Читать книгу: «Оружие в его руках. Часть 3»

Глава 1. Луиджи

– Эти румынские вандалы покусились на наши порты, – Уго нервно кусал пальцы, бормоча ругательства, когда Леонардо расхаживал по кабинету, словно лев по вольеру.

Я смотрел в окно, когда наш бизнес-джет летел к обидчикам. Румынская банда разбила свои лагеря для нападения на наш порт в Франции. Эти негодяи словно знали, что цитадель потерпела крушение после заключения под стражу моего отца. Многие «проверенные» его люди ушли из-под моей власти, оставляя после себя разгромленную страну мафии. У меня не осталось больше возможностей производить нелегальные вещества, и, единственное, что держало на плоту меня и мою семью, – оставшийся после всего произошедшего завод стройматериалов. Удивительно, но моя подорванная репутация не коснулась его, и он продолжал процветать.

– Уго, успокойся. Скоро твои пальцы превратятся в один кусок мяса. – Я закатил глаза, видя как тот нервно вырывал кутикулу. Я тоже был на взводе.

Буквально вчера мы утопили бандитов в Ла-Манше, а сегодня уже летим к ним на родину для разборок. Несмотря на свою серьезность ситуации, а чувствовал себя ребенком, забившим стрелку соседской банде. И так хочется закричать: «Они первые начали!».

– Как только оторвем голову этим ублюдкам, я требую часть их имущества. – Лео часто переходил границы, но был очень справедливым и понимающим парнем. Он был вправе требовать от меня такие вещи, ведь с момента краха нашей империи, именно Леонардо был моей правой рукой, доверенным человеком.

– Хорошо. Покончим с этими ублюдками, заберем их имущество и, так и быть, пятнадцать процентов твои.

– Пятнадцать процентов? – Удивленное лицо парня рассмешило меня.

– Да. К тому же, из Румынии судна идут в Турцию. Я поеду навестить мать.

– Ага, – недоверчиво бросил Лео, за что получил суровый взгляд Капо. Пусть я был разбитым Капо, но все оставался какой-то авторитет. – Мне вот интересно, откуда такая уверенность, что именно Париж без присмотра совсем?

– Я тоже об этом задумывался. Очевидно, что в их кругах есть тот, кто знал нашу ситуацию, и был в курсе об аресте отца, иначе бы они туда и не сунулись.

– Босс, а ты не думал, что твой брат…

– Нет, – перебил я парня, напрягшись. – Стефано подлец, но он получил по заслугам. И не стал бы больше лезть в это дело.

– Значит, это кто-то из крыс твоего отца.

– Возможно.

Мы прилетели в Констанца. Была глубокая ночь, и нас совсем не волновал пейзаж. Нужно было все сделать быстро и без лишних ушей. Миновав собор Петра и Павла, уже подбирались ближе к логову злоумышленников, как нам перегородил дорогу чёрный мерседес, из которого вышли четыре грузных высоких мужчины. Их бритые головы блестели под светом уличных фонарей, и я бы рассмеялся в другой ситуации, но сейчас мне было не до смеха.

– Что вы делаете на нашей земле? – заговорил на корявом английском один из мужчин. – Мало получили?

– А, ты про тех ушлепков, которые сейчас плескаются в прохладной водичке? – Лица оппонентов вытянулись, а я рассмеялся. – Так вы не знали? Что ж, уведомляю вас о цели нашего визита: мы пришли забрать свое.

После этих слов из карманов моих ребят появились пистолеты, направленные на румынов. Дело пяти секунд, и все четверо рухнули к нашим ногам, предоставляя мне и моим ребятам новый комфортный автомобиль для дальнейшей прогулки по Констанца.

– Поехали, ребят. Нужно успеть до рассвета.

Погрузившись в машину, мы направились в цитадель румынской мафии. Уго пыхтел что-то неразборчивое, пока Лео присвистывал на заднем плане. Парень был весел, следовательно, волновался меньше всех.

– Все же было неразумным лететь втроем. – Донеслось до моих ушей высказывание Уго.

– Как раз-таки тащить за собой всю компанию было бы опрометчиво. А так мы быстро справимся с ними. Эффект неожиданности.

