Читать книгу: «Держать носом на волну»
Посвящаю памяти моей мамы,
Раисы Васильевны Артемьевой,
давшей мне пример видеть мир со
всеми оттенками солнечного
спектра, даже при плохой погоде и
в сумерках обыденности.
Иллюстратор Эмма Николаевна Егорова
Фотограф Виктор Андреевич Гащунас
© Сергей Гагаев, 2018
© Эмма Николаевна Егорова, иллюстрации, 2018
© Виктор Андреевич Гащунас, фотографии, 2018
ISBN 978-5-4496-0423-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Благосклонный читатель, тебе адресована эта книга, если Север тебе не безразличен; помни, к нему нельзя остаться равнодушным, даже едва соприкоснувшись. Север – это неизлечимая болезнь, она передаётся через все органы чувств и мгновенно становится хронической. Лекарства от неё ещё не придумали. Если вдруг тянет к туманным берегам, или с грустью следишь за летящими на север птицами, будь уверен – ты безнадёжно болен и шансов на исцеление нет.
Книга – о счастливых людях, делающих свое любимое дело: самых обыкновенных, которых не украшают медалями и не балуют почестями. Исчерпывающую характеристику на такого счастливчика я прочел в эпитафии:
Не унижен наградой,
Не возвышен зарплатой.
Не обласкан врагами,
И не предан друзьями.
Книга и о животных – не экзотических: паучке, улитке, кошке, собаках, помогающих лучше уразуметь мир.
Почему написана эта книга? Вот ответ:
Делай – то, что можешь.
Но не смей, не делать – то, что можешь!
И не лги – особенно себе.
Не давай прокрасться в душу лени —
Это все рогатых бесов тени:
Застят Божий свет, ведут к беде.
Для оформления обложки использован снимок штормового моря, выполненный Виктором Андреевичем Гащунас; спешу поблагодарить сердечно автора за любезно предоставленное фото.
Замечательные рисунки, подчеркивающие суть рассказанного, выполнены зоологом – Эммой Николаевной Егоровой. Рад выразить ей свою бесконечную признательность.
И наконец, самые горячие слова в адрес моей жены – Ирины Львовны Бестужевой, без её всесторонней помощи эта книга не состоялась бы.
НАЕДИНЕ С АРКТИКОЙ
МЯСОРУБКА
Светлой памяти моего друга, Юрия Хаджи – замечательного человека и не менее замечательного полярного летчика и водолаза – посвящаю эту повесть.
Не верь, не бойся, не проси —
Так есть и будет на Руси.
Расскажу небылицу. Если же вы из тех, кто предпочитает правдивые истории, так включите телевизор и внимайте. Я лично под них засыпаю. Скука. О действительности никто читать не станет. Скажут: «Надоело все это». Даже если я начну повествовать о водолазной экспедиции в Антарктику, о красотах тех мест, работе подо льдом плечом к плечу с морскими леопардами, косатками, кессонной болезнью – мало кто заинтересуется. А начну врать напропалую, например, об аресте нашего начальника отряда в аэропорту Пунта-Аренас за то, что нашли у него в рюкзаке шлепанцы с лейблом «Franco» и приговорили к пожизненному заключению; о том, как он бежал из тюрьмы, воспользовавшись бейсболкой-невидимкой, предусмотрительно накормив тюремщика гуталином с наркотическими свойствами и, слепив из обмылков пистолет, отбился от преследователей… И все в таком духе, и тому подобное, по принципу: сорок верст до небес, да все лесом… и прочий вздор. Кому-то это может показаться достойным внимания.
В жизни все так ловко и лукаво переплетается, что не всегда и не сразу удается отличить быль от небыли. Так что реабилитировать себя всегда можно. А уж в такой фантастической стране как Россия и не то бывало. Кто оспорит? Страна возможностей. Неограниченных.
Вот вам пример. Мой знакомый, миллионер, начинавший свое дело с производства кустарным способом резиновых пассиков для магнитофонов и проигрывателей из старых велосипедных и мотоциклетных камер, погубил себя возможностью выбора. Поясню: он никак не мог решить какую яхту купить – двух- или трехпалубную. Из-за неспособности разрешить эту дилемму, стал поглощать дикое количество пива. Постепенно у него появилась навязчивая идея, что он не сможет найти нужник, когда захочет по-маленькому. Он даже выразил это в строках:
Лишь вдвое медленней трамвая,
Шел я к Всевышнему взывая.
