Читать книгу: «Светорожденные. Полымя»

Шрифт:

Иллюстратор Елена Сергеевна Крутенко

ISBN 978-5-4490-7671-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Ты присядь, мой пророк, на пригоршне лун
Приготовься услышать предание,
О Грядущей войне сроком в тысячи тун
Между светом и тьмой и Создателем
В дремах зорьки моей полуночной
Погребенный пороками древними
Видел я, как мой мидгард рассыплется,
Ставши частью великого времени
За владычество над угнетенными
Вступит в бой гость нежданный, негаданный
Подмастерье слепого родителя,
Добродетелям морока надобный
Вслед за гуртом гнедых искалеченных
Грянет хлад – первый снег неминуемый
Обезумевший страхом истления,
Покорит смертью жизнь сын слепых необученный
В час, когда мир погрязнет в сомнениях,
Когда брат ополчится на брата,
Я начну свой рассказ, свой рассказ вечно скорбный,
Судьбы мира пророчащий свято
Ты присядь, мой пророк, на пригоршне лун
Приготовься услышать предание,
О Грядущей войне сроком в тысячи тун
Между светом и тьмой и Создателем
Ригост Флаг,
«Предсказание шестерым»

Глава первая. Ваттерские тайны

Настанет день, когда сие свершится,
Уж мне поверь, его не нужно ждать.
Ребенок повзрослеет.
Вспорхнет крылом маленькая птица,
И в небо взмоет, вновь переродится
И пуще прежнего начнет она сиять.
Линда Закс,
«Сборник прозы Норгрота», I ЭТВ

Им завладела она – одна, так глубоко поросшая корнями в его мозгу, идея. Сколько времени прошло с тех пор? Много, очень много. Канули в лету тысячи вир из тех же невозвратных тун, кованных самой Судьбой, самой Видхи – так здесь ее звали, на Эйлисе.

Десять с лишним лет назад он впервые узнал о том, что существует НЕЧТО, способное обратить его – всемогущего владыку империи Руны в кого-то более всемогущего. В Бога. Когда-то давным-давно он забросил зерно этой непоколебимой мысли о всевластии в почву своего правления и начал ждать, когда оно взрастет и даст плоды, однако лета пролетали бесследно, а высаженное им зерно, хоть и проросло и пустило корни, мало-помалу увядало, а затем и вовсе сгнило.

Отыскать НЕЧТО? Разве такое возможно?

Сия давняя затея оказалась невыполнимой, а посему была заброшена и вынуждена была ждать своего часа. Дни и ночи, недели, месяца, годы – они утекали сквозь пальцы, как красный песок чуждых ему Красных выжженных земель, как серая пыль, в которую превратились его враги, инакомыслящие, суеверы и набожные. Сколько же времени прошло! Но следовало ли считать его здесь, на Эйлисе?

Пробил час, когда давняя затея дала о себе знать. Она пробудилась. Не зря на нее было потрачено столько душ!

Пробил час, когда зерно сбросило подгнившую кожицу и снова взошло! Не зря владыка излил на него столько человеческой крови и столько костей на него возложил!

Флаги с оком Дэзимы затрепетали и белые цветы вспыхнули вместе с ярким илиусом на востоке. В Дарке воцарился хаос. Если бы Хедрик открыл глаза и прислушался, он бы увидел и услышал, что происходит нечто ужасное, что потусторонние силы проникли в его владения, укрыли своими брешами каждый этаж и каждый лестничный пролет; что в замке не осталось тех мест, где бы не трубили в рог, где бы не ждали лекарей и целителей-магов, но сейчас он не хотел не видеть и не слышать. Каждая живая душа ныне знала, что Вторая уничтожила любимый сад владыки и обратила в пепел его лучших бойцов. Каждая душа знала, кроме души Хедрика. В его душе были лишь Светорожденные.

Мимо пробежали хранители, вооруженные до зубов, – Хедрик не обратил никакого внимания. Возможно, даже если бы он и заметил их, то никогда в жизни и не подумал бы, что в его цитадель проникли, что его цитадель громят!

– Мой алакс! – лепетал Боттерт Кнат, дрожа в три погибели. Он бежал, спотыкаясь и падая, всеми силами пытаясь донести до алакса истинную суть вещей. Хедрик не слышал его. Не хотел слышать.

