Дикий опер

– Неделю назад, в четыреста втором номере «люкс». Два раза подряд без остановки.

– Вот это по-мужски. Я о желании сотрудничать. Вас сейчас отвезут в Следственный комитет, у меня еще несколько вопросов, задать которые я планирую лишь у себя в кабинете. А напоследок банальный вопрос из арсенала следователя-формалиста. Как вы распоряжались своим временем в период с двадцати двух часов вчерашнего дня и до трех часов ночи сегодняшнего?

И Колмацкий признался, что ночь он провел дома, в однокомнатной квартире в Южном округе столицы. И ему очень жаль, что подтвердить это никто не может. Пришел он около десяти, когда соседи с улицы уже вернулись, а ушел в шесть, когда те из квартир еще не вышли. Но ведь это не доказательство того, что дома он не ночевал?

– Конечно, нет, – согласился Приколов. Коридорный ведь расписался в том, что предупрежден об уголовной ответственности за дачу ложных показаний. А за это, простите, до двух лет лишения свободы. Вот так, в совершенно раскованной обстановке беседы со следователем ляпнешь чего не подумав – и бирка на фуфайку на два года. Колмацкого муровец по фамилии Тоцкий увел, второй сыщик по фамилии Дергачев привел горничную. Та еще не совсем оправилась от первого посещения триста семнадцатого номера и выглядела бледно.

– Здравствуйте, Майя, – приветствовал ее следователь, вынимая из кармана упаковку жвачек и отправляя одну из них в рот. – Как вы себя чувствуете?

Вопрос был излишним, так как было совершенно очевидно, что ощущает она себя не очень. Тем не менее на стул девушка села и желание давать необходимые показания выразила.

– У меня такое впечатление, Майя, что вы хронически не высыпаетесь.

Она подняла на следователя свободный взгляд и по его глазам попыталась выяснить подоплеку такого странного начала допроса. По ее мнению человек из Следственного комитета должен был уточнить место ее работы, она саркастически покривить губы – мол, не самый умный вопрос, даже в условиях служебной необходимости – и начать говорить о том, что убитого гражданина она никогда ранее не видела. И так далее – в духе незабвенных кинофильмов о буднях советских и российских правоохранительных органов. Вопрос – ответ, вопрос – ответ. «Я вас вызову, если понадобитесь. – Конечно, я никуда уезжать не собираюсь».

В реальности выходило не так. Симпатичный молодой человек мгновенно определил, что она сегодня не спала. Не плакала, не страдала от увиденного, а именно не выспалась.

– Я не по глазам это понял, – предугадывая поток ее мыслей, объяснил Приколов. – У вас припудренные мешки под глазами. Мешки доброй юности, когда они являются еще не мешками, а едва заметной невооруженным взглядом припухлостью. Лицо у вас чистое, и только под глазами тончайший, чуть придавленный подушечкой слой пудры. Значит, скрывали ночную усталость. Нужно себя беречь. Филипп, он мужчина, ему проще. У него после бессонных ночей мешки начнут появляться позже, после тридцати пяти, женский организм тоньше, его нужно опекать.

Она вспыхнула и тут же попросила объяснений по поводу Колмацкого. При чем здесь Колмацкий? Что говорил Колмацкий? Зачем, вообще, она здесь? Если из-за того, что попросила коридорного отнести в этот номер поднос, так это из-за занятости, а не по другой причине.

И Приколов объяснил ей, тактично пережевывая жвачку, что Колмацкий здесь совершенно ни при чем, как и она. И все, что здесь сейчас происходит, это дружеская беседа под роспись в протоколе допроса свидетеля. И, кстати, напрасно она так самозабвенно выгораживает Колмацкого. Он, к примеру, в отношении нее этим не занимался. Не выгораживал. И если Приколов знает теперь о наушниках в ванной, так это благодаря исключительно откровениям Колма…

– Негодяй, – она вспыхнула, тут же погаснув. – А я ему торт…

– И зайца, – напомнил Приколов.

