Читать книгу: «Аффект Дьявола»
Пролог
– Отпусти… ну же!
Безуспешно пытаюсь выдернуть руку из пальцев Давида, который тащит меня куда-то. Мелькают стены коридора в отеле, в моих ушах шумит кровь. От быстрого бега, волнения и железной хватки мужчины, которого я дико ненавижу. И с такой же силой люблю.
Он толкает перед собой дверь в свой номер, затаскивает меня внутрь, прижимает к стене, тут же наваливается сверху и целует. В касании его жадного рта нет ни нежности, ни медлительности. Торопливо, остро, до потребности сделать вдох, один на двоих.
– Немедля верни меня мужу.
– И не подумаю.
Пытается порвать шнуровку белого платья, понуждая меня вцепиться ногтями в его запястья. Приглушённо рычит, но продолжает уничтожать мой свадебный наряд. Кажется, я разодрала ему руку, и теперь на кипенной ткани – алые следы.
– Давид, прекрати.
Между нами завязывается едва ли не борьба. Перемежаемая поцелуями-укусами, попытками вернуть себе свободу и приглушёнными стонами, когда Дав всё же пробирается пальцами под нижнее бельё.
– Я тебя хочу.
– А я тебя – нет.
– Врёшь.
Скользит по внутренней поверхности бедра, начинает ласкать прямо через тонкое кружево. Боже… Я буду трахаться со своим любовником прямо на своей свадьбе. С любовником, которого уже готова убить. И который прав на все сто – я вру ему, потому что хочу. До одурения, до пляшущих белых точек перед глазами. И всё, что могу – сделать рваный вдох, когда Давид подхватывает меня под попу, сажает на себя, одновременно врываясь на полную глубину, и шепчет со слепой яростью:
– Клянусь, если ты не разведёшься с этим дерьмом завтра же, я его убью.
Четыре месяца назад
Выпускной – он почти всегда одинаковый. Из детского сада или из школы. Или из ВУЗа. Только напитки и ожидания от жизни становятся совершенно иными, а в целом… В целом это тот праздник, который запоминается навсегда.
– Он тебя хочет. Я давно это заметила, – шепчет мне на ухо Оксана, приземляясь рядом с бокалом мартини. – Только не смотри, а то поймёт, что мы о нём.
Она кивает в ту сторону, куда мне сразу хочется устремить свой взгляд, но я держусь, беспечно улыбаясь. Меня пьянит ощущение свободы, выпитый алкоголь и мысли о том, что теперь всё в жизни будет иначе. Всё же перевожу глаза туда, куда указала Оксана, и натыкаюсь на Давида.
На первом курсе он получил кличку Дьявол. Банальную, но она чертовски ему шла. Сейчас, когда не сразу отвожу взгляд, понимаю, что его улыбка, которая в этот момент принадлежит только мне, не от мира сего. Демоническая. С такой заманивают в ад, где бросают на самые острые скалы. А рядом с ним… Славик. Едва не морщусь, когда понимаю, что он и есть тот, кто «меня хочет». Об этом разве что ленивый не знает.
– Да ну тебя.
– Что? В последнее время в наших разговорах ты фигурируешь регулярно. Аля, Аля, Аля…
Оксана отставляет пустой бокал на низкий столик и тащит меня за руку с дивана, и я иду, покачиваясь на высоченных каблуках. Редко ношу их, но сегодня поняла, что зря. Кажется, парни готовы себе шеи посворачивать, когда девушка со стройными длинными ногами ещё и туфли на каблуках надевает. На танцполе уже настоящая вакханалия – Костюков Паша скачет козлом, изображая рок-музыканта под кайфом. Остальные парни ржут. И мне хочется влиться в это безумие, пропитанное ощущением бесконечного счастья.
Я двигаюсь плавно, в противовес мелодии, что взрывает барабанные перепонки. Прикрываю глаза, и мне кажется, что все взгляды прикованы ко мне.
Вместо быстрых битов вдруг начинают звучать ноты медленной мелодии, и я чувствую себя не в своей тарелке. Даже Оксану подхватывает в танце Ярик Мельников, а я стою и покачиваюсь из стороны в сторону, как дура.
– Ты не против?