– Блиц-крик никогда не помешает. – Поддержал меня Леонардо, хлопая по плечу друга. – Не парься, дружище.

Уже стоя напротив здания шестнадцатого века, мы с парнями переглянулись, и на лице сама собой появилась кровожадная улыбка. Не могу сказать, что мне нравилась бойня, но, признаюсь, я по ней скучал.

Мы резали всех по одному. Тихо и без свидетелей. Нам ещё никогда не удавалось так аккуратно и быстро пробираться к цели, и это не могло не насторожить меня. И мои опасения подтвердились, когда я силой отворив тяжелые двери, увидел у окна безмятежного похудевшего брата. Сердце мое издало гулкий удар, а после рухнуло на порог зала, куда ступила моя нога. Следом подоспели парни, и громко чертыхнулись, видя перед собой Стефано. Лео плевался больше всех.

– Почему не предупредил? – Смеялся над моим видом брат. Он подошел ближе и подал руку для рукопожатия, но я лишь смерил его взглядом.

– Как это понимать?

– Это тебя нужно спросить, – пожал плечами Стефано, снова отходя на приличное расстояние от меня. – Это ты и твои мальчики перебили весь мой отряд.

– Глава румынской банды,-ты? – Нервный смешок раздирал мою глотку, и все же вырвался наружу.

– Не могу сказать, что я. – Его улыбка накрывалась на кулак. – Я всего лишь представитель.

– Меньше разговоров, – рычал Уго, уже готовясь напасть на Стефано.

– Кажется, у твоего песика проблема с терпением.

– Кажется, это у тебя проблема с головой, – отозвался позади меня злой возглас парня.

– Тихо, – обратился я к Уго, а после перевёл свой взгляд на брата. – Чего ты добиваешься?

– Того, что не смог добиться первоначально. Андреа мне помогла, конечно, но недостаточно. К тому же, она очень опростоволосилась. Теперь и ее ждёт охота. Правда, как бы она не скрывалась, я все равно уже нашел ее.

– О чем ты говоришь, больной ублюдок? – Это имя табу. Никто не имел права заикаться о ней. Я верил, что она жива, и знал, что рано или поздно сам найду её. И меня очень пугало, что мой брат-психопат нашел девушку первым.

– Я о том, что, живя с ней по-соседству, ты так и не увидел очевидных вещей. Кстати, если хочешь, можешь оставить ей записку.

Он ухмыльнулся и вынул из ящика клочок бумаги, на котором уже было написано письмо. Я вспомнил это письмо: это был мой подарок ей на день рождения. Моя каллиграфическая буква «А», которую невозможно было подделать, была своеобразной фишкой. – Как ты думаешь, ей понравится? – Я сдал челюсть, – Хотя нет. – Он хохотнул, а я сделал шаг навстречу, – Она испугается.

– Либо ты сейчас сворачиваешь свои делишки, либо мой нож окажется у тебя в глотке. Думаю, тебе ну нужно объяснять, настолько точно и аккуратно все пройдёт.

– Мне все равно терять нечего, – пожал плечами парень. – Но позволь, я все же сделаю одно доброе дело на прощание.

Он подозвал к себе одного из мужчин, который находился в тени зала. Тот взял этот лист бумаги из рук Стефано, кивнул брату, и минуя нас вышел из комнаты в сторону выхода. Будучи шокированным, я даже не удосужился его остановить.

– А теперь, – Стефано достал чистый лист бумаги и стал писать что-то. Когда он закончил, то передал листок мне, а сам, находясь очень близко к открытому окну, выпрыгнул из его, не дав нам возможности его остановить. Только мой крик преследовал падение брата.

– Он что, покончил с собой?

Слова Лео вернули меня в реальность, и я метнулся на место происшествия. На мое удивление, трупа брата не было. Никого не было.

– Сбежал, – сказал я и обратил внимание на листок бумаги в моих руках. – Он оставил нам порт в Румынии, а сам сбежал.

– Ещё один больной на нашу голову, – запричитал Уго. – Босс, ты хотел к матери? Возьми нас с собой.

