Читать книгу: «Судьбы в режиме танго», страница 3

От тяжёлой судьбы не уйдёшь. Только бороться с ней всё равно надо.

Часто победе не может помешать даже болезнь.

КОНЕЦ

08.2015 – 01.2020. 02–19.03.2021.

Судьбы в режиме танго
Драматическая хроника для театра и кино
Четыре действия. 17 сцен

Действующие лица:

АЛЁША (АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ) ИСКЕРОВ. Советский старшеклассник. Окончил школу в 1941 году. Позднее – доктор исторических наук, профессор одного из ленинградских ВУЗов.

НАДЕЖДА ПАВЛОВНА ВЕРХОВЦЕВА – советская кинозвезда. Прославилась во второй половине 1930-х годов.

СОТРУДНИКИ НКВД. В тексте обозначаются как НАРУЖНИКИ.

ЛАВРЕНТИЙ ПАВЛОВИЧ БЕРИЯ – 40 лет.

ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА РАКИТИНА, по мужу – СУРОВЦЕВА. Учительница на пенсии. Одноклассница, подруга, но не девушка и не женщина ИСКЕРОВА.

АНЯ – её внучка, студентка. В 1990 году ей неполных 20 лет.

ЛЮБА (ЛЮБОВЬ ЯКОВЛЕВНА) МАРГУЛИС, впоследствии по мужу – АНТОНОВА.

НЕБОЛЬШАЯ ТОЛПА у газетного стенда летом 1940 года. Из неё выделяются:

1) ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА.

2) ЖЕНЩИНА ПОМОЛОЖЕ.

3) НЕМОЛОДОЙ МУЖЧИНА интеллигентного или даже артистического вида.

4) МУЖЧИНА лет 35, видом попроще.

5) ОБСТОЯТЕЛЬНЫЙ РАБОЧИЙ средних лет.

МОЛОДЁЖЬ НА ВЕЧЕРИНКЕ – ранней весной

1941 года

КОСТЯ (КОНСТАНТИН СТЕПАНОВИЧ) АНТОНОВ.

ВИКТОР МАКСИМОВИЧ РЫСНЁВ – инженер, муж старшей сестры ИСКЕРОВА. В 1941 году ему 30 лет.

ВЕРА АЛЕКСАНДРОВНА ЛИТЕЕВА, вдова. В 1946 году ей 29 лет. Соседка, потом жена ИСКЕРОВА.

ДИМКА, её сын от первого брака, 8 лет.

ЛЕНИНГРАДСКИЕ ПОДРОСТКИ 1990 года:

ДЕВУШКА, 16 лет

МАЛЬЧИК, 14 лет.

Действие происходит в 1939–1941, в 1946 и параллельно в 1990 годах.

ПО ПОВОДУ МУЗЫКАЛЬНОГО ОФОРМЛЕНИЯ. Мелодии, указанные в тексте, должны воссоздавать атмосферу эпохи, прямо или косвенно оттенять чувства и взаимоотношения персонажей. При постановках просят не заменять ни одну из мелодий, а также избегать «современных» обработок. Как сказал бы Гоголь: «От несоблюдения сих замечаний может исчезнуть весь эффект».

Действие первое

Самый конец августа 1939 года.

Сцена 1

Коммунальная квартира в одном из старых московских домов. Она расположена высоко и почти пуста. Люди обнаруживаются лишь в обширной комнате, которую занимает ВЕРХОВЦЕВА. И то не сразу.

Именно эта комната представлена на сцене. Она обставлена приличной мебелью в стиле модерн. Есть и большой книжный шкаф. Напольная ваза с огромным букетом свежих цветов. Половина комнаты отгорожена ширмой. Везде порядок, если не считать обеденного стола с использованной посудой. Видно, что завтракали два человека. Потом закончили и отошли. Почти середина дня, но окна в комнате зашторены плотно и наглухо. Трудно судить, как туда поступает воздух с улицы.

Звучит увертюра И. О. Дунаевского к фильму «Дети капитана Гранта». Только когда она стихает, за ширмой слышатся голоса.

ГОЛОС АЛЁШИ. Надя…

ГОЛОС ВЕРХОВЦЕВОЙ. Ты… Отдохнул? Хорошо всё?

ГОЛОС АЛЁШИ. Да… Конечно!

ГОЛОС ВЕРХОВЦЕВОЙ (пресекает). Теперь одевайся. Тихо, но быстро. Не дай Бог…

ГОЛОС АЛЁШИ (не сразу). А повезло… Все твои соседи на дачах.

Пауза. Скрип кровати и шаги босиком за ширмой.

ГОЛОС ВЕРХОВЦЕВОЙ (тихо, с нарастающим раздражением). Ну куда ты, друг дорогой? Я ведь сказала: сперва из кувшина обмойся. С мылом… Потом бельё надевай. И трусы, и носки, и майку, то есть футболку. Не забудь штаны, обувку свою, куртку и, между прочим, кепку.

ГОЛОС АЛЁШИ (сквозь плеск воды). Нет, а что ты беспокоишься? Кто может знать, что ты здесь?

