Читать книгу: «Исламофобия»

© Фонд исследований исламской культуры, 2016

© ООО «Садра», 2016

Предисловие

Фобия многолика, однако существенным в ней является психологическая узость и тривиальный менталитет. Несмотря на то, что фобия имеет разные источники и цели, она всегда приводит к ослаблению рационального и критического видения, к усилению инстинктивных начал и остатков животного состояния или к тому, что классические мусульманские философы называли гневной душой.

Фобия – это обратная сторона любви либо ее противоположность. Все вещи, доведенные до уровня прекрасного и истинного, то есть до уровня живого воплощения идеальных пропорций, вызывают симпатию и любовь, как, например, великие творения музыки и живописи. Следовательно, мы можем прийти к выводу о том, что фобия есть результат отсутствия гармонии в сущем и сознании. Однако эта абстрактная истина недостаточна для решения проблем таких фобий, как религиозные, культурные и национальные.

Возникновение, расширение, углубление и активизация психологии и ментальности подобных фобий есть не что иное, как отражение остатков «первой природы» (инстинкты). Ксенофобия и нацфобия есть более широкая форма племенной фобии, а племенная есть более широкая форма первобытной дикой фобии как естественной формы выживания и противостояния опасности. Следовательно, возникновение различных форм фобии у «развитых и цивилизованных» наций представляет собой тонкий индексатор, указывающий на действенность этнического начала в «национальном духе» и активность «первой природы» в «национальном теле». Подобные нации и народы еще не преодолели в себе окончательно остатки первобытного духа и тела и, соответственно, не поднялись до уровня истинного человеческого бытия. Это связано с тем, что преодоление подобных остатков возможно лишь при действительном поднятии людей (индивидуумы, общности, народы и нации) до уровня культурно-правового духа. Такого состояния можно достичь только на всемирном уровне, когда культурные парадигмы всех или основных народов и наций достигают уровня правового знания и действия в критериях рационализма и гуманизма. В противном случае фобия остается одной из основных идеологических, политических и культурных «ценностей» в жизни народов и государств.

В истории государств и народов и их противостоянии возникали различные формы ненависти и боязни, разные формы фобий: обыденные, пропагандистские, идеологические и другие. Фобия приобретала в более «совершенном» виде такие формы, как национальная, расовая, религиозная и культурная.

Сейчас мы стоим перед одной из самых крупных форм религиофобии, в которой ислам и его последователи превратились в объект, средство и цель организованных атак. Современная исламофобия достигает своей вершины, когда она воплощает в себе религию, мировозрение, последователей, историю, культуру и будущее. Центром этой исламофобии становится «запад» (Европа), хотя мир ислама находится в центре геокультурного пространства основных мировых религий и культур. Это единственный мир, который находится в непосредственном соприкосновении с мирами христианства, буддизма и индуизма. Это объясняет частично «общую враждебность» к нему со стороны остальных, исходя из того факта, что соседство всегда представляет собой также подвижную границу разногласий, противоборства и враждебности. Вместе с тем мы наблюдаем факт «привилегии» европейского и американского (как продолжение Европы) сознания в активизации исламофобии на протяжении многих веков.

Нет ни одного более крупного культурного опыта в истории человечества, который содержал бы, создавал и обосновывал различные формы и типы фобии, чем «западный» (европейский). Это отчетливо видно и на примере современного опыта, ибо в нем мы находим теоретическое обоснование и практическое применение наиболее агрессивных форм фобий, таких, как нацизм, фашизм, апартеид и расизм. То есть всего того, что проникало в поры индивидуального, группового и национального сознания и психологии.

Имеются две фундаментальные причины данного феномена. Первая связана с тем, что Европа в целом больше, чем кто либо, прошла этапы историко-культурного развития, а вторая связана с тем, что ее теоретический и практический разум не смог одолеть твердое этническое ядро индивидуального и массового сознания.

С исторической точки зрения фобия превратилась в часть «духовного мировоззрения» Европы в связи с принятием христианства. Этот феномен связан в свою очередь с тем, каким образом переходило европейское культурное сознание к тому, что я называю культурно-религиозным этапом в развитии народов и нации. До принятия христианства религиофобия и нацфобия не была ни мировоззрением, ни идеологией. Отсутствовало какое-либо ее «философское» обоснование. Скорее наоборот. Греческим и римским опытам теоретического и практического разума была чужда идея национальной и религиозной фобии. Хотя эти опыты, по существу, не имеют никакого отношения к современной европейской идее, по крайне мере, до принятия и господства христианства на континенте.

