Читать книгу: «Иркутская сага. Воспоминания о прожитом. Том 2»

Шрифт:

Ты ощущал ли когда-нибудь радость? Радость от того, что тебе надо мчаться на работу. Пусть на улице под минус 50. Пусть ты не выспался, участвуя в народной дружине по охране правопорядка на улицах твоего юного и родного бесконечно любимого города.
Пусть в твоей общаге весь вечер были танцы, гремела музыка, кружились пары, образовывались новые семьи. Но ты летишь, как ветер, на свою работу, в свой дружный трудовой коллектив.
Ты отдаешь свой труд Родине. А она заботится о тебе – о своем родном сыне. Она выделит тебе отдельную квартиру, дочери – детский садик. Даст бесплатное образование и медицину. Ты только работай во благо страны и своей собственной семьи.
Наверное, сейчас такой порыв уже не встретить. Наверное, такое уже не повторится в том же виде. А жаль.
Все хорошее из прошлого надо брать с собой в новую жизнь, чтобы она была счастливой!

Дизайнер обложки Ольга Третьякова

Редактор Светлана Булкина

ISBN 978-5-4493-3806-8 (т. 2)

ISBN 978-5-4493-3414-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Усть-Илимск – город трех Всесоюзных ударных комсомольских строек

Плакат

Стела

Кто не видел как строятся гиганты, как в глухой тайге закипает жизнь и не просто жизнь, а формируются судьбы и личности, а иногда они и рушатся под напором жизненных ситуаций, тот, наверное, многое потерял.

Мне же пришлось видеть многое и разное, в основном, героическое. На моих глазах на непроходимой лесной деляне могла появиться строительная площадка.

Лес аккуратно вырубали, складывали в штабеля. Потом трелевочные трактора вывозили заготовленную древесину к таежным дорогам. Затем ее в хлыстах перевозили лесовозы для раскряжевки и дальнейшей переработки или отгрузки потребителям в железнодорожных вагонах.

А на том месте где недавно бушевала тайга, начинали работать бульдозеры, расчищая площадку для обустройства фундаментов. Сваебойные машины вместо деревьев «высаживали» железобетонные сваи, беспокоя и фаршируя пирог вечной мерзлоты строительной начинкой. Потом свайное поле покрывалось фундаментными блоками. За этим чудесным превращением торчащих из-под земли огрызков, причесанных под один уровень, начинали расти металлоконструкции и стены будущих цехов гиганта лесохимии – Усть-Илимского ЛПК.

На строительстве нового города происходили похожие события. Там возводились жилые дома, детские сады, школы и другие социальные объекты. Потом на стройке промышленной площадки монтажники наполняли внутренности этих железобетонных коробок будущей жизнью – оборудованием, в котором, размалывая, распиливая, бурля и клокоча, начинала жить новая технология.

Она, в свою очередь, «волшебным» образом превращала древесину в сортименты, пиломатериалы, целлюлозу, извлекая попутно лесохимические продукты: канифоль, таловые масла и много еще чего полезного для промышленности нашей Родины и стран Совета Экономической Взаимопомощи из мощного и, как тогда казалось, нерушимого Социалистического лагеря, где цементирующим политическим стержнем была коммунистическая идеология.

И очень важным для меня лично было то обстоятельство, что я не просто созерцал эти грандиозные преобразования, а был частичкой того механизма, который управлял всеми этими процессами.

А начать свой рассказ об усть-илимском этапе своей жизни мне захотелось репортажем прекрасного журналиста, ставшей в последствии моей подругой, Нади Зинченко.

Репортаж Надежды Зинченко, дополненный моими воспоминаниями

Надежда Зинченко

Несколько лет назад в 2010 году Надежда Зинченко, с которой мы знакомы много-много лет, попросила о встрече со мной. Она журналист, писала цикл статей о комсомоле Усть-Илимска. Мы встретились, долго болтали о жизни, о детях, и только потом приступили к ее редакционному заданию. В результате статья, написанная Надей, вышла в газете «Вестник Усть-Илимского ЛПК» в пятницу 23 апреля 2010 года.