О чем Его просил при этом?
О скорой встречи с туалетом…
В конце концов, угодил в психушку, уверовав, что он жестяной писсуар. По правде сказать, его все-таки вылечили. Не ясно только, пошло ли это ему на пользу… Он занялся благотворительностью – начал строить бесплатные сортиры и почему-то в готическом стиле. Его карьера закончилась скверно – был осужден общественностью за отсутствие патриотизма. Оскорбился. Забросил дела и стал коллекционировать ночные вазы.
Ну, так вот. Есть в Ледовитом океане остров, скорее островок, с десяток километров в длину и поменее трех в ширину. Когда я смотрел на него с борта самолета ледовой разведки, он казался мне похожим на плывущего к востоку дельфина с ужасно доброй физиономией. Так и хотелось потрепать его за ухом, да пожелать чистой воды. Ну, нажелал вот… Всем теперь известно, что Арктика теплеет, скоро вовсе весь лед растает и океан придется переименовывать в Неледовитый, а это, пожалуй, накладнее чем милицию в полицию переиначить.
На острове – полярная станция, ее открыли в начале 30-х прошлого столетия, когда Арктику считали «кухней погоды». Таких станций по всему Севморпути существовал не один десяток. Теперь эта станция заброшена, как старый башмак…
Это случилось в девяностых. Их называют «лихие». Причем воспринимается это слово нередко с эдаким романтическим привкусом. Мол, лихой – смелый веселый… У этого слова есть и другой смысл. Лихо – это зло, оно также является другим именем Сатаны. Присвоению нарицательного имени предшествуют определенные события. События происходят, как утверждают не материалисты, по воле небес (только ли?). Вершатся руками (конечно, прежде всего, мозгами) людей, чаще политиков. Один такой, в их кругу авторитетный, тогда высказался, что Север перенаселен. Ему, разумеется, поверили такие же помощники Лиха. Так вот: в те злые годы решили, что помеха прогрессу эти станции с полярниками – слишком много хлопот и затрат: заботиться надо о быте тех, кто там живет, кормить, одевать, топливо привозить, да еще и зарплату за пребывание на такой станции платить. Ну и сократили их количество. Зачем Север России (?) – там же холодно!
Я склонен считать – все кто это придумали, в детстве мечтали попасть на необитаемый остров и там жить как Робинзоны, но им в жизни не повезло и они стали госслужащими. Неудачники, одним словом. А что взять с неудачников?
Жаль мне таких ребят. Живешь вот так счастливо, мечтаешь, к примеру, стать наездником в цирке или матросом торгового флота, а родители тебе: «Нет, дудки! Будешь министром…» Бац! Удар судьбы – по-другому и не скажешь. И вся дальнейшая жизнь – наперекосяк. Как не пожалеть?
Историю, которую собираюсь рассказать, я услышал от своего друга. Он вертолетчик. Зовут его Егором. Парень талантливый во многих отношениях, а уж рассказчик – изрядный. Повествует самозабвенно и чистосердечно. Он же и передал мне дневники одного из героев рассказа. Тот забыл их в спешке на борту геликоптера. Я сначала отнекивался, мол, неудобно читать чужие мысли, и все в том же духе. Егор меня обозвал непечатно и сказал, что если дневники забыли, значит – так тому и быть. Если не возьму, то он выкинет их на помойку. Куда тут денешься? Я, разумеется, изменил имена героев, и подправил некоторые шероховатости, во всяком случае, постарался придать этому документу нужный вид, а его фрагменты кое-где вставляю в рассказ. До сих пор у меня остается некоторое сомнение: не Егор ли их сам сочинил?
