Читать книгу: «Алмазы бывают разные. Повесть»

Художник Ксения Струкова

© Сергей Кучерявый, 2024

ISBN 978-5-0055-2471-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

История эта, а вернее будет сказать, небольшой, но весьма ёмкий рассказ о ряде забавных происшествий пришёлся в аккурат на череду всеми любимых майских праздников. Случилось это всё не в столь далёком прошлом, конечно же, если учитывать условную относительность летоисчислений календаря. Хотя, признаться, – Настоящее, Прошлое и Будущее – это такая скользкая тема, что неровен час, можно запросто на ровном месте погрязнуть в размышлениях – всё это так относительно. А ведь и вправду, ведь по факту то любое деяние или даже просто слово, едва ли покинувшее уста – это есть уже официальная история. А вот место для шага вперёд, куда в самом ближайшем будущем, пусть и абстрактным, а быть может и вовсе натуральным образом устремится стопа – это и есть Будущее. И насколько же она мала, насколько непостоянна, а главное, ничем неизмерима та воистину живая величина, что в мире нашем носит имя – Настоящее. Так вот однажды, творческим образом стирая грани времени, я и оказался в тех, неописуемой красоты местах, где когда-то бывал, работал, вкушал и мыслил сам Сакен Сейфуллин. Он, погружаясь во все тонкости и глубинны этих исторически значимых мест Земли, действительно мастерски увековечил целый ряд бессмертных легенд, что по сей день находят отклик в сердцах. А имя тому бесценному местечку – Бурабай или же попросту курорт Боровое.

И всё же, как тонка и неуловима та нить настоящего времени, а главное, насколько она сильна и влиятельна по отношению к человеку. Да, по прибытию всё то богатство природы, как ни странно, никуда не сбежало из курортных мест, чего, увы, нельзя было сказать о внешней структуре того целебного района. Виной всему послужил тот, по сути, бренный эффект очередного мирового экономического кризиса, коим в своё удовольствие также, вгоняя страну в ещё большую яму, охотно пользовались все кому не лень, включая повсеместное тараканьё управляющих государственных чиновников. Итак…

Прибытие

Ближе к полудню, поезд тихонько встал на одноимённой станции и наш вагон принялся стремительно пустеть. Тут же с другой стороны прибыл ещё один немалый состав, вероятно, с такими же желающими с пользой провести затяжные выходные в целебном санатории посередь скалистого бора, отчего я намеренно прибавил шагу. Юный ветерок попеременно ласкал весенние просторы то тёплыми, а то и прохладными порывами, ласково шелестя едва ли широко распустившейся листвой. Этот ветерок местами ленно, местами дерзко и абсолютно самобытно распространял по всей вверенной ему атмосфере совершенно искренний, праздничный дух времени, дух пробуждающейся Земли. Едва ли переступив изначальный «Рубикон» мая, он своим вольным дуновением заблаговременно уже настраивал всех и каждого на некую ласковую, впереди идущую летнюю пору, в неге которой хотя бы разочек, да обязано будет случится нечто счастливое и волшебное. На календаре вовсю зиял знаменательный, облюбованный трудовым человеком первый день мая, но как, ни странно, ни торжества, ни чествования мира труда нигде замечено не было. «Странно» – подумалось мне, ведь нигде не виднелось никакого, пусть даже и принудительного субботника с прохлаждающейся школотой. В отместку тому порядку, а также в противовес той воспалённой экономической болезни чинов, всё тот же беспризорный мусор, оставшейся от последних снегов, продолжал безнаказанно и нелицеприятно валяться по углам и обочинам знаменитого курорта. Наскоро миновав все вокзальные препоны, я вышел на площадь и там же обмер на месте. Вокруг нигде, ни на дырявой парковке, ни где-то подле, нигде совершенно не виднелось ни единого трансфера, ни даже какого-нибудь самого захудалого автобуса с привычно кричащими представителями различных домов отдыха, не было никого. «Странно» – уже вслух томно подумал я, и принялся дальше по пути оглядываться, шагая вперёд с весьма недовольным лицом. Пройдя ещё немного дальше, я вновь замер в исступлении, будто бы меня внезапно поразил электрический ток. Моему взору открывалась такая картина: к тому времени из здания вокзала уже потянулась вся та разнокалиберная вереница людей, среди которой в изрядном количестве шли, плелись, ползли люди с явными ограниченными возможностями, люди инвалиды, каждый в своём роде. Я, признаться, и сам человек с физиологическим изъяном в виде диабета и прочих сопутствующих осложнений, на основе чего мне эта путёвка и была выдана, но по сравнению с той вязко тянущейся гурьбой, я, по крайней мере, был тверёз и безболезненно мог передвигаться. Но, так или иначе, вся крамольная соль той безумной картины находилась на другой стороне, куда также пал мой на миг застывший взгляд. Вероятно, не так давно на основе всё той же гениальности какого-нибудь там очередного гос постановления, все санатории и дома отдыха вмиг лишились дотаций, вследствие чего, были вынуждены сократить свой бюджет, а также упразднить встречу отдыхающих на площади у вокзала. От такой наглой вольности улыбчиво сияли лишь местные таксисты, что кучным арсеналом стояли подле и радостно потирали руки в предвкушении неизбежной выгоды от их внезапно возросших цен. А тем временем, инвалиды вместе с прочим людом растерянной и разочарованной походкой с матюгами брели к словоохотным извозчикам, шли словно бы на дивный аромат цинично манящей прикормки. Делать было нечего, пришлось соглашаться. И, скомпоновавшись по одним и тем же местам назначения, мы принялись рассаживаться по машинам.