Этот низкий, чуть хрипловатый голос, который пробирает до самого нутра и посылает по телу табун мурашек, просто не может принадлежать Давиду. Он прижимает меня к себе – с силой, властно, будто ему совсем не нужен ответ. И наверное, так и есть.
– Не против.
Бросаю быстрый взгляд на Оксану, но она не обращает на нас внимания. Кружится с Яром, запрокидывает голову, смеётся над его шуткой.
– Хотела взять благословение у подруги? – наклонившись к моему уху шепчет Дав. Притягивает к себе ближе, так что между нами не остаётся места даже для короткого вдоха. Я начинаю паниковать, но это ощущение тесно сплетено с едва заметным возбуждением. Это всё вина алкоголя – не иначе. По крайней мере, мне почти удаётся убедить себя в этом, когда мы продолжаем танцевать.
– С чего ты взял, что мне нужно чьё-то благословение?
И это тоже говорит спиртное, не я. Давид улыбается краешком губ, снова напоминая мне о том, что кличка Дьявол дана ему неспроста.
– Это хорошо, что не нужно.
Дальше танцуем молча. Мои руки – на его плечах, и так хочется пробежаться пальцами по волосам на затылке Давида. Глупое желание, которое не приведёт ни к чему хорошему. Встречаюсь взглядом с Оксаной, и та подмигивает, окончательно возвращая мне ощущение, что я всё делаю правильно. Странно, но сейчас в руках Дьявола я чувствую себя так, будто наконец достигла того, к чему шла долгие годы.
– Какие планы дальше?
– Не поняла.
– Ну, чем планируешь заняться по жизни?
Мы часто обсуждали с ним и Оксаной, что станем делать после того, как окончим ВУЗ, но это всё было мечтами – не более того. А сейчас, когда Давид задаёт мне этот вопрос, я не знаю, что на него ответить.
– Пока не думала. Работать буду, наверное. А ты?
– А я пару месяцев буду кайфовать. Потом вряд ли удастся. Ты любишь кайфовать?
Снова вопрос сбивает с толку. Передо мной вроде бы тот же Давид Невский, что и всегда, но одновременно и не он. Под воздействием мартини и тесных объятий, которые оправдывает медленный танец, он кажется мне сверхсуществом из другого мира. Он не красавец в общепринятном значении этого слова, но обаятелен до чёртиков. Смотрю на него открыто, скольжу взглядом по чётко очерченным губам, будто мне шестнадцать и я впервые увидела воочию кумира, в которого влюблена последние лет пять. И мучительно подбираю слова, чтобы ответить на вызов Невского. А он смотрит на меня со своей ухмылкой, от которой по телу пробегает дрожь, и это сбивает с толку окончательно.
– Эй, голубки, ну-ка хватит тут обжиматься, – беззлобно одёргивает нас Оксанка, и вклинивается между нами. И Давид подхватывает её, теперь прижимая к себе вместо меня.
Мне нужно на воздух. Нельзя ревновать к лучшей подруге того, кто принадлежит совсем не мне.
Нельзя!
Почему же чувствую ревность? Острую, скоротечно кольнувшую прямо в сердце. Но ревность.
– Слушайте, а давайте на дачу сбежим, м? – предлагает Давид, останавливаясь, хотя мелодия ещё звучит. Его рука – на плечах Оксаны, и это тоже отмечаю с нотками чувства, царапающего нутро.
– Да ну. Там же холодно, – морщит носик подруга.
– Мерзлячка. Я вот очень хочу на свежий воздух.
Он что, читает мысли? Мне тоже нужен кислород, только не рядом с Невским и Оксаной, которые обязательно запрутся в комнате и я буду полночи слушать как они трахаются. Почему же вопреки здравому рассудку так хочется поехать с ними?
– Хорошо. Едем. Только прихватим с собой алкоголя.
Оксана деловито начинает класть в сумку вино – пару бутылок. Подумав, добавляет третью и когда возвращается обратно к Давиду, тот протягивает мне руку в жесте, который в любой другой момент показался бы обыденным.
– Поехали.