В 2015 году Надежда умерла. Тяжелое онкологическое заболевание прервало ее земной путь. Незадолго до своей кончины Надя позвонила мне, и мы с дочерью Олей, она училась с сыном Надежды – Ромой в одном классе, поехали навестить больную. Она жила в микрорайоне Солнечный в Иркутске, сын купил ей квартиру в одном подъезде со своей. Выглядела Надежда, прямо скажу, не обнадеживающе. Мне казалось, что каким-то удивительным образом ясное сознание умного человека продолжает жить в увядшем и высохшем от болезни теле, независимо от этого тела. Мы не могли долго разговаривать, от истощения Надюша быстро уставала. В этот момент ее сознание, наверное, переключалось на преодоление нестерпимой боли. И в этой борьбе за жизнь оно на какое-то время начинало угасать. Кушать она уже не могла давно, ее поддерживали медикаментозно. Надя попросила свою родственницу, ухаживающую за ней, скинуть свои публикации на флэшку, которую мы заранее приготовили. Потом мы еще поговорили о здоровье. Умирать Наденька не собиралась.

В следующий раз, через несколько дней, встреча была горестной – на похоронах и поминках, состоявшихся в Иркутске.

Ниже привожу текст из чернового варианта ее рукописи, без редакционных правок и сокращений со своими комментариями и включениями. Сразу оговорюсь, мои воспоминания в основном касаются периода событий 80—90 годов прошедшего столетия, моей жизни и жизни моего поколения, а также жизни старших товарищей – тех, с кем я соприкасался на своем жизненном пути в Усть-Илимске.

Здесь нет описания тех легендарных и замечательных людей – первопроходцев 50—60-х годов, тех комсомольцев и беспартийных, кому мы пришли на смену. Это отдельная тема.

Это летопись Усть-Илима.

Это я по прибытии в Усть-Илимск

Моя же жизнь – искорка в этом бушующем пламени костра истории строительства и становления города Усть-Илимска и Усть-Илимского района. А об истории первопроходцев, их жизни и трудовых подвигах написано немало профессионалами пера. Их жизнь – это песня, это легенда.

Вот что писала Надежда о временах нашего поколения.

Сергей Решетников: «Столько замечательных людей я не встречал нигде»

В конце апреля 2010 года Иркутский комсомол отмечает свое 90-летие. Навстречу этой дате «Вестник» регулярно рассказывал о комсомольских лидерах, оставивших след в истории города. Сегодня мы представляем читателям интервью с 1-м секретарем Усть-Илимского ГК ВЛКСМ (городского комитета комсомола) конца 70-х – начала 80-х, делегатом международного фестиваля дружбы молодежи в ГДР Сергеем Решетниковым.

– Сергей, что Вас привело в этот край таежный?

– Молодость, песня Александры Пахмутовой «Усть-Илим на далекой таежной реке», работа в ССО (студенческом строительном отряде) Иркутского политехнического института в поселке Туба. К концу трудового семестра нам организовали экскурсию на Усть-Илим. Это был 1973 год. Правобережья еще не было, и обсуждался вопрос: как назвать будущий город: Усть-Илим или Радищев?

В то время уже был подписан договор между СССР и странами – членами СЭВ о строительстве самого мощного в СССР по комплексной переработке древесины и самого передового по оснащению – Усть-Илимского ЛПК (лесопромышленного комплекса). Многие бойцы нашего ССО (студенческого строительного отряда) тогда «заболели» Усть-Илимом. На старших курсах многие стремились получить распределение в молодой город, на лучший в мире ЛПК.

– Как я понимаю, Ваше желание и потребность УИ ЛПК в молодых специалистах удачно совпали?

– Моя дипломная работа по специальности автоматизация и комплексная механизациия химико-технологических процессов на производстве, как утверждали преподаватели политехнического института, была прологом на кандидатскую диссертацию. Предлагали поступить в аспирантуру.