– Мой алакс! В замке творится ужасное! Вы слышали рог? Кто-то проник в Дарк без ведома вашего сиятельства. Что нам делать?

– Решай сии проблемы сам! – отмахнулся волшебник, не вникая в слова, резко повернулся на каблуках и исчез в дверном проеме.

Илиус знойно палил из окон. Бешено пролетели коридоры, комнаты, залы. Сейчас алакс был жутко зол на необъятные просторы своих владений! Казалось, сюда уместили весь сатаилов Септим с сатаиловым Кеплером в придачу! Сколько реальностей здесь создали проклятущие маги-предшественники?! За долгие годы своего правления Хедрик не запомнил даже половины путей, открывающихся червоточинами, и часто плутал в пустых коридорах, пытаясь отыскать нужную ему дверь. В такие моменты он ненавидел магию и всем сердцем желал, чтобы в один прекрасный день Дарк стал обычным замком без запутанных провалов и зачарованных тайных проходов.

Так быстро он никогда прежде не ходил. Хедрик вытер пот со лба. Фрак прилип к его мокрому вспотевшему телу, в тяжелых алаксовых одеяниях стало невыносимо жарко! В конце концов Хедрик решил, что будет лучше, если он остановится, переоденется и возьмет себя в руки.

«День истины! – торжествовало внутри. – День, когда мои желания СТАНУТ явью!».

Волшебник сбросил черный фрак. Срывая золотые пуговицы, скинул мокрую рубашку. Подошел к открытому окну и отдышался.

«День истины! День, когда я СТАНУ свободным ото всех оков!»

Медленно его жар утих. Алакс призвал чистую одежду, накинул ее и открыл дверь, ведущую к круглой башни. Дневной жар полился в отворившийся проход, и невидимые прежде пылинки взлетели в воздух, снежным бураном закручиваясь на свету.

Башня неслась спиралью. Ступени уходили куда-то ввысь, им не было ни конца, ни края. В крохотных окошках, кои служили здесь единственным источником света, ютились совы и голуби-разносчики писем. Завидев алакса, они вздрогнули и улетели прочь с протяжным криком. Этот крик еще долго стоял у него в ушах.

«Что ж, вот и наступил день моего триумфа» – подумал Хедрик, взглядом провожая пылинки, соскальзывающие с темной поверхности окон. В груди резко закололо. Он прикоснулся влажной ладонью к своему сердцу и почувствовал его нервное трепыхание. Трепыхание маленькой птицы.

«Бреши? – спросил он себя, читая невидимые волны энергии. – Нет, наверное, показалось. Я попросту перенервничал».

Раздалось хлопанье крыльев. Алакс вздрогнул от неожиданности. Черный ворон, взъерошенный черный ворон с выколотым левым глазом, на отблеске отбрасывающим жемчужно-перламутровый перелив, появился в окне, схватился ажурными лапками за твердую поверхность и приземлился. На фоне неба, укутываемом смутными серыми тучами, птица казалась темнее, чем она есть, и… свирепей. Она вселяла страх. Зачем было только делать этих птиц главными посыльными? Ах, да, ответ ведь прост: ворон доставил бы послание наверняка, чего от голубя ждать не приходилось. Голубей часто перехватывали хищники побольше, а вороны и сами по себе были хищниками побольше. За долгие годы войны их тут развелось несметное полчище.

«Сатаиловы падальщики! Предвестник дурных новостей» – пробежала искрометная мысль в голове и тут же угасла – Хедрик не верил во все эти суеверия.

– А ну вон отсюда! – прикрикнул он, слегка взмахнув пальцем. Птицу ударила невидимая сила, оборвав несколько черных перьев. Недовольно каркнув, ворон умчался прочь.

С вершины донеслась песня. Владыка не смог разобрать слов и лишь уловил слухом знакомый ему мотив. Ему песнь была знакома. Он горел желанием снова ее услышать. Нет, она не нравилась ему ни исполнением, ни содержанием, однако всегда, когда он слышал ее, в нем зарождалась надежда, надежда на то, что он сможет достичь своих целей, связанных с удивительными детьми Гомена Трокториума.