Герои рассказа – счастливчики. Об этом я знаю со слов того же Егора. Их родители никогда не навязывали отпрыскам своей воли в выборе дорог. Дети всего достигли сами. Никому из их предков даже в голову не приходило давать указание сыну, подняв перст и с грозой во взоре провозглашать: «Стань: директором банка, бизнесменом, членом правительства и т.п.» Один в лучшем случае мог услышать не всегда трезвый голос отца из-за пестренькой занавески, отделявшей комнатку с двумя кроватями и раздвижным круглым столом от импровизированной кухоньки, что-то вроде: «Учись, человеком будешь, да от начальства подальше держись…» Другой же не раз слышал от своей парализованной прабабушки: «В армию сходишь, а там, Бог даст, на инженера выучишься…» Заметьте дивное сходство мнений того папы и прабабушки в главном. Вот так-то: ученье – свет!
Одного из них звали Олегом. Он был рыжий, не в переносном смысле этого слова. Действительно, волосы его курчавые отливали медью, а голубые глаза напоминали чистые лужицы в лесу на поляне, усеянной рыжиками под безоблачным небом. Его веснушчатая физиономия располагала к летнему настроению каждого, кто с ним встречался. Он с детских лет мечтал стать полярником. С того времени как он себя помнил, это была самая большая мечта. До поздней осени можно было видеть светло-зеленый свет торшера на балконе новой квартиры на окраине города, куда переехала, наконец, вся семья из коммуналки. Это Олег вытаскивал наружу раскладушку и читал лежа, прежде чем уснуть, готовя себя так к трудностям предстоящих арктических странствий. Нередко по ночам он просыпался от холода, но, воспитывая в себе волю, не уходил в помещение.
Дмитрий, так звали другого героя нашей истории, не спал до холодов на балконе, он просто много читал. Читал запойно и самозабвенно, даже на уроках. Эта страсть не шла ему на пользу в общепринятом смысле. Он был круглым троечником. Да. Да! Даже по литературе у него была устойчивая твердая тройка. И вовсе не потому, что он не знал материала, героев тех книг, которых проходили в школе. Многое объяснялось тем, что он никак не мог уразуметь для чего нужно в сочинении обязательно растерзать произведение на части, предварив все это исторической обстановкой во введении, а главных героев разобрать по костям так, чтобы они перестали представлять хоть какой-нибудь интерес. В довершение всего, он был непомерно высокого роста, сутул, к тридцати годам имел завидную лысину, курил сигареты «Ligeros» и презирал спорт в любых его проявлениях. Да, чуть было не забыл. Дмитрий обладал природным талантом – метко стрелял из любого оружия и достиг совершенства в метании ножей.
Для правильных родителей и правильных детей нельзя подыскать более подходящего примера, «каким не надо быть».
Они отзимовали год вместе еще с тремя ребятами, но о тех сообщу, что они улетели с острова первым вертолетом. Эти двое остались. Остались, как им было обещано на короткий срок – две-три недели, чтобы законсервировать станцию.
Станция как станция: метеоплощадка, лабораторное здание, здесь же жилые комнаты и камбуз с кают-компанией и радиостанцией, дизельная, помещение для хранения техники – без техники, забитое пустыми бочками из-под солярки, небольшая куча угля, оставшаяся с последней навигации. Вот, наверное, и все хозяйство.
Хозяйство, как-никак, требовало совсем немалого труда. Да и холода не заставили долго дожидаться. Поработать ребятам пришлось изрядно, по словам Олега, как ездовым собакам, только без понуканий и грызни меж собой. К концу третьей недели все было приведено в должный порядок: чему надобно было быть упрятано в ящики – упрятали, что должно было быть смазано – смазали и т. д. и т. п. По рации с садящимися батареями, сообщили о готовности. Из того мира похвалили и сказали: «Ждите, скоро прилетит вертолет». Дмитрию и Олегу оставалось коротать время в ожидании рейса. Не такое уж трудное дело, если в комнате тепло, есть что поесть, почитать и поговорить о том и о сем с товарищем. Рай – для тех, кто ненавидит суету городов.
Зима в Арктику приходит без особой осторожности, уверенно. Ей незачем скрывать намерений – она в своих владениях, а в течение сравнительно недолгого времени под руку с осенью. Весну, ее силы – зима признает. А вот с летом обходится по-свойски: она скорее гримирует свою подругу – осень под лето, не пуская настоящее лето в эти места, и лишь иногда позволяет лету сунуть сюда нос, вероятно для того, чтобы напомнить, что ему здесь делать нечего.