Но у меня уже была семья, дочка подрастала. Хотелось интересной работы, своего жилья, материальной независимости. Мне дали распределение в Усть-Илим с тем условием, что лет через пять, наработав практические результаты, я вернусь в стены родной «альма матер» и продолжу научные изыскания.

И вот в сентябре 1976 года прилетаю я в «город юности», прихожу в отдел кадров управления строительства Усть-Илимского ЛПК, куда у меня было распределение, попадаю на прием к начальнику отдела кадров Александру Михеевичу Мамаеву. Он смотрит мои документы и с нотками юмора говорит: «У нас на стройке, конечно, есть механизация: тракторы, бульдозеры, подъемные краны, а вот автоматизации химических процессов нет. Есть только «химики» – расконвоированные заключенные из колоний поселения. Вам, молодой человек, надо в соседнее здание – дирекцию строящихся предприятий Усть-Илимского лесопромышленного комплекса.

С Александром Михеевичем мы отправились в соседнее здание у моста через реку Ангару, с солидной вывеской при входе: «Дирекция строящихся предприятий Усть-Илимского ЛПК и города Усть-Илимска». Заместитель генерального директора по кадрам и быту Валентин Васильевич Костылев тоже оказался человеком душевным: «О, молодые специалисты такого профиля нам нужны! Прокурор, конечно, нас не простит, что мы у соседей молодого специалиста увели, но мы что-нибудь придумаем». Он взял мои документы, выписал направление на работу инженером в отдел комплектации оборудования строящегося ЛПК и города с окладом 120 рублей, направление на койко-место в общежитии по улице Героев труда, 3, пообещав, что потом, как молодому специалисту, мне обязательно выделят отдельную комнату. До сих пор о Мамаеве и Костылеве я храню самые теплые воспоминания.

– Наверное, перераспределение было самым ярким событием первого дня на Усть-Илиме?

– Не менее ярким было и завершение этого события. Когда мы с Александром Михеевичем вернулись в его кабинет, где я оставил вещи, то в приемной на вешалке вместо его дубленки и ондатровой шапки увидели драную зэковскую телогрейку и матерчатую ушанку. Мамаев виду не показал, что огорчен, и даже пошутил, мол, кому-то эти вещи нужнее, чем мне.

– И как Вам работа на комплектации оборудования?

– Отдел возглавлял Валентин Николаевич Зверев, заместителем у него был Григорий Александрович Щекутьев. Оба – замечательные специалисты и хорошие люди. Вообще, весь коллектив отдела отличало знание дела, доброе отношение к коллегам. Я курировал комплектацию медицинского оборудования для лечебной зоны. Приходилось постоянно контактировать с главным врачом ЦРБ Владимиром Георгиевичем Коневым, человеком уже в годах, и более молодым его заместителем – Станиславом Князевым.

Вспоминается эпизод, когда в облздрав отделе я надыбал несколько новеньких «буханок» -уазиков. Легковых машин на площадке не хватало. А тут сразу восемь штук. Никто из областных больниц денег не имеет, чтобы их выкупить. А дирекции строящихся предприятий ЛПК с деньгами. Меня вообще везде по этой причине встречали тепло и приветливо. Звоню Валентину Якушеву – заместителю генерального директора по снабжению:

– Валентин Васильевич, тут такое дело. Хочу для ЛПК приобрести восемь автомобилей УАЗ. Организационные вопросы в Иркутске я решил. Надо теперь в Усть-Илимске подсуетиться, получить согласование в центральной районной больнице.

– А чего согласовывать, договорился – бери. Я тут распределю, что кому, – отвечает мне начальник.

– Тут проблемка маленькая есть. Эти уазики с кювезами для недоношенных детей.

– А кто из наших руководителей недоношенный, – шутит в ответ Валентин Васильевич.

– Это Вам видней, кого не доносили, наверное, по работе должно проявляться, – в ответ смеюсь я. – Только эти кювезы не должны пропасть, их надо использовать по назначению. А согласовать надо с Коневым, главврачом, что он их заберет после демонтажа из автомобилей, – снова поясняю я.