– Мой алакс, – мокрый с ушей до пят завыл Боттер Кнат, вбегая в башню с отвращенным видом, – дошли новости о нападающих! Хранители отбивают…

– Тсс! – цыкнул Хедрик. – Не время портить момент, – и пошагал вверх по ступеням. Увидев их, уставший и измотанный Боттер Кнат чуть не зарыдал, но собрав остаток сил, побежал за хозяином.

Бесконечные узкие ступени без опор и перил уходили в небеса. Один неверный шаг, одна маленькая оплошность на пути к небесной тверди и вечность поглотила бы его восходящего. Он редко бывал здесь и будь его возможность, вообще бы сторонился этой башни, однако тот, кто жил на ее вершине, был единственным человеком, нет, не человеком и даже не гардвиком… существом во всем замке, способным помочь волшебнику в его непростом деле. Алакс был бы рад найти тому замену, да только жадные до сердец ветницы убили последнего живого мудреца тысячелетия еще пять лет назад.

В заброшенной астрономической башне, теперь служившей пристанищем птиц-почтальонов, жил дух Илуса Краджуса – летописца и историка эры Златоцветного Заполнения. Илус, как и все мудрецы того времени, всю свою разумную жизнь занимался исследованиями магии гоменских зеркал. После своего четырехсотлетия он, по каким-то неясным никому причинам, резко изменил свои взгляды и с головой ушел в изучение семьи первого верховного мага Семимирья. Все его последующие многочисленные труды были связаны с Гоменом Трокториумом, его детьми и Нэденом. Именно от него Хедрик узнал истину, коя заразила его и поглотила с ног до головы.

Как и многие нынче, Илус Краджус стал слугой нового света, нового владыки, но в отличие от тех же многих, он мог позволить себе не быть частью империи. Частью империи становились живые гардвики, реальные гардвики. Мудрец же был пережитком прошлого, по глупости своей, несвойственной ему, привязавший себя забытой всеми магией к сей башне, превратившейся в его вечную темницу, кою он не мог покинуть даже после своей смерти.

Повелевать духом было так же опрометчиво, как повелевать вольным ветром степей: как бы алакс не хотел призвать его к себе на ковер, как бы не хотел заставить беспрекословно повиноваться, Илус Краджус был в не его власти, и все, что оставалось у владыки, это шантаж, угрозы и запугивания.

Чем выше Хедрик подымался, тем ярче разливалась песнь. Илус Краджус пообещал себе петь ее каждый день до тех пор, пока темный владыка будет править в Дарке или до тех пор, покуда его томящаяся душа не будет освобождена:

Великие маги – великие духи
Легко оставляли на сердце моем
Душевные раны, когда умирая,

Мне говорили: «Спаси весь наш мир!»
Но я только плакал, следы оставляя
На старых ботинках, протертых до дыр.

Теперь я стал стар, бороться не смею.
Я жду перемен, как грешник в тени,
Но в сердце своем надежду:
Свободного мира зажгутся огни

«Вот же смутьян! Поди заговоры против меня плетет!» – подумал алакс и тут же, как назло, оступился и потерял равновесие. Перед глазами завертелась далекая земля, ноги подкосились, но он вовремя опрокинулся назад и впился пальцами в стену. От его грубого касания круглые камешки соскользнули с дряхлых кирпичных кладок и помчались вниз по лестнице, через две туны громом отозвавшись из далекой глубины.

Шорох был услышан. Песнь смолкла. «Ох, рано ты закончил ее» – процедил алакс и сделал последние два шага навстречу лгущей тишине. Путь на вершину был осилен. Хедрик посмотрел вниз и ужаснулся той высоты, которую он только что осилил. Голова закружилась. Не было больше ни малейшего желания оставаться здесь. Волшебник магией открыл дверь и заскочил вовнутрь.