ГОЛОС ВЕРХОВЦЕВОЙ. В квартиру кто угодно может позвонить в любую минуту. Или войти тихо. От управдома до воров.

ГОЛОС АЛЁШИ. Да откуда им знать, у себя ты или нет?

ГОЛОС ВЕРХОВЦЕВОЙ. А ты где?

ГОЛОС АЛЁШИ. Да не волнуйся, в самом деле! Сюда я подошёл аккуратно, зуб даю! Ну, пусть с букетом. Так он… Может быть, от коллектива? Букеты тебе даже с лестницы еле убирают!

ГОЛОС ВЕРХОВЦЕВОЙ. Ладно… Сейчас выйди, обуйся и посиди. Я тоже приведу себя в порядок, скрою мою прекрасную наготу, кровать заправлю и выйду.

АЛЁША (выходя из-за ширмы). Ясно. (Делает то, о чём просила ВЕРХОВЦЕВА.) Да… Шторы открыть?

ГОЛОС ВЕРХОВЦЕВОЙ (сквозь плеск воды). На левом окне можно. И форточку там же открой пошире.

АЛЁША встаёт с кресла, вновь делает всё, как сказано, и садится. Теперь его можно полностью рассмотреть. Он выше среднего роста, широкоплечий, очень сильный и ловкий. Лицо красивое, из тех, что называли породистыми.

Легко представить это лицо на русских портретах XVIII – первой половины XIX века. Взгляд умный, серьёзный. При крайне тяжёлом разговоре АЛЁША проявляет жёсткую и надменную вежливость.

Одеждой он не отличается от своих тогдашних ровесников из семей со скромным достатком.

Франтовства явно избегает.

Через открытую форточку доносится шум улицы.

ГОЛОС ВЕРХОВЦЕВОЙ (пение через мелкие паузы). Пока кудри… ПЛАНОМЕРНО вьются, будем девушек любить. Пока денежки ведутся, будем весело мы жить.

АЛЁША (с кресла). Я же не кудрявый. И ни на одну девушку я на дачах ни разу не посмотрел. Не вру! Купался, на реке только что не ночевал… С парашютом много прыгал, там вышка есть. А девчонки мимо! Только ты! И никакая другая!

ГОЛОС ВЕРХОВЦЕВОЙ. А почему ты вообще один туда попал? Я не поняла…

АЛЁША. Так я же говорил… Зять на Чёрное море сестру смог забрать – вдвоём и поехали. А меня – сюда, в Подмосковье. К его друзьям. Я не возражал.

ГОЛОС ВЕРХОВЦЕВОЙ. Когда у молодой пары брату и шурину шестнадцать лет, от него поневоле захочешь… Уединиться. Хоть ненадолго.

АЛЁША. Да мне-то что? Я жил славно. На Новодевичье ездил. К отцу с мамой… Хорошо, что могилы у них рядом… Иных-то родственников в Москве у меня уж нет, а те далече. И из прежних друзей теперь мало кто…

ГОЛОС ВЕРХОВЦЕВОЙ. А ведь странно, что отец твой не в Кремлёвской стене… Искеров всё-таки… Герой революции…

АЛЁША. А ушёл бы он к белым? Ротмистр и дворянин… Даром что имений у нас уже не было… Как тогда? Я вот понял, почему меня мама чуть не малышом на «Дни Турбиных» водила…

ВЕРХОВЦЕВА (при словах «Дни Турбиных» выходит из-за ширмы). Хорошо, что ты помнишь родню. Я-то своих, сам знаешь, в Гражданскую войну лишилась. И где они похоронены? Мне неизвестно… (Садится в кресло напротив АЛЁШИ.) Вот тётя здесь, в Москве, приютила. Да ведь и она всё-таки не жила долго. Потом уж Яков Моисеевич взял меня в жёны и близких заменил. Я к ней и к нему тоже часто прихожу. На кладбища.

С АЛЁШЕЙ она одного роста. Эффектная женщина с гибкой статной фигурой, киногеничным лицом и выразительным взглядом. Ей примерно 31 год. Одета элегантно. Всё же возраст – Боже упаси, слегка! – начинает чувствоваться.

АЛЁША. Везло тебе с ним, как я понял.

ВЕРХОВЦЕВА. Да уж… Вон откуда он меня вытащил! Эти песни… Кабаретные… До сих пор в зубах вязнут! А он меня и к театрам подводил, и к кинофабрике… И с учёбой здорово помог. И советы умные давал, и одеваться я хорошо стала… Я ведь прошла через такое… В проституцию или в воровки не попала чудом… И не подцепила никакую заразу – Бог хранил. И вот награда: артисткой стала… И добрый муж… Только теперь в гробу. Башмаки, кстати, я износила честно, ты не думай! Даже ноги в них стёрла…

АЛЁША (встаёт, склоняется над ВЕРХОВЦЕВОЙ). Надя, я ничего не думаю… А принимали меня хорошо вы оба. И на съёмках, и здесь, в Москве… И говорить с тобой хотелось… А разве ты мне в этом отказывала? И пацану, главное! А я у ног твоих мечтал сидеть часами… И целовать их, как в старой литературе… Вот много таких женщин, как ты? (Не давая ответить.) А помнишь, как до съёмок мы все пошли купаться? И я тебя в воде обошёл на два корпуса? А потом… Доплыл, залез, прыгнул и нырнул? И ты была за меня рада… Я же почувствовал! И потом в кадре вон как у меня вышло! Да вся страна была рада!