Смотрю на длинные пальцы словно кролик на удава. И киваю, скользнув по ним ладонью. Давид тут же сжимает её и ведёт нас с Оксаной на улицу. Только оказавшись вне клуба, могу вдохнуть полной грудью. Прикосновение руки Невского обжигает. Меня начинает колотить озноб. Да что вообще происходит? Я же знаю, что так быть не должно – он принадлежит другой. Он не мой и моим никогда не будет. И всё, что творится сейчас, – это обычные вещи, которые происходили между нами и раньше. Поболтать, потанцевать, перекинуться парой двусмысленных шуточек. Всё это мы проворачивали десятки раз. Так почему именно сейчас это настолько остро на меня воздействует?
Дав ловит такси. Вскидывает руку и почти сразу возле нас тормозит тачка. Нет, он точно не от мира сего – у нормального парня бы так просто всё никогда не получилось. Невский садится рядом с водителем, мы с Оксаной – сзади. Подруга тут же кладёт голову мне на плечо и бурчит что-то нечленораздельное. И проваливается в сон. Всегда удивлялась этой её способности отключаться мгновенно, будто кто-то нажал у неё кнопку.
– Уснула? – уточняет Давид, повернувшись к нам.
– Да. Теперь проспит до самой дачи.
– Ты не замёрзла? Давай вам пиджак свой отдам.
Не дождавшись ответа, начинает стаскивать его с себя, после чего протягивает мне. Накидываю пиджак сверху на себя и Оксану, и не удержавшись, втягиваю аромат парфюма Невского. Боже, это что-то совершенно крышесносное, что пьянит ещё сильнее.
– Поспи тоже, я разбужу, – произносит Дав, и я киваю.
Нет, я совсем не сплю. Просто зарываюсь носом в тёмную ткань и кайфую.
«А ты любишь кайфовать?»
Когда вот так – определённо люблю, хотя и хочется обругать себя всеми возможными словами. Мне просто нужно себя остановить. Не думать больше о Давиде. Раз за разом продолжать напоминать себе, что он мой друг и это неизменно.
Я смотрю за окно, где пробегает однообразный пейзаж. Позолоченные вечерним солнцем верхушки деревьев, дома за высокими заборами. Значит, скоро доберёмся.
Мне нужно было отказаться и никуда не ехать. Не в этот раз. Раньше всё было просто – ребята позвали, и я помчалась, не чувствуя себя третьей лишней. Сейчас же всё иначе. Сбежать будет самым верным. Дождаться, когда Давид и Оксана отправятся спать и уехать. А утром объяснить это какой-нибудь несущественной выдуманной ерундой.
Вздрагиваю и смотрю на Невского. Мне виден только его чётко очерченный профиль, такой знакомый, почти родной. Но сейчас в полумраке он словно принадлежит другому мужчине. Задерживаюсь взглядом на губах. Только сегодня поняла, насколько они привлекательны – пухлые, но это ничуть не портит лицо Давида.
Он ловит меня с поличным. Просто поворачивает голову и встречается со мной глазами, и я поспешно прячусь за ткань пиджака, вновь зарываясь в него лицом.
Нет, я определённо сбегу. Мне нужно просто оказаться вне Давида и Оксаны, привести мысли в порядок и вернуться к ним той самой подругой, которую они знали несколько последних лет. И которую, прежде всего, знала я сама.
На даче действительно холодно, несмотря на начало июня. Оксана болтает без умолку, сокрушается, что сирень уже отцвела. Расставляет на столе бокалы и открывает упаковку со слайсами сыра. А Невский молчит, занимаясь своими мужскими делами – обеспечить «его девочкам» комфорт. Растапливает камин, закатав рукава рубашки по локоть.
Он так и сказал про нас – мои девочки – когда открывал перед нами дверцу такси. Интересно, он и до этого момента так к нам обращался? То ли я раньше просто не придавала этому значения, то ли Давид решил добить меня сегодня окончательно. Его пиджак – на моих плечах. Оксана заявила, что ей тепло и так, а я как последняя дурочка не могла взять и просто отдать его Невскому. Потому что мне казалось, что это порвёт ту связь, что была между нами. Глупо, правда?
– Ну, давайте выпьем, теперь уже нашей тесной компанией. А то у меня от тостов в клубе уже голова кругом пошла. И не запомнить было, кто кому и чего желал.