Теперь решай, кто из них больший подлец – Яресько или Филя! Или остальные, с кем приходилось сталкиваться. Один кроме кроличьей любви на большее не способен, второй – как Маугли. Поимеет и – через окно, по деревьям. Остальные – за пятьдесят баксов. Надень эту офицерскую форму… ударь меня по спине бархоткой… поговори со мной на английском языке… неважно, что не знаешь, просто поговори по-английски…

А этому она – зайца. И что он с ним сделал? Сожрал, наверное, тварь.

– Он не рассказывал вам, как по стенам лазает?

– Нет, – удивился Приколов. – А, позвольте спросить, зачем он это делает?

– Как это зачем? Колмацкий – самец. Чтобы достать ночью женщину (в этот момент она покраснела, потому что по логике вещей она должна была произнести – «самку»), он приезжает к ней ночью, неправильно истолковав дружеский звонок, пробирается через окно на стене, склоняет к разговору, а потом снова уходит по стене.

– На самом деле? – следователь рассмеялся. – И в котором часу он акробатировал?

– В одиннадцать приехал, – сказала Майя, – и в половине второго ночи уехал. – А то, как она поняла, тут только одну шлюху видят! Все правильно: один озабоченный в ванной нападает, второй через окно, остальные слюни вытирают, когда она по коридору идет! А с кем она в номерах, так это не их животное дело! И ничего постыдного в ее поведении нет, потому как в помойной яме все пахнут дерьмом! Она не замужем, проституцией не занимается, имеет трудовую книжку и постоянную регистрацию в Москве!!! И это ее дело, кому давать, а кому не давать!..

В номер заглянул Тоцкий, чтобы убедиться в том, что горничную не режут.

– Ну-ну-ну… – пробормотал Приколов. – Полноте. А то у меня сейчас магнитофонная лента расплавится.

– У вас включен магнитофон?!

– А вы за что в протоколе только что расписывались?

Он посмотрел на часы. Короткий тайм-аут был необходим, время на пребывание в номере еще было, и он собрал сыщиков на перекур.

А в окна барабанил, стремясь вмешаться в расследование, сентябрьский дождь. Он швырял в стекла пригоршни воды, склонял к земле деревья и обещал, что это последний раз, когда он смирился с пребыванием на своей территории бабьего лета.

Мобильный телефон убитого, найденный в кармане его пиджака, мог ускорить процесс понимания ситуации. Таким людям, как покойный Резун, звонят каждые пять минут. Но телефон был отключен, стрелки на настенных часах показывали начало второго дня, и до сих пор еще никто не спохватился, что губернатор Мирнской области не вышел на связь.

Приколов уже дважды запрашивал Мирнск. «Скажите, – спрашивал он в первый раз у секретаря по телефону, – где можно найти Константина Игоревича?»

«Он улетел в Москву, – отвечала секретарь, – и будет только послезавтра».

Яресько дал показания: Резун прибыл не один, с ним был мужчина, и этому мужчине Константин Игоревич сказал, что прибудет сам за полчаса до встречи. Что это за встреча? Если в Администрации, то Приколов об этом давно бы уже знал. Если в Совете Федерации – тоже. Да и секретарь Резуна бы знала, а не говорила глупости о незапланированных поездках шефа.

Словом, дело губернатора Мирнской области в Москве – тайна, покрытая мраком. Мужчина, прибывший с Резуном в отель, знал, что тот приедет на встречу сам. Но до сих пор не взволновался и не вернулся в гостиницу, чтобы узнать, почему Резун на ту встречу не прибыл. Значит, либо час встречи еще не настал, либо теперь кому-то очень невыгодно, чтобы информация о близости с Резуном, ныне покойным, просочилась наружу. И это правильно, что губернатор такие встречи не планирует заранее. Видимо, знать о них должен лишь узкий круг лиц.

– Пройдемся, – сказал Приколов, вставая с насиженного места. – Знаете, что такое следственный эксперимент?