ВЕРХОВЦЕВА. Ты мне со временем стал напоминать мою первую любовь. О нём я тебе не рассказывала, да ты и лишнего не спросишь…

АЛЁША. Я и сейчас не спрашиваю.

ВЕРХОВЦЕВА. Исполнилось нам тогда по шестнадцать, как тебе. Главное, он такой был красивый, что невинность я с ним потеряла проще простого. Мы тогда купались. Плавал он не хуже, чем ты. И смелым оказался. Но, в отличие от тебя, по-дурному. В драке на ножи пошёл, не глядел, что зашли со спины. И завершил свою жизненную дорогу… Ты лучше, чем он… Но я-то совершенна только в образе… Сейчас буду хорошо играть. Уже в жизни. На людях. Нам ведь пора!

АЛЁША (словно очнувшись). Может быть, я посуду на кухне вымою?

ВЕРХОВЦЕВА. Я прикрою её полотенцами. Вернусь и вымою сама. Так, сейчас иди вперёд и поболтайся на бульваре. Потом ты вроде как меня догонишь… Тогда и договорим напоследок.

АЛЁША. Ясно-понятно… (Проходит к двери. С вешалки, расположенной рядом, снимает куртку, потом кепку. Первую надевает, вторую нахлобучивает на лоб. Поёт.) Холодок бежит за ворот, шум на улицах сильней… (Отпирает дверь, выходит в коридор.) ДОБРЫЙ ПОЛДЕНЬ, милый город, сердце Родины моей!

Сцена 2

У подъезда дома, где живёт ВЕРХОВЦЕВА. Этот дом расположен на одном из московских бульваров.

Народу немного. АЛЁША быстро покидает подъезд. Осмотревшись, идёт на бульвар. Выходит и ВЕРХОВЦЕВА. На ней шляпка с вуалеткой, явно сделанная по заказу. В руках – сумочка.

1- й НАРУЖНИК (вырастает перед ней). Надежда Павловна? Счастье-то какое…

2- й НАРУЖНИК (совсем седой. Та же игра.). Товарищ Верховцева! Вот не гадал, извиняюсь… Теперь внукам буду рассказывать!

1- й НАРУЖНИК. Надежда Павловна, простите великодушно, ради всего, что вам дорого… Может быть, автограф позволите?

2- й НАРУЖНИК. У меня, извиняйте, аналогичная, хоть, конечно, и неделикатная просьба… Только внуки мои будут счастливы…

ВЕРХОВЦЕВА. Хорошо, хорошо… Но, товарищи, позвольте карандаши и бумагу. И, если можно, что-нибудь твёрдое и прочное под неё.

2-й НАРУЖНИК. Только вы уж, товарищ Верховцева, точные даты поставьте. Для истории советской культуры в нашу эпоху. Пожалуйста, сегодняшнее число конца августа одна тысяча девятьсот тридцать девятого года.

Берёт автограф. 1-й НАРУЖНИК незаметно, но пристально оглядывается. Потом подходит к ВЕРХОВЦЕВОЙ с карандашом и бумагой.

2-й следит за всем вокруг. Разделавшись с ними, ВЕРХОВЦЕВА идёт на бульвар, где крутится АЛЁША.

2-й НАРУЖНИК не по годам молниеносно входит в подъезд, причём 1-й как бы случайно заслоняет его собой. Далее 1-й идёт вслед за ВЕРХОВЦЕВОЙ, но не прямо по бульвару, а вдоль домов. 3-й НАРУЖНИК вырастает рядом с ним, перехватывает его взгляд, проходит на бульвар. Наблюдает за ВЕРХОВЦЕВОЙ и примкнувшим к ней АЛЁШЕЙ, находясь на почтительном расстоянии от них.

АЛЁША снимает кепку и держит её в руке, так что лицо его можно хорошо разглядеть. ВЕРХОВЦЕВА старается произвести впечатление дамы, которая на ходу выслушивает случайного, юного и пылкого, но застенчивого поклонника. Понятно, замысел ей удаётся. Тем более что АЛЁША игру с ходу понимает и подхватывает.

Речь у обоих всё время звучит тихо.

АЛЁША. Жалко, я, наверное, нескоро в Москву попаду. Да и как ночевать у тебя? Теперь хорошо вышло, что середина дня. Глаз поменьше…

ВЕРХОВЦЕВА. Любое дело кто угодно заметит и домыслит. А может статься, и расшифрует. Один умный человек мне это как-то вовремя объяснил… Просто мы с тобой рискнули и сошлись. Наперекор судьбе. Но что сейчас?

АЛЁША. Нет, ну… А что? Даже вон за автографами к тебе те двое полезли… Меня они вроде бы не заметили.