– Вот, Сергей, приезжай и согласовывай, поступай как считаешь нужным. А машины мы, несомненно, возьмем. Молодец, что проявил инициативу, – в заключение сказал заместитель генерального директора.

В результате главный врач побоялся согласовывать демонтаж оборудования из специализированных автомобилей, и они ушли к кому-то другому. Со Стасом Князевым мы комплектовали самым современным на тот период медицинским оборудованием все правобережье.

Было много веселых, курьезных и поучительных историй в этой непростой работе. Однако для энергичного парня эта работа была скучноватой. Чтобы не скучать, я занялся общественной деятельностью. В 1975 году в правобережье стояли всего три «общаги» по улице Героев труда и несколько жилых пятиэтажек. Гостиница под названием «Усть-Илим», третий и четвертый микрорайоны еще только строились. Молодежи из общежитий заняться после смены было нечем. Ехать в кино на левый берег в единственный на то время ДК «Гренада» – далеко, и был риск не достать билеты. От нечего делать парни пили. Винно-водочного магазина в правобережье еще не открыли. Между берегами курсировал всего один автобусный маршрут №101. В автобус набивалось столько народу, что он едва полз. Часть молоденьких пассажиров висела на подножках. За «горячительным» мы отправляли обычно монтажников. Если им приходилось висеть на подножках, пристегивались монтажными поясами. Спиртного закупали рюкзак или два. В общаге с нетерпением ждали возвращения «гонцов», готовили нехитрую закуску: варили макароны с тушенкой, в лучшем случае, жарили картошку, которая была в еще большем дефиците, чем водка. В субботу парни «гудели», а в воскресенье похмелялись. Помню, один лежит на койке и стонет.

– Что стонешь? – спрашивает кто-то.

– Что? Что? Голова болит и стыдно мне от мысли, как это я с одной койки три объекта на ударной комсомольской стройке охраняю? – отвечает совестливый бедолага.

Парень тот был оформлен на работу в трех СМУ сторожем. И это было не самое худшее последствие коллективного пьянства в общежитии. Случались драки, потасовки. Хорошие, работящие парни попадали в милицию. Это сегодня хулиганство преступлением не считается и рассматривается мировым судом как административное нарушение, а тогда можно было срок до 2-х лет лишения свободы схлопотать.

– Вы решили с этим злом бороться?

– Надо было наводить элементарный порядок в общежитиях.

Слева направо: внизу Юрий Плосков – секретарь комитета комсомола Дирекции строящихся предприятий Усть-Илимского ЛПК, его сын Володя, жена Галя; вверху: старшая дочь Марина, дочь Лариса

В нижнем ряду посередине Леонид Шагин – первый секретарь ГК ВЛКСМ. Во втором ряду: крайний справа я, второй – Артур Аликин – секретарь комитета ВЛКСМ Усть-Илимского ЛПК (сменил на этом посту Юру Плоскова), крайняя слева Ирина Лягутова – секретарь ГК ВЛКСМ. В верхнем ряду посередине Саша Матвейчук

Кроме того, на стройках работало много расконвоированных заключенных. Были среди них люди, которые случайно попали в места не столь отдаленные, а были и матерые. Они втягивали молодежь и подростков из неблагополучных семей в карточные игры, воровство. Вот мы с молодыми специалистами, которых не устраивал такой образ жизни, и создали оперативный комсомольский отряд. Не всем его работа нравилась. Предупреждали, угрожали. Помню, однажды после рейда я ночью пешком добирался с левого берега на правый. Едва успел спрыгнуть в кювет, чтобы не быть сбитым мчащимся на предельной скорости, с выключенными фарами, КрАЗом. На меня нападали с ножом. Но я с детства занимался боксом, борьбой, и разбросал нападавших, как щенят.

– Сергей, а как Вы – неравнодушный, живой, попали в комсомольскую номенклатуру?