После радиосвязи неделя прошла незаметно. Другая, – в довольно напряженном ожидании вертолета, с частым прислушиванием к звукам, которые могли хотя бы как-то напоминать шум двигателя. Однако все эти обманчивые отголоски исходили от ломающегося припая, злого взвизгивания ветра или еще чего-нибудь так и не определенного, но пробуждавшего надежду. Связаться с базой они уже не могли – батареи в рации сели окончательно, солярка для запуска и работы дизель-генератора вышла давно. Снега выпадало все больше.
Ближе к концу третьей недели Олег, возвратившись с ведром угля, источником которого служила куча на берегу за механкой, спросил, как бы между прочим, у своего коллеги, чистившего старый карабин:
– А могут про нас забыть? Как ты думаешь, Мить?
– Могут, – незамедлительно ответил тот, заглядывая в канал ствола карабина с самодельным прикладом, словно ожидая увидеть там что-то необыкновенное, – Вернее всего, уже забыли.
– Но вспомнят же непременно…
– Вспомнят, конечно.
– Лучше бы поскорее вспомнили. А то вон греча-то почти вся вышла…
– Так рис еще остался.
– Я его не люблю.
– Я тоже. – Дмитрий собрал карабин. – Без мяса. С мясом-то пойдет.
– Так, где ж его взять мясо-то? Тушенку еще на прошлой неделе всю доели, – Олег открыл дверцу печурки голицей.
– Карабин вот есть.
– Что толку от карабина, если нет ни одного патрона к нему? Ты же сам прекрасно знаешь – только гильзы стрелянные…
– Надо подумать.
– Много тут надумаешь! Как же… Скажи лучше, почему так получается: есть карабин, но к нему нет патронов? Правда, есть целый ящик охотничьих зарядов, но нет ружья? Да. И о мясе, кстати, мясорубка вон лежит – в нашем положении предмет тоже бесполезный.
– Все от того, что нет в мире совершенства, друг мой. Это примеры заботы о нас. Чиновники радеют о нашей безопасности и боятся как бы мы, чего доброго, не пристрелили друг дружку. Они всего боятся, даже тележного скрипа. Единственно кого не боятся, так это Бога. Поэтому недавно и вышло постановление, запрещающее держать на полярных станциях огнестрельное оружие. Что тут… Хорошо, что карабинчик вот этот бесхозный утаить удалось. Да ведь и то, потому что без приклада был. Хорошо, что доска подходящая нашлась, плюс скромные навыки вашего покорного слуги. Теперь вполне рабочая вещица. А мясорубка? Может и пригодиться.
– А не летят за нами тоже из альтруистических побуждений? Мол, пусть посидят среди льдов, вдали от развратной цивилизации и соблазнов.
– Ну, – протянул Дмитрий, – Не идеализируй этих ребят. Им просто на нас наплевать.
– А говоришь, радеют. – Олег закашлялся от дыма, который выдохнула ему в лицо печурка.
– Это и есть их забота, Олежек, а патроны к карабину у нас будут, – и, глядя на разгорающийся огонек, – Вот только бы олени к нам в гости заходили. А вообще-то, нам надо поймать черепашку…
– Мить. Ты что?! – Олег недоуменно взглянул на друга. – Ты бы отдохнул. Нельзя же так. Не переживай, а то, чего доброго, и крыша съедет.
– Сам не переживай! – Усмехнулся Дмитрий. – Я фигурально выразился, историю вспомнил.
–Что за история?
– Короткая. Рассказать?
– Думаешь, что «нет» скажу. Не дождешься.
– Ладно, слушай.
Вот что рассказал Дмитрий.
Однажды мой знакомый с маленьким сыном и капельной черепашкой уехали на остров. Черепашка потерялась, уползла по своим делам. Знакомый обшарил весь остров, но найти беглянку не смог. Тогда он обратился к детям (на острове были и другие дети): «Дети, здесь водятся черепахи, их только надо обнаружить. Они ужасно хитрые и хорошо прячутся. Всех черепах, которых найдете – берите себе, но первую, самую глупую – отдадите мне в руки. Идет? Начали!»