«Это он так шутит», – подумали Тоцкий с Дергачевым, опера с десятилетним стажем. Знают ли они, что такое следственный эксперимент…

Они подошли втроем к двери триста второго номера, и Приколов сказал Дергачеву:

– Сейчас бежишь в триста семнадцатый, находишься там ровно пять минут, потом также бегом возвращаешься к нам. Время пошло…

«Вот так всегда! – думал сыщик, тяжелой поступью осенних ботинок барабаня по ковровому настилу коридора. – Когда нужен подопытный зверек, старший оперуполномоченный МУРа Дергачев всегда к услугам Следственного комитета». Пробыв в номере пять минут – время засекал не по наручным часам, а по настенным, – он выскочил, прикрыл за собой дверь и финишным спуртом достиг двери триста второго номера.

Пять минут и двадцать одна секунда. Подумав, Приколов толкнул дверь, и она открылась. Они вошли в чистый и прохладный триста второй, оборудованный, как и триста семнадцатый, кондиционером, и следователь, облегченно вздохнув, приказал:

– Раздевайся и ложись в постель.

– Грехи мои неискупаемые… – прокряхтел Дергачев, оскорбленный тем, что его заставляют выполнять экспериментальный труд без всяких разъяснений.

– Я проверяю одну навязчивую мысль, – сказал Приколов, с обидой догадываясь, что его не понимают. – Майя Кормухина под влиянием не зависящих от нее факторов дала показания о том, что в ночь убийства Резуна к ней прибыл Колмацкий. Дело было в одиннадцать часов. Они занимались любовью несколько раз и всякий раз по очереди удалялись в душ. Кормухина уверяет, что и он и она под душем пробыли по десять минут. И сейчас я пытаюсь выяснить, можно ли успеть за то время, пока партнер отмывает в ванной свое грешное тело, успеть прикончить Резуна и вернуться как ни в чем не бывало в постель.

Приколов проверял обоих. Было достаточно причин, чтобы производить проверку как в отношении Колмацкого, так и в отношении Кормухиной. Почему женщина? Потому что Приколов не знал, что существуют мужики, которые перед тем, как лечь спать в гостиницах, раздеваются без причин догола и, во-вторых, трусы снимают вперед носков. А горло… Горло перерезать могла и Майя. Тельце у нее тренированное, ручки крепкие, ножки стройные и сильные.

Одеться, добежать, «перерезать», вернуться, раздеться и лечь Дергачев успел ровно за десять минут.

Не факт. В ожидании очередного контакта с желаемым телом время под душем могло течь медленно. В этих же самых условиях из-за сожаления о том, что сделать нужно много, а ночь коротка, оно могло лететь стрелой. Дело не в часах, а в голове.

Но все это не имеет никакого смысла и значения, если Кормухина и Колмацкий были заодно.

И дважды лишено смысла, если они действительно просто любили друг друга и принимали после этого душ.

Он поднял руку и осмотрел на часы.

– Пять часов двадцать пять минут.

Оперативники встревожились и проверили свои часы.

– Неверно, – робко возразил Дергачев. – Два часа двадцать пять минут. Стоят, наверное?

– Пять часов двадцать пять минут, – упрямо повторил Приколов, выходя из номера, – мы находились в гостинице. Все, что нами сделано, это подробный документальный отчет о проделанной работе, присутствующий в полном объеме в папке каждого нераскрытого преступления. Говорят, отрицательный результат – это тоже результат. А я вам так скажу, уважаемые коллеги. Отрицательный результат – это не достижение. Это просто отрицательный результат.

Глава 2

Из рапорта начальника УФСБ по Южному федеральному округу РФ директору ФСБ России:

«Секретно. Экземпляр единственный.

Докладываю, что в ходе реализации оперативной информации сотрудниками УФСБ по ЮФО проведен ряд оперативно-розыскных мероприятий в г. Грозном, в ходе которых задержан и отработан на причастность к неочевидным преступлениям ряд лиц, подозреваемых в сотрудничестве с руководителями международных террористических групп, ориентированных на преступную деятельность на территории Российской Федерации.