– Поплыли. Только разберёмся со всеми здесь с начала.

На румынском судне находилась целая команда. Несколько силовиков, врач и капитан корабля. Все, узнав, о передачи порта в мои руки, тут же метнулись примкнуть ко мне, что не могло не радовать.

Мы уже почти приплыли к порту в Турции, как капитан появился в моей каюте и оповестил о том, что за бортом тонет девушка. Мое сердце кольнула острая боль. Я словно предчувствовал встречу с этой девушкой, боясь узнать в ней Андреа, и какой же ужас был, когда из воды подняли бездыханное тело моей беглянки. Ее синие губы были приоткрыты, а из головы сочилась кровь. Она ударилась волнами о плиты набережной.

Руки тряслись, но я все же выхватил ее из рук капитана. Она была ледяной. Уже не дышала.

– Нужно сделать ей искусственное дыхание и положить набок.

– Давайте я, – капитан полез со своей помощью, но я не подпускал к ней никого.

– Прошу, вернись ко мне, – мой голос, как и руки, дрожал наперевес с плескающимися волнами Чёрного моря, но я не прекращал оказывать первую помощь. Только когда она сделала резкий вдох, а потом начала захлебываться водой, я перевернул девушку набок, чувствуя как все ещё ледяная рука держала меня за руку.

Она все ещё была далека от реальности, но ее фраза заставила меня вернуться в реальность.

– Я здесь, Хосе.

Я вспыхнул, словно спичка. Злость и ревность обуяли мое тело. Будто бы соприкоснувшись с оголенным проводом, я вскочил, отошел на пару шагов назад и стал прерывисто дышать. Мой разум и сердце так сильно кричали, что хотелось зажать уши. Но вместо гневных тирад, я безразлично произнёс:

– Мы возвращаемся домой. Дайте команду готовить наше судно к отправке.

Сам я ушел к себе в каюту, ни на секунду не забывая слов девушки. Я поверить не мог, что в ее сердце, в ее голове был этот цепной пес. Он завладел ее разумом, что она даже находясь в таком состоянии обращалась к нему, хотя я был уверен, что она ощутила мой парфюм, который после ее слов в кабинете клуба зарекся никогда не менять.

– Она не в себе, – пришел ко мне в каюту Лео. – Я позвонил Монике и рассказал о произошедшем.

– Вы же расстались.

– Она все равно должна была знать. Но знаешь, что я тебе скажу, босс. – Лео присел рядом со мной. – Моника мирно спала со своей племяшкой в доме по-соседству с твоей матерью.

– Я знал, что та испуганная беременная Энджи, это и есть Андреа. Они только пытались запудрить мне мозги.

– Моника сказала, что его брат погиб неделю назад, и Андреа была безутешной. А после за разговором со мной она нашла предсмертную записку, где твоя сумасшедшая извинялась за все.

– Она хотела уйти вслед за мужем. – Я хмыкнул, не обращая внимание на то, как назвал её парень. – Чертовка! Обвела вокруг пальца меня, а потом начала счастливую жизнь этим…– Я бросил перый попавшийся предмет в стену. Кружка разбилась от силы удара, и осколки посыпались на пол. – А я искал ее! На мгновение даже подумал, что она мертва!

– Не думаю, что история с ней такая кристально чистая. – Лео вздохнул. – По крайней мере, наш разрыв с Моникой был спровоцирован ее утайками и обвинениями в кристальной преданности тебе. Она стала закрытой, говорила мало, а когда темы заходили о ее брате, так вообще каменела.

– Что ж, узнаем правду, когда наша сеньора Андреа наконец проснется. – Я все ещё не мог прийти в себя. Злость на девушку был выше всех моих чувств. Я в прямом смысле хотел задушить ее, но, стоило коснутся мне кончиками пальцев ее прекрасного лица, как руки опускались. Она казалась нереальной. Целый год я бесследно искал ее, а она сама очутилась у меня на пути. Если бы мы приплыли несколькими минутами позже, я бы уже никогда не увидел ее.

– Рыжий ей к лицу, – поддел меня Лео. – И беременность тоже.