Острое противоречие и явный парадокс, лежащие в основе расширения разных форм фобий, с принятием христианства состоят в том, что субстанциальным принципом христианской религии является любовь, т. е. тотальная противоположность фобии. Суть данного противоречия заключается в двух аспектах: первый состоит во вхождении «Ветхого завета», содержащего немало «ценностей» всевозможных фобий, в состав «Священного писания»; второй – в том, что христианство не было результатом и творением духовного и религиозного опыта «европейского запада». Первоначальное христианство было «восточным» (точнее, южным или средиземноморским) с точки зрения происхождения, языка, мировозрения, традиции теоретического обоснования (патристика).

С принятием христианства в качестве идеологического, политического и мировозренческого средства в руках разлагающейся Римской империи начался историко-культурный переход от этнокультурного этапа к культурно-религиозному. А последний есть самый драматический этап в истории развития культурного сознания и наиболее динамичный и строгий в своем стремлении к утверждению идеи единого и единения и отрицания любого проявления множественности и многообразия.

Отрицание любого проявления иного, нежели «христианского», путем обвинения в ереси либо физического уничтожения было выполнено церковью с горячим рвением. Этот религиозный и идеологический экстремизм во многом был результатом плоского восприятия первоначальной христианской идеи, которая превратилась в орудие подчинения разума – вере, философии – теологии, человека – догмам и всех – церкви. Дело в том, что христианство было «экспортным продуктом», а не результатом внутреннего имманентного переживания и творчества «европейского духа». Более того, всё греческое и римское было объявлено языческим, ненужным и противным.

Вместе с тем христианство сыграло субстанциональную роль в строительстве европейского бытия и европейской идентичности путем его превращения в единственное сверхмировоззрение, которое определило характер разума, совести, морали и ценностей, тем самым определив методы и исход анализа и оценки любого явления. Однако эта тенденция развития не лишена позитивного смысла, ибо она способствовала объединению общекультурного европейского сознания и общности забот. Но история полна неожиданностей, одна из которых в данном случае была связана с возникновением ислама, который в определенном смысле изменил судьбу христианства и его геокультурное значение и распространение.

Ислам представлял собой новую силу, способную противостоять любому вызову в критериях физической силы, морального духа и мировозренческого спора. Дело в том, что иудаизм превратился в угнетенную религию, в то время как ислам, возникший в культурном пространстве самого христианства и иудаизма, представлял себя как их продолжение и отрицание. Ислам пытался демонстрировать последовательное единобожие, соответственно, и последовательное объединение людей, общин и народов на основании новых принципов. Он опирался в этих своих устремлениях на единство собственного мировоззрения и собственного свободного народа, а его восход устремлен к созданию монолитного единства общины и государства. Все это придало ему вид религии действенного усердия и свободной воли, освященной «божественным предопределением». Неслучайно поэтому столь быстрое его распространение и господство, которое простиралось в течение нескольких десятилетий на трех континентах. А первым местом его распространения была как раз «священная земля» первоначального христианства. Все это заложило невидимый фундамент страха и ненависти к исламу, которые накопились в течение долгого времени физического, а не интеллектуального противостояния.

Если отбросим все детали противоборства первых четырех веков после возникновения ислама, которые привели к утверждению новой религии в качестве мировой, в том числе и за счет «христианских земель», то общий результат накопления психологии и ментальности враждебности, ненависти и возмездия проявил себя отчетливо в призыве к «священной войне» против «сарацинов». Классическим воплощением такого призыва является идеологическая и военная подготовка к «крестовым походам». Последние есть первое проявление «мировых» религиозных войн. В процессе этих войн формировалось типичное для «христианского запада» большое количество шаблонных оценок и всевозможных стереотипов, таких как: ислам есть религия силы и принуждения, тела и наслаждения, похоти и желания и т. п. Все эти шаблоны и стереотипы отражают прежде всего европейское видение и европейский опыт, т. е. субъективные оценки определенного историко-культурного опыта, которые не имеют никакого отношения к научному поиску и истине.

Неслучаен поэтому тот факт, что подобные шаблоны и стереотипы всплывают наверх при каждом столкновении Европы с исламским миром. Мы находим нечто подобное даже в наиболее развитых с точки зрения разума и рационализма творениях европейского сознания, как, например, у Данте, Вольтера и Гегеля, т. е. на всех крупных этапах развития европейского теоретического сознания.

Девятнадцатый, двадцатый и начало двадцать первого века не являются исключением. В европейском сознании укоренилась та же исламофобия, которая сопровождала психологию и ментальность колониализма и европоцентризма.