Легкие наполнились тяжелым воздухом затхлости. Перед ним открылась круглая комнатка, переполняемая хламом, скопившимся в ней за многие века. Время здесь будто бы остановилось. Черные пауки занавесили потолок паутинными коврами, ветхие полки сломились под тяжестью пыли, деревянные балки на крыше прогнили так, что можно было увидеть сквозь них небо и тучи. Тут и там с шумом пролетали сильфы, обгрызая многотомные книги, не брезгуя даже редкими и единственными в своем роде экземплярами. Пыль покрывала все, начиная от изумрудной люстры с давно погасшими свечами и заканчивая проеденным до дыр красным ковром на полу. Пыль тут была вместо верного сторожевого пса. Нерасторопные шаги алакса привели его в бешенство: пес залаял, встал на дыбы и голосом породил пылевую бурю.

– Утихни, – следовало ему сказать одно только слово – буря пала песком. Хедрик отмахнулся рукой от налетевших на него сильф, взглядом сжег паутину над головой и убил тучных пауков. Их пухлые трупики с грохотом упали на пол, подымая в воздух очередную стаю пылинок.

– Зачем моих друзей обижаешь? – прозвучал гневный старческий выкрик. Хедрику потребовалось две виры, чтобы отыскать хозяина голоса: тот сидел за столом в углу, облаченный в белый дублет, поросший плесенью. Только приглядевшись, волшебник разглядел в темноте его просевшее лицо и два огромных пустых глаза. Мертвых глаза.

Летописец уже не был человеком. От Илуса прежнего остался смутный образ его самого в тысячелетнем возрасте, но остался не на долго. Он медленно исчезал, обращаясь в эссенцию души, в унтвика без желаний и чувств.

Длинные седые волосы скрывали половину его полупрозрачной головы, на кончике носовой кости, едва прикрытой грибным наростом, перекошенные на одну сторону неуклюже сидели очки. Кожа с трудом закрывала собой череп, позвоночник с ребрами и другие кости. Неживой, но еще и не до конца мертвый. Илус был лишь призраком, не человеком.

Мудрец сверлил Хедрика глазами и ему, великому волшебнику Руны, стало не по себе.

– Илус Краджус! – воскликнул алакс и распростер руки, тем самым скрыв свою внезапную неловкость. – Давно не виделись, мой друг!

В первую туну Хедрик хотел подойти и обнять летописца, но потом вспомнил о его естестве и замер с глупой ухмылкой на лице.

– Ты мне не друг, – злобно отсек Краджус. – Говори, зачем пришел и убирайся.

Хедрик в одно мгновение оказался у стола. От неожиданности летописец чуть было не упал со стула. Алакс впился в его круглые пустые глазницы.

– Не испытывай мое терпение, старик, – сквозь зубы процедил волшебник. – Однажды оно может кончиться, и тогда я разнесу твою треклятую башню на кирпичи.

– И тогда ты освободишь меня…

– О, да, ты получишь свою желанную свободу, но не вздумай этому радоваться. Твоя душа пополнит список тех душ, что отправятся ко мне с ближайшим перераспределением.

– Зеркало…

– Да, Илус, зеркало отныне мое, и я буду решать, кто через него переродится, а кто – нет. Так что пока я не соизволил превратить твою обитель в груду камней, будь добр, обращайся ко мне с уважением и полагающимся мне почетом, как и все остальные, понял?

– Да, – неохотно призрак кивнул головой.

– Не слышу, – прошипел Хедрик.

– Да, мой алакс, – ответил Илус и отвел взгляд.

– Вот и ладно, – волшебник всплеснул руками и отошел от старика как ни в чем не бывало. Он оглядел пыльную комнату и постучал по столу. – Чем ты занимаешься целыми днями, Илус?

Летописец было открыл рот, чтобы ответить, но Хедрик не дал ему сказать ни слова:

– Точно уж не уборкой. Здесь бардак, пора бы навести порядок, – и он взмахнул рукой. Каждый его палец встрепенулся, словно играючи на невидимом музыкальном инструменте. Пыль и тела мертвых пауков поднялись в воздух, закружились в смерче и пропали; фолианты, свитки и книги заняли свои места на полках. Комната засияла чистотой, но Хедрик на этом не закончил.

– Ненавижу проклятущих фей, они отвратительны, – с издевкой заявил он, глянув на сильф. Сильфы попадали со страху. – Особенно отвратительны те, что умеют летать.

Ему не нравилась ни одна элементаль стихий, кроме, быть может, элементали огня. Под молящие взгляды Илуса, Хедрик похватал трепещущих сильф и, сжав кулак, раздавил их, обращая каждую в бушующей вихрь.