– Она успела родить от него ребенка. Зря времени не теряла.

– Мой совет: оставь обиду и присмотрись к ней и ее дочери.

– К чему ты?

– Иногда очевидное лежит на поверхности.

Очевидное всегда лежит на поверхности…Что, если она сбежала в объятия Хосе из-за страха? Это было похоже на мою маленькую беглянку, но зная ее, я уверен, что она не стала бы просто так подвергать опасности друга или возлюбленного, кем бы он там ей не приходился. Она была одной из тех, кто лучше будет жить отшельником, лишь бы никого не коснулась беда. К тому же, если брать во внимание то, как умерли родители Андреа, она бы вообще отреклась от всех.

Что же тогда я не видел под собственным носом?

Я достал свой ежедневник и открыл с самой первой страницы. Это были не просто записки сумасшедшего, это была целая хронология событий. Все об Андреа. Я часто писал туда свои воспоминания, а когда она сбежала, то и вовсе отмечал каждый город, каждую девушку, похожую на нее.

Наша память не безгранична, и чаще всего черты лица стираются, когда долго не видишь человека, а я не хотел забывать. Если бы она не нашлась и к пятидесяти годам, я бы продолжил изо дня в день переписывать строчку за строчкой, собрав несколько томов.

«Никогда бы не подумал, что у малолетки может быть такой взрослый взгляд, холодное сердце и отсутствие куда-либо стремиться»,– гласили первые строчки моих мемуаров, – «Я помнил себя в ее годы. Это было как раз-таки рождение юного Капо. Кровь кипела в жилах, заставляя всех трепетать передо мной. Адреналин зашкаливал, а глаза всегда просили больше огня. У этой же девушки глаза потухли, словно ей уже далеко за шестьдесят. Будто бы жизнь прожита и остаётся только наблюдать за происходящим со стороны».

Именно такой я увидел Андреа впервые. На фоне ее гиперактивной яркой подруги она казалась вялым листочком. Старушка, обласканная в наряд проститутки. Но все изменилось, когда она начала танцевать. Ее эмоции и чувства отражались в каждом движении. Она даже улыбалась, чувствуя закрытыми глазами прикосновения музыки. Я не мог оторвать глаз. И наблюдал за ее красотой со стороны, случайно попавшись в ее капкан. Стоило только нашим глазам встретится, и странная нежность ворвалась в моё тело, пробирая до костей. Я такого никогда не испытывал. Лавина обрушилась на меня, и я уже не мог с этим бороться.

Поначалу я думал, что все это из-за выпитого алкоголя, но с того дня я только и видел ее карие глаза, в которых не было ни огня, ни страсти, ни смирения. Мне хотелось ее спасти. А когда я узнал о судьбе этой девушки, во мне взыграло новое чувство. Необузданность и злость вершили суд нам моим сердцем. Я ревновал, словно безумец, не имея возможности прикоснуться к ней.

Моя одержимость перерастала в болезнь и все это было отражено в ежедневнике.

«Андреа Моретти. Семнадцать лет. Карие глаза, аккуратной формы губы, ямочка на правой щеке», – все это выглядело, словно я собирал досье на нее, но потом от сухих фактов я перешел к ярким краскам своих чувств. Это произошло, когда девушка упала в обморок прямо около испуганной лошади. Удивительно, что тогда я испытал новое для себя чувство: страх.

Глава 2. Луиджи

Я никогда не видел любовь в отношениях родителей. Мать была покорной женой, заботливой матерью, а отец…Отец был примером того, как жить не надо. Начнем с того, что сфера его деятельности отразилась и на нашем со Стефано детстве. Он не прощал ошибки и никогда не давал слабину. Меры его наказания были заметны на наших с братом телах. Удар чаще всего приходился на меня, как на старшего сына в семье.

Уже к тридцати годам мне казалось, что этот мир, сотканный руками отца и его предков, был идеальным. Я не знал, как выглядит по-настоящему любящая семья, как у них проходят ужины, и как холодными вечерами они смотрят вместе фильмы.