В ходе разработки фигуранта S-24, имеющегося в Вашей картотеке, возникли основания полагать о наличии причинно-следственной связи между активизацией групп, ориентированных на проведение терактов на территории ЮФО, и участившимися случаями захвата исполнительной власти в ряде субъектов РФ.

При проведении комплексного допроса S-24 стал давать показания относительно того, что международные террористические организации, финансирующие деятельность банд боевиков на территории Республики Чечня, избрали новое направление своей деятельности, представляющее реальную угрозу безопасности государственной власти России.

Из числа наиболее склонных к организаторской деятельности и имеющих авторитет на клановом уровне лиц кавказских народностей избираются руководители этнических организованных преступных сообществ, которые на протяжении двух последних лет осуществляли проникновение во властные структуры ряда субъектов РФ. Имея прочную финансовую связь с местными преступными группировками и мощную финансовую поддержку из-за рубежа, лидеры этих сообществ ориентированы на переподчинение государственных интересов политических кругов России интересам международных террористических организаций.

Используя получаемые средства, МТО (международные террористические организации) действуют в рамках существующих на территории России преступных правил. Будучи информированными о неприязни русскоязычного населения к преступным группировкам этнического типа, руководители МТО руководствуются принципами мотивации русских традиций. К наиболее распространенным явлениям такого рода является «коронование» вышеуказанных лиц для придания им статуса «воров в законе».

Как пояснил S-24, по имеющейся у руководителей МТО информации традиционные принципы такого статуса в России уже утрачены, однако среди населения и руководителей предприятий, а также некоторых политических деятелей бытует мнение о том, что лица, наделенные статусом «вора в законе», являются лицами выше правил, борьба с которыми правоохранительными органами если и ведется, то недостаточно слаженно. Ориентация МТО на наделение избранных ими лиц «воровскими званиями», по мнению S-24, является более качественной, нежели организация крупномасштабных террористических актов.

Избранные лица «коронуются» вопреки правилам не за заслуги перед преступным миром, а за средства, выделяемые из-за рубежа. Внося порядка $ 100 000–200 000, МТО внедряет в ряды уважаемых в преступных кругах лиц своих людей, которые организуют дисбаланс в воровских традициях ОПС России и перенаправляют их деятельность в интересах МТО.

Лица, выдвигаемые на исполнение такого рода функций, избираются из числа бывших партийных работников СССР, о деятельности которых утрачена информация, и из уважаемых на Кавказе исламских религиозных деятелей ваххабитского толка.

В связи с перспективой появления реальной угрозы безопасности государственной власти и проверкой данной информации полагал бы следующее:

1. Ориентировать работу внедренных в преступную среду лиц на выявление «пиковых воров» и выяснение организационно-штатной структуры их ОПС.

2. Посредством деятельности внедренных лиц организовать столкновение интересов «воров в законе» с интересами «пиковых воров» на уровне стремления проникнуть в структуры государственной власти. Необходимы следующие действия: дискредитация выдвигающих свои кандидатуры лиц с сомнительным прошлым, не поддающимся быстрой проверке, организация пересечения интересов при перераспределении зон преступного влияния, сброс достоверной информации в не владеющие данной оперативной обстановкой структуры избирательных комиссий и подразделений полиции».

Убийство в московской гостинице главы администрации Мирнской области произвело на белый свет не столько шокирующее, сколько удручающее впечатление. Очередное убийство. Удивляться, как не страшно это осознавать даже сидя в своей квартире, нечему, и все, что оставалось горожанам, это довольствоваться своим социальным положением. Не богат – значит, не посадят. Не пытаешься стать еще богаче – значит, не убьют.

Так за что убили губернатора?

По всей видимости, исходя из конкретной мизансцены в «Потсдаме», у него отнимали носки, и, уже лишившись всего, и оставшись в чем мать родила, за свой левый он сражался до конца. Нечего и удивляться тому, что он наступил очень скоро.