Старец любил их. Илус закрыл глаза. Капли слез стекли по его седой бородке и исчезли. Он не мог по-настоящему плакать, будучи уходящим в вечность духом.

Последнюю элементаль алакс поймал и зажал в своих цепких пальцах. Она закричала, но крик ее был лишь шумом ветра, незначительным и не осязаемым. Хедрик его даже не заметил.

– Так-то лучше, – радостно воскликнул он, небрежно вытащил стул из завалов пергамента, уселся напротив старика и положил ноги на стол. Астрономическая башня перешла в его полное распоряжение. Туны две владыка блаженно отдыхал и наслаждался проделанной работой, потом заметил пылинки на очках Илуса, взмахом руки стянул их с его носа и протер стеклышки несчастной вырывающейся сильфой.

– Зачем вы пожаловали, мой алакс? – дрожащим голосом спросил Илус, пытаясь забыть о смерти драгоценных ему сильф. – Что вас привело ко мне сегодня? В прошлый раз вы приходили за Эйдэном. Неужели он погиб? Это был мой лучший жук, иного у меня нет.

Хедрик вернул очки, а элементаль, все еще сопротивляющуюся, запустил в окно. Нечисть пролетела через комнату, ветром ударилась о стекло и скатилась вниз, полуживая.

– Нет, что ты! Твой жук великолепен! Он и по сей день работает. Меня интересует не он.

– Вы пришли за ваттерами…

– Верно, мой друг, совершенно верно. Речь пойдет все о тех же ваттерах.

– Вы хотите вновь услышать их историю? Вы пришли за этим?

– Ну-с, во-первых, я пришел сюда, чтобы похвалить тебя. Ты оказался прав.

– Врата?!

– Они самые! Я долго сомневался в этом: груда златоцветного металла поможет мне поймать могущественных и несокрушимых тварей – звучит, как бред, согласись!? Но, как не странно, златоцветные врата сработали. Сатаил побери, они сработали! Ни Эйдэн, ни зеркала не принесли результатов. Врата принесли!

Хедрик не смог усидеть на месте. Он вскочил и начал ходить кругами.

– Поверить не могу, сколько людей я проверял на бестолковом жуке впустую! Сколько времени потратил зря! Оказалось, ваттер был у меня под носом все это время!

– На Эйлисе?

– Да, Илус, да! Зараза, я все еще не могу понять, почему я раньше этого не замечал…

Позади послышалось утомленное дыхание. Хедрик и Краджус одновременно обернулись. В дверях показался Боттер Кнат весь в поту. Бурля и задыхаясь, пунцовый, как перебродившее вино, первый помощник алакса рухнул по пол, и принялся вытирать мокрое лицо первым попавшимся имперским документом. Ступеньки вымотали его. Полноватый коротконогий мужичок сегодня совершил для себя подвиг, забравшись следом за алаксом на такую высоту!

Подняв глаза, Боттер увидел обращенные к нему взгляды и тут же перестал дышать, выпрямился и опустил руки по швам.

– Что ж, – изрек Илус, опережая Хедрика и его язвительное замечание в адрес первого помощника, – я рад, что смог вам помочь. Что-то еще?

– Ты смеешься надо мной? – воскликнул алакс. На мгновение Боттер и Илус подумали, что он кинется на кого-то из них, в порыве гнева начнет метать молнии и разносить комнату в щепки, однако Хедрик ничего этого не сделал, а лишь продолжил ходить из стороны в сторону, держа руки за спиной. – Я бы не стал тащиться сюда, в такую даль, ради того, чтобы подмести полы и отвесить тебе, гниющая развалина, два поклона. Я хочу, чтобы ты начал готовить жертвенный алтарь.

– Вы уверены в этом, мой алакс?

– Разумеется я уверен! Не пройдет и видхи, как кровь Гомена прольется в этих стенах. Она ведь должна будет куда-то стечь, верно?!

Хедрик хохотнул. И Боттер и Илус вжали головы.

– Вы будете сами проводить обряд?