Когда на моем пути появилась Андреа, я снова вспомнил все чувства: боль, унижение, чувство вины и обиду. Я почувствовал себя снова тем маленьким мальчиком, на плечи которого с детства положили большую ответственность, с которой я, признаюсь, справлялся с трудом. Сидя у себя в комнате, я закутывался в свое большое стеганое одеяло, поворачивался лицом к окну, из которого была видна большая луна, и мечтал о счастливой спокойной жизни, давал себе обещания, что моя семья никогда не будет жить под гнетом отца. Но этому, увы, не бывать. Я с малых лет видел кровь и страх в глазах тех, кто минутой позже будет камнем лежать в ногах отца. Я боялся, как и боялся Стефано. Боялся и не мог справится со своим страхом, даже будучи почти под два метра ростом и каменными мышцами. От этого, наверное, и было паршиво видеть, как маленькая хрупкая девушка храбро терпела побои моего отца.

Я видел на семейных ужинах, как Андреа брезгливо морщила нос, когда её родители говорили друг другу нежные и приятные вещи, которых я никогда не слышала из уст своих родителей. Поначалу это вызывало во мне удивление, но потом в ней я узнал себя. Узнал, когда она отчаянно пыталась сторониться общества своего отца, как она, когда никто не видит, обсыпает его ругательствами. Я понял, что ей было невозможно жить в их обществе, что любовь её родителей – это игра. А нет ничего унизительнее, когда чувства выставляют напоказ, при этом не даря любовь наедине. Узнавая о ней все больше и больше, я замечал, как девушка была моим отражением в юношестве. С тех пор эта маленькая улыбчивая девочка пустила корни в моей сердце, сама того не зная.

Я помнил тот праздничный вечер, когда фонари светили разными цветами, словно из диско-шара, когда вся мафиозная знать вырядилась словно на благотворительный ужин, когда и я был одет в черный фрак. Черным, как мое состояние на то время. День моей свадьбы.

Когда Моретти предстала в вечернем платье с пышными юбками, мое сердце издало лишь один глухой удар, выбивая из легких весь воздух. Наваждение стало моим путеводителем. Я больше не видел никого. На автомате учтиво принимал поздравления, соглашался со всеми репликами отца, а глазами искал только её. Я смотрел на аккуратное лицо, покрытое тонной косметики и думал о том, какой она прекрасной была бы естественной. В домашней пижаме, с пучком на голове и совсем без макияжа. Она была такой утонченной, передвигалась, словно плыла по залу, улыбалась, озаряя и освещая своей улыбкой всех гостей. Она улыбалась, но глаза бегали от гостя к гостю, словно ей было неуютно. Она хотела сбежать, и, клянусь, если бы не мое положение, я бы украл её в тот же вечер.

Я не помнил, как, будучи уже изрядно пьяным, я шел за ней по приглушенному светом коридору. Я был гребаным сталкером, извращенцем, чувствуя влечение к семнадцатилетней девушке. Когда музыка совсем стихла, я пригвоздил её к стене и утонул в аромате её цветочного парфюма. Мое наваждение взяло вверх, и я украл поцелуй, чувствуя, как, она издала удивленный вздох, отвечала на него, и мне так хотелось зайти дальше. Меня отрезвил её всхлип, и тут я услышал тихие мольбы. Андреа, эта маленькая невинная девочка, умоляла меня остановится. Ей было страшно, и причиной этого страха был я. Хуже, чем тогда, я больше никогда себя не чувствовал. Я был ничтожеством, зверем в её глазах.

Со временем я поостыл. Нацепил на свое лицо привычную маску безразличия, хотя все ещё ощущал внутри меня агонию. Я был злым человеком, и решил дальше продолжать играть эту роль. Но она мне все больше нравилась, и мне нравилось выводить её на эмоции. Она часто прикрывалась безразличием, как я, или излишней радостью и покорностью, когда я знал, что настоящая Андреа не послушная овечка, а маленький волчонок. Волчонок, который был готов вырвать из чужих рук свое счастье, но стоило только кому заметить это, она убегала, прячась от глаз злых людей. Руша её равновесие, я знал, что разбиваю ей раз за разом сердце. Хотя на тот момент я ошибался, ведь вместо пожара в глазах, я встречал лишь сухую рыхлую землю.