Дихотомия Восток-Запад, характерная для эпохи колониализма, в дальнейшем превращается в дихотомию ислам-Запад. Подобное явление было также связано с системным проникновением психологии и ментальности европоцентризма во все формы общественного сознания. Европоцентризм есть естественное явление, сопровождающее имманентное развитие Европы, отражающее мировозренческий переход от политико-религиозного этапа к политико-экономическому этапу развития. В этом смысле исламофобия становится частью методологических баталий и колониальных интересов. Однако она (исламофобия) приобрела иной характер в процессе формирования современного исламоцентризма. Теперь противоборство этих культурно-политических центризмов становится неизбежным, пока каждый из них не достигнет внутренней полной интеграции в виде окончательного перехода к политико-экономическому этапу собственного развития.

Таким образом, нынешная форма и масштабы исламофобии на Западе есть одно из проявлений естественного противоборства и соперничества вследствие отличия культурных опытов, экономических и геополитических интересов. Следовательно, подобное соперничество и про тивоборство не стихнет, пока исламский мир не достигнет собственной интеграции в критериях собственного опыта. В одинаковой степени это относится ко всем крупным историко-культурным системам, сложившимся на протяжении тысячелетия во многих регионах мира.

М.М. Аль-Джанаби

Часть I
Исторические, культурные и политические корни исламофобии

‘Абдаллах Насири Тахири
Исторические корни и причины западной исламофобии
(Ситуационный анализ Крестовых походов)

Сегодня исламофобия – одно из главных стратегических опасений западного христианского мира. Эта стратегия – не результат какой-то определенной доктрины. Она устанавливалась и формировалась в течение длительного времени. Такие теории, как «Несовместимость цивилизаций», выдвинутая известным французским социологом Раймоном Ароном, «Столкновение культур» именитого исламоведа и востоковеда Бернарда Льюиса или самая знаменитая из них, «Столкновение цивилизаций» Самуэля Хантингтона, оказали серьезное влияние на формирование исламофобии. Но «инаковость» мусульман с точки зрения христиан и чувство превосходства последних над первыми, которые берут начало в учениях Церкви и являются главными факторами западной исламофобии, имеют историческое происхождение.

Согласно этой исторически сложившейся мысли, «Коран и Мухаммад являются врагами свободы и цивилизации», а «ислам – такая религия, которая не может развиваться, так как очень безнравственна, антинаучна и деспотична»¹. Кроме того, созданная в этот период литература, например, «Песнь о Роланде», описывает мусульман как идолопоклонников² и гласит, что «согласно исламской мысли, необходимо воевать с немусульманами до тех пор, пока рабство перед Аллахом не будет признано и принято во всем мире»³. И даже самая резонансная теория «Столкновения цивилизаций» есть итог этого исторического процесса. И, как сказала Ширин Хантер, этого столкновения можно избежать только в случае секуляризации исламского сообщества⁴. До тех пор, пока это исторически сложившееся мнение не будет пересмотрено и подвержено детальному анализу, невозможно институализировать исторически гарантированное сосуществование и диалог цивилизаций между двумя обширными обществами. «Необходимое условие диалога цивилизаций – это изучение причин и факторов спора»⁵.

До тех пор, пока это изучение, главным предметом которого являются Крестовые походы, не будет проведено должным образом, диалог будет частичным и фрагментарным. Даже если, исходя из теории Канта, обе стороны представят свои отношения основанными на дружбе и товариществе⁶, или их решение будет принято согласно теориям Хоббеса и Лока, которые, несмотря на свои различия, приводят к одинаковому результату. Первый был убежден, что народы, будучи врагами, поддерживают международные отношения ввиду своих интересов, а второй, подчеркивая необходимость принятия во внимание мировых уставов, утверждал конкуренцию народов и цивилизаций⁷.

Христиане и западный мир познакомились с исламом через Византию, Сицилию и Андалусию, но двухсотлетние войны, известные как Крестовые походы, внесли наибольший вклад в формирование исторически неправильного менталитета христиан. И если даже мы не с теми, кто считает, что «Крестовые походы в любом случае явились основой враждебных отношений, которые сегодня чувствуются между христианским и мусульманским мирами», мы, бесспорно, признаем, что эти войны были самым ярким проявлением скрытой до того враждебности к мусульманам⁸. Настоящая статья призвана проанализировать роль и место Крестовых походов, которые явились одним из фундаментальных факторов исламофобии на Западе.

Крестовые походы и исламофобия

Немногие христианские историки и мыслители признают Крестовые походы трагедией, вызванной неразумностью христиан; трагедией, вызвавшей длительную вражду между Востоком и Западом⁹. Некоторые из них считают эти события величайшей мировой бедой, самым болезненным ударом по цивилизации и главной причиной ненависти между Востоком и Западом¹⁰.

