готовятся.

– Вот чёрт. – Георгич задумался. – Хорошо. Пожалуй, смогу перекинуть с других объектов. И получу по шапке.

– Я тебе памятник возведу! Нерукотворный!

– Подожди радоваться. Одну бригаду могу круглосуточно. Вторую придётся на ночь снимать. У меня люди несколько суток без сна. За кем как выставляемся?

– Круглосуточно будем контролировать Левицких. Они валить решили. А Носорог ровно дышит. Никуда он не денется.

– Решили, – начальник отдела разведки дал отбой.

Через час одна бригада «наружки» выставилась около «Галереи классического искусства» на Остоженке. Другая отправилась к метро «Таганская» к гламурному ресторану «Гусятникоff», где, как следовало из прослушки, Носорог назначил деловую встречу. Остаётся только зацепить фигурантов. Этот вопрос был решён, и на листке плана Шведов поставил соответствующую отметку.

– Вот ещё, – сказал он. – Левицкий – здоровый, как бык. Нужно спецназ брать.

– Да ладно, – отмахнулся Платов. – И не таких брали.

– Тебе гладиаторские бои нужны? – возразил Шведов. – Пускай ласты клиентам крутят те, кому по службе положено. Тем более у Левицкого травматический пистолет есть и газовик. Может, и настоящий ствол заныкал.

– Хорошо, – поморщился Платов.

Ожидалась бессонная ночь. А может быть, и не одна. Реализация – это как чемпионат. Год тренируешься, а потом в одном броске должен выложиться и получить медаль.

В восемнадцать часов служба наружного наблюдения сообщила, что приняла Левицких, которые вышли из галереи и уселись в машину. Ещё через два часа из «Гусятникоffa» вылез поддатый Носорог.

В девять вечера в актовом зале собрали толпу оперов и следователей. Шведов, Платов и следачиха расположились за столом президиума.

Людей поделили по экипажам, старшим передали конверты с инструкциями и постановлениями.

– На телефоне в штабе остаётся группа – следователь и два оперативника, – завершил свою речь Платов. – На случай каких-либо непредвиденных ситуаций и для координации. Порядок сбора определяют старшие групп. Начинаем по сигналу. Ну что, с богом, ребята…

* * *

Чем хорошо ехать ранним утром – нет пробок. Редкие машины колесят по Москве, из них половина – полицейские.

Добрался Платов до точки рандеву быстро. И увидел припаркованную у «Макдоналдса» «Ауди». Поздоровался со Шведовым и следователем. Потом подкатили два оперативника из ГУБЭПа, на ярко-красном «Ниссан Патрол».

– Ну что, боевая группа в сборе, – сказал Шведов. И, набрав номер старшего группы наружного наблюдения, осведомился: – Лёша, клиенты на адресе?

– Там, – сообщил Алексей. – В десять вечера приехали, да так и не вылезали.

– До встречи. Скоро будем.

Было уже полседьмого. А в семь оперативники выставились около адреса Левицких, рассредоточившись, чтобы не мозолить глаза.

– Может, раньше войдём? – предложил следователь, который вместе с Платовым и Шведовым устроился в просторном салоне «аудюхи».

– Нельзя, – возразил Шведов. – План по минутам рассчитан.

В семь десять позвонил старший группы «наружки», которая пасла подмосковный дом Носорога.

– Мы на выезде из посёлка, – сообщил он. – Мимо нас не проскочит.

– На вас вся надежда, – сказал Шведов и сложил мобильник.

– Ну, теперь остаётся ждать. – Платов поудобнее устроился на заднем сиденье и прикрыл глаза. Можно и расслабиться. Работы сегодня предстоит много. А пока не их время. За адресом присматривает «наружка». А оперативникам пока заняться нечем.

На Платова навалилась лёгкая дремота, перешедшая в сон. Ему было уютно и тепло. И совершенно не хотелось просыпаться.

Тут, как и полагается при проведении приличной операции, подошёл момент, когда первоначальные планы летят к чертям.

Встряхнул ситуацию звонок от группы контроля по телефону Носорога. Девушка с мелодичным голосом сообщила:

– Объект пятнадцать минут назад выходил на связь. Созванивался с телефоном 788-90-07. Сказал дословно «я сваливаю на просторы».

– Откуда территориально был звонок?

– Мы не определяем базовые станции. Это вам в другую службу нужно.

Шведов потряс Платова за плечо:

– Валер, проснись и пой. Враг у ворот. У нас балаган начинается.

Въехав в ситуацию, Платов угрюмо кивнул:

– Похоже, Носорог всё знает. Его кто-то предупредил.

– Сейчас главный вопрос – куда он валить будет.

– Со своей мультивизой сядет на любой самолёт до Европы. И пишите письма мелким почерком…

Один из главных штампов детективов – преступник скрывается, даётся приказ перекрыть все аэропорты, автовокзалы. Теперь предстояло выяснить, как это делается на практике.

Перво-наперво Шведов позвонил оперативнику, скучающему в штабе в Газетном переулке. Тот заявил, что понятия не имеет, кому и как звонить, и вообще он простой опер, по званию капитан, и никто его не поймёт, если он будет везде названивать.

Следующая попытка – звонок дежурному по МВД России.