Лиз была покорной и счастливой женщиной, ведь деля с ней постель, я пытался забыть образ Андреа. Я тратил всю накопившуюся энергию на нее, хотя всегда в голове представлял гребаную Моретти.. Это было неправильно. Я еще больше злился, и еще больше выплескивал свою дурь. Я заставлял свою никчемную жену молчать, чтобы не рассеять лицо моего наваждения в голове, никогда не открывал глаза. Злость, желание и чувство отчаяния копились во мне, и я не знал, как с этим справится.

Все изменилось в день свадьбы Андреа и Стефано. Тогда я был мрачнее тучи, чувствуя, как мое сердце разрывается от еще большей безысходности. Чувство собственности и влечение заставляли меня думать, что я полный идиот. Мысль, что это игра в одни ворота, разрушилась, когда её взгляд, полный нежности и неверия прошелся по мне, и встретился с моим колючим взглядом. Ей богу, я уверен, что именно эти карие глаза заставили колючие розы в моей душе расцвести. Её маленькие ручки приняли конверт, прижимая к своей груди. Я мечтал оказаться на месте этого конверта. Всего какие-то секунды перевернули мой мир, распаляя все больше и больше желание осчастливить её. Наверное, именно в этот момент я осознал, что хочу её для себя не в качестве любовницы, а в качестве подруги, невесты, жены. Только теперь она была женой моего брата.

Я любил её, наблюдая за ней со стороны. Любовался улыбкой, при появлении которой, на щеке образовывалась маленькая ямочка. Я много раз задерживал взгляд на этой чертовой улыбке. Злился, когда она улыбалась моему брату, потому что хотел, чтобы она принадлежала только мне. Я пытался сделать её счастливой незаметно, хотя и знал, как это непросто.

Я ломал себя. Луиджи Россини не мог принести людям радость. Мои вечные друзья – боль и кровь, страх в глазах врагов и случайных очевидцев. Несмотря на мое желание, я не справлялся. Отец с каждым днем становился все злее, выпуская свой пар на девушке. Я одновременно чувствовал себя последним трусом и восхищался её стойкостью. Она была в разы храбрее меня. И несмотря на всю боль, она прижилась в нашем мире. Её взгляд продолжал оставаться равнодушным, пока она не находила меня. Стоило мне улыбнуться, как её чувственные губы отзывались в ответ. В душе в такие моменты теплилась надежда, что наши чувства взаимны. И в такие моменты я не мог понять очевидного: мой брат и мое маленькое наваждение никогда не любили друг друга.

Находясь вдали от Андреа, я снова приходил в себя. Голова начинала мыслить трезво, сердце превращалось в камень, как и было до момента нашей встречи в чертовом клубе «Росси». Дела шли в гору, и я все больше начинал убеждать себя в том, что здесь нет никакой любви. Просто неисполненное желание сделать её своей. Но чем дольше я не видел эту маленькую занозу, тем больше я о ней думал. Мысли душили меня. Где она? Как она? Любит ли её Стефано? Улыбается ли она ему наедине и целует ли с нежностью? Стоило только мне подумать о том, что происходило в их доме, челюсть сжималась, голова становилась надувным шаром, а в груди болело, словно мне воткнули нож. Я растирал грудь, глупо надеясь, что это поможет унять боль. Только под предлогом работы прилетев в Нью-Йорк и сидя напротив доброй улыбчивой девушки, я осознал, что эти мысли были вызваны неприятным чувством – тоской.

В какой-то момент я заметил, что пока не был рядом с ней, упустил тот момент, когда из маленького запуганного волчонка, девушка превратилась в волчицу. Теперь она не бежала от опасности, а зубами пыталась вырвать свое счастье. Её слова стали резче, грубее, движения рваными, но только глаза все еще смотрели на мир с легкой надеждой. Она ощетинилась, и это вызвало во мне волну гнева. Стефано, очевидно, не мог позаботиться о ней достойно. Она была осторожной, ожидая от всех опасности. Только расслабившись, Андреа сняла с себя шкуру злого волка, представ передо мной настоящей. Я знал, что только со мной она была такой. Храброй и доброй, наивной и по-детски любознательной, болтливой, но при этом будучи внимательным слушателем. Она была уважительной девушкой. И это не могло не восхищать.