– Забегая наперед, скажу, что комсомольская номенклатура в Усть-Илимске сплошь состояла из неравнодушных и живых ребят. А моя дорога в ее ряды была короткой. Деятельность комсомольского оперотряда заметили, оценили. Первый секретарь ГК ВЛКСМ Леонид Шагин выяснил, что у меня высшее образование, есть опыт организаторской работы с молодежью со школьных и студенческих лет, предложил стать вторым секретарем. Вторым секретарем горкома комсомола я работал с 24 ноября 1977 года по 7 августа 1979 года. Спустя некоторое время, а точнее, с августа 1979 года, Леонид ушел на повышение, и партия посчитала, что я достоин занять его должность. Первым секретарем я проработал до 9 июля 1982 года. Это было очень интересное время. На ударных стройках работали представители молодежных союзов Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши. Соревнование в труде, конкурсы профессионального мастерства, субботники, вечера отдыха, заседания клуба интернациональной дружбы, туристические слеты, фестивали бардовских песен…

Всем этим молодежь занималась искренне. Парни и девчонки за этим и ехали в таежный Усть-Илим из разных уголков СССР, искали и находили здесь свое счастье. Среди молодежи активно работали такие лидеры, как Володя Исаков, Володя Жатков, Анатолий Киселев, Леонид Гордымов, Александр Предигер, Геннадий Агламзянов, Андрей Рысич, Виктор Часовских, Артур Аликин, в дирекции ЛПК – Рафхат Петров, Леонид Якушев, Зоя Сметанина, Елена Цайтлер и множество других, отличных во всех отношениях парней и девчонок. Столько замечательных и прекрасных людей я больше не встречал нигде!

А еще, хотя бы кратко, не могу не сказать о главном инженере Братскгэсстроя Феликсе Львовиче Кагане, заместителе начальника треста по кадрам и быту Сергее Кузьмиче Евстигнееве, на Усть-Илимской площадке – Леониде Евгеньевиче Наумове. С ними приходилось решать вопросы по улучшению быта молодых семей, выделения мест в детских садах. Некоторая часть молодежи, не дождавшись этих благ, уезжала из Усть-Илимска. ЦК ВЛКСМ подвергал нас критике за это. И надо было реально решать проблему закрепления молодых кадров на сибирской земле.

– Что-то удавалось сделать?

– Пример простой, мало кто об этом знает. Не любил я хвастаться своими достижениями. В микрорайоне Молодежном стоят несколько многоэтажных общежитий, устроенных по типу малосемейных. По проекту это должны были быть общаги комнатного типа с общим туалетом, душем и кухней в конце коридора.

Выходил на Минэнерго и Минлесбумпром СССР, чтобы получить разрешение на перепроектирование. В этом мне большую поддержку оказал главный инженер «Братскгэсстроя» Феликс Львович Каган.

Феликс Львович Каган

Одиннадцатый микрорайон

Кроме того, при очередной сдаче жилого дома одна-две квартиры выделялись для комсоргов бригад, молодых передовиков производства. На первых порах в них на подселении жили несколько семей, а со временем все получали отдельное жилье. Нужды молодежи хорошо понимал первый мэр города Юрий Федорович Федотов, к сожалению,

рано ушедший из жизни.

Руководители. Пятый слева Н. И. Мальцев

– Многие люди того поколения сожалеют, что социализм и КПСС кончились. А Вы?

– До того, как КПСС сгнила и была распущена, она была еще на своем пике славы, я вышел из партии, но партбилет не выложил, храню как память о том времени.

Сейчас нисколько не сожалею, что вступил в конфликт с первым секретарем Усть-Илимского ГК КПСС Николаем Ивановичем Мальцевым. Человек он был достойный и не простой, Усть-Илимск строил с первого колышка, непослушания не терпел.

Причиной конфликта стала моя неуступчивость. Я наотрез отказался от дальнейшей партийной работы, так как считал свои обязательства и устные договоренности выполненными. В Иркутске меня ждала аспирантура и научная работа.