Черепашку нашли. Отдали. Больше черепашки не попадались. Дети горько плакали от обиды на хитроумных черепашек.
Можно не пояснять, что мой знакомый прежде был комсомольским лидером.
– Когда ловить начнем?
– Это надо приготовиться.
Миновала еще неделя. За ней и месяц подошел к концу. Вертолета все не было. Припай у берега становился крепок. Олег частенько проходил по нему недалеко от берега, пробивал лунку пешней и рыбачил на самодельную удочку. Улов, как правило, был невелик – составляли его бычки, колючие и широкоротые. Только однажды ему удалось наловить полярной тресочки на две с лишним сковородки. На приготовление жареной рыбешки ушли остатки подсолнечного масла. Но пир состоялся – и друзья остались довольны.
Из дневника Дмитрия:
«27 октября. …Припай сломало в который раз – северо-западный ветер делает это легко. Сказал Олежику, чтобы не выходил так смело на лед. Мало ему трактора. Бухтит. Говорит, что опостылели каши, хочется компота рыбного. Мало ли чего хочется. Унесет в море – кранты! Спасатели не прилетят. Вчера собирал рыбьи головы. Хочет ставить ловушки на бокоплавов. Оказывается, так называются морские вши, которые выедают застрявшую в сетях рыбу, если её там ненадолго оставить. Собирается из них и вермишели суп варить. Хорошо, что у нас тараканов на острове нет – чего доброго жаркое бы из них удумал готовить… Или паштет. Вот тут и мясорубка бы пригодилась.
Забыли про нас, конечно. Других объяснений что-то не находится. Интересно, когда вспомнят?»
Однажды утром, это случилось в ноябре, Олег проснулся от резких звуков, без сомнения – то были выстрелы. Выбравшись из кукуля1, Олег подошел к окну. За нечистым стеклом падал редкий снег. Через минуту дверь распахнулась, и в домик ввалился Дмитрий с карабином в руках:
– Олежек! Я нашел черепашку!
– Так это ты стрелял? Где патронов-то добыл?
– А ты думал кто? Говорю же тебе: нашел черепашку!
– В нее палил? Спятил совсем!
– Нет еще. Но патроны теперь у нас есть! И карабин бьет неплохо. Я его только что пристреливал. Одевайся скорей и пойдем.
Через несколько минут оба резво шли по направлению к мастерской по узкой цепочке следов, ведущей к занесенной уже на треть приземистой хибаре.
Из дневника Дмитрия:
«3 ноября. … Повезло мне с напарником. Олежек – парень что надо! Другой бы изнылся теперь на нет, всю жизнь бы окружающим помратил, а он – молоток!
Хорошо, что он остался, а не те трое. Откуда такое лакейство у них? Имею в виду отношение к человеку с точки зрения лакея: дал чаевые или даст – чего изволите? взять нечего – по-хамски. Они не уважают в окружающих ни личность, ни возраст, ни товарищество по цеху. Причины: отсутствие настоящего интереса, любви к нашей работе, наличие одного только желания насытить свое тщеславие; и нигилизм – он так характерен для этой генерации. Ценности сменились? А может быть, просто нужные книги в детстве не читали? Ладно, хрен с ними! Чести больно много… Так уж, к слову пришлось.
Нет, Олег – молодец! С ним в разведку запросто. Взять хотя бы тот случай с трактором. Кто бы так смог? Угораздило же его влететь в трещину. А если честно, – кто бы ее заметил после снегопада? А трещинка-то была – не жук чихнул! Трактор ушел под лед в секунды… Мы и ахнуть не успели – только черная водичка и шорох трущихся друг о друга обломков льда. Да, и пуночек стайка рядом. Порхают. Посвистывают. Я, было, кинулся раздеваться – хотел нырять. Но парни схватили меня. Механик над ухом орет: «Чудило! Тут под двадцать метров! И водичка минусовая! За ним на Тот Свет собрался?!»