– Я разве говорил, что знаю мертвого господина? – прохрустел голосовыми связками Яресько, и следователь потянулся рукой к кнопке воспроизведения ленты на компактном «Сони». – Господин Приколов, я никогда не лгу. И только поэтому я имею авторитет человека, которому можно доверить хозяйство целого отеля…

«… Вы знали ранее гражданина, который 24 сентября был обнаружен вами мертвым в номере?

– Никогда (скрип стула).

– Вам известно его социальное положение?

– Нет (скрип стула). Конечно, нет…»

– Правильно, – подтвердил Павел Маркович. – Это я говорил.

«… А вы когда прибыли?

– Как и положено, в семь часов ровно…»

Яресько развел руками, не понимая, что ему хотят продемонстрировать. Приколов произвел с техникой какие-то действия, и она начала выдавать прямо противоположную последнему заявлению администратора информацию.

«… – В котором часу вы прибыли на работу?

– Я? Я, простите, и не уходил. Я в гостинице со вчерашнего вечера. Меня просто никто не видел. Я лег спать в одиннадцать вечера…»

По лицу Павла Марковича пробежала тень, смахнула цвет здоровой кожи, и на свободное место тотчас заползла мертвенная бледность.

– Позвольте… – Яресько стал хватать ртом воздух, как только что насаженный на кукан окунь. – Это когда вы писали? Это вы писали до того, как предупредили, что будет вестись запись!.. Это незаконно!..

Но он замолк, снова ожидая провокаций, потому что пленка опять перемоталась и из динамиков в уши администратора полился знакомый до боли голос.

«… – А всерьез он только горничных лапает. Подкараулит, когда та в номере пылесосит или пыль протирает, заходит и начинает: «Ну, как вам, новенькой, у нас?» Та ему, мол, ничего, привыкаю, нравится. А он ей лапку – раз! – под юбчонку. «Нужно, – говорит, – молодые таланты наверх поднимать. Как вы смотрите, девушка, на должность старшей горничной?» Та ему отвечает, что старшей горничной, оно, конечно, неплохо было бы, но поскольку она сию минуту собирается грязной тряпкой вмазать по роже работодателю, то эта мечта просто-таки рассыпается в прах. Тот ручку – раз! – обратно и уходит из номера. Я сам из шкафа это видел, ей-богу! Зашел поговорить, а тут он нагрянул… Если мне память не изменяет, то ему еще ни одна не дала. А Майка рассказывала, как пошла однажды в триста первый ванную мыть. Там какой-то урюк облевался, так она наушники плеера в уши вставила, респиратор надела и пошла. А тут чувствует, как у нее трусики до колен упали так, словно резинка лопнула…»

– Перекрутил немного, – поморщился Антон, возвращая пленку к тому месту, где Колмацкий свидетельствует о том, как Яресько сообщает о серьезности клиента. – Извините.

В организме администратора происходили странные преобразования. Он теребил воротник сорочки, ослабляя петлю на галстуке, которого у него на шее не было, потому что отобрали в дежурной части. Павел Маркович багровел, бледнел, и по всему было видно, что Колмацкий прав. Перевести из горничных в старшие горничные описанным выше способом Яресько никого не удалось ни разу.

– Это клевета… Он ответит за это. Маньяк… Нашел объект для своей больной фантазии, сволочь…

– Ну, это суду решать, – мудро заметил Приколов.

– Суду?.. – Приколов слова не слышал, он догадался о нем по движению администраторских губ.

Конечно. Какая у администратора короткая память! Ведь следователь подробно разъяснял ему его права и обязанности, указывал на официальные бумаги и говорил об уголовной ответственности…

– Вы должны меня понять. Я отец двоих детей, младшему из которых пятнадцать лет. Из-за клеветы какого-то маньяка разрушится семья, чей очаг был согрет любовью и доверием…

– Так я насчет Резуна, – напомнил Приколов.