Персональный счётчик лет человека, безусловно, в своей хронометражной памяти бережно хранит те или иные знаменательные, яркие фрагменты жизни, но таковыми они являются лишь для него самого, да и к тому же те воспоминания часто имеют весьма сакральный статус. И всё же, чем же делиться с малознакомым обществом, пока счётчик такси мотает свой километраж? Наверняка, у каждого в запасе имеется какая-нибудь своя эксклюзивная дюжина различных сюжетов на тему пустых дорожных бесед с небывалыми преувеличениями и даже с геройскими вкраплениями? И ведь каждый участник тех бесед заведомо знает и понимает, что всё услышанное в процессе необходимо делить, как минимум, на три, дабы вынести из этого хоть какую-то истину, но не проходит и мгновения, как человек, попав в полосу вещания, не замечает, как сам уже смело плетёт узоры из своей некогда банальной истории. Вот мы четверо абсолютно разных мужчин, впервые увидевших друг друга, просто едем в одном направлении в такси. Вот о чём должен быть попутный разговор? Естественно, это: знакомство, профессии, диагнозы, внезапные общие интересы, негодования миром, государством, медициной, там же попутно несколько традиционных смешливых небылиц. В общем, салон авто живо гудел и весь наш не столь продолжительный путь к общему санаторию был заполнен сплошь лёгковесной болтовнёй. Я говорил мало, да и, признаться, слушал я тоже периодами, так, разве что из общего контекста падало мне на слух, я что-то поддакивал в ответ и не более того. В большей степени я умиротворённо глядел в окно, следя за извилистой на удивление ровной дорогой, сопровождаемой живыми иллюстрациями весеннего бора, который, то и дело, не переставал восхищать и манить в свои глубины, где таинственно царит спокойствие и тишина.

Стойка администратора своей уютностью чем-то походила на стойку бара, такая же высокая, широкая и имеющая весьма приятную девичью улыбку во главе. Мимо взад-вперёд, каждый по своему маршруту, регулярно сновали отдыхающие, с интересом бросая любопытный и иногда даже горящий взгляд на вновь прибывших, которые в этот раз исключительно мерно тянулись к стойке регистрации на протяжении целого дня. Рядом в соседнем смежном зале, также поглядывая на приезжих, сидела компашка седовласых озорников, которые усердно и в меру шумно играли в карты. Удивительный их жизненный опыт позволял им одновременно: и играть, и спорить, и беспрестанно замечать движение в холле, а также всё это дело ещё и комментировать. Главным зачинщиком всех тех возбуждений, как выяснилось позже, был щупленький, небольшого росточка старичок с тростью, болезненно хромающий на правую ногу. Его звали Булат, дядя Була. С ним был ещё друг, прибывший также намедни. Как и первый, был он худощав, среднего роста, правда, более сдержан и интеллигентен. Голова его была бела словно бы мел, но это ничуть не умоляло его жизненного заряда, что нередко откровенно искрился в его серо-голубых глазах. На вид это были два образованных старца, они заметно выделялись из общей компании картёжников, они также оба часто говорили на каком-то своём языке.

