Читать книгу: «Армейский калейдоскоп или Новый Швейк. Солдатские байки»

© Павел Грознов, 2024

ISBN 978-5-0062-6462-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Введение

Неуставные отношениях в армии – тема эта вечная и общая для всех времен и народов. По данным международной организации Amnesty International, неуставные отношения в армии являются причиной гибели и травмирования тысяч военнослужащих ежегодно.

Вот для примера цитата из статьи «„Американская Спарта“ над Гудзоном» А. Шитова:

«Выглядит все это довольно комично – особенно когда невысокая девчушка муштрует громадного парня, что невольно наводит на мысль о „дедовщине“. Впрочем, ее существование не отрицается, но, по свидетельству бывавших в Вест-Пойнте американских журналистов, худшие проявления „неуставных отношений“ – когда новичков прогоняли сквозь строй и избивали, окатывали ледяной водой или заставляли без штанов съезжать с горки из неструганых досок – ушли в прошлое. Представители администрации говорят, что возможность злоупотреблений возникает везде, где молодые люди получают власть над сверстниками, но подчеркивают, что за этим в академии строго следят».

Я не собираюсь давать оценку этому социальному явлению, единственно, что скажу, по всей видимости, эти взаимоотношения заложены самой человеческой природой и вряд ли возможно полностью искоренить.

Моя цель просто рассказать о былых временах, о тех событиях, свидетелем и участником которых я был лично. Сейчас принято безбожно искажать и перевирать то, что тогда происходило в обществе. Особенно раздражает, когда мне, пережившему те времена, рассказывают о том, как я жил при социализме, дети, которые тогда еще и вовсе не родились.

Часть первая

Глава первая

Призыв

Моя служба началась с проводов на срочную службу в Советскую армию, это такая устаканенная годами народная традиция, которая, в отличие от свадьбы, бывает только раз в жизни. Собираются родственники и друзья, радостно бухают, ведь это не они идут в армию и не им предстоит погубить два года жизни, отдавая долг (которого ты ни у кого не брал).

Пили много и разнообразно, всем городом, не я один был в этот день такой счастливый, кого везли в неизведанные дали за новыми проблемами.

Автобус с призывниками отправлялся в Таллин, на республиканский сборный пункт, в четыре утра. Толпа провожающих со всего города окружила транспортное средство со всех сторон, подняла и начала раскачивать, затем пронесла метров десять на руках. Прапорщик, ответственный за мероприятие, очень кричал и сильно нервничал, при этом размахивал табельным оружием и разговаривал грубыми словами, но его быстро успокоили, «накапав» ему на грудь стакан водки.

В Таллине к нашему приезду «обезьянник», так называлось место сбора призывников со всей Эстонской республики, был уже забит под завязку такими же, как мы, будущими воинами. Кому-то не повезло провести в этом неуютном месте несколько дней, что они ели все это время – мало понятно, а вот точно пили различные вкусные и невкусные жидкости, содержащие часто неразумное количество этилового спирта. Мне повезло, в тот же вечер меня с земляками отправили дальше, ближе к месту предстоящей службы. Этим местом оказался славный город Рига.

В поезде новобранцы пили дальше, без удержу, всю ночь. Сержанты, сопровождающие эту человеческую массу, вымогали деньги, часы и водку. Так с шутками и прибаутками, периодически освобождая кошельки, желудки и прочую излишнюю атрибутику призывника, мы двигались к новому этапу жизни, предписанному конституцией, для отдачи не взятой ипотеки, цена которой два года жизни.

Пока шла посадка в поезд, я попросил женщину, провожающую сына, отправить домой конверт с надписью: «Везут в Ригу». Батя долго хранил это первое мое письмо со службы в армии.

В столице Латвийской Советской Социалистической Республики мне предстояло провести последующие два года моей молодой жизни.

Воинская часть №51532 была спецподразделением и занималась топографическим и геодезическим обеспечением.

Служба сразу туго закрутилась, как пружина в командирских часах. На утро следующего дня: подъем, зарядка, завтрак, утренний развод, строевые занятия, и так далее и тому подобное, с утра до вечера, с вечера до утра. Назывались эти веселые старты «Курс молодого бойца».

Обучение начиналось с важной дисциплины для каждого солдата: умении наматывать портянки. Наутро, после первой физзарядки, оказалось, что она не всем по зубам, стертые в кровь ноги это наглядно продемонстрировали. Мне повезло, батя еще дома меня научил этой важной воинской премудрости.