Теперь уже Россини улыбалась, сидя за кухонным столом, и рассказывала о днях, проведенных в стенах института. Она говорила-говорила, а я слушал, временами выпуская наружу легкую улыбку. Я любил её голос. Тихий с легкой хрипотцой, который становился громким и звонким, когда история становилась более эмоциональной. Мне нравился её звонкий смех, который заставлял смеяться и окружающих.

Вернувшись, я узнал от Леонардо, что её верная подруга Моника закончила медицинский и говорится переехать в другой город для отработки. Парень был вне себя от горя, отчаявшись не видеть свою девушку несколько лет, ведь он прекрасно знал, что мои силовики перемещаются по стране только со мной. На тот момент мой предыдущий врач получил пулевое ранение в голову от одного из наших врагов.

Это случилось в момент нападения итальянской банды, юных самородков, на наш порт. Ребята были молодыми, и кровь бурлила в их жилах. Я отправил Роберта одного для оказания помощи, а сам оправился чуть позже в след за ним. По прибытии я увидел раненных и мертвых своих людей, в числе которых был и Роб. Животная натура взяла вверх. Я нашел эту небольшую банду, удивляясь, как мои профессионалы не смогли дать отпор, хотя просто знал, что ребята просто использовали эффект неожиданности. Тогда я перерезал всех. Мои силовики поймали итальянцев, привезли в штаб, и тогда я совершил возмездие. Как бы странно это не звучало, но такие вещи вызывали во мне волну облегчения.

После случившегося я предложил Монике работу, и та охотно согласилась. Она была рада, ведь её молодой человек будет рядом, и её подруга, которая сейчас находилась вдали, вскоре тоже будет работать с ней рука об руку. А я был рад, потому что стал снова тенью Андреа. Я слышал разговоры Моники и Андреа, наслаждался её голосом и, тем самым, справлялся с тоской.

Я примирился со своим сердцем. Искал как можно больше поводов приезжать в Америку и возвращаться как можно позже. Стефано, на мое удивление, был так поглощен работой, что появлялся дома нечасто. Тогда я не знал, что мой брат оставался отнюдь не на работе.

Мы нередко оставались наедине, но я никогда не переходил черту. Грань была размечена обручальными кольцами на наших пальцах. Мне оставалось только наблюдать за ней, разговаривать, делиться воспоминаниями и слушать её прекрасный голос, временами закрывая глаза, чувствуя излечение. Экономка Марго говорила потрясающие булочки, которые мы ели, сидя за кухонным столом, словно супружеская пара, с крепким чаем, чтобы наш диалог мог продлиться подольше. Как бы сильно мне не хотелось поцеловать её, сделать своей, я довольствовался и простыми душевными разговорами. Я правда любил разговаривать с ней и не надеяться на большее. Такие уже больше ночные разговоры были для меня на вес золота, и превосходили все жаркие фантазии, мешающие мне спокойно жить с первой нашей встречи. Я просто любил её.

Глядя в её глаза, я нередко пробалтывался о своих желаниях, но тут же переворачивал свои слова в более невинный тон. Я верил в брак брата и любимой, и не мог разрушить отношения. Я был готов быть рядом, и не мог позволить себе сделать какие-то шаги, которые повлекут за собой плачевные события. Я был готов быть просто зрителем счастливой жизни Андреа. Был, пока не застал Элизабет и Стефано в постели. Эта была звонкая пощёчина. Меня захлестнула обида за мое маленькое наваждение, и сквозь эти чувства я очевидно видел желтый цвет светофора. Был маленький шанс превратить мою безучастную безответную любовь во взаимные чувства.

«Сейчас или никогда», – подумал я, и мой девиз был заморожен до того момента, пока Андреа не приехала ко мне в Милан. Я знал, что больше не отпущу её обратно. Больше терпеть было невозможно. Но я терпел, потому что одним словом я мог разрушить жизнь маленькой девушки. Разбить вдребезги её чувства, подставить ее под прутья моего отца. Это сильнее всех останавливало меня от отчаянных порывов, признаться.