– Вот скажи мне, начмед, – с задором шепелявил старик с тростью, – ты вот всё зло думаешь о том, что нас на вокзале никто не встретил? Ведь ни одного автобуса не было! А я тебе сейчас всё расскажу.

– Да не надо мне ничего говорить! Ходи, давай! Вон, даму бей!

– А я тебе всё равно расскажу, я тебе поясню, – гоняя из стороны в сторону конфетку, старик тут же принялся наскоро излагать подробности, – ты-то, начмед, пока в штабе-то в своём гематогенками баловался, трудом, измором, да отборным матом солдат лечил, я же в это время, на минуточку, тридцать лет в эпидемиологии оттрубил, и малость понимаю ситуацию.

– Бери карты, светила ты науки! – промежду прочим привычно вставлял вечно спокойный, худощавый бывший начмед Тимур Рустамович.

– Ага! Так вот, нате, кстати, вам вальта козырного. Так вот, если бы нас, как и прежде встретил и привёз автобус, сколько их там на площади обычно стоит: два три, так вот, вся бы эта шобла до вечера бы стояла здесь в холле. То есть в формате эпид окружения на сегодняшний день – это недопустимо. Отсюда и наплыв идёт медленный. Понятно?

– И наплыв, и навар, – завистливо кто-то воткнул из игроков, сидевших также за журнальным столиком подле бурлящего аквариума, – ведь по любому же с этой ситуации кто-то да имеет свою нехилую копейку!

– Ой, это не ко мне, товарищи! Это вон, к начмеду, это он умеет с подобным делом обращаться, документы там, разрешения всякие, тактика, обходные пути – это к нему! – ёрзал, сидя на месте мелкий старичок.

– Долго думал, светила науки? Чего ты собираешь то? Я в отставке, на пенсии десять лет уже как! Да и не было у нас никогда такого. Всё только по уставу, – пытаясь быть серьёзным, Тимур Рустамович, едва ли глянув на своего коллегу, также решил капнуть яду, – хотя…, Була, ну, куда тебе-то понимать мои дела, человек ты с мигалкой? Гы-гы. Ходи, давай!

– А чего ходить то? Туз вышел. На вот тебе два короля вместе с козырным и червонец бубновый тебе на пузо. Ладно, хер майор, не расстраивайся, повезёт в любви. Смотри, вон ещё люди приехали, ты погляди, и музы там виднеются.

– Нахрена тебе муза? За аспирином бегать? Или пошалить тебе захотелось? Заставишь её опять бежать, куда глаза глядят с диким криком: «Эпидемия Пыльно – Дождевой Золотянки! Спасайся, кто может!»

– Ой, да ладно, когда это было то? Зато весело же было, согласись.

– Ага, так весело, что уже как лет восемь минуло, а нас с тобой на юг до сих пор не пускают!

– Ой, да туда сейчас никого не пускают. Где пульт от телевизора?

– О, нет, нет, нет, это без меня! – завопил начмед, – ты меня ещё в купе достал, ретранслятор ты старый. Сейчас там как раз новости… Ой, нет, я пойду лучше северным сосновым воздухом подышу, раз на юга нас не пускают из-за кое-кого, – эмоционально, с шутливой претензией акцентировал прямой как стебель начмед, нагибаясь над мелким, сутулым эпидемиологом, который нервозно крутил вертел в руках пульт от телевизора, приготавливаясь вещать, а главное, доходчиво всем всё разъяснять, всему разновозрастному холлу.

– Да…, пойдёшь на улицу, слышишь, начмед? Говорю, будешь на улице, провентилируй там, когда и во сколько шашлычная открывается, и заодно, где мороженое продаётся.

– Опять ты за своё! Я тебе, что полицай что ли? Мне, знаешь, не жалко, у меня достаточно денег, чтобы купить себе шашлык, и угостить кого надо мороженным! Именно купить! Слышишь? Эй, рецидивист-эпидемиолог!