Стояли мы так у этого «озерка» и гадко на душе было. И мысль: «Чего я его матери напишу?» Минуты, эдак, три-четыре, вряд ли дольше…»
Внутри помещения было сумрачно. Тусклый свет через оконце освещал небольшой верстак с тисками и лежащей рядом механической дрелью. Допотопный сверлильный станок у противоположной стены, сваленные в углу различные предметы – скорее всего останки некогда нужных приборов и деталей механизмов вперемешку с черенками лопат, пешнями, гидрологическими рейками и бурами для льда дополняли картину.
Олег окинул весь давно знакомый ему неживописный вид мастерской и спросил:
– Ты что, цинк с патронами нашел в этом кавардаке?
– Только черепашку, – пряча усмешку, обронил Дмитрий и, выдержав паузу, – Расколюсь только в обмен на то, если расскажешь, как ты выбрался тогда из кабины трактора.
– Зачем тебе это? Любопытство?
– Может и любопытство, – и, помедлив, – А может и не только.
– Ну, как хочешь. Уж больно интересно узнать, где патронов надыбал.
– Да не тяни. – Дмитрий уселся на верстак, предварительно отодвинув дрель.
– Ухнул я тогда, сказать – неожиданно, неправду сказать. Именно ждал, что провалюсь, но все одно – случилось это внезапно, – Олег достал табурет и, смахнув с сиденья пыль, уселся на него, – Не знаю как вам, но мне показалось, что трактор ушел под лед мгновенно.
– Не сомневайся. Так и было – секундное дело.
– Испугаться я не успел – времени не было. Помню, удивился тому, что зеленоватый свет, а не непроглядная темень в первый момент погружения. И тишина после остановки двигателя. И на уши придавило. – Олег усмехнулся. – Обрадовался даже, подумав: «Хорошо мы с Митькой кабину утеплили. Вода почти не просачивается».
Олег замолчал. Дмитрий привычно полез во внутренний карман «климатички»2 за сигаретами и спичками. В полной тишине прикурил. Посмотрел на Олега. Тот сидел неподвижно, сдвинув шапку на затылок.
– Не могу понять, как ты можешь курить этот табак, – Олег вернулся к действительности, – Я как-то попробовал, все равно, что глотать раскаленный личной напильник, эти твои «Ligeros».
– Зря ты, – впрочем, с долей сочувствия ответил Дмитрий, – Вкусно и, кроме того, полезно для легких.
– Ну, ты хватил куда! Вкусно, да еще и полезно! В чем же польза-то? Хотя… У нас один профессор на траулере работал, водолаз, кстати, тот похожие мысли о куреве имел. Говорил, что табачный дым очищает легкие за счет кашля.
– А этот дым от инфекции спасает. Помнишь, бани «по-черному», они от чумы и прочих подобных напастей на русском севере уберегали.
– Сравнил, тоже… Ладно, дай что ли попробовать, – Олег протянул руку к сигарете Дмитрия.
– Отстань. Не балуй. Мне и одному неизвестно как дотянуть до весны на оставшемся табачке. А ты туда же… – Дмитрий оттолкнул руку Олега, – Пустое, брат. Не самое лучшее время привыкать.
Олег соскочил с табурета:
– Ты что?! Думаешь, мы тут до весны торчать будем!
– А чем плохо? – улыбнулся Дмитрий, – Здесь не хуже во многом, чем на материке.
– Хуже, уже из-за того хотя бы, что на рынок за всякой зеленью сходить нельзя.
– Как же! Я заходил на рынок перед отъездом сюда: «Фасол вкусный с грыбем с огурец без никто», – подражая кавказскому акценту, выговорил он, – А мне вот на дух не надо этой травы. Ладно. Дальше-то что было?
Но Олег молчал. За окном становилось светлее.
– Ну не томи, раз уж начал – досказывай, если, конечно, хочешь узнать, откуда у нас патроны.
– Ладно, о чем мы бишь? – прервал молчание Олег, – На уши давило. Я начал сглатывать воздух. Ты же знаешь, мне не впервой, нырять люблю с детства. С евстахиевыми трубами у меня полный порядок и перегородка носовая прямая. Так что на дно я плюхнулся в полном сознании и без боли в ушах.
– Ага, – кивнул в ответ Дмитрий, он знал, что Олег прежде не раз погружался с аквалангом и был фактически профессиональным водолазом, – Но признайся, врешь все же, что не испугался?