Оксана поднимает бокал вина и смотрит на Давида. Я знаю её этот взгляд, в нём столько всего – обещание, немое восхищение, безграничная любовь. Она влюбилась в него сразу, как только мы познакомились в баре, когда к нам подсел Невский и спросил, не хотим ли мы разнообразить вечер. В тот момент мне пришлось поспешно проглотить готовое сорваться с губ пожелание, чтобы он шёл на все четыре стороны, потому что подруга согласилась мгновенно.
Тогда Давид мне не понравился от слова «совсем». Показался слишком наглым, самоуверенным и малопривлекательным. А сейчас невольно задумалась, не сложилось ли бы всё иначе, если бы я тогда тоже проявила к нему интерес. И это тоже глупые мысли, не имеющие ни малейшего права на существование.
– Давайте. – Невский тоже поднимает бокал, не сводя с меня взгляда, под которым моё лицо начинает «гореть». – За вас, мои девочки.
Нет, он это определённо специально. Я залпом выпиваю бокал вина и хватаю бутылку, чтобы наполнить его снова, но Невский делает какое-то молниеносное движение, и его пальцы ложатся поверх моих.
– Первое – наливает всегда мужчина, если он имеется за столом. Второе – руку разливающего не меняют.
Оксана смотрит за этим с интересом и улыбкой, и я тоже растягиваю губы в кривоватой усмешке. Выпитое вино ударяет в голову, и мне всё это начинает казаться забавным. Хотя, смеяться стоит в последнюю очередь, ибо в том, что я, кажется, влюбляюсь в парня своей лучшей подруги, нет ни капли юмора. Разве что он походит на извращённую шутку, одну из тех, которые иногда любит подкидывать людям судьба.
– Ребят, я вам не мешаю? – хихикает Оксана, и только тогда Невский убирает свою руку с моей ладони.
– Кхм, – я откашливаюсь, чтобы скрыть смущение. Оглядываюсь, судорожно соображая, на что перевести тему. Не обсуждать же обстановку кухни?
– А я вот думаю, может, пока мы отдыхаем, ещё вечеринку замутить? Только не всей этой компанией, а наших позвать. Человек десять-пятнадцать. Как думаете? – предлагает Окс.
Мне, по правде, наплевать. Это ребята – тусовщики, каких поискать. Я же вполне спокойно отношусь к таким мероприятиям.
– Да не знаю, – пожимаю плечами, снова отпивая вина.
– Что ты не знаешь? Видела, как тебя парни сегодня взглядом пожирали? Тебе надо чаще себя вот так преподносить. Вон какая ты у нас красавица.
Окончательно смущаюсь, не помогает даже алкоголь, который уничтожаю жадными глотками.
– Перестань, Окс. Мне сейчас совсем не до парней. Впереди поиски себя, ну и места работы.
– Одно другому не мешает. Хороший трах – в первую очередь.
– Скажешь тоже.
– Скажу. Но ладно, давайте чем-нибудь займёмся, а то меня вырубит раньше времени. – Она встаёт из-за стола и выходит из кухни, напевая: – А у нас сегодня така-а-ая но-о-очь.
Мы остаёмся с Невским наедине. Он не сводит с меня взгляда, под которым становится окончательно не по себе. Надо было отказываться от дачи и оставаться в клубе. А утром проснуться в постели Славика и забыть про недостойные мысли, что так быстро меня охватили.
– Ты напряжена.
Давид не спрашивает – произносит эти два слова уверенным тоном, а мне ничего не остаётся, как снова растянуть губы в кривой улыбке.
– Для этого нет причин, – пожимаю плечами, пытаясь убедить в этом то ли его, то ли себя. Впрочем, выходит плохо – не верю себе самой ни на грамм.
– Совсем нет. А то у меня ощущение, что ты боишься.
– Кого?
– Подумай.
– Тут я только тебя могу бояться, но это абсурд.
– Неа. Я не о себе. Ты же знаешь, что я кусаюсь только если меня попросить.
– Дав…
– Что? Люблю, когда ты смущаешься. Такая клёвая.
– Ну хватит. А то я буду клёвой бесперебойно. Так кого я боюсь?
– Значит, не поняла?
– Нет. Слушай, у тебя нет ощущения, что что-то не так?
Иду ва-банк, говоря о том, что меня сейчас волнует больше всего остального. Я очень дорожу дружбой с Оксаной и Давидом, чтобы вот так из-за своих уродливых и неправильных сиюминутных желаний, не подпитанных ничем извне, ею рисковать. Да и, ко всему, всё это только у меня в голове, и уже завтра утром я сочту подобные мысли абсурдом.