ВЕРХОВЦЕВА. А мне не нравится, что они от меня так быстро отстали. Обычные поклонники более навязчивы.

АЛЁША. Думаешь… Воры? Домушники?

ВЕРХОВЦЕВА. Не знаю…

АЛЁША. Я тоже думаю… Нет, жениться на тебе, конечно, пока не выйдет.

ВЕРХОВЦЕВА. Да ты о чём?! Я старше тебя на пятнадцать лет.

АЛЁША. Погоди. Я, несмотря на это, тебе помогу всегда. Чем и как скажешь. Надо будет – приеду и помогу.

ВЕРХОВЦЕВА. Но ты понимаешь, что у нас невозможно будущее? Или… трудно?

АЛЁША. Я тебе просто служить обещаю. Как выйдет.

Пауза.

ВЕРХОВЦЕВА. Любишь меня.

АЛЁША. Я тебя всегда любил. Это на всю жизнь, по-моему…

Встали оба.

Нет… Я… не питал иллюзий. Тем более когда сестра с зятем меня в Ленинград забрали… Но решил писать тебе. Поздравить с чем-нибудь, просто пожелать удачи. Ты ведь чувствовала тогда. (Через паузу.) Ты меня сделала счастливым. (Ещё через паузу.) Понимаешь… милая?

ВЕРХОВЦЕВА (не сразу). Давай-ка сядем. Вон там скамейка пустая. И людей рядом пока нет.

Идут к скамейке. Садятся. АЛЁША кладёт кепку рядом с собой. Говорят оба по-прежнему негромко и спокойно, по контрасту со смыслом беседы.

(Переведя дыхание). Ладно. Ты прямо, и я прямо. Есть мораль, и есть закон… Даром что я с утра о них забыла.

Приближается 3-й НАРУЖНИК. Он идёт к киоску с напитками, который стоит невдалеке. Сдвигает козырёк своей кепки вверх. Заказывает кружку пива. Пьёт чуть в стороне. 4-й НАРУЖНИК (на вид вполне простой мужик) подходит к киоску. Взяв такую же кружку, присоединяется к коллеге.

3- й НАРУЖНИК. Пацан-то, похоже, Ромео.

4- й НАРУЖНИК (общается с ним как старший). По мимике лица судишь?

3- й НАРУЖНИК. Да. И красив, между прочим. Возможна ситуация… Жаль, что к ним не подойти. Встанут, уйдут – и всё. Место уж больно открытое.

4- й НАРУЖНИК. Ты и так дальнозоркий… (Не сразу.) Да… Пацана я вспомнил. Он вместе с ней в кино снимался. И дома посещал, ещё когда был жив муж её, Блюменцвейг Яков Моисеевич. По сводкам факты проходили… Теперь пацан, конечно, вымахал… И вроде бы его отец… Искеров.

3- й НАРУЖНИК. Тот самый?

4- й НАРУЖНИК. Потом всё уточнится. Пока смотрим.

На скамейке.

ВЕРХОВЦЕВА. Мы расстанемся друзьями. Ты уйдёшь гордым. Пусть и с горечью от разрыва. Но подумай… Кого ты в своём возрасте покорил? Вот и побеждай дальше. Хорошую девушку ты привяжешь легко. Умные люди их видят ясно и никогда не отталкивают. Понимаешь?

АЛЁША. Погоди… Тебе что, нужно, чтобы я совсем исчез?

ВЕРХОВЦЕВА (через паузу, медленно). Не надо открывать правду. Не заставляй меня. Это совсем лишнее.

Ещё пауза.

АЛЁША. Правду давай! Мне нужно! И можно. Я пойму… Знаешь, как я иногда локти кусаю, что с каким-нибудь гадом ничего не сделать? И ведь людям его суть не откроешь! Нашим, советским людям… У тебя такой, что ли, появился?

Вновь пауза.

ВЕРХОВЦЕВА. Хорошо, комсомолец Алёша Искеров. Правда будет. Только с условием. Ты принять его сможешь? По-взрослому? Как мужчина…

АЛЁША. Что за условие?

Вблизи киоска.

3-й НАРУЖНИК. Разговорчик-то у них, похоже, непростой.

На скамейке.

ВЕРХОВЦЕВА. Ты меня как женщину забудешь. Хоть даже ненадолго. Просто чтобы нас обоих не погубить. Ты на такое готов?

АЛЁША. Скажи, кто он. Мне надо.

ВЕРХОВЦЕВА (не сразу). Он из Тифлиса. Тьфу ты, по-новому – из Тбилиси. Его в Москву перевели год назад. По какой линии, тебе знать не надо. Тем более имя его хорошо известно. Сейчас мне повезло. Он ведь баб меняет, как бельё. И крутит с одной… Ну, тут тоже лучше без имён. Меня он ненадолго забыл. Но вспомнит. Цветы мне шлёт. С дамой он вежливо обойтись умеет. Культурен временами. Но если откажешь – угробит. Я таких тоже видала.

АЛЁША. А… (Немой вопрос.)