Я не был частым гостем у родителей, и я не мог видеть всю процессию экзекуций отца, но однажды я все-таки нарвался на зрелище. Ромеро Россини был жесток и непреклонен. Хьюго Моретти не справлялся со своими обязанностями, подрывая авторитет моего отца, и тот снова решил выместить своё недовольство на Андреа. Я давно выучил его уроки, и чувствовал животный страх, не позволяющий мне вмешаться. Вместо того, чтобы подставить свою спину отцу, я просто выскочил из дома в сад и закурил. Я курил и курил, пока моя голова не стала совсем ватной, а горло не заполнилось желчью. Я молился Господу, прося прощения за все свои грехи, и просил лишь одного, – чтобы Андреа смогла вынести это, и чтобы отец не переборщил. Кошки скребли на душе, но трусость была сильнее. И это я ненавидел в себе.

Когда я зашел в дом, то обратил внимание на тусклый свет, доносящийся из приоткрытой двери на первом этаже. Я слышал тихие всхлипы и знал, кто там сейчас. Я должен был сделать хоть что-то! Хоть как-то облегчить эту боль. Ей было больно, но и я чувствовал тоже самое. А ещё стыд. Мне было стыдно за свое поведение. Я любил эту девушку, но не мог защитить её. Я не был достоин её.

Зайдя в комнату. Мой взгляд упал на исполосованную прутьями спину девушки. Она даже не могла надеть футболку, не задевая кровоточащие раны. Глаза Андреа были закрыты, и из них капали крупные капли слез на сложенные в замок ладони. Тело била мелкая дрожь, и я чувствовал, как трясусь сам. По спине пробежал холодок, хотелось уменьшиться до минимальных размеров и исчезнуть. Я зажмурился, вспомнив свое детство, вспомнив крепкие руки отца, державшие прутья и свои раны, след от которых я ношу до сих пор.

На угловом столике лежали бинт, ватные диски и перекись. Видимо, прислуга хотела помочь девушке обработать раны, но та, оставляя за собой хоть грамм гордости, отказалась. Глядя на картину безнадеги перед собой, я понимал, что оставить её в таком состоянии я не мог. Не сейчас, когда я и так уже струсил однажды.

Она не реагировала на мои шаги, пока я смачивал ватный диск.

– Ты очень храбрая, – прошептал я, касаясь её подбородка. Девушка лишь хмыкнула, а уголок её губ на мгновение поднялся, а после снова принял прежний вид.

– Ты не прав. – Её хриплый голос лезвием проходился по моему сердцу. – Я трусливая. Струсила однажды, теперь приходится терпеть.

Едва касаясь кожи, я слышал её шипения. Тело напрягалось, чувствуя прохладный влажный диск. Увидев раны на спине, в моих жилах застывала кровь. Я сглотнул.

– Паршиво все? – Дрожащим голосом отозвалась девушка. Я сжал свободную руку в кулак, чувствуя прилив ярости.

– И ты этим довольна? – Мой вопрос прозвучал грубее, чем я хотел.

– А у меня есть выбор? – Вспылила она, резко обернувшись на меня. Я видел, как в её взгляде застыла злость. Точно такая же, какую испытывал и я, сидя в своей комнате после наказания отца. Она резко отвернулась, очевидно, прочитав ответ на свой вопрос в моих глазах.

После того вечера аварийная кнопка в моей голове не перестала мигать красным цветом. Дальше терпеть было нельзя. Либо я беру её под свое крыло, ограждая от остальных мужчин Россини, либо она попросту когда-нибудь не сможет проснутся.

События того дня в доме родителей к моменту её приезда в мой дом в моей голове позабылись, но эмоции никогда не смогли бы исчезнуть. Я все еще хотел забрать её к себе, все еще желал девушку до безумия, но медлил. Я смотрел на нее во время ужина и чувствовал, как мои губы пытают огнем, желая ощутить её губы на вкус. И однажды я все-таки сорвался.