За месяц в нас впихнули базовые знания и умения, необходимые солдату. Например, ходить строем, орать песни. Вместо того чтобы ночью спать, драить очки в туалете зубной щеткой или осколком стекла, кому что достанется. Кульминацией этой эпопеи была присяга, после принятия которой ты становился полноправным солдатом Советской армии. Теперь, стоя на колене, ты мог поцеловать знамя, а за эту оказанную тебе честь у государства появлялось право тебя расстрелять, а у тебя умереть за него, и неважно, насколько это нужно тебе и твоей семье.

На присягу ко мне приехали родители, папа и мама. Когда я их увидел, был удивлен тем, что они совсем не изменились. На куртке у отца так же не хватало пуговицы, а у мамы на голове был повязан все тот же ее любимый газовый платочек. У меня было столько нового и необычного, что я потерялся во времени, как суслик в степи. Помните, в фильме «ДМБ»: «Ты суслика видишь в степи?» – «Нет!» – «А ОН ЕСТЬ!»

Оказалось, что армейский диалект русского языка уже впитался в мозг основательно, каждую секунду я ловил себя на том, что универсальные слова-«заменители» пытаются выскочить наружу. Чтобы не огорчать папу с мамой, приходилось все время подвергать свою речь цензуре. У меня было ощущение, что прошел по крайней мере год, а не месяц.

Был у меня товарищ, эстонец Алан Тэйсалу, он рассказывал, что до армии не знал русского языка и не пытался его учить, зная, что в армии быстро его выучит. Единственно, что он мог про себя сказать внятно: «Я Алан, каменьсик ис Пярну». Через три месяца он удивлялся: «Мине ховорили, что руский трутный ясык, совсем нет. Теперь снаю, надо только пять слов и маху все казать, и много стала понимайка».

Как-то в часть к нам занесло старичка-генерала. Как водится, нас построили на плацу, чтобы дедушка мог на нас посмотреть (нам он на хер был нужен, таких дурилок мы навидались до хрена и больше) – себя нам показать. Шаркая хромовыми сапогами по асфальту, обходил строй, остановился напротив рядового Тэйсалу.

– Ну, как служится, солдатик?

– Та, нэ хуево, товарисчь хэенераль.

К ним подскочил ротный: «Товарищ генерал, он не русский, поэтому так выражается».

Старик вытер слезящиеся глаза: «Не понял, а что он сказал не так? У вас есть проблемы, капитан?»

Прошло полгода, Алан улучшил свои знания языка и часто вспоминал маму: «Эма (по-эстонски мама) мне говорила: „Иди в армию, сынок, хоть пару лет водку не пить“. Какой не пить, здесь больше пить, чем на стройке. Мама сильно много не так тумала».

Алан Тэйсалу, каменщик из Пярну

Курс молодого бойца. На занятии по тактике. Автор фото Алексей Ридаль

Проводы в армию. На фотографии мои друзья

Караул

Из Устава караульной службы:

– Часовому запрещается: спать, сидеть, прислоняться к чему-либо, писать, читать, петь, разговаривать, дышать, есть, пить, курить, отправлять естественные и неестественные потребности. Отвлекаться от выполнения своих обязанностей.

– Досылать патрон в патронник.

К оружию новобранцев допускали только после прохождения месячного курса молодого бойца и принятия присяги.

Сразу после прохождения этих процедур наша рота заступила в свой первый караул.

Из устава: «Пост номер один – это почетный пост, который несет часовой у знамени воинского подразделения».

Мне досталась эта почетная обязанность – постоять у знамени.

Жесть началась сразу, с того момента, как мы переступили порог караульного помещения. В караул заступили только молодые бойцы, поэтому «обучать» нас начали с первых секунд. Все было вычищено, вымыто до нас, но этот факт не был решающим, главное здесь было – молодых закошмарить.

Кто не стоял на посту, мыл, отжимался, в лучшем случае зубрил устав. Когда под утро пришел с проверкой начальник штаба майор Седов и спросил: «Как дела? Как проходит первый караул?» Я с энтузиазмом комсомольца ленинского призыва, докладывающего о достижениях первой пятилетки, сдал начальника караула и его заместителя: «Товарищ майор, все идет отлично, мы всю ночь чистили помещение, учили устав так старательно, что спали только по сорок минут». От крика майора заложило уши, по уставу караульный должен был отдыхать перед каждым заступлением на пост два часа. Два часа на посту, два часа отдыха в караулке, два часа сна.

Этот мой поступок может показаться некрасивым, типа заложил, а какой оценки заслуживает то, что устроили наши «воспитатели»? Если принять во внимание, что у нас в руках было настоящее боевое оружие и многие и так уже находились в стрессе от первого месяца, проведенного в новых экстремальных условиях. Для кого-то этот караул мог стать первым и последним.

