Читать книгу: «Краковский колдун»

Шрифт:

Под редакцией Петровой Элеоноры Борисовны

Вместо предисловия

Коротко, но информационно-объёмно выстраиваются сюжеты в книге «Краковский колдун».

Лауреат Пушкинской премии, член Союза журналистов Крыма, Раиса Стаценко в очередной раз покоряет нас своей дальновидностью, талантом и умением анализировать.

Её документально записанные истории помогают понять и вывести из сложных ситуаций, в которые забрасывает людей судьба.

Философская проза жизни героев книги наводит нас на размышления. Характеры людей переносятся на характер страны и в целом на мир.

Уверена, что работы нашего автора-современника достойно и уверенно найдут своего благодарного читателя.

Наталья Гук

Председатель Союза журналистов Крыма

(в составе Союза журналистов России)

Краков.

Ягеллонский замок

Краковский колдун

Глава 1
Краков

В этот тихий, тёплый по-весеннему вечер Валентина не дождалась мужа со службы. Шёл победный май 1945-го. Беременная Валентина по вызову своего мужа Якова приехала в освобождённый 16 января 1945 года город Краков. Её изумлению не было предела. В сравнении с растерзанной Россией, дотла сожжёнными деревнями, с разбомблёнными и разграбленными городами, с голодными глазами обнищавших людей уцелевший Краков, сверкающий нарядными витринами магазинов, чистых старинных улиц и парков, уцелевших памятников, прилично одетых спокойных прохожих, сытых. Всё резало глаз.

А ведь древний польский город уцелел благодаря двум людям. Первый – это маршал Советского Союза Иван Степанович Конев, который запретил использовать тяжёлую артиллерию при штурме. Второй – Алексей Николаевич Ботян, позывной Алёша, который со своей группой и польскими товарищами захватили в плен инженера-картографа Зигмунда Огарека, служившего в тыловом подразделении вермахта. При нём нашли карты минирования мостов, плотины, а также сведения о местонахождении складов с взрывчаткой. Город подлежал затоплению. 10 января 1945 года эти сведения подтвердились. Группа Ботяна перехватила машину гитлеровцев-штабистов. В портфеле обер-лейтенанта Франца Шлигеля обнаружили документ о минировании культурных памятников Кракова, значимых административных зданий, плотины и мостов. Группа Алёши в ночь на 18 января организовала взрыв Ягеллонского замка в городке Новы-Сонч Краковского уезда, где хранились основные запасы взрывчатки. При подрыве замка были уничтожены около 400 фашистов. А уже 19 января передовые части 1-го Украинского фронта маршала Конева входят в Краков без применения артиллерии, мощным броском прорывая оборону врага.

Мужа Якова командование оставило в Кракове, в комендатуре. Из его письма Валентина поняла – это надолго. Яков писал, что здесь ей будет спокойнее родить с её непростой беременностью. Он же рядом. Командование выделило им огромный дом с мебелью. Врачи приличные. И ему будет спокойнее, если они будут вместе.

Валентине действительно всё очень понравилось. Сама родом из маленького украинского села Теплоключенка, она с восторгом восхищалась всему этому великолепию, этой мирной и спокойной жизни.

Дорогу перенесла хорошо. Первая беременность, конечно же, тревожила её. Слабая активность, замирание плода на седьмом месяце не давали покоя и уверенности обоим супругам. Вся надежда была на здоровый организм молодой женщины. Валя очень надеялась доносить ребенка. Ведь всё складывалось так хорошо. Красная Армия гнала фашистов уже на территории врага, в самом логове – Берлине. Уже подписана немцами капитуляция. Уже поднят флаг над рейхстагом.

В освобождённых городах Советская Армия оставляла надёжный тыл, потому что очень часто в тылу оставались небольшие немецкие формирования, банды предателей и бандеровцев – пособников фашистов. Предстояло много работы по очистке освобождённых территорий. Войск НКВД не хватало. Мобилизовывались командиры и бойцы из регулярных войск.