Но все слова друга были тщетны, так как новостной канал Булата уже вовсю, принялся озвучивать горячие заголовки выпуска. В след уходящему начмеду, его полит активный друг, как обычно проговорил что-то невнятное, наподобие: «Бабе цветы, дитям мороженое!». Но к чему и для чего это было сказано? – извечно спокойный начмед выяснять не стал, хотя бы даже от того, что это было просто бессмысленно. Оглядев ещё раз послеобеденное, весьма хаотичное передвижение постояльцев, Тимур Рустамович неспешно вышел на крыльцо и отправился по направлению к лесной аллее.

Соседи

Я же тем временем, наконец, дождавшись своей очереди, получил ключ от номера и отправился в другое крыло, дабы расположиться, переодеться и отдохнуть. Вскоре в номер прибыли ещё два постояльца, один к вечеру, а другой поздно ночью, и обоих, как позже прояснилось, звали Викторами. Тот, что первый, был небольшого росточка, бывший водила грузовых машин, а ныне, человек страдающий болезнью Паркинсона. Лет ему было за сорок, руки его бесконтрольно, то тряслись, то били ходуном, а то подёргивались мелкой дрожью. Сам он был щупл, прост и опрятен, не выделялся и не был противен ни лицом, ни поведением. Витёк сразу смекнул, что я не из гулящих, и приехал я для поправки здоровья, поэтому предложения на счёт попить пивка в мой адрес особо не прилетали. Да и сам он, честно говоря, не злоупотреблял, лишь по вечерам в номере или же на улице в окружении весенней природы, Витёк по-своему, по-мужски тихонько наслаждался отдыхом. Иногда мы с ним подолгу говорили обо всём подряд, в основном, конечно, преобладали какие-то рабочие, бытовые темы, а также традиционные моральные заголовки нашего времени. Второй же сосед, ещё один человек с «победитовым» именем въехал ночью, ввиду чего по-людски мы с ним познакомились лишь ближе к обеду. Он был высок, строен, немногословен и имел статус слабовидящего. На вид, на манеру общения он выглядел не особо взросло: джинсовка, кеды, бейсболка, укоренившаяся зажатость с явными задатками социальных комплексов, в общем, он максимум тянул на подростка, хотя, как позже выяснилось, что самым молодым в нашем номере оказался именно я, а этому подростку через полгода минует уже полвека. В комнате, признаться, я появлялся довольно-таки редко, заходил разве что только поспать, принять душ да переодеться. Мой круг интересов всем был известен это: какие-то спортивные, медицинские процедуры, ходьба, природа и здоровый режим, на что сплотившийся дуэт моих соседей особо не претендовал, да и я всегда проскальзывал мимо них с какой-нибудь шуткой, новостью или анекдотом. Два Витька в некотором роде сдружились и регулярно пили пиво, когда в номере перед экраном телевизора, а когда и в беседке на улице, куда и я с радостью примыкал, так за компанию. Со дня заезда минуло уже несколько дней, и к тому времени у меня сложился вполне определённый маршрут всех моих передвижений: процедуры, прогулки по лесу, неспешный променад по побережью озера, ну, и, разумеется, вечерний выход в свет. Да, ввиду моей коммуникабельности и личных интересов ко всему, куда бы я не направил свой шаг, повсюду у меня уже были знакомые, лица, имена, улыбки и просто приветливые взгляды. Я гулял, ходил, бродил, без предпочтений одинаково много общался с младым и почтенным контингентом, с большими и малыми компаниями, с грустными и весёлыми людьми. У многих я спрашивал даты рождения, историю жизненного пути и причины болезненного недуга. На тот период времени я активно познавал, изучал древние трактаты великих умов, тесно переплетённых с астрологией и астромедициной, мне это было интересно. Навязывать я никому ничего не навязывал, да и афишировать подобную кладезь знаний я не собирался, так как данное моё направление в большей степени у людей ассоциируется с некоторым понятием «погадать», что категорически ко мне не имело никакого отношения. К науке – да, к наблюдениям – да, к анализу мысли, к знаниям, также сопряжёнными с прочими интересными доктринами – тоже да, но никак эта моя деятельность не была связана с закоренелым клише о бестолковых россказнях о том, чего в действительности никогда не будет. В общем, майские деньки начинали уже вовсю мелькать лёгким галопом, и я старался ничего не упускать.