ВЕРХОВЦЕВА. Я не выдержала. А смелы мы оба. Авантюристы! К тому же… Сейчас за мной не очень следят. Определить это я способна. В квартиру могут и не полезть… Но куда я денусь? А ты исчезнешь. Если свобода не надоела… И… Даже жизнь.

АЛЁША (не сразу, тихо и медленно). Он, значит, нас обоих может уничтожить? И ты пойдёшь на… (Не договаривает.)

ВЕРХОВЦЕВА. «Вот, матушка, ты и слушать об этом не хочешь, каково же было терпеть капитанше?» Знаешь эту цитату?

АЛЁША. И… Точно тебе деться некуда?

ВЕРХОВЦЕВА. Всегда остается моя тёзка.

АЛЁША. Надежда?

ВЕРХОВЦЕВА. Просто нельзя исключать, что её и похоронят.

АЛЁША. Могут, я вижу. Диалектика, чёрт бы её… Вот так вокруг посмотришь. И видишь, как хоронят. Причём сдуру. Это я понял. Только сказать некому. (Через паузу.) Конечно, у нас есть головокружения, потом перегибы и ошибки. И через них пролезают разные типы. А в Европе… Вон что там Гитлер творит! А мы эту падаль терпим. Пакт сейчас заключаем, лишь бы напал на нас попозже… А вот кишки бы гаду всем миром выпустить! Для коллективной безопасности. Дача дачей, парашют парашютом. А я и об этом думал!

ВЕРХОВЦЕВА. Для войны тоже надо себя хранить. А вообще смотри, не болтай на эти темы.

АЛЁША. Я знаю. Тем более с товарищем Молотовым не поспоришь. Насчёт пакта.

ВЕРХОВЦЕВА. Ты мне одно скажи…

АЛЁША. Попробую исчезнуть. Даже с концами. А… писать тебе я могу?

ВЕРХОВЦЕВА. Без поводов не надо. Посылай только открытки, как раньше. И поаккуратнее с чувствами. Ты был корректен, называл меня исключительно на «Вы» и поздравлял с праздниками. Так вот, за эти пределы и впредь не выходи.

АЛЁША. Понятно. А с этим твоим… Ты, может быть, ещё как-нибудь потихоньку развяжешься?

ВЕРХОВЦЕВА. Авось кривая вывезет. Кстати… На поезд ты спокойно успеешь. Вещи твои ведь в камере хранения?

АЛЁША. Не по Москве же их таскать. Я… С друзьями зятя простился пораньше, затем на вокзал. Оставил там вещи, букет купил – и к тебе.

Вблизи киоска.

3- й НАРУЖНИК (допивая пиво). Ну… Даёт гастроль любимица народа! Мужиков гражданке Верховцевой не надо. Ей малолетка подавай. Ладно, уже крючок… Растление!

4- й НАРУЖНИК. Не факт. Днём с фонарём мы у кровати не стояли. Может, они чай пили по знакомству? А такой пацан, случись что, упрётся как бык. Мол, не было – и всё! И она повернёт разговор туда же.

3- й НАРУЖНИК. Можно… (Через выразительную паузу.) Построже расспросить.

4- й НАРУЖНИК. Если указание дадут. Но это – возможная задача следствия. А решение принимает товарищ народный комиссар. Лично. Эту карту я сейчас открываю специально для тебя.

3- й НАРУЖНИК (не меняя позу и не повышая голос). Какие инструкции?

4- й НАРУЖНИК (также допивая пиво). Она должна двинуть в Главтворкадр. Здание, сам знаешь, в двух шагах. Но назначенное время приёма подходит. Там наши люди её удержат. Предупреждены. Как у неё дома всё закончится, так и отпустят.

Дадут ей машину. Откажется – просто другие пронаблюдают. Сейчас важен пацан. Любовь любовью, а вдруг антисоветские настроения? Надо знать, куда он пойдёт и где осядет. Я его веду напрямую, ты дублируешь. Ну и её… Не упускать из виду. До порога учреждения.

3- й НАРУЖНИК (прежним тоном). Когда прикажете выполнять?

4- й НАРУЖНИК. Учить тебя, что ли, надо? Пусть разойдутся.

На скамейке.

ВЕРХОВЦЕВА. Ну, теперь и дальше я одна. Ты отправляйся на вокзал. Но время у тебя есть. Погуляй… подольше. Будто бы переживаешь радость от чаепития и беседы с любимой актрисой. Сыграй вот так. Ясно?

АЛЁША. Жалко, не поцеловать тебя… Но всё равно. Ты – моя любовь.

ВЕРХОВЦЕВА. Спасибо, Алёша. Но постарайся найти настоящее счастье.

АЛЁША. Надя… Вот не надо. Не говори. В общем – прощай.

ВЕРХОВЦЕВА. Прощай.

Он поднимается. Надев кепку, уходит. Она остаётся на скамейке.

(Одна.) Эх ты, строгий подросток… Хотя какой подросток? Всем бы мужчинам быть такими!

Встаёт и движется.

Сцена 3

Дача в Подмосковье. Обстановка комфортабельная, но без излишеств.