Вот так и попал майор Грищенко Яков Тимофеевич в освобождённый Краков. Из полевых командиров он был прикреплён помощником коменданта города в только что организованную комендатуру. Тут и сумел вызвать на место службы свою жену. Валентина была в восторге от огромного дома. Высокие потолки, стрельчатые окна, красивая старинная мебель, пушистые ковры. Бывшие хозяева бежали вместе с немцами на запад. Оставалась престарелая мать хозяев – пани Анна. Но она сама ушла жить из дома во флигель, уютный домик в саду. Пани Анна очень радушно встретила беременную Валентину. Показывала дом, хозпостройки, погреба, ухоженный сад и цветник. Было видно, что делает это она с удовольствием. Нет, совсем не как к врагу она отнеслась к супругам. Валентина быстро сдружилась с пани Анной. Где по-русски, где по-польски, но они очень хорошо понимали друг друга. Пани Анна вызвала знакомого врача для Вали, и он стал ежедневно её навещать. Сухонькая, небольшого роста, пани Анна вся ушла в заботы о Вале. Ходила с ней на рынок за продуктами, показывала, где лучше и дешевле купить хорошие и свежие продукты. Стала советовать, где купить качественную обувь, одежду, женское бельё. Ведь Валя скоро родит и ей надо прилично одеваться. Даже уговорила Валентину сходить в парикмахерскую и сделать причёску.

Валентина жила простой сельской жизнью. В их доме было чисто и уютно. Но такой роскоши, конечно же, Валя не видела. Да и одевались у них в селе по-простому. Валя познакомилась с Яковом в 1940 году. Её Яков, воспитанник детского дома города Минска, в 1940 году окончил Ленинградский мукомольный институт. Он приехал к ним расширять зернотоки и мукомольное производство. А Валентина, окончив всего четыре класса местной церковно-приходской школы, тем не менее поступила на поварские курсы и с отличием их закончила. В свои двадцать лет она уже работала поваром в единственной столовой села. Там они и познакомились. Их роман длился недолго. Красавец, высокий, стройный молодой человек с правильными чертами, с большими голубыми глазами, блондин, сразу покорил сердце девушки. Яков, конечно же, отличался от местных парней. Вежливый, аккуратно одетый, с правильно поставленной речью, он сразу же обращал на себя внимание. А Валюша, простая селянская девушка с украинским говором, но в тоже время яркая, красивая народной украинской красотой, тоже не оставила равнодушным Якова. Чёрная, смоляная коса, уложенная короной на гордо поднятой головке, брови вразлёт, глаза тёмно-карие, почти чёрные, притягивали к себе. Яркие, сочные, красиво очерченные девичьи губы манили взгляды молодых парней, обещая всю сладость дразняще-малинового вкуса. Но строгость и неприступность девичьего взгляда не сулили лёгкого знакомства. Её все знали, как порядочную, скромную девушку из хорошей семьи. Весёлая, озорная, способная на выдумки и всяческие проделки с подругами, Валя с ребятами вела себя очень и очень осмотрительно. Мама и старшие сёстры привили ей все приличия поведения и осторожность с противоположным полом. Но Яков был совсем другой, из незнакомого ей мира. Спокойный, уверенный в себе, не наглый молодой человек, он как-то по-родственному бережно вёл себя рядом с Валей. В ответ она влюбилась в Якова, доверяя ему как брату, как отцу, ясно осознавая, что он не причинит ей зла. А Яков и не собирался ничем обидеть эту весёлую и красивую девушку, с ярко выраженным характером, независимую и гордую.

Его родителей из небольшого белорусского села возле города Минска повесили белогвардейцы, когда Якову шёл шестой год. Его и сестрёнку Олесю четырёх лет спрятали сердобольные соседи. После восстановления советской власти детей отдали в детский дом города Минска. Их не разлучили, и маленький Яша очень заботился о младшей сестрёнке. Учился очень хорошо. И после окончания средней школы в детском доме получил направление в Ленинградский мукомольный институт. И, конечно же, будучи студентом, подрабатывал. Стипендия была ну совсем никудышная. Её на питание-то не хватало. Рано повзрослел, зная, что нужно рассчитывать только на себя. А ещё нужно помогать сестрёнке. Олеся тоже выпустилась из детского дома и пошла по стопам брата. А где молоденькой девочке подрабатывать? Вот Яша и тянул добровольно эту ношу. И вспыхнувшее чувство любви к Валентине у Якова сразу обрело характер бережного, сильного по отношению к слабому. Всё горе, тоска по родителям, по домашнему теплу вылилось в желание создать свою семью. Заботиться, любить и быть любимым, нужным.

Родители отнеслись к желанию Вали выйти замуж за Якова как-то настороженно, особенно мама. Валя не могла понять, почему мама, самая любимая и понимающая, не хотела даже и слышать о Якове. Её упорство не ясно было и всем остальным членам семьи. Даже отец был на стороне Якова. Молодой, образованный, серьёзный, спокойный. Да и горя хлебнул – значит будет ценить заботу жены, беречь семью.