– Говорю тебе – не успел! Быстро все это. Еще помню, что в рычаги вцепился мертво. И больше всего удивило, что не темно на дне, а лишь полумрак. Желто-зелененький такой… – Олег снова замолчал, видимо, вспоминая пережитые ощущения, помассировал свой широкий нос.
Дмитрий, которому хотелось поскорее дослушать рассказ своего друга, все же не стал торопить, а дождался, когда тот продолжил после паузы.
– Интересно, что трактор тонул плавно, без вращения и кувырков. Никогда бы не подумал, что это происходит именно так. И удар о дно был не сильный, а может, это мне только показалось. Я осмотрелся. Трактор стоял с легким креном на правую сторону на темном гравийном дне и небольшое облако ила, поднятое при соприкосновении с грунтом, быстро уходило в сторону, уносимое течением. Вода просачивалась в кабину и заполнила ее уже наполовину. Не знаю почему, но особого холода я не ощущал.
Дмитрий достал другую сигарету, прикурил от огонька оставшегося «бычка» и молча кивнул, как бы давая понять рассказчику, что он готов слушать дальше.
– Я стянул валенки, – это не очень-то легко, затем снял куртку и штаны. Я бы может, снял и исподнее, но вода доставала до ключиц. Подумал тогда: «Ну, пора дверь открывать. Только бы открылась, не заклинило бы!» Вода тем временем подошла к подбородку. Я сделал глубокий вдох, ушел под воду с головой. Нажал на ручку левой дверцы, повернулся, чтобы надавить коленом – дверь поддалась. Я приподнялся, закинул голову далеко назад, чтобы схватить напоследок воздуха из оставшейся еще незатопленной подпотолочной поверхности кабины, сжался в комок и выбросился наружу.
Опять наступила тишина. Дмитрий мерно выпускал дымок то через рот, то через ноздри и посматривал на Олега. Олег повернул голову к окну и молчал. Дмитрию показалось, что он задремал:
– Ей, проснись, брат!
– Да я не сплю, не бойся. – Олег снова помассировал нос и продолжил, – Животный инстинкт торопил меня, убеждая рвануть как можно скорее кверху. Наверное, я и не думал ему препятствовать, но, тем не менее, поднимался медленно – медленно, как только мог. Я должен был помнить, что подниматься скорее выдыхаемых пузырьков воздуха нельзя – разорвутся легкие, но не уверен, что думал об этом. Зато я хорошо помню, что в голове крутились стишки из детской книжки:
– Похоже на то. Когда ты появился на поверхности, ты что-то буровил про Братца Кролика, но это мелочь по сравнению с тем, что ты остался жив, – Дмитрий улыбался облаку табачного дыма, – Почти всегда нам не дано знать, что важно, а что второстепенно. Почему именно эти стишки всплыли у тебя в тот, я бы сказал, критический момент? Может, они были для тебя как молитва для верующего.
– Уж не знаю. Не уверен… Я их с детства не вспоминал. С чего бы так?
– И я не знаю, право… Как-то происходит, что созвучия слов, мелодии, краски, запахи, падающий под разным углом свет, сочетания предметов, последовательность событий образуют замысловатые построения в нашей жизни. Всякий раз они неповторимы. Сами они собираются в узор, как стеклышки в калейдоскопе или их сотворением кто-то руководит? Я не отвечу, – Дмитрий затушил остаток сигареты.
Олег осмотрелся по сторонам и хмыкнул, глядя на Дмитрия.
– Ну, ты загнул! Этак, мы договоримся, что любая вещица, пылинка и …, ну, хотя бы эта бесполезная для нас мясорубка, (зачем ты ее сюда притащил? выкинуть ее на помойку и дело с концом), играют роль в нашей жизни, причем, может быть, не последнюю.
– Как знать? Может и главную, – усмехнулся Дмитрий, – Хотя, если брать в расчет этого динозавра мясорубочных работ довоенного производства, то вряд ли.
– Этот факт трудно оспорить. Но не уводи в сторону. Я рассказал, как было дело. Теперь – твоя очередь. Я весь во внимании, сударь!