После пережитых перегрузок в караулке казалось, что стоять два часа в тишине штаба – это будет отдых, но не тут-то было.

Часовой у знамени стоял на резиновом коврике, под которым были спрятаны шесть пружин сигнализации, это была настолько чувствительная система, что стоять надо было не шевелясь, по стойке смирно. Для того чтобы сработала тревога, достаточно было ослабить колено, орать начинало в трех местах: в дежурке штаба, на КПП и в караульном помещении.

Как стоять навытяжку, с автоматом на плече, одетым в шинель и зимнюю шапку, в жарко натопленном помещении, когда не спал сутки? Эта почетная радость была похожа на тихую пытку.

Промучившись первые два часа, в следующую смену придумал, как хоть сколько-то облегчить процесс. Потихоньку снял с плеча автомат, упер приклад в пол, грудью лег на штык, чтобы сжать пружины, так можно было шевелиться время от времени.

Днем была другая закавыка, с утра штаб заполнился офицерами, которые сновали вверх-вниз по лестнице с этажа на этаж, стоять опять надо было не двигаясь. Бессонная ночь давала о себе знать, глаза непроизвольно слипались, голова падала на грудь. Тут началось самое интересное – я стал видеть мультики, на двери напротив, как на экране, поплыли корабли под белыми парусами, затем появились тоже белые, но уже медведи с фуражками на головах, которые порхали, взмахивая крылышками, между розовыми облаками.

Слава богу, все в жизни проходит, и эта экзальтация тоже закончилась.

Другой цирк, но уже с тарелочками, был в наряде по столовой.

Пищеблок

Солдатский паек в Советской армии был идеально сбалансирован, все было просчитано лучшими диетологами того времени. Но было бы неинтересно, если бы все происходило по инструкциям и правилам. Как обычно, действительность резко расходилась с тем, что записано на скрижалях, воровство и пофигизм брали верх над добрыми намерениями.

Да и то, что попадало в солдатский котел, часто готовилось с нарушением технологии приготовления пищи.

Моя семья в тяжелое время дефицита выживала, выращивая свиней, мой батя Михаил Иванович готовил корм для животных таким же способом, как делали это в армии для солдат. Продукты просто закладываются в котел и пару часов кипятятся.

Представьте кусок вареного трясущегося жира, не то что есть, смотреть на это противно.

За каждым столом сидело десять человек, у каждого была алюминиевая миска, такая же кружка и ложка, вилок не было, второй тарелки тоже, суп и кашу ели из одной посудины. На краю стола ставилось три бачка: один с супом, второй с кашей, на десерт был кисель с бромом. Ко второму блюду полагался соус с мясом. Это были куски жира, вымазанные в томатной пасте и комбижире. Комбижир представлял собой зеленоватую массу, отмыть которую с посуды было совсем не просто, а сколько молодых желудков им было испорчено, сосчитать невозможно.

Кто-то из бойцов брал в руки половник и разливал похлебку по мискам, самым интересным было выловить из бачка кость с остатками мяса на ней. Была такая присказка: «Пусть отсохнет та рука, что себе мосол не выловит».

В нашей столовой одновременно принимали пищу больше двухсот военнослужащих.

Все делалось по команде.

– Головные уборы снять. Сесть. Приступить к приему пищи.

Мы приступали, ели и пили, пока не звучала команда: «Встать. Головные уборы надеть. Выходи строиться по одному».

Для наряда по столовой начиналась «дискотека», посуда вываливалась в эмалированную ванну, наполненную горячей водой с моющим средством, затем перекидывалась в соседнюю такую же емкость, где споласкивалась в чистой воде, то же делалось и с ложками, но их приходилось еще и протирать полотенцем насухо. Отдельный квест – начистить килограмм сто картофеля. Для этого весь наряд собирался и делал эту нудную работу, чтобы было интересней, ножей для чистки корнеплодов не давали, каждый выкручивался, как мог. Я в канцелярии одолжил ножницы без отдачи. Раскрутил их, и у меня получилось два ножа, оставалось только их вовремя точить.

Пока были молодыми бойцами, после уборки и чистки начинали все мыть: полы, столы, стены, двери, и так продолжалось все сутки, перерывы делались только на мытье посуды после ужина, завтрака и обеда. По ночам не спали совсем. Только мыли и чистили.

Прошло несколько месяцев, стало легче, поваром и хлеборезом назначили парней нашего призыва. У повара брали ключ от помещения, где стояла картофелечистка, и то, что раньше занимало три-четыре часа, делали за тридцать минут. Хлеборез за помощь в разгрузке хлеба давал по пайке масла. А нажарить для наряда по столовой картошки – дело святое, да еще можно было сгонять в самоволку за огненной водой.