За обеденным столом БЕРИЯ и ВЕРХОВЦЕВА. Они завтракают. ВЕРХОВЦЕВА одета как в предыдущих сценах (только без шляпки). БЕРИЯ в форме. На протяжении всей сцены он весел, спокоен, ироничен.

БЕРИЯ (как бы внезапно). Надя, дорогая… Слушай… Ты только женщина? Или ты ещё и великая актриса?

ВЕРХОВЦЕВА. Ты знаешь, Лаврентий, что я тебя боюсь. А твоих намёков – тем более. Согласись: другая бы тебе этого не сказала. Она бы льстила тебе. Пела бы, какой ты ангел. А я честно говорю, что ты мне страшен. Делай с этим что хочешь!

БЕРИЯ. Надюша… Сколько я женщин имел… Но не все такие честные! Кто-то со мной спит из-за карьеры. Кто-то за подачку. За квартиру тем более. Кто-то даже мужа хочет продвинуть. Или выручить из чего-нибудь. Смешно, правда?! Другая… В лагерь пойдёт! Но мужу не изменит! Я жён врагов народа, конечно, стираю в пыль. По закону. Который ещё и не я писал. Но при этом их уважаю. Имей в виду. ВЕРХОВЦЕВА. Я вдова.

БЕРИЯ. А вот хорошо… Сказать когда?

Встаёт. Движется вокруг ВЕРХОВЦЕВОЙ. Иногда садится, потом снова встаёт. Продуманно и аккуратно привязывает эту игру к своим и ответным репликам. Реакции собеседницы контролирует. Так – вплоть до конца сцены.

В юности. Когда кровь у парня кипит. И баба его берёт… А куда ей деться? Если… Понадобилось?!

ВЕРХОВЦЕВА (ровно). Не понимаю.

БЕРИЯ. Ты плохой конспиратор. Даром что актриса. Тебе бы у нас послужить. Но ты и так на нас работать будешь. А за хорошую работу полагается награда. Тем более что я тебя люблю… Почему в окно смотришь? Газон тут, на даче, не нравится? Мы исправим это упущение. Скажи только, что посадить.

ВЕРХОВЦЕВА (не меняя тон). Или кого?

БЕРИЯ. Люблю прямой разговор…

ВЕРХОВЦЕВА. Что от меня понадобится?

БЕРИЯ. По линии культурных дел мы тебя сигнализировать не заставим… Глаз и ушей на этом фронте хватает. Да нам и суетиться незачем. Кого давить надо, партия высмотрит. И раздавит. А мы, органы, партии в этом поможем. Кое-кого и защитим. Если человек всё же полезным будет… После урока. И так везде. Сама давно могла понять!

ВЕРХОВЦЕВА. Что тогда?

БЕРИЯ. Иностранцев станешь очаровывать. Не всех, конечно. А тех, кого наши комбинации потребуют. Понятно, стимулы от нас будут. Но так, чтобы тебя не расконспирировать.

ВЕРХОВЦЕВА. Какие именно?

БЕРИЯ. Ну, например… Квартиру отдельную наконец-то получишь. А то бегает к тебе домработница на уборки. В эту твою коммуналку. В кино и на сцене будем тебя продвигать. Негласно, конечно. А то ты не любишь выпрашивать.

ВЕРХОВЦЕВА. Я всегда старалась не выпрашивать.

БЕРИЯ. Меня твоя выдержка восхищает сильнее. Хоть тост за неё поднимай! Сейчас еле сидишь… И – ни слова. Состав преступления, тут дело понятное.

ВЕРХОВЦЕВА. Какого преступления? И… о чём это – «ни слова»?

БЕРИЯ. Не признаёшься… Ну, я и не требую… А мальчишка – золото, слушай! Хоть в Тбилиси его. Даже в Авлабари! Как он нырнул и на вокзале вынырнул!.. Топтуны наши едва не прохлопали. Правда, я в его годы… развивался гораздо интереснее.

ВЕРХОВЦЕВА. Если ты о…

БЕРИЯ (перебивает). Именно.

ВЕРХОВЦЕВА. Он отдал знак внимания. Цветы. И уехал к себе. Я его покормила. Не отпускать же мальчишку голодным в дорогу!

БЕРИЯ. Логичная версия!.. Но подтвердить это способны только вы двое?

ВЕРХОВЦЕВА. Людей в квартире действительно не было. (Невинным тоном.) Разве что… В моё отсутствие кто-нибудь заходил?..

БЕРИЯ. Ещё поэтому, Надя, я потороплюсь с отдельной квартирой для тебя. Там контроль вести легче… Правда, горячий поклонник, молоденький такой, может гнать тебя и по бульвару. Да?

ВЕРХОВЦЕВА. Я даже говорила с ним. Довольно долго. Твои люди не могли это не заметить. Вежливо и по-умному просила не преследовать меня.

БЕРИЯ. А он?

ВЕРХОВЦЕВА. Постарается. По-честному. Тем более между нами несколько сотен километров.