– Опять же. Стреляные гильзы от карабина. Ведь их могли запросто выбросить, но почему-то не сделали этого. И охотничьи патроны. Ну, зачем они здесь так долго валялись? – Дмитрий полез, было, в карман за новой сигаретой, но остановился и махнул рукой, – Все это потому, потому что нужно. Кому? Не знаю.
Дмитрий повернулся назад, взял в руки дрель и, покрутив ее пропеллером перед Олегом, сказал:
– Олежек, видишь сверлышко? Оно дало нам патроны.
– А нельзя ли популярно для невежд…
– Конечно. Представь, я все мозги вывихнул, как мне приспособить эти охотничьи патроны для наших нужд? Ни черта не придумывалось, но я был уверен, что выход есть. – Дмитрий соскочил на пол, – Сегодня рано утром мне приснился сон. Будто я – мальчишка и в саду бабушки, играю в индейцев, крадусь с одноствольным ружьем среди цветущих яблонь. Я осторожно отодвигаю ветвь и прицеливаюсь в пташку. Слышу биение пульса. Плавно выдыхаю и в паузе межу ударами своего сердца нажимаю на спуск. Все, как было однажды в реальной жизни.
– Ну, ты – гад! Ты что, птичек, что ли в детстве убивал? Зачем? – Олег в упор смотрел на Дмитрия, – Они же лучше всех нас вместе взятых! Я тебе морду набью! – лицо его раскраснелось, это было видно даже при скудном освещении.
– Это случилось один единственный раз. Так – без дела. Не думай… То есть на охоте потом, я много раз добывал птиц, но это другое… А это был воробышек. Я взял его в руку – перышки растрепались на грудке, глаза полузакрыты, капелька крови на клюве. Я не знал, зачем я это сделал. Куда вошла дробинка – не видно, – Дмитрий замолчал, задумавшись, – Так иногда провалишься в пропасть воспоминаний, давно забытые события становятся реальностью и вздрогнешь невольно, когда очнешься и подумаешь: «Господи, как давно это было! И забыто давно. И было ли в действительности? А вот, на тебе, вспомнилось. Зачем?»
– Да не зачем! Живодер ты, вот и весь сказ!
– Нет, братец, не так! Я в то время увлечен был всякими приключенческими рассказами – обожал Фенимора Купера, до самозабвения читал Джек Лондона, Майн Рида, Брет Гарта, Бориса Житкова, Жюль Верна. Страстно желал пожить жизнью их героев, завидовал им.
– Ну, а птичка невинно убиенная и патроны наши причем?
– Не спеши. Будет тебе белка, будет и свисток, как говаривала моя бабушка, – Дмитрий снова замолчал, прислушиваясь к порыву ветра. – А ведь, пожалуй, раздуется к обеду. Ты как полагаешь, Олежек?
– Будь покоен. Непременно. Уж вторая половина ноября. Солнце к спячке готовится. Пора всем прелестям этих мест проявиться. Ну не томи…
– Подожди. Ты вот вскинулся на меня… А что самое главное для нас теперь?
– Патроны, что ли?
– Уверен, нет!
– А что же тогда?
– Мир промеж нас. Вот что. И трудное это дело, брат. Читал я где-то о двух старцах.
– О святых что ли?
– Вот, вот! Именно о святых. Прожили они в уединении некоторое время. Один и спрашивает другого, как тот ему представляется. Он в ответ – что вроде ангела, лучше и быть не может. Пожили еще, Бог знает сколько. Опять тот спрашивает о том же. А в ответ, что, мол, как дьявол тот для него стал, каждое слово – как гвоздь в душу. Так-то, брат.
– Мы же не святые старцы, а полярники.
– То-то и оно, отнюдь не святые. Ну, да ладно… Прервался мой сон на этом месте. Лежу и думаю: «Как я тогда ловко придумал в капсюль „жевело“ дробинку забивать». Вспомнилось, что до того случая много по мишеням стрелял прямо в комнате, – выстрел-то негромкий, как пистонами из детского пистолета. И жаль стало того воробышка с новой силой. Наверно сильнее, чем в момент его смерти. Повела меня нелегкая поохотиться на пташек. Получалось, что тогда просто так его убил, бесцельно.