– Я выучил его наизусть, Илус. Сатаилов ваттер скоро будет у меня. Я организую нашу с ним встречу в лучших традициях Дарка и пролью древнюю Нэденовскую кровь. И поверь мне, это случится в течение ближайшей видхи, так что давай, старик, доставай свою сатаилову книгу и начинай готовить.

Илус немного приподнялся, выпрямил сгорбленную спину, отчего все его позвонки в позвоночнике посыпались трухой, и без особого энтузиазма полез под стол, чтобы вытащить оттуда огромный фолиант. С грохотом фолиант опустился на стол. Невооруженным взглядом было видно, что он, хоть особо и не тронут временем, очень стар. Из каждой его страницы источался жгучий аромат гниющей древесины, обложка кое-где вздулась и проросла плесенью.

– «Илус Краджус. Светорожденные», – прочитал алакс, жадно глотая каждую букву.

– Мой алакс, – вдруг потянул Боттер, – не сочтите ли за дерзость…

– Да, да, спрашивай, Боттер.

– Не для себя, лишь во имя безопасности великого алакса хочется узнать, о каком обряде идет речь.

– Какой же ты бестолковый, Боттер, – рявкнул Хедрик. – Как я могу доверить дела империи такому идиоту, как ты!

– Прост… простите, мой… ала… мой алакс, но… но… я взаправду… я не…

– Расскажи ему, – приказал алакс Илусу, не в силах больше слушать проклятущего заику. – Расскажи все, начиная с зарождения Семимирья.

– Вы уверены, мой алакс? Он ведь…

– Заткнись, Илус. Делай, что я говорю. Хочу, чтобы мои приближенные больше не бесили меня своей тупостью.

Илус кивнул головой, угрюмо вздохнул, открыл самую первую страницу. Ни Боттер, ни Хедрик не увидели букв на белом листе. Для них и всех иных жителей Эйлиса фолиант был пуст. Невидимые символы мог читать лишь Илус Краджус. Как же так получалось? Заклятие? Колдовство? Была ли история Светорожденных написана на самом деле или существовали лишь в его голове? Кто знает… В любом случае эти сокровенные знания спасли его. Илусу было ведомо то, что другим недоступно, и только поэтому он все еще был жив, только поэтому Хедрик не убил его при первой же возможности и не освободил гнетущуюся в заточении душу.

Летописец прочистил горло и начал читать:

– «Так молвил мой пророк: то были темные времена. Жизнь только начинала зарождаться, обличие свое меняя. Наш мир во главе с вездесущим Илиусом стал первым и последним в конце миров. Безграничной властью упиваясь, поднял он купол над временем, Мессией жизни себя провозглашая, – так молвит учение илапианцев и так Создатель объявил начало рода своего.

Агни – первый мидгард, так близко подходил к Илиусу, что нетленный сгорал, но не погибал и возрождался из пепла. Он стал миром навеки для нас запретным, миром убиенных и проклятых.

Чуть дальше него – Астро. В начале сия земля была пуста и не было на ней ничего, что могло отделить ее от небытия. Ее огненные и бесконечные равнины тянулись с запада на восток и с юга на север пустынными цепями. Недремлющие пески с почившим небом без духа и света, и тьмы. Сей мир был пуст очень и очень долго, пока однажды не соприкоснулся с Создателем. Увидев его безжизненный лик и кровавый свод небес, молвил Создатель: да станет сия земля завесой в мой дом и затвором, да станет стеною изгнанникам. И стал Астро краем для грешных неправедных, стал домом для сатаилов и изуверов.

Инка – третья от Илиуса земля. Еще до времен Доэгра на ней была жизнь – брошенное семя Создателя. Никто не ведает, зачем она явилась на сии земли, да была ли Создателем предначертана. Может явилась в свет, пришедшая из тьмы? В ней светлые альвы, желающие правления мира и созидания, стояли во главе. Единственные во всей разумной для них вселенной.

Феюрия была четвертой. Она стала пристанищем духов, и духи стали ее частью. В те времена Феюрия была столь враждебна, что выжить на ней только они могли – седые духи, бестелесные и безмятежные.

Дебесис – пятый мидгард. Забыл в него вложить твердыню мой Создатель. И по сей день не вспомнил, отвернулся. Один лишь дым и огненное око в центре. То может новый свет, что готов вспыхнуть? Пророки без устали твердили, что и на сей, забытой Создателем земле, будет жизнь, и правыми оказались они. Дебесис заселился небесными альвами.