И речь полилась, как река в половодье. Торосы предложений разбивались, дробились в сало, растворялись в воспоминаниях администратора, как алюминий в серной кислоте. И к пятнадцатой минуте разговора перед Антоном Копаевым вырисовалась незатейливая и весьма смахивающая на правду картина.

Где-то по истечении двадцати минут монолога Яресько в кабинет заглянул Тоцкий. На лице его значилось: «В данный момент Армагеддон не намечается, но было бы неплохо, если вы это выслушаете прямо сейчас».

Антон был несказанно рад. Поскольку Яресько, увлекшись, начал рассказ уже по второму кругу, предполагая, что чем больше он наговорит, тем проще будет договориться со следователем, наступал момент, когда его следовало притормозить и попросить стереть с уголков рта накипевшие слюни.

Он окажется здесь вторично через несколько часов. Это самый простой способ перепроверить то, что сейчас он, увлекшись, наболтал. И попросить начать сначала. Хоть сейчас-то он не сомневается в том, что его пишут?

– Так я насчет записи… – мучаясь от полной зависимости, напомнил Яресько.

И его, взволнованного, увели. А сыщик, покосившись на портрет Президента, присел на соседний стул.

Опер потратил время не зря. Задачу первую, наиболее доступную для быстрого исполнения, он выполнил в течение часа. Муровцам из его отдела понадобилось ровно столько времени, чтобы установить наличие аналогичных случаев, имевших место за последний год. Речь шла не об убийствах губернаторов, а о подобных происшествиях, где присутствовал бы нож, перерезанное им горло, левый носок или нагой вид. Словом, все, что могло показаться похожим на случай в «Потсдаме».

Ребята сработали на совесть. Восьмого сентября, за две недели до убийства мирнского губернатора, на улице Енисейской в Бабушкинском районе был обнаружен на лавочке некто Бекмишев. Прибывшие по сообщению перепуганной бабушки с Бабушкинской врачи стали свидетелями необычной картины. На лавке спиной вверх валялся пьяный до изумления мужик, глухо матерился и боялся крутить головой. Кричал, что его ограбили и почти зарезали.

Действительно, в части своего повествования мужик Бекмишев был прав. Но не в части вывернутых карманов. Его шея носила следы хирургического вмешательства и была… Абстрагируясь от выражения «перерезана», следует употребить слово «порезана». Да! Она была порезана на полсантиметра от уха до уха, причем ни один из внутренних органов, отвечающий за жизнеспособность бекмишевского организма, поврежден не был. Вообще, складывалось впечатление, что Бекмишев шел, потом споткнулся, упал на серп и получил молотом по затылку.

Странного посетителя перевязали в клинической больнице, и уже на следующее утро тот, как и положено, сбежал.

Это были все аналогии, на которые напрашивалась оперативная память МУРа. Словом, с первым заданием проблем не было, и Тоцкий выполнил его быстро. Выполняя второе распоряжение Копаева-Приколова, уже являвшегося к тому моменту старшим оперативно-следственной группы по расследованию дела по факту убийства губернатора Мирнской области Резуна, он вернулся в номер.

Но вернулся не сразу. Едва майор сообщил, что они следуют наверх, администратор затеял суету с поиском ключа с деревянной грушей и номером «317» на ней. После того как номер был освобожден, ключ вернулся в распоряжение администратора, и тот, конечно, его утерял. Но, подстегиваемый незнакомым Тоцкому ранее моложавым кавказцем, решил проблему быстро. Дубликат ключа нашелся в горницкой.

С майором поднимались на этаж трое из персонала «Потсдама»: дежурный администратор (не путать с Яресько, занимающим эту должность не через двое суток каждый месяц, а постоянно), дежуривший в ночь убийства, и уже допрошенный следователем начальник службы безопасности. А также человек, разговаривавший с начальником СБ в тот момент, когда Тоцкий обратился к последнему. Именно этот южанин с чистым и чуть бледным лицом проявлял усердие в поисках утерянного ключа от злополучного триста семнадцатого номера. «Охранник», – пронеслось тогда в голове майора. Однако, когда процессия, возглавляемая опером, уже почти поднялась на третий этаж, выяснилось, что один из троих, воспринятый Тоцким как охранник, в списках рядового персонала «Потсдама» не значится.