О чем никогда и ни с кем не говорил

Тут оторвусь от текста Надежды Зинченко. Я никогда об этом не говорил, было по-человечески неприятно. А дело было так. Летом 1982 года звоню первому секретарю Иркутского обкома комсомола Орлову Анатолию Ивановичу и начинаю грузить его темами о необходимости улучшения жизни молодежи в части их обеспечения квартирами. Анатолий Иванович был влиятельным, грамотным и авторитетным руководителем. Строгим, но справедливым, обладал хорошим чувством юмора. В любую трудную минуту можно было обратиться к нему, он всегда мог выслушать, понять, помочь. Впрочем, он таким и остался. Анатолий внимательно выслушал и попросил успокоиться.

Анатолий Иванович Орлов

– Ты переходишь на другую работу, вот и вникай там в новые проблемы.

– Куда я перехожу? Как это может быть? – недоумевал я.

Анатолий мне пояснил:

– Сегодня твои документы рассматривались в Обкоме КПСС на назначение секретарем парткома целлюлозного завода или жилищно-коммунального хозяйства города Усть-Илимска.

– Я об этом впервые слышу, – бюро горкома партии на заседании устами первого секретаря заверило больше года назад, что кадровые вопросы по мне без меня обсуждаться не будут. Я тогда сам поднимал этот вопрос, поскольку накал комсомольской работы в связи с завершением строительства ГЭС и Усть-Илимского ЛПК начал значительно снижаться, тогда уже шел 1982 год.

– Подумай, Сергей, тебя будут ломать. А я уже помочь не смогу. Ухожу работать заместителем начальника областного УВД (Управления внутренних дел).

Я поблагодарил Орлова за информацию.

Мои представления о взаимоотношениях в жизни тогда были достаточно наивными, сложились они еще в той юности, до Усть-Илимска. А жизненные установки, которые для меня были программными в оценке понятий чести и совести, были и будут всегда достаточно четкими и простыми.

«Мужик дал слово, мужик обязан выполнить».

Если не можешь по какой-то причине, то сообщи об этом, не виляй, не прячься, и тем более не злоупотребляй. Ведь это нетрудно, не надо прикладывать непомерных физических усилий. Надо просто честно и прямо посмотреть в глаза другому.

Если тебе насрать на другого, значит, ты сам говно. Это категоричное суждение было у меня в старших классах, когда я проходил период становления, как подросток.

Одно из самых неприятных явлений, на мой взгляд, – это несбывшиеся ожидания, если они родились в результате данных тебе обещаний или вытекали из обязательств другого человека, близкого тебе или уважаемого тобой.

А сейчас я положил трубку телефона и пошел на второй этаж к первому секретарю горкома КПСС. Если бы мне предложили, как было оговорено, партийную работу любого уровня, я бы все равно отказался, не мое это дело, не для меня. Были раньше предложения о дальнейшем росте по комсомольской линии, я отказывался.

Была настойчивая обработка, приезжал какой-то чин из КГБ и предлагал перейти на работу в эту грозную структуру. При этом доверительные, вкрадчивые беседы сильно меня напрягали. Защищать Родину, отстаивать интересы страны – это святое, к этому я, молодой и сильный, был готов безоговорочно, но заниматься слежкой, прослушкой и другими тайными и скрытными мероприятиями я бы никогда не смог. Это не бить морды врагам и шпионам, это не для меня, хотя для защиты интересов государства профессионалы должны использовать весь арсенал возможностей. Морали, в обычном восприятии этого понятия, здесь нет места.

Я пожаловался первому секретарю горкома партии, что меня слегка прессуют на предмет смены места работы. Он спросил, интересно ли мне это предложение.

Я ответил:

– Однозначно, в таком уважаемом комитете работать должны достойные люди, а я пока еще не созрел.