Тем не менее мама объяснить ничего не могла. Но всячески старалась разубедить Валентину.

– Ну зачем тебе какой-то приблуда? Чужой ведь. Что ему взбредёт в голову, кто его знает? Ещё увезёт тебя куда-нибудь и бросит там. Что, у нас в селе хлопцев мало? Вон сколько женихов под окнами ходит. Только позови. Мы всех знаем и нас все знают. Валя, дочка, крепко подумай. Ведь недаром говорят – замуж не напасть, как бы замужем не пропасть.

Валя с удивлением отвечала:

– Мама, что с тобой? Неужели ты веришь, что Яша может меня обидеть? Ведь он с детства лишён дома, родителей, всего. Он хочет семью. И потом – неужели я выйду за нелюбимого? Если бы мне кто-то и понравился из местных, ты бы первая узнала. Но видит Бог, я полюбила Яшу и выйду за него. Не хотите меня благословить, значит мы и без вашего благословения распишемся.

– Доченька, я ведь о тебе беспокоюсь. Ну вот не лежит у меня душа к твоему Якову. Одумайся, пока не поздно. Чует моё сердце – нельзя тебе за него идти.

Но несмотря на увещевания мамы, Валя дала своё согласие Якову. Свадьба была скромной. Собрались только свои родственники. Конечно же, родители благословили Валю и Якова, но мама на свадьбе сидела с заплаканными глазами.

Глава 2
Панночка

Но всё-таки роды оказались преждевременными. Утром восемнадцатого мая у Вали начались схватки. Пани Анна быстро привела доктора, пана Вацлава. Он и принял роды. Девочка родилась в семь с половиной месяцев, с весом в полтора килограмма, ростом 22 сантиметра. Такие дети редко выживают. Доктор очень обеспокоился весом и состоянием девочки. Пан Вацлав недовольно кряхтел и что-то бормотал. Валя ничего не могла понять, только по виду доктора явно было видно, что дело плохо. Сосать грудь девочка, конечно же, не могла. Красный, сморщенный комочек не был похож на ребенка. Доктор подробно объяснил, как надо сцеживать молоко и кормить девочку с медицинской пипетки. А также ей надо постоянное тепло в тридцать шесть и шесть градусов. Ведь она должна была ещё полтора месяца находиться в лоне матери. Состояние Валентины было ужасно. Она осознавала, что может потерять свою девочку в любую минуту. Её нервы были на пределе. Слёзы лились сами по себе.

– Пресвятая Богородица, что я буду с ней делать? Что мне скажет Яша? – сомнения терзали Валю.

После ухода доктора к ней на кровать присела пани Анна.

– Цюрка, дочка, не бойся, мы спасем нашу панночку. Только надо быстро идти ко мне, в мое мешканье.

Она завернула маленький комочек непонятно кого в большой пуховый платок и убежала в свой домик.

Обессиленная, заплаканная Валентина поплелась за ней, не соображая, зачем им надо уходить из дома в маленький садовый домик пани Анны. Тридцать-сорок метров ей дались с большим трудом. Держась за стволы деревьев, росших вдоль аллеи, она, наконец, вошла в небольшую прихожую домика. Пройдя дальше в комнату, Валентина обомлела – на кровати девочки не было:

– О, Пресвятая Богородица, пани Анна, что Вы с ней сделали? Где мой ребёнок?

– Матка бозка, вцуско добже, Валентина, панночка здесь, – и показала на большую печь.

– Вот здесь наша панночка будет жить и ты тут, – показала на кровать пани Анна.

Наконец-то, Валя увидела открытую дверцу большой старой духовки. Девочка, завёрнутая в байковую пелёнку, спокойно спала на небольшой подушке в этой самой духовке. Рядом стояла пани Анна с термометром в руках:

– Вот видишь, тридцать шесть и семь – это добже. Теперь тебе надо попить и поесть, – протянула кружку чая со сливками и кусок хлеба, намазанный мармеладом.

– Пей, ешь, потом будем кормить панночку.

Вот таким старым надёжным способом спасали наши матери и бабушки недоношенных детей. И только благодаря стараниям и заботам старой полячки пани Анны, выжила эта маленькая девочка.