– А что не так, Аль? По-моему, напротив, всё очень даже так.
– И ты сам напряжения не чувствуешь?
– Только твоё.
– Ясно.
Допиваю остатки вина. Нужно пойти и найти Оксану, но я сижу, как приклеенная к стулу, и отмахиваюсь от настойчивых картинок, лезущих в голову. Если бы я была с Давидом, а не Окс, мы бы сейчас вот так сидели с ним вдвоём на этой кухне, слушали треск горящих дров в камине, болтали бы ни о чём. А потом пошли бы в его спальню и занимались бы любовью, покуда на это хватило бы сил.
У нас были бы планы на совместную жизнь, на путешествия, свадьбу, детей. И уже бы я, а не Оксана, была уверена в этом потрясающем мужчине, я бы мечтала вместе с ним, а не она.
Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт! Хватит даже думать об этом, потому что хочется тут же себя возненавидеть.
– Ладно, я пойду Окс поищу, пока она не нашла себе приключений, – выдыхаю едва слышно, и когда устремляюсь в сторону выхода из кухни, слышу низкий голос Давида позади:
– Я так и думал. Себя боишься.
Но не оборачиваюсь – просто покидаю его общество, твёрдо решив, что уеду сразу же, как только они заснут. Потому что Невский прав на все сто.
Лежу без сна, глядя в потолок. Чутко прислушиваюсь к каждому звуку и шороху, доносящимся из спальни по соседству. Кажется, если услышу хоть один приглушённый стон, сорвусь и помчусь прочь от этого дома. И плевать на те вопросы, что непременно возникнут у Оксаны. А может – и у Дава, хотя, я прекрасно понимаю, что ему стали каким-то непостижимым образом доступны все мои мысли, даже те, что я усиленно скрываю от самой себя.
Мне просто нужно перестать думать о Невском, но именно сейчас, когда раз за разом слышу его голос за стенкой и когда представляю себе, что в эту секунду он крепко прижимает к себе Оксану, меня затапливает чёрная слепящая ревность. Даже воздуха в лёгких не хватает, отчего делаю короткие рваные вдохи, ни черта не отрезвляющие.
Наконец, Давид и Оксана затихают, и я расслабленно выдыхаю – трахаться сегодня они точно не станут. А если всё же решат заняться сексом, я в этот момент буду уже далеко. Считаю до десяти, мысленно прикидывая, не стоит ли остаться хотя бы до шести утра, когда начнут ходить автобусы. И всё же решаю – нет. Это слишком большой риск. И хоть существует вероятность, что утром все мои ощущения покажутся мне выдуманными, она очень и очень невелика.
Откидываю одеяло и осторожно поднимаюсь с постели. Почти два часа ночи, а значит, вот-вот окончательно рассветёт. Пока же за окном – серо-унылые сумерки, чуть подёрнутые пеленой тумана, стелющегося по полю возле леса. Идеально, чтобы сбежать…
Туфли беру в руки, опасаясь разбудить Давида и Оксану стуком каблуков. Какая же я глупая. Как же хочется ругаться на саму себя, за то, что позволила всему этому случиться. Никогда не влюблялась за какие-то несколько часов, тем более не делала этого, если речь шла о парнях подруг. А теперь…
– Сбегаешь?
Хрипловатый голос Невского выбивает почву из-под ног, стоит только мне распахнуть дверь. Давид стоит за прямо за ней, босой, в одних спортивных штанах. Руки сложены на груди, а на губах – улыбка, полная понимания. Он идеально сложен – подтянутое тело скорее худощавое, чем мускулистое. Но мне отчётливо виден каждый рельеф, выступающий под кожей.
– Так будет лучше.
Он просто мотает головой и делает шаг в мою сторону, понуждая меня инстинктивно отступить. Закрывает за нами дверь, когда мы оба оказываемся во мраке спальни. Забирает туфли из моих рук и осторожно кладёт их на пол. Во рту мгновенно пересыхает – миллион вопросов, уже готовых сорваться с губ, исчезают. По-моему, всё яснее ясного, и то, что я приняла за свою симпатию, теперь поделено между нами двоими.
– Так не будет лучше ни для кого.