Крестовые походы, которые были предприняты ради «осуществления мечты» (Морис Бишоп), до недавних пор считались важнейшим событием Средних веков, фактором развития городов и установления стабильной политической системы на Западе. Лишь в последние годы некоторые рассматривают их как очень затратные и пагубные события, которые привели к ухудшению отношений между Западом и мусульманами. Основное мнение на Западе в большей степени основано на идеологических мотивах Крестовых походов. На тех основах и принципах, которые в целом считают исторические суждения такими же, как суждения элементарной математики, и, обращаясь к историческим фактам, объясняют непреложные рациональные истины конкретной религии¹¹.

С другой стороны, исторически сложившееся мнение о том, что каждый, кто не является римлянином (греком или христианином), – это варвар, нецивилизованный и дикий человек и что они, по выражению Пруденция, поэта IV века, отличаются меж собой как человек и животное¹², привело к тому, что христиане стали считать себя избранной общиной, которая призвана исполнить Божью волю на земле¹³. Это ощущение собственной уникальности они унаследовали от иудеев¹⁴. Такое мнение сформировало даже особый взгляд на географию. Так, исходя из библейской книги «Исход», еврейский мыслитель I века Иосиф Флавий разделил мир на три части. Согласно Флавию, Европа принадлежала Иафету, сыну Ноя, и его потомкам, Африка – Хаму и его потомкам, а Азия – Симу и его потомкам. Затем в IV–V веках Августин и Иероним поддержали это предположение, и вследствие этого Палестина оказалась в центре земель потомков Сима и стала важнейшим географическим регионом земного шара. По выражению Эгерии, она стала местом встречи христиан¹⁵.

После Первого Никейского собора, состоявшегося в 325 г., византийский император, исходя из таких суждений, приказал построить в Палестине церковь и христианизировать восточную часть империи, в частности Палестину, а его советник Евсевий, который был епископом Кесарии, стал побуждать христиан к паломничеству в Палестину в своей книге «Ономастикой». Таким образом, Палестина стала считаться местом второго пришествия Иисуса Христа и Святой землей. На карте Беата Лиебанского, составленного в VIII веке, Палестина изображена в большем размере, чем остальные части света¹⁶.

В такой ситуации было вполне естественно, что Палестина как Святая земля приобрела большое значение в христианском мире, а ее извлечение из мусульманского мира стало восприниматься как религиозная обязанность. Именно поэтому Крестовые походы надо считать чем-то большим, чем просто защита своих единоверцев, т. е. восточных христиан, как это полагал Клод Казн¹⁷.

Даже беглый взгляд на речь Урбана II на Клермонском соборе, где он собрал правителей, дворян и рыцарей, чтобы создать вооруженное движение и направить его к восточным берегам Средиземного моря, укрепляет нас в мысли, что политические, экономические и социальные условия на Западе явились важным фактором Крестовых походов. Но все же главной причиной была религиозная убежденность. Благодаря этой убежденности он смог сформировать такое движение, и она же после этих войн явилась поворотным моментом в формировании исторического отношения христиан к мусульманам. В той речи он сказал: «Иерусалим, который был предметом гордости и источником изобилия, теперь находится в руках мусульман, которые не оставили в нем иных следов, кроме следов своей религии. Азия, которая была полна богатств и благ, утратила ныне свои богатства и свое бытие из-за преступлений и несправедливостей мусульман и впала в бедность и горе. Антокия и Финикия оказались под властью мусульман, а тюрки дошли уже до ворот Константинополя и вскоре завладеют всеми странами Европы.

Дражайшие храбрецы! Настало время для того, чтобы вы вонзали в своих врагов те мечи, которые вы до сих пор вонзали в грудь друг друга и применяли против своих братьев из-за простейших обид. Настало время для того, чтобы вы положили конец тому святотатству, которое проявляется в отношении Гроба Господнего. Эта священная война, на которую вы сегодня отправляетесь, призвана не только освободить Иерусалим, но поставить вас над всеми богатыми землями Азии и их бесчисленными переполненными кладами. Сегодня вы должны отправиться в Иерусалим и, освободив его от захватчиков, сделаться его наследниками. Ибо, как сказано в Библии, Иерусалим и Левант – это земли, где течет молоко и мед.

Дражайшие храбрецы! Этими мечами, с которыми вы вступаете в священную войну, вы завоюете сокровища небес. Если вы одержите победу в этой войне, то все страны Востока будут принадлежать вам. Если же вы будете убиты, то удостоитесь великой чести, то есть падете мучениками там, где Иисус испил чашу мученической смерти»¹⁸.

Как известно, Библия описывает Иерусалим как «землю, где течет молоко и мед»¹⁹. Так говорит и Иисус в Евангелиях от Луки и от Иоанна²⁰.