Яков был постоянно на работе и только поздно ночью возвращался домой. Валентина слышала знакомый шум машины ещё в начале улицы. Муж тоже очень переживал за малютку, но вида не показывал. Старался немножко растормошить, разговорить жену.

– Ничего, дорогая, всё переборем. На наше счастье у нас есть пани Анна. Никогда её не забудем. Это она жизнь подарила нашей девочке.

Проходили дни, Валентина с Яковом никак не могли выбрать девочке имя. Но после долгих раздумий всё-таки решили назвать Светланой. На улице бушевала весна, с её запахами цветущих деревьев, распустившихся жёлтых нарциссов и гроздей сирени. Дни были солнечными, светлыми. Вот и Светлана. Наконец-то прошёл этот долгий, страшный месяц, когда на счету каждый день. Когда сердце матери боится всего, любого шороха, шума, всего, что может нарушить этот маленький мирок около старой духовки. Теперь можно взять девочку на руки, выкупать, перепеленать, не боясь браться за маленькие ручки и ножки. Девочка быстро набирала вес. Валентина уже приучала её к груди. Наконец можно было выдохнуть. Весь этот жуткий месяц пани Анна не отходила от ребенка. Сама поддерживала в печке слабый огонь, следя за температурой в духовке. Сама кормила её из пипетки. Сама пеленала и смазывала слабенькое морщинистое тельце постным маслом.

Глава 3
Арест

Валентина наконец-то оправилась от стресса. Потихоньку принялась за домашние хлопоты. Уже можно приготовить ужин мужу, сходить на рынок. Валя любила удивлять чем-то новым мужа. То сделает небольшую перестановку, то шторы поменяет или выбелит стены, а ажурный тюль так отбелит и подсинит синькой с уксусом, а затем накрахмалит, что страшно подойти к окнам, боясь чем-то нарушить эту узорно-прозрачную красоту. А то рецептом нового блюда удивит мужа. А уж рецептов в её памяти хранилось великое множество. Это у неё наследственное.

Валя могла уверенно положиться на пани Анну – девочка росла и крепла с каждым днём. Ведь пани Анна не отходила от Светланы ни на шаг. Она выносила ребенка дважды в день подышать тёплым ароматом летнего дня. Вечером вдвоём с Валентиной обязательное купание ребенка. На щёчках девочки появился лёгкий румянец. Белокурые волнистые прядки обрамляли детское личико, придавая ангельский лик. Голубые глаза девочки улыбались навстречу пани Анне. Та была на седьмом небе от счастья. Видимо, так наболело сердце этой пожилой женщины, так переполнилось горем за своих родных и близких, что всё внимание, вся щедрость нерастраченной души пролились благотворным дождём на маленькую панночку Светлану.

У Валентины было свободное время, и она взялась за свой и мужа гардероб. И тут пани Анна оказалась просто необходима. Ведь надо было знать, где купить хороший отрез ткани на приличное платье или мужу на костюм. А где ещё и пошить – пани Анна знала всё. И вот уже трудно узнать в простой селяночке ухоженную, красивую, модно одетую пани Валентину. Даже за мелкими покупками Валя подбирала к платью туфли и сумочку. Её мир казался таким надёжным, обустроенным и впереди виделось только прекрасное.

Со службы Яков не вернулся. Всю ночь Валентина просидела во флигеле пани Анны, прислушиваясь к любому шуму, но машина мужа так и не приехала. Измученная бессонницей и воспоминаниями, едва дождавшись рассвета, Валя разбудила пани Анну.

– Что мне делать? Яша не вернулся. Я пойду в комендатуру, узнаю – ждать сил нет. Пани Анна, я Светочку возьму с собой?

– Валя, цюрка, иди одна. Ты же не знаешь, как долго будешь, а панночку измучаешь. Думай добже. Лучше выпей кофе с молоком, тебе нужны силы. Иди и за нас не переживай. Как что узнаешь – иди сюда, я тоже волнуюсь. Садись, садись, без кофе не отпущу.

Валя быстро на ходу выпила кофе и выбежала в утреннюю прохладу. Комендатура была не близко. Больше часа ушло на дорогу. Часовой не хотел её пропускать. Валя расплакалась, тыча ему свои документы:

– Смотри, вот мои документы, мой муж работает здесь, вон и машина стоит, которая его возит. Где он? Он не пришёл вчера с работы.

– Ждите, гражданочка, сейчас узнаю у дежурного. Начальства ещё нет.