– Да не могу я этого сделать! – Сидящий в дежурке полковник был не простым опером, но включил ту же музыку – мол, человек маленький, кто его слушать будет. – Бумагу пишите, тогда мы сможем что-то предпринять.

– Какую бумагу? Я в машине сижу, преступников готовлюсь задерживать.

– А без письма мы что можем сделать?

Ещё полчаса Шведов поразвлекался, названивая разным должностным лицам и дежурным по различным учреждениям. Метался по заколдованному кругу. Погранцам тоже нужна бумага, да ещё с высочайшей подписью. Управление внутренних дел на транспорте готово поработать, естественно, тоже при наличии соответствующей бумаги, потому что снять с поезда или самолёта человека без основания прав у них нет. Но для начала надо найти, откуда он улетает. По системе «Розыск-Магистраль» не видно, что Омаров покупал куда-то билеты, так что, скорее всего, тревога эта ложная.

Под конец Шведов, захлопнув телефон, в сердцах выдал:

– Система ниппель. Хрен кого заставишь работать.

– Бог с ним, с Носорогом. – Платов похлопал по циферблату командирских наручных часов – они показывали уже восемь утра. – Пора Левицких брать.

Левицкие уже выспались, готовы для разговора с правоохранительными органами. Пора начинать…

Просачивались сотрудники полиции в подъезд по одному – чтобы клиенты не заметили суеты. В результате на лестничной площадке скопилась целая толпа. Только бы тут не было замаскированной видеокамеры.

Спецназовцы были в гражданских куртках, но, как положено, в бронежилетах, с автоматами, средствами проникновения в помещение.

Платов, прислонив ухо к двери, прислушался и сообщил:

– Там они. Телевизор работает. Вода льётся. Как заходить будем?

– Отключим электричество – сами выскочат. А не поможет – дверь вынесем, – Шведов кивнул на скучающего в обнимку с кувалдой спецназовца.

Дверь была деревянная, и кувалда вполне подходила в роли отмычки.

Шведов щёлкнул выключателем на распределительном щите, и телевизор за дверью заткнулся.

Минуты две была тишина. Спецназовцы и оперативники, затаив дыхание, прижались к стенкам… Защёлкали замки. Нижний, верхний. Щеколда.

Дверь стала приоткрываться.

Спецназовцы рванули вперёд.

– Полиция! – самурайский крик во всю глотку, рассчитанный на то, чтобы у противника душа в пятки рухнула, а вместе с ней и способность к сопротивлению.

Подножкой Левицкого завалили на один вдох. Тот не успел понять, что происходит, а уже лежал с завёрнутыми руками, на запястьях – наручники. Рядом валялся газовик – всё-таки побоялся открывать дверь просто так.

Второй спецназовец ворвался в комнату. И увидел, как поднимается женская тонкая рука и чёрным зрачком целится в него ствол. Травматический четырёхствольный пистолет «Оса» – это не игрушка, если хорошо долбанёт, легко можно и с жизнью расстаться. Тонкий женский палец начал вдавливать спусковой крючок.

Вбитые годами рефлексы – видишь ствол, стреляй. Палец на спусковом крючке спецназовского пистолета-пулемёта «Кедр» напрягся.

Короткая очередь – и изрешечённое женское тело упокоится на красном ковре. Изломанное очередью девятимиллиметровых пуль…

Вот так всегда и бывает – по-дурацки. Доля секунды обретает вес приговора, который не подлежит обжалованию.

Грохает выстрел. «Оса» дёргается в женской руке.

Вскрик. Стук падающего тела и громовой голос:

– Вот сучка!..

Спецназовец был слишком опытен. В голове его работала счётная машина, выдающая единственно правильное решение. Он ушёл с линии выстрела, и резиновая пуля учинила разор в серванте, среди хрусталя и фаянсовых сервизов. Спецназовец хлёстко ударил по женской руке, «Оса» отлетела и стукнулась о стену. Потом дёрнул Ирину Левицкую и угомонил на полу. Он был в боевой ярости, готовый крушить и рвать всё и всех на куски.

Платов, шедший следом, вытер рукавом выступивший на лбу холодный пот. Руки тряслись. Ну и в историю они только что чуть не вляпались. Так и виделись заголовки в газетах: «Спецназ при задержании расстрелял галеристку, кандидата искусствоведческих наук».

Следователь зашёл следом, глядя на Левицких, сидящих на полу плечом к плечу, прислонившись спиной к стене, и скучным протокольным голосом завёл свою песню:

– Граждане Левицкие, по адресу вашей регистрации и фактического проживания на основании постановления, санкционированного судьёй Мосгорсуда Левашовой Т. Н. от 28 мая текущего года, будет проведён обыск.

– Это провокация! – завопил Левицкий. – Вы гнусные продажные провокаторы!

* * *

Вторая оперативная группа вошла в открывшийся магазин «Раритеты на Никитской», где сотрудники насмерть перепугали двух ангелоподобных девчонок-сотрудниц. Сам Носорог там так и не появился. Телефон его молчал. Усилия по установлению его местопребывания ни к чему не привели.

Щведов с Платовым оставили на адресе у Левицких следователя и двух оперативников, а сами взяли с собой спецназовцев и поехали брать штурмом реставрационный центр имени академика Грабаря.

Ошарашенные посетители ВХНРЦ, наверное, впервые увидели такое кощунственное зрелище. Храм культуры подвергся атаке обезумевших варваров.