Последняя земля – Лира – такая незапятнанная сущим, такая далекая и непостижимая. Она для нас загадка. Ее никто не ведал, никто не познавал, но оттого она еще прекраснее.

То были все миры, стоящие первыми и последними среди иных – шесть живых мидгардов в одной цепи, живущие за счет огненного светила – света Создателя. Но было между ними то, что оказалось могущественнее света – черные червоточины, неустанно открывающиеся для миров в конце их пути. Для мидгардов Илиуса они отворялись намного чаще, ибо были сии мидгарды на краю вселенной. Через червоточины считалось время на другой конец безграничности, который открывал мирам проход к Терре, а Терра та не частью была Создателя творения, и даже Илиус ей был чужим. Когда настал день вездесущего хаоса, Терра стала последней точкой в Слиянии, стала последней из миров Междумирья. Так начала зарождаться земля обетованная.

Семь миров – семь мидгардов выстроились в ряд и соприкоснулись. Слились воедино земли Терры, Феюрии и Инки, да так слились, что не найти было сил, что смогли бы их разорвать. Ушло в века безграничное время. Когда же хаос утих, слияние начало распадаться, образуя частицы альвиона – частицы всевышнего Хаоса.

Первой из слияния ушла Инка, отдав одну треть себя. Ушла она далеко, еще дальше покидая Илиус, чтоб больше не соприкасаться с червоточиной. Второй ушла Феюрия, отдав половину себя, а последней покинула сии земли Терра, возвратившись обратно в свое измерение, и создавая из полученных осколков новый мир – Эйлис, вместе с которым все шесть миров, без подсчета ушедшей от Илиуса Терры, зародили наше Семимирье.

Казалось, Эйлис не мог существовать, ведь был лишь отголоском всех уже существующих миров. Тот первый Эйлис был суров, дышал огнем и пламенем. Да не было надежды, что сил его хватит удержаться на карте звезд, но ему хватило. Не без помощи света мир выжил, стал расти и крепчать, но все еще оставался пуст. Был воздух, была почва, было небо, но жизни не было на нем.

Шла Эра Великого Переселения. Второй раз миры выстроились в ряд, и Эйлис был среди выстроившихся, стоял с ними наравне. И открылась червоточина, что с тех самых пор стала называться провалом меж Семимирьем и Террой, и хлынула жизнь на Эйлис из всех концов Междумирья, заполняя его. Слияние даровало миру магию – всесильную и непобедимую, а те гардвики, что сумели собрать ее сгустки в своей крови, обращая в альвион, стали марунами – знающими истинную силу.

Однако темные времена не отступили, ведь новый мир, получивший свою жизнь благодаря хаосу, не давал покоя ни свету, ни мраку. И мрак всякими путями пытался проникнуть на Эйлис и уничтожить его, вернуть пустоту. И свет искал лазейки в червоточинах, чтобы прорваться и разрушить неспокойный мидгард, вернуть гармонию шести вечным мирам. Темные провалы стали открываться без причины, забирая жизни, по кусочкам раздирая Эйлис и отправляя его в пустоту непостижимого Хаоса. Нежить и нечисть хлынула из Астро на Эйлис. Новый мир был обречен на гибель.

Тогда силой Создателя был создан Нэден – окраинная земля, что обитель высшего разума, запретный в понимании и неописуемый всеми доступными знаниями и мыслями мир. И были избраны роды с кровью альвийскою и человеческою, как начало высшего рода. Первенец, что родился в Нэдене, был отправлен на Эйлис, дабы защитить его. И тогда миру явился он – первый человек, получивший часть силы Создателя – Гомен Трокториум. Все знания сплелись в нем воедино и жизнь бессмертную он получил. Он создал зеркала из квинтэсенции света, и зеркала смогли закрыть опустошающие провалы. Так начал зарождаться Эйлис, как сердце Междумирья.

Междумирье получило осязаемость, расстояния перестали быть измерениями. Зеркала обратились ямвхи в виры, сплели мидгарды воедино и изгнали большую часть червоточин. Наступила новая эра – Эра Зеркальных Переходов. Наступил долгожданный покой.