Минуты казались вечностью. Валя топталась около двери. Наконец-то часовой вышел и сказал:

– Заходите, я Вас пущу. Вы там на стуле посидите. Придёт начальство, Вам всё объяснят.

Валя кивнула. Часовой провёл её по длинному коридору и усадил возле двойных деревянных дверей, оббитых коричневым дерматином. Сколько прошло времени Валя не понимала. Это ожидание пугало её. Наконец она услышала, как подъехал автомобиль. Через минуту послышались твёрдые, уверенные шаги. Видно, часовой доложил о ней, потому что подполковник молча пригласил её в открытую дверь. Она вошла.

– Присядьте, гражданка, Грищенко Валентина Александровна.

– Что с моим мужем, где он? Он не вернулся вчера домой. Он жив?

– Ваш муж Грищенко Яков Тимофеевич задержан до выяснения обстоятельств. Пока больше сказать ничего не могу. Идите домой, у Вас же маленький ребёнок.

Валя смотрела на подполковника и не могла сообразить:

– Как арестован? Кем арестован? Он всю войну прошёл, ранен был, контужен. Его комиссовали. Моя семья вылечила его, поставила на ноги за месяц, и он ушёл опять воевать. За что его можно арестовать? Вы что делаете? Вы чем тут занимаетесь? Я буду писать товарищу Коневу, надо будет самому Сталину напишу. Вы тогда и меня арестуйте, я ведь не буду сидеть.

Что ещё кричала Валентина в этом большом просторном кабинете, она и вспомнить не могла и вдруг просто поняла, что потеряла голос. Молча хватала воздух открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег. Слёзы катились по её лицу, она их не замечала.

– Всё, всё, успокойтесь, вот попейте воды, – подполковник налил ей воды из графина, вышел из-за стола и подошёл к ней.

– Попейте, успокойтесь. Поймите, пришёл сигнал, мы должны разобраться.

Валентина выпила воды:

– Я знаю, как Вы разберётесь. Суд тройки – и приговор приведён в исполнение. Его уже может и в живых нет. Я сама два года была в трудармии. Насмотрелась. Знаю, чем доносы кончаются. Что, тридцать седьмой год продолжается?

– Ну что Вы такое говорите. Идите к ребёнку, придёте через три-четыре дня, может что-то будет ясно. Сейчас идёт расследование. Пока нет никаких данных.

– А мне дадут свидание?

– Нет, никакого свидания до окончания дела, – холодно заявил подполковник.

– Скажите, а передачу можно передать? Я ему поесть принесу, смену белья и папирос, можно?

– Да, можно. Давайте завтра приходите к десяти ноль-ноль. Зайдёте ко мне, я дам распоряжение. До свидания, много дел.

Валентина встала, ноги её не слушались. Сказалось волнение от услышанного.

Глава 4
Контузия

Господи, за что? Её Яша с первого дня на войне, ранение осколочное, даже не могли всё вытащить, так и ходит с фашистским железом внутри, контузия такая тяжёлая. Врачи ничего не смогли сделать. Лучше бы дома оставался, так нет же. Сельский доктор Иван Трофимович вылечил, можно сказать, шарлатанским методом. Валя всё помнит в мельчайших подробностях. Якова после тяжёлого ранения и контузии отправили домой. Через два месяца надо было пройти перекомиссию – и всё, он бы остался дома. Яша ничего не слышал, ни на что не реагировал. Он сидел в кресле-каталке и смотрел прямо перед собой в одну точку. Внятно говорить тоже не мог. Мычал что-то нечленораздельное. Спал часто с открытыми глазами. Зрачки были пустые, в них не было жизни.

И Валя по совету родителей пригласила хорошо знакомого, всеми уважаемого в селе доктора Ивана Трофимовича. В первый осмотр доктор ничего не сказал. Затем стал приходить чаще и наблюдать за Яковом. Через неделю после этих наблюдений попросил внимательно его послушать. Все уселись за большим семейным столом.

– Вот что я могу вам предложить. У Якова особых каких-то повреждений головного мозга нет. У него просто блок стоит на том, что он увидел и пережил. Это страх. Страх за товарищей, которые гибли у него на глазах. Это взрывы и кровь. Это страх, когда человек ничего не может сделать против той силы, того влияния и той безнадёжности. Ну куда было ему деваться от слепой бомбёжки? Всё вокруг горело, люди разрывались на куски, кровь текла рекой. Тут редкая психика выдержит. И вот когда он сам, вероятно, после попадания бомбы или снаряда взлетел, или отшвырнуло взрывной волной, да ещё получил многочисленное осколочное ранение, в это время мозг не захотел это всё видеть, слышать. Мозг просто заблокировал, остановил для него войну. Вот и всё. Теперь ему надо создать тепличные условия, где будет спокойно и комфортно. Что особенно ему нравится? Вы заметили, где он особенно хорошо себя чувствует? – Иван Трофимович строго обвёл всех взглядом поверх больших очков.