Невский просто прижимает меня к себе, почти как тогда, когда танцевали в клубе, только теперь в этом жесте столько неприкрытой властности. Он делает то, что решил, – за нас обоих. Сначала проводит губами по поим губам, словно пробует их на вкус. Меня будто пронзает разрядом в триста восемьдесят. Машинально хватаюсь за его плечи, пытаюсь отстраниться, но ничего не выходит – Давид держит крепко, позволяя делать только то, чего хочет он.
– Аль… я хочу тебя, безумно.
Хриплый шёпот не может принадлежать Даву… Это не тот Невский, которого я знала все эти годы. К нему у меня просто не может быть таких чувств. И он не может говорить мне таких слов.
– Давид, не надо, прошу…
Он не внимает жалким мольбам, просто накрывает мои губы своими, врывается языком в рот и шагает в сторону постели, понуждая сделать шаг и меня. Это безумие, настоящее, с контрастом таких ощущений, от которых окончательно схожу с ума. Наслаждение от того, что меня целует Невский, и что он хочет меня, перемежается инстинктивными желаниями оттолкнуть, сбежать, спрятаться и больше никогда его не видеть.
Что мы творим? Сейчас ещё можно остановиться и сделать вид, что ничего не произошло, но потом будет слишком поздно. Потом уже ничего нельзя будет изменить.
– Дав, хватит! – громко шепчу, успевая только охнуть, когда Невский укладывает меня спиной на кровать и нависает сверху на вытянутых руках.
Он – везде, от него не спрятаться. Не даёт мне приподняться, прижимая своим весом к постели.
– Аль, ты себе-то врать перестань. Ты же хочешь меня не меньше.
– Это не так. Ты всё неправильно понял.
Снова голос звучит жалко, да и Невскому плевать – он берёт то, что хочет. Закрывает мне рот новым поцелуем, задирает подол платья, устраиваясь между моих ног. Я хочу его, он прав, но всё это неправильно. Так не должно быть.
Давид двигает бёдрами, будто занимается со мной любовью. Мы с ним оба в одежде – моё платье задралось едва не до груди, но бельё с меня он так и не снял. И этого так мало – по ощущениям, и чрезмерно много того, что уже себе позволили.
Всё это время целуемся, жадно, глубоко, словно оба – кислород друг для друга.
– Если ты мне не позволишь большего, я встану и уйду, – шепчет Невский, разрывая поцелуй.
В моих ушах стучит кровь. Она проносится по телу со скоростью горной реки. Сердце заходится в бешеном темпе, и голос Дава слышу словно бы издалека. Не хватает возможности сделать полноценный вдох.
Я же этого желала, об этом думала, когда сидела напротив Давида в кухне. А сейчас он говорит, что выбирать именно мне.
– Нам ничего нельзя вообще.
В этих словах уверенности ни на грамм. Всматриваюсь в глаза Невского, пытаясь прочесть по ним каждый оттенок мелькнувших эмоций. Он тяжело дышит и возбуждён до сих пор – отчётливо чувствую это. И всё… это то, на чём всё и завершится. Мы оба перешли границу, но вернуться назад ещё можно, пока не натворили глупостей.
– Хорошо, – выдыхает наконец. Опускает голову и упирается лбом в матрас возле моего плеча.
Чувствую себя отвратительно, прежде всего потому, что до сих пор хочется удержать. Прижать к себе, умолять поцеловать снова. Знаю, что совсем скоро перестану чувствовать на себе тяжесть его тела, и от этого снова возникает ощущение, что мне перекрывают кислород.
– Аль, ещё кое-что, – приглушённо произносит Давид. – Если ты сегодня сбежишь, клянусь, я сделаю всё, чтобы мы больше с тобой не встречались.
– Дав…
– Ты меня услышала.
Поднимается одним рваным движением и выходит из комнаты, оставив меня одну. Хочется реветь. Сесть, обхватить колени руками и реветь. Слышу, как Невский выходит на улицу чтобы покурить. Наверное, мне нужно выйти следом за ним, попытаться поговорить, но я просто остаюсь лежать и смотреть в потолок. Никак не могу привести мысли в порядок – они кружатся в голове беспрерывным хаотичным калейдоскопом. Да и незачем опять впадать в бесконечные размышления о том, что может быть, а чего быть не может.