Николай Иванович Мальцев улыбнулся. Потом он предпринял какие-то действия, и меня уже никто по этому поводу не беспокоил. Надо напомнить, что в те времена статус Коммунистической партии был закреплен в Конституции страны, партия была одна, только КПСС, и она являлась руководящей и направляющей силой советского народа, имела абсолютную и практически ничем не ограниченную власть.

В центре Н. И. Мальцев, за ним корреспондент газеты Надежда Зинченко, справа стоит фотограф Павел Чмыхов

Николай Иванович Мальцев сердито посмотрел на ворвавшегося к нему молодого коммуниста и спросил:

– В чем дело?

Я выпалил:

– Николай Иванович, как же так? Вы же сами говорили, обещали, что кадровые вопросы, касающиеся меня, будут решаться с моим участием. Я обещал вам, что честно отработаю пять лет. Я выполнил. Все возможные красные знамена от Иркутского Обкома, ЦК ВЛКСМ, союзов молодежи братских стран как высокие награды нашей комсомольской организации города стоят в моем кабинете. Я представлен к правительственной награде – ордену Дружбы народов. Я отработал, всякое бывало, но мне не стыдно, мне есть чем гордиться. А Вы обманули меня. Мои документы…

Тут Николай Иванович меня перебил:

– Ты что тут, бунтовать вздумал? Куда партия прикажет, туда и пойдешь работать!

И он был по-своему прав. Тогда интересы конкретного человека в расчет не принимались. Даже песня такая была: «Раньше думай о Родине, а потом о себе».

Но у меня была своя правда и свои планы: учеба, аспирантура, которые были согласованы с ГК КПСС до вступления в должность на комсомольскую работу почти пять лет назад. Я был раздавлен. Мои жизненные представления о порядочности, обязательности слова и дела, казалось, были растоптаны. Сдерживал себя, чтоб не закипеть. Но тут выдержки не хватило: «А ты что, вся партия»? – со злостью в голосе произнес я. – «Да пошли вы все нах …!» – хлопнул дверью и ушел.

При этом я прекрасно понимал, что, говоря современным языком, за «базар» придется отвечать по полной программе. Меня это нисколько не пугало. Что будет, то будет. Как расправляются со ставшими неугодными людьми я знал не понаслышке. Однако уважение к личности Николая Ивановича Мальцева я пронес через всю свою жизнь.

Уже из дома позвонил Стасу Князеву, главврачу правобережной поликлиники, попросил его дать указание выписать мне больничный лист. Чувствовал я себя плохо, болела голова. На таком уровне, при моем обожествлении первого секретаря, подобного удара я не ожидал. Я расценивал это событие, как предательство данному слову, как обман со стороны старшего товарища. По-другому просто не мог.

Потом позвонил Мише Молчанову, сказал, что мне «хреновато». А он взял с собой Петю Баренко, Гену Соболевского, Игоря Картинцева – бывшего усть-илимца, приехавшего из Москвы, и всей командой они пришли ко мне домой. Естественно, загрузившись спиртным. Мы отметили приезд друга, забыв про проблемы, выпивали и болтали о жизни.

Спустя некоторое время, пришел Петя Чихирьков, он работал инструктором горкома партии. Пил, гулял за наш счет и втихаря позванивал в горком, докладывая обстановку. Мы только потом поняли цель его визита. Чихирьков «нажрался на халяву», он это любил, и слинял на полусогнутых ногах.

Вдруг тревожный звонок по телефону. Князев Стас сообщил, что мой больничный лист аннулирован. Горком партии почему-то в гневе. Просил быть начеку и извинить его, не в силах он противостоять горкому – руководящей и направляющей силе.

Через несколько минут вновь звонит телефон. Петя Баренко берет трубку и по обыкновению представляется: «Баренко, слушаю». Голос в трубке: «Мерзлый. Позови Решетникова».

Мерзлый Александр Александрович – заведующий орготделом горкома партии, его еще называли Борман. Он небольшого роста, жгучий брюнет с красивыми проницательными голубыми глазами, худощавый, всегда опрятный и подтянутый. Такие мужчины нравятся женщинам-дюймовочкам.