– На прогулке, я его вожу на озеро. Вот когда хорошая погода, солнышко, я вижу, у него даже взгляд другой. Он смотрит не в одну точку, как обычно. Смотрит на воду, на деревья, на пролетающих птиц. Его взгляд бродит вокруг. Его глаза живут.

Валя продолжала:

– Больше нигде он такой не бывает. Пьёт, ест, как неживой. Он-то и ест еле-еле. Видно, что глотать ему или трудно, или неохота. Маленькие кусочки, маленькие глоточки.

– Молодец, Валюша. Теперь надо дождаться солнечной погоды. Сообщите мне заранее, когда будете везти его к озеру. И мне надо Ваше согласие. Поймите, или мы пытаемся что-то делать, или нет. Или вы мне разрешаете и ни о чём не спрашиваете заранее, или пусть остаётся овощем. Другого варианта нет.

Ивана Трофимовича все в селе любили и доверяли. Уже тридцать лет доктор лечил селян, так что ни у кого не возникло сомнения.

– Мы согласны, – всё Валино семейство было единогласно.

– Вот и ладненько, вот и чудненько.

Доктор ещё раз напомнил:

– Как только соберётесь везти Якова к озеру, сразу за мной.

Дни стояли ясные, тёплые, и Валентина решила не затягивать. На следующий день сразу послала за доктором. Сама же с отцом пересадила Якова с кровати на коляску и потихоньку покатила мужа на солнечную сторону озера. Видно было по лицу Якова, что прогулка ему нравится. Его глаза оживились. Он как бы впитывал в себя жизненную силу свежего тёплого ветерка, лёгкую, мелкую рябь синего озера, полёта ласточки над водой. Некоторое блаженство и умиротворение блуждало по лицу Якова, веки медленно опустились, и он задремал.

Валентина вздрогнула, заслышав подкрадывающиеся тихие шаги. Ну да, это же доктор. Но почему он идёт к ним с полным ведром? Что, на озере воды мало? Но Иван Трофимович молча приложил палец к губам:

– Тихо.

Валентина замерла на месте. Доктор с полным ведром подошёл сзади к Якову и резко вылил всё ведро ему на голову. Валя обомлела, но в следующую секунду уже слышала дикий крик мужа.

– А-а-а-а-а-а, что, что, где, где они? Я где? – Яков соскочил с кресла и суматошно крича, бегал по песчаному берегу, а Иван Трофимович спокойно стоял и улыбался.

– Ну вот, Валентина, и всё. Выздоровел твой муж.

Яков, между тем, подбежал к Вале, схватил её за плечи, начал трясти и громко кричать:

– Валя, ты меня слышишь?

– Да, Яша, я тебя слышу. А ты меня слышишь?

– Да, и я тебя слышу. Валя, а почему я мокрый? Я же не купался. Или купался?

– Всё хорошо, родной, немножко искупался, пошли домой, сушиться будем.

Обнявшись, две фигуры медленно брели в сторону Валиного дома. А Иван Трофимович уселся в инвалидное кресло Якова и, блаженно улыбаясь, спокойно достал из фамильного серебряного портсигара папиросу, медленно размял и подкурил. Пустое ведро валялось рядом.

Простая народная мудрость и тут оправдалась вполне: «клин клином вышибают». В этом случае неожиданно вылитое ведро ледяной воды на уснувшего, расслабленного Якова оказало действие разорвавшегося снаряда.

Недолго радовалась Валентина выздоровлению Якова – уже через два дня, вполне оправившись от шока, Яков ушёл в военкомат. А ещё через двое суток Валя провожала его на фронт.

Обидно очень, до ужаса. Несправедливость ареста мужа очень шокировала Валентину. Не враги, не фашисты, нет, свои, свои арестовали. Но разве ж так можно? Валя шла домой, еле передвигая чугунные, непослушные ноги. Всю дорогу от комендатуры до дома плакала. Что, что теперь будет с Яшей, с ними? Она ничего не понимала.