БЕРИЯ. Он не мог знать, что его ведут. Если чутьё сработало… (Пауза.) Тогда… (Пауза.) Пусть сидит. (Пауза.) В своём Ленинграде. Пусть в школе тихо учится! Письма и мелкие встречи я вам разрешаю, если хотите. Переспать если снова приспичит, возражать не буду. Но не больше и не в ущерб делу!

ВЕРХОВЦЕВА. Рано или поздно он забудет меня. И девушки появятся. Да ты сам понимаешь.

БЕРИЯ (садится на стул рядом с ВЕРХОВЦЕВОЙ). Отца его я знал немного. Как лев воевал, слушай! Такой верности от бывшего царского офицера даже (чуть понизив голос) Иосиф Виссарионович не ожидал. Конечно, это между нами… Поэтому сыну положена спокойная жизнь. Вслед заслугам отца. Я постараюсь. И Серго Гоглидзе в Ленинграде постарается. Но и ты тоже здесь старайся.

ВЕРХОВЦЕВА. Я буду.

БЕРИЯ. А вот тут, Наденька, я тебе верю. Я не Станиславский покойный. Правда, он бы тоже поверил. Но он жил на сцене. А я играю в жизни. Чувствуешь разницу?

Сцена 4 (рефрен)

Рубеж весны и лета 1990 года.

Стандартная отдельная квартира в современном ленинградском доме. Обстановка соответствует времени.

ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА СУРОВЦЕВА, скромно одетая женщина 67 лет, сидит и смотрит телевизор. Передают интервью с профессором ИСКЕРОВЫМ. Тот – на экране – совершенно сед, в очках.

ГОЛОС ЖУРНАЛИСТА. Не вы первый отмечаете внутреннее сходство разных исторических переломов.

АНЯ (входит. Над ухом ЕВГЕНИИ СЕРГЕЕВНЫ.). Бабушка, кто это?

ГОЛОС ИСКЕРОВА (любезно). Я всегда рад сойтись во взглядах с людьми.

АНЯ. А, Искеров… (Садится.)

ГОЛОС ЖУРНАЛИСТА. А как вы относитесь, скажем, к рок-музыке? Это ведь тоже переломное явление.

ГОЛОС ИСКЕРОВА. Как к попытке смело выкрикнуть новое слово в искусстве. И я не одобряю её бездумную критику. Во времена моего детства осуждали танго, фокстроты… Хотя танцевали их все… Невинные романсы, и те считались знаками буржуазного разложения. А теперь всё это – признанные жанры. Зачем же вновь бессмысленные загибы? Хочет кто-то молодёжь потерять?

ГОЛОС ЖУРНАЛИСТА. Получается, и рок признают?

ГОЛОС ИСКЕРОВА. Уже признают. Вы, наверное, это знаете не хуже, чем я.

АНЯ (не без одобрения). Он в своём репертуаре. Даром что немного сухарь.

ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Тише, пожалуйста.

ГОЛОС ЖУРНАЛИСТА. Вернёмся к истории. Ваш отец – тот знаменитый красный командир… Он был человеком перелома? Всё-таки из бывших офицеров, из старинного дворянского рода.

ГОЛОС ИСКЕРОВА. Напомню, что он умер в 1926 году. Мне тогда было три с половиной года. Личных впечатлений об отце у меня, я вам говорил, нет. К чужим точкам зрения они примешиваться не могут. К объективной оценке – точно так же.

ГОЛОС ЖУРНАЛИСТА. И какова оценка?

ГОЛОС ИСКЕРОВА. Мой отец делал выбор. Но свою судьбу не отделял от судьбы страны. А ведь сейчас настало также время переломное. И важно не ошибаться с выбором. Вопрос только – к чему идти.

ГОЛОС ЖУРНАЛИСТА. Что же, Алексей Николаевич, к сожалению, наша встреча подходит к концу. Спасибо за беседу.

ГОЛОС ИСКЕРОВА. Спасибо за внимание.

ГОЛОС ЖУРНАЛИСТА. С нами был доктор исторических наук, профессор Алексей Николаевич Искеров. Удачи, дорогие телезрители!

ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА (поднимается с кресла и выключает телевизор). Как-то живо чувствуешь, что на дворе 90-й год. И думаешь, сколько лет нам обоим.

АНЯ. Ну да, одноклассники.

ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Видимся-то мы теперь редко.

АНЯ. Зато я с ним часто. Ничего, ко мне доброжелателен. Видимо, оттого, что я – внучка своей бабы Жени. Между прочим, сядь.

ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Ты сядь, а я, баба Женя, насиделась… Кстати, в школе Алексей Николаевич выглядел… Не очень весёлым, это правда… Но не ныл никогда! А учился великолепно. Вдобавок советы нам давал такие… Его и комсорги слушали! У нас до собраний не доходил ни один неприятный случай. Ну, если только нечто чрезвычайное…

АНЯ. Исчерпывать инциденты он умеет. Это правда. И ничего плохого людям не делает.

ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. А что сухарём оборачивается – это чистая самозащита. Сама подумай… Решат, что на человеке можно ездить. А шея ни у кого не железная.

АНЯ. Нахалов строить он тоже умеет. Притом качественно. Это тебе не фильм «Осенний марафон»… Но ведь ты замуж вышла всё-таки за деда?

ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Нас с Алексеем Николаевичем война разметала… Потом было не переиграть. И зачем? Семьи сложились хорошие у обоих…

АНЯ. Но почему моя будущая бабушка Евгения Сергеевна Ракитина, по мужу Суровцева, проехала мимо такого парня?.. Или соперниц испугалась?

ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА (словно бы не слыша последних вопросов). Алёша, кстати, и в юных киноактёрах побывал. «Покорители глубокого моря» – знаешь, как в конце тридцатых этот фильм прогремел? Не хуже, чем «Дети капитана Гранта»! (Через паузу.) Был у Алёши очень серьёзный роман. Но я об этом никогда не сплетничала. И сейчас не буду.

Действие второе

Рубеж августа и сентября 1939 года.

Сцена 5

Очень недолго звучит танго из балета Шостаковича «Золотой век».

Комната в коммунальной квартире на Васильевском острове.

Сидят юные ЖЕНЯ РАКИТИНА и ЛЮБА МАРГУЛИС. Они хороши собой, по-спортивному подтянуты, при этом домовиты.

ЛЮБА. Я к Алёше Искерову всегда относилась строго по-товарищески. И ты, Женя, это знаешь. Тебе не в чем меня упрекнуть.

ЖЕНЯ. Он ко всем девочкам относится так же. Вежлив, но ведь ни за кем не ухаживает. Возможно, любовь у него уже была. И, наверное, с разрывом. А тогда предмет тяжело забыть. Я это понимаю.

ЛЮБА. Надо взять над товарищем доброе моральное шефство. Только ты имей в виду, что Алёша очень непрост. В кино вот снимался.

ЖЕНЯ. Правда?

ЛЮБА. Как то, что меня зовут Любовь Маргулис.

ЖЕНЯ. А где?

ЛЮБА. В «Покорителях глубокого моря». Неужели ты его не видела?

ЖЕНЯ. Да ведь там масса народа! И мелькают все так быстро…

ЛЮБА. Алёша играл заводилу. Вот той водной ребячьей ватаги. Ну, эпизод… Где Верховцева в воду уронила бинокль. Алёша бросается, ныряет и чуть не со дна достаёт. Вспомнила?

ЖЕНЯ (не сразу). Ой, да… Точно!

ЛЮБА. Хотя роль всё-таки была эпизодической.

ЖЕНЯ. Там взрослые везде на первом плане.

ЛЮБА. Они его и заслонили. И в титрах он не указан. Да и вырос с тех пор… Но лицо-то сейчас можно узнать. Пусть даже мимолётом. (Через паузу.) Странно всё же, что ты Алёшу не приметила. Или смотрела невнимательно? Ни в кино, ни в театре так нельзя.

ЖЕНЯ. Алёша ведь почти ничего не говорит о своей московской жизни. И о том, что в кино… Стой! Я этот его молчок только сейчас осознала! Как же так?

ЛЮБА. А что ты решила? Что у него отец – враг народа? Или что он просто задаваться не хочет? Он, кстати, скромнее нас, девчонок. А характер железный.

ЖЕНЯ. Так у него и отец был железный. И никакой не враг.

ЛЮБА. Слушай, я читала, как шёл на врагов Советской власти легендарный Николай Павлович Искеров. Только ведь Алёша сам строит свою жизнь. Без отца. Как бы он его ни чтил.

ЖЕНЯ (встав). И что Алёша? Без родителей что-то плохое сделал? В японскую разведку завербовался?

ЛЮБА. Ты вот так шути поосторожнее! А то всерьёз примут. Кстати. Только – тсс! Подойди-ка…

ЖЕНЯ садится на подлокотник Любиного кресла.

Наклоняется к ЛЮБЕ.

(Негромко.) В общем… Сейчас негласно считается, что по линии НКВД были… Отдельные перегибы. Кое-кого и освободили. И даже вернули к работе. Но это строго между нами. Я тебе не говорила. Ясно?

ЖЕНЯ. Ой, подруга Любочка! Я что, не понимаю?

ЛЮБА. Ладно, подруга Женечка. (Показывает на прежнее место ЖЕНИ.) Сядь, пожалуйста…

ЖЕНЯ выполняет эту просьбу.

Если честно… Я о Косте Антонове всерьёз думать начала. Шалопай он, конечно. Но мозги у него есть. И упорство. И я их, знаешь, разовью. На его благо.

ЖЕНЯ. А что Алёша?

ЛЮБА. Парней надо уметь выбирать. Иногда из лучших. А сват рядом не будет. Но мы, девушки, от неопытности плохо разбираемся в своих чувствах.

Пауза.

ЖЕНЯ (медленно, с нарастающей силой эмоций). А вдруг с Костей у тебя не сложится? Он же балабол! Мы с тобой тогда Алёшу будем делить? Не гарем ведь парню устраивать из будущих невест?!

ЛЮБА (также заводится, но слегка). И что мы сделаем? Может быть, сцену из «Бесприданницы» поставим? Когда в орлянку живого человека разыгрывают?