Немного отвлекусь. Спустя несколько лет разразился скандал. Он, будучи уже секретарем парткома (с правами райкома) Усть-Илимского ЛПК, со свойственной многим мужикам похотью реализовал свое влечение к одной голубоглазой блондинке. А муж узнал, обиделся и начал писать в партийные инстанции «телеги» об аморальном поведении партработника.

Тут наш Борман познал на себе все прелести партийного разбирательства, но сумел выйти из передряги малой кровью. Я хоть и не переживал за него, но не злорадствовал, это точно. Родом он с Украины, когда с ним раньше разговаривали, он иногда вспоминал свою малую родину.

А сейчас я беру трубку.

– Сергей, твоя служебная машина с водителем у подъезда, срочно приезжай в горком.

Я попытался возразить:

– Уже вечер, я отдыхаю. Зачем такая спешность?

Но возражения не принимались:

– Приезжай или будет хуже.

Я поехал в неизвестность в родной горком, где честно проработал более пяти лет. Лучше бы не ездил. Ни один нормальный человек не смог бы понять и тем более принять того, что далее происходило в стенах горкома.

Тогда я еще не мог себе представить, с какой мерзостью – «мерзлостью» придется столкнуться. В моем кабинете уже сидел судмедэксперт с пробирками, руководил процессом А. Мерзлый. Он потребовал, чтобы я дыхнул в трубку для медицинского освидетельствования степени опьянения. Я посмеялся над ними, поинтересовавшись о ДТП или другом подобном основании. Женщина-медичка ерзала на стуле, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Я твердо сказал, что никуда дуть не собираюсь, и встал, чтобы уйти. Выход мне перегородили. Он бесконечно звонил по телефону, что-то докладывал, получал какие-то указания. Я смотрел на этих уже бывших коллег, и мне было противно. Больше всех старался инструктор горкома партии Володя Шелудько. За свою прическу он получил кличку «Перманент». Был он по своей натуре, как мне кажется, гнилым человеком. Бегал, заглядывал во все шкафы, выдвижные ящики столов, холодильник, сейфы. Искал компромат. Рвал когти, рыл, копал, стремился выслужиться. Его суетливая, угодническая манера напомнила мне шакала по кличке Табаки, гнусного заподлянщика из мультика «Маугли», который так же суетился и прогибался между всеми сильными и значимыми персонажами сказки Редьярда Киплинга.

В коридоре все это время толпились помощники, преданные шефу партийцы, их состав периодически менялся, но никто не сказал: «Что же это происходит, остановите это безумие!»

Партийная дисциплина и полная беспринципность. Потом, спустя время, в опалу попадал уже кто-то из них. Вытирая сопли и слезы, они покорялись силе и партийной дисциплине.

Немного отвлекусь от повествования. В своей жизни мне пришлось испытать на себе серьезные катаклизмы и потрясения эпохального значения для всей нашей страны – СССР и России. Вспоминаю, как я с родными заходил в гастроном №1 на улице Карла Маркса в городе Иркутске в конце пятидесятых годов прошлого столетия. Все полки ломились от товаров. Я, пятилетний мальчишка, очень любил бананы. Потом я узнал, что их поставляли из южного Китая и Вьетнама. Стоили они около одного рубля за килограмм, но я выбирал это лакомство, жертвуя возможностью съесть взамен бананов пять порций мороженого пломбир. Оно стоило 19 копеек за порцию. Еще мне очень запомнился вкус мяса крабов. Крабы, как и ананасы, стоили 3 рубля 50 копеек за килограмм. Мясо говядины при этом в государственной торговле было по цене 1 рубль 60 копеек. В кооперативном магазине такое мясо стоило 2 рубля 20 копеек за килограмм. При этом надо учитывать, что в кооперативных магазинах и на рынке, который еще называли «базаром», ценообразование было с учетом затрат на производство товаров, а в госторговле цены были директивными, устанавливались сверху, исходя из каких-то своих соображений.