– А вы кто? – удивился Тоцкий, остановившись на полпути.

– Занкиев Сагидулла Салаевич, – сказал чернобровый джентльмен с седыми висками. Последнее выглядело странно, ибо на вид, если не учитывать виски, джентльмену было лет тридцать. Тридцать три – от силы.

– Замечательно. Но мне бы хотелось, так сказать… Вы кем здесь?

– Управляющим.

Заставив кавказца сориентироваться при ответе в падежах, незаметно для окружающих майор решил две задачи. Во-первых, стало ясно, что человек образован и «маму» с «папой» в беседах не путает. Во-вторых, ему нужен был тон. Любой кавказец свою должность, пусть даже он вагоновожатый, произнесет с таким пафосом, чтобы все убедились в том, что он здесь человек не случайный, и не от безысходности, и не от малого ума, а непременно – по собственному большому желанию и, что самое главное, – по призванию.

И он услышал этот тон. Спокойный, без ноток дерзости, вызова и снобизма. Он родился управляющим «Потсдама».

– Наконец-то, – сориентировавшись, сказал Тоцкий. – А мы уже подумали, что вы в командировке.

– Я с утра был сильно занят.

– Даже сильнее чувства, которое испытали, узнав, что в вашей гостинице убили человека?

– Я не испытываю чувств, – то ли красовался, то ли честно признавался управляющий. – Я делаю бизнес.

И Тоцкий в этой ситуации принял единственно верное решение. Он попросил подождать его, спустился вниз и пригласил с собой еще одного молодого человека, ошибиться в социальной и должностной принадлежности которого теперь было просто невозможно. Тот был одет в коротенькую синюю курточку, шапочку без козырька и лакированные туфли. Коридорный, который, если исключить фрагмент лица, выглядывающий из-под шапочки, один в один – Колмацкий, задержанный Приколовым.

Теперь уже впятером они поднялись наверх, администратор отпер замок в двери триста семнадцатого номера, и процессия, проникнув внутрь, заняла зал двухкомнатного номера.

– Зачем мы здесь? – равнодушно поинтересовался управляющий и подошел к настенному зеркалу пригладить виски.

– В этом номере, – сыщик показал на пол, – убит государственный чиновник. А на этой кровати, – он обратил внимание на еще не прибранную, засохшую в замысловатых красных бурунах простынь, – ему перерезали горло. В этой связи я хочу задать ряд вопросов должностным лицам гостиницы, имевшим к этому косвенное отношение.

– Это каким образом, скажем, я имел к этому отношение? – уткнувшись в следователя враждебным взглядом, поинтересовался начальник службы безопасности.

– Хороший вопрос, – заметил Тоцкий, щелкая кнопкой на папке. – Главное, своевременный и в порядке правильной очередности. Именно с вами я и хотел побеседовать в первую очередь.

На столик, упиравшийся в пол четырьмя ножками, исполненными в виде лап кого-то из семейства кошачьих, упал лист. Буквы принтерной печати на нем слегка выгорели, как и положено при длительном нахождении документа под стеклом при искусственном освещении, но заглавие читалось легко даже с высоты человеческого роста.

– Это «Инструкция начальнику Службы безопасности гостиничного комплекса «Потсдам», подписанная Занкиевым Эс Эс. Я, так и не найдя за пять часов Занкиева Эс Эс, начал было волноваться.

Занкиев снова посетил плацдарм перед зеркалом и на этот раз пригладил поручиковские усы. Обычно так демонстрируют присутствующим: ты – сам по себе, да и я тебя не вижу.

– Пункт четвертый «Инструкции», – Тоцкий подтолкнул лист к начальнику службы. – Что там написано?