Всё уже свершилось. Теперь нам просто нужно продолжать жить дальше и делать вид, что ничего не произошло. И вот это сделать будет очень сложно, если не невозможно.
Давид и Оксана ещё спят, когда я всё же решаюсь встать, выпить кофе и предупредить их, что уезжаю. Эту ночь я не спала – не удалось даже сомкнуть глаз. Слёз не было, я просто лежала, повернув голову к окну, и смотрела на светлеющее небо.
Мыслей не было тоже, кроме одной – хотелось высказать Невскому всё, что я о нём думала. Чёртов шантажист… Знал ведь, что они с Окс для меня значат.
Что он значит.
Наскоро делаю кофе и залпом выпиваю, не чувствуя вкуса. Войти сейчас в их спальню, увидеть, как спят в обнимку… встретиться взглядом с Давидом – невыносимо. Но мне придётся это сделать, потому что я уже решила – всё, что случилось ночью, нужно оставить позади и забыть.
– Ребят… можно? – осторожно приоткрываю дверь после тихого стука.
Тут же натыкаюсь глазами на стройную ногу Оксаны, которую она закинула на Невского. Он не спит – лежит и смотрит в потолок, закинув руки за голову. Переводит взгляд на меня – медленно, словно не знает, не показалось ли ему, что я стою в дверях.
– Окс спит ещё. Заходи.
– Нет. Я уезжаю. У меня… дела образовались.
Нагло вру, и Давид это знает. Прищуривается и молчит. Опять по телу дрожь, но сейчас я упрямо поджимаю губы и уговариваю себя не обращать на неё внимания. Пока смотрим друг на друга, просыпается Оксана, рывком садится на постели и растирает лицо ладонями. Она спит обнажённой, простыня соскальзывает, открывая моему взгляду небольшую грудь идеальной формы. Окс не стесняется – этого чувства между нами нет уже давно.
– О. Аль, а ты чего при параде?
– Я уезжаю, мама позвонила, нужно домой.
– Да?
Она падает обратно на подушки, раскинув руки, закрывает глаза, и я сосредотачиваю всё своё внимание на ней. Потому что нутром чувствую пристальный взгляд Невского, который буквально испепеляет меня на месте.
– Слушай, если мы с Давом не поедем, ты же не против?
О, я только за. Целиком и полностью. Мне бы вообще пока лучше с Невским не встречаться, но не скажешь же об этом подруге прямо?
Вижу, что Давид как раз совсем не рад этой перспективе. Откидывает простыню и поднимается с постели. Слава богу, хоть одетый, уже хорошо.
– Я провожу, – бросает короткое Оксане, и та кивает сквозь сон.
Мы молча выходим из дома, я – на низком старте, чтобы наконец уже избавиться от общества Невского, он – закуривая на ходу. Бросаю на него взгляд искоса, потому что прямо смотреть не могу. Только не после того, что между нами произошло.
– Всё же убегаешь, Аля, – качает он головой, и тут меня накрывает волной такой ярости, что сдержать её внутри невозможно.
– Чёрт бы тебя побрал, Дав! – шиплю ему в лицо, подлетев к Невскому. – Ты всё испортил. И сейчас снова начнёшь меня шантажировать? Знаешь, кто ты? Эгоистичный с…
– Сукин сын, – кивает он, выбрасывая сигарету. Молниеносно обхватывает меня за затылок и наклоняется так, что мы соприкасаемся лбами.
Я вцепляюсь ногтями в его запястье, знаю, что останутся следы, но сейчас плевать. Я зла, обижена и имею на это полное право, а он… Он прекрасно понимает, что именно чувствую, и согласен с эпитетами, которые были готовы сорваться с моих губ.
– Я хочу тебя. Дико хочу. Всегда хотел, а сейчас всё, пи*дец. Сдерживаться больше не могу.
Кусает мои губы до боли, проталкивает в рот язык. Резко отстраняется и делает глубокий вдох.
– А сейчас беги, Аленькая, пока я тебя не оттрахал прямо здесь.
И мне ничего другого не остаётся. Всхлипнув и проклиная этого засранца и высокие каблуки, я сбегаю по ступеням крыльца и устремляюсь прочь от дома. Перед глазами пелена – от ярости, от слёз, от того, что всё переменилось на сто восемьдесят градусов.