Гомен Трокториум стал символом освобождения. Гомен Трокториум стал сыном Создателя. Как тот, в чьих жилах бежит альвийская кровь, он сотни лет занимался наукой, открывая неизведанные тайны и непоколебимые законы бытия. Лишь благодаря ему гардвики смогли укротить силу магии, научились пользоваться ей в чистых побуждениях. Миллионы свитков и учений были написаны, Эйлис возродился, стал сердцем чародейства и волшебства.

Десять лучших из лучших встали рядом с первым и последним. Вместе они построили великие грады, возвели крепости и бастионы, зародили род, объединяясь под единым началом. Такая сила и такое могущество начинало пугать иные народы: сатаилы и темная нечисть не желали видеть, как Астро теряет свою мощь. Они терпели и ждали своего часа.

Как тот, в чьих жилах бежит человеческая кровь, Гомен познал то, что было недоступно инкавскому народу. Он познал то, что было намного сильнее магии. Он вкусил любовь.

Гомен встретил ее на Терре. Лира стала его судьбой и жизнью. Он прожил с ней семь лет, но более не мог оставаться на чужой ему земле. Лира согласилась покинуть Терру и отправиться на Эйлис вместе с ним навстречу бессмертию. Он хотел продолжения рода, но она не могла ему его даровать. Тогда они продолжили жить для себя. Впереди их ждали счастливые и беззаботные лета без потерь, утрат и старости. Века они прожили на Эйлисе, позабыв обо всем на свете, а после Гомен раскрыл путь к Нэдену, к колыбели Жизни.

Гомен искал пути исцеления. В один из дней под вечным Мороном Лира и Гомен покинули Эйлис, прошли сквозь зеркала и исчезли на долгие декады лет. Они отправились в земли, каких не было ни на одной звездной карте. Они отправились туда, где был и есть сам Создатель. В Нэден. И там Лира исцелилась и даровала Гомену двоих сыновей: Лорина и Эрина. Будучи рожденными в Нэдене, Лорин и Эрин стали великими людьми, ибо было в них то, чем не владел даже Гомен Трокториум:

И плели они златоцветные древа и те стали им подвластны, а потеряв человеческое детство, им стали подвластны и темные провалы. И передвигались они сквозь пространство и время в самые дальние концы вселенной, и червоточины стали их частью. Два сына Нэдена – великих и незабвенных, неподвластных ни времени, ни правилам, ни смерти стали будущим Эйлиса. Мир цвел в богатстве, что приносили ему они. Эйлис стал всемогущим мидгардом.

Итак, сыновья Гомена, зачатые в мирах чистой и истинной магии, стали ее частью, стали квинтэссенцией света. И перевоплотились они в Светорожденных, или, как их прозвали в народе альвийском по имени светил небесных, – в ваттеров.

Тьма постигла знания Хаоса и поняла, что время затишья прошло. И мидгард Астро призвал на помощь Двуликого Волка, и он искусил светлых альвов, и те стали его союзниками и слепыми пошли следом за мраком. Зеркала, что были защитниками Эйлиса, взяли мощь всех доступных проводников черных войск и напустили чуму на беззащитные земли. Так началась война на Эйлисе, первая война.

– Все и так знают, чем она закончилась, – перебил Хедрик мудреца. – Боттеру сейчас совсем не интересно слушать, как избавлялись от жалких гардвиков. Переходи к Лоддину, хватит этого пустого баснословия.

Илус Краджус кивнул. Пропустив несколько страниц, летописец пальцем провел по строчкам и нашел нужный абзац. Здесь фолиант прекращал вещать о ужасах войны и начинал рассказывать историю ушедшего на Землю изгнанника:

– Война сгубила самых сильных. Погибли сыны света, погиб сын Создателя. Но выжил его третий сын – Лоддин, который рожден был на Эйлисе задолго до битвы с Хаосом. Создатель не был к нему благосклонен, оставил его одного бороться с миром и тенью. Кровные родители любили его не меньше, чем других детей, однако он видел в их глазах вечную жалость к себе. Его братья стали восхищением Эйлиса, а он, бессильный, – отторжением.