И майор отметил, что тот ведет себя точно так, как и управляющий. Взрослый дяденька лет сорока по фамилии Дутов сунул руки в карманы, отошел к окну и уже оттуда, рассматривая скользящие по Шаболовке авто, заговорил: «Начальник СБ отвечает за безопасность лиц, проживающих в гостиничном комплексе, включая и ночное время, если те находятся внутри гостиничного комплекса».

– Хотите взвалить вину на персонал? – вдруг спросил Занкиев. – Мы сделаем господину Дутову выговор за халатное отношение к службе. Но не его же вы собираетесь обвинять в убийстве?

– Как вы сказали? – тихо процедил Тоцкий. – Взвалить?

Ему очень хотелось подойти к этому управляющему и подышать утренним завтраком в рот. Жена замоталась ночью с ребенком и не успела подсуетиться на кухне. Компенсируя это, Тоцкий на ходу прикупил два пирожка с капустой и выпил пластиковый стаканчик кофе.

– Нет. Взваливать не хочу, ибо, когда взвалю, предупреждать не стану. Вы это мгновенно почувствуете на своих плечах. Но до вас, Занкиев, очередь еще не дошла. Сейчас имеет право отвечать Дутов.

– Дутов ответит, – пообещал Занкиев. – Но за свои действия отвечать будете и вы. Разница в том, что Дутов ответит перед вами, а вы – перед… Вам хорошо известна фамилия «Лейников»?

– Фамилия заместителя кафедры философии МГУ мне известна хорошо, – чувствуя в воздухе какое-то напряжение, ответил Тоцкий. Оперативный нюх майора стал улавливать какие-то неприятные нотки тревоги в воздухе, но Тоцкий не мог понять, откуда они исходят. Вынув из кармана телефон, он набрал номер и посмотрел на Занкиева.

На стене тикали часики, по которым совсем недавно сверял время Дергачев, отрабатывая армейские нормативы, на кровати по-прежнему бугрилась простынь, Занкиев продолжал гладить шерстку под носом, и в номере все сильнее отдавало какими-то нечистотами.

– Слушаю, – наконец-то отозвался вызываемый абонент.

– Тимофей Тимофеевич, это Андрей. У вас все в порядке?

– Да, Андрюша, – приветливо отозвался голос. – Сегодня со мной произошла презабавнейшая историю. Я приеду, расскажу!

– Лучше сейчас, – попросил Тоцкий, не сводя глаз с откровенно скучающего Занкиева.

– Семинар через минуту… Ну, да ладно. Представляешь, приходит ко мне сегодня молодой человек и предлагает пятьсот долларов за четверку в «зачетке». Открыто, не стесняясь, представляешь? – Тоцкий услышал в трубке задорный смех, свидетельствующий о том, что такие номера со старым профессором не проходят. – Но самое удивительное заключается том, что я его впервые вижу!

– Я понял, – Тоцкий через силу улыбнулся. – До встречи, – и сложил телефон. – Вот, оказывается, чем вы были сегодня заняты.

Последнее относилось уже к Занкиеву, который впервые за все время проявил на своем лице живой интерес.

– Мы так и будем разговаривать в присутствии прислуги?

– Для вас это прислуга, а для меня понятые.

– Это одно и то же, – не задержался с ответом Занкиев. – Если бы они вышли до того момента, когда вы начнете осуществлять оперативно-следственные действия, наш разговор был бы более продуктивен.

«Школа», – уверился Тоцкий, кивая коридорному и дежурному администратору на дверь…

– Дай угадаю, – попросил, прервав рассказ майора, Приколов. – Когда вы остались втроем, господин Занкиев выразил разочарование по поводу того, что лучшие сотрудники гостиницы томятся в тюрьме, в то время как зверь, перерезающий людям горло, гуляет на свободе и жирует. А без Яресько механизм гостиницы вообще заклинит уже через несколько часов… Кто такой Лейников Тимофей Тимофеевич?