Как будто тот мир, что являлся для меня привычным, поломался, рухнул, а я сама была в этом виновата.
– Чёрт бы всё побрал… – выдыхаю, вызывая такси и сажусь на скамейку остановки. – Чёрт бы всё побрал…
В моей жизни было только две лучших подруги – Оксана и мама. И если первую я сегодня, кажется, потеряла, то с мамой, слава богу, делить одного мужчину на двоих мне не приходилось и, как я смела надеяться, не придётся.
Она понимает, что со мной что-то не так сразу, стоит мне выйти из душа и пройти в небольшую кухню, где мама готовит оладьи.
– Как погуляли? – уточняет, переворачивая на сковороде очередную порцию. – Выглядишь ты как-то не так.
И мне совсем не хочется скрывать от неё то, что гложет изнутри. Я теперь напрочь не знаю, что именно стану делать после. Раньше и не задумывалась, как часто мы с Окс созванивались в течение дня. Три раза? Пять? Десять? Ведь она обязательно позвонит мне уже через пару часов, когда они с Невским неспешно позавтракают вдвоём и соберутся уезжать с дачи. И что мне ей сказать? Сделать вид, что всё по-старому? Для неё – да, а вот для меня – далеко нет.
– Не так, – киваю, когда мама ставит передо мной чашку зелёного чая. – Погуляли мы хорошо, а потом поехали к Давиду на дачу.
– Ну понятно, – вздыхает она, и я отчётливо осознаю, что упускала всё это время что-то очень важное.
– Мам?
– Что?
Она выключает плиту и садится напротив. Улыбается, как улыбаются матери своим несмышлёнышам-детям, и с моих губ срывается горестный всхлип, который даже не пытаюсь сдерживать.
– Это же Давид всё, да?
– Да…
– Ну, рано или поздно это должно было случиться.
Мама пожимает плечами, пододвигает ко мне чашку ближе и командует:
– Пей.
И я послушно делаю глоток.
Наверное, она права. Это действительно должно было рано или поздно случиться. «Я всегда тебя хотел». Мы были знакомы шесть лет. Шесть чертовски долгих лет! Мы были лучшими друзьями – я, Давид и Оксана. Они – всегда рядом, вместе. Такие счастливые и влюблённые. А я – с ними. И ни разу за это время у меня не возникло ощущения, что я третья лишняя.
Я влюблялась, рыдала то на плече Оксаны, то Давида, когда у меня чего-то не получалось в отношениях. Я делилась с ними тем, чем не готова была поделиться ни с кем. Они были моими друзьями, а всё это время Невский меня хотел. Трахал Окс, а хотел ещё и меня. И похоже, это было заметно со стороны, раз мама так уверенно заявляет сейчас, что рано или поздно всё должно было случиться.
– Ну? Расскажешь, что стряслось? Или мне на кофейной гуще погадать? – продолжает улыбаться мама, отпивая капучино. И меня прорывает. Я начинаю делиться тем, что меня пожирает изнутри. Сначала неспешно, а после – всё больше распаляясь. О том, как вчера вдруг посмотрела на Давида другими глазами, как всё завертелось со скоростью света. И как позволила себе – и ему – то, что сейчас неподъёмным грузом лежит на душе.
– В то, что ты именно вчера на него посмотрела другими глазами, я никогда не поверю, – качает головой мама, когда я замолкаю. – Можешь протестовать и сказать мне, что я ошибаюсь, но… мне кажется, между вами всегда было нечто большее, чем бывает, когда девочка и мальчик дружат. Ты могла этого и не осознавать, а вот Давид…
– Что – Давид? – подгоняю маму, когда на её лице появляется странно-мечтательное выражение.
– А Давид всегда на тебя смотрел совсем не дружески.
– Глупости! – протестую я мгновенно.
– Ну, тебе виднее, – снова пожимает плечами мама, но по её виду ясно: она не согласна с моим суждением от слова «совсем».
– Мам, я так запуталась… Уже ничего не понимаю.
– А что тут понимать? Важно, что ты сама к нему чувствуешь. Если ничего нет, то и путаться не в чем.
– Ты говоришь так, будто я должна забыть про нашу дружбу, если вдруг окажется, что у меня есть чувства к Давиду.
