Читать книгу: «Сказки Оскара Уайльда», страница 3

– Умерла безвозвратно, – прошептал Огненный Фонтан, начиная дремать.

Как только воцарилась тишина, Ракета кашлянула в третий раз и заговорила. Она говорила медленно, внятно, словно диктовала мемуары, и всегда смотрела поверх головы собеседника. Словом, она отличалась самыми изысканными манерами.

– Какая удача для сына Короля, – сказала она, – что ему предстоит сочетаться браком в тот самый день, когда меня запустят в небо. В самом деле, если бы даже всё это было обдумано заранее, и тогда не могло бы получиться удачнее. Но ведь Принцам всегда везёт.

– Вот так так! – сказала маленькая Шутиха. – А мне казалось, что всё как раз наоборот; это нас будут пускать в воздух в честь бракосочетания Принца.

– Вас-то, может, и будут, – сказала Ракета. – Я даже не сомневаюсь, что с вами поступят именно так, а я – другое дело. Я весьма замечательная Ракета и происхожу от весьма замечательных родителей. Мой отец был в своё время самым знаменитым Огненным Колесом и прославился грацией танца. Во время своего знаменитого выступления перед публикой он девятнадцать раз повернулся вокруг собственной оси, прежде чем погаснуть, и при каждом повороте выбрасывал из себя семь розовых звёзд. Он был три фута с половиной в диаметре и сделан из самого лучшего пороха. А моя мать была Ракета, как и я, и притом французского происхождения. Она взлетела так высоко, что все очень испугались – а вдруг она не вернётся обратно. Но она вернулась, потому что у неё был очень кроткий характер, и возвращение её было ослепительно эффектным – она рассыпалась дождём золотых звёзд. Газеты с большой похвалой отозвались о её публичном выступлении. Придворная Газета назвала её триумфом Пилотехнического искусства.

– Пиротехнического – хотели вы сказать, Пиротехнического, – отозвался Бенгальский Огонь. – Я знаю, что это называется Пиротехникой, потому что прочёл надпись на своей собственной коробке.

– А я говорю Пилотехнического, – возразила Ракета таким свирепым тоном, что Бенгальский Огонь почувствовал себя уничтоженным и тотчас стал задирать маленьких Шутих, дабы показать, что он тоже имеет вес. – Итак, я говорила, – продолжала Ракета, – я говорила… о чём же я говорила?

– Вы говорили о себе, – отвечала Римская Свеча.

– Ну, разумеется. Я помню, что обсуждала какой-то интересный предмет, когда меня так невежливо прервали. Я не выношу грубости и дурных манер, ибо я необычайно чувствительна. Я уверена, что на всём свете не сыщется другой столь же чувствительной особы, как я.

– А что это такое – чувствительная особа? – спросила Петарда у Римской Свечи.

– Это тот, кто непременно будет отдавливать другим мозоли, если он сам от них страдает, – шепнула Римская Свеча на ухо Петарде, и та чуть не взорвалась со смеху.

– Над чем это вы смеетесь, позвольте узнать? – осведомилась Ракета. – Я же не смеюсь.

– Я смеюсь, потому что чувствую себя счастливой, – отвечала Петарда.

– Это весьма эгоистическая причина, – сердито промолвила Ракета. – Какое вы имеете право чувствовать себя счастливой? Вам следовало бы подумать о других. Точнее, вам следовало бы подумать обо мне. Я всегда думаю о себе и от других жду того же. Это называется отзывчивостью, а отзывчивость – высокая добродетель, и я обладаю ею в полной мере. Допустим, например, что сегодня ночью со мной что-нибудь случится – представляете, какое это будет несчастье для всех! Принц и Принцесса уже никогда не смогут быть счастливы, и вся супружеская жизнь пойдёт прахом. А что касается Короля, то я знаю, что он не оправится после такого удара. Право, когда я начинаю думать о том, сколь ответственно занимаемое мною положение, я едва удерживаюсь от слёз.

– Если вы хотите доставить другим удовольствие, – вскричала Римская Свеча, – так уж постарайтесь хотя бы не отсыреть.

– Ну конечно, – воскликнул Бенгальский Огонь, который уже несколько воспрял духом, – это же подсказывает простой здравый смысл.

– Простой здравый смысл! – возмущённо фыркнула Ракета. – Вы забываете, что я совсем не простая, а весьма замечательная. Здравым смыслом может обладать кто угодно, при условии отсутствия воображения. А у меня очень богатое воображение, потому что я никогда ничего не представляю себе таким, как это есть на самом деле. Я всегда представляю себе всё совсем наоборот. А что касается того, чтобы бояться отсыреть, то здесь, по-видимому, никто не в состоянии понять, что такое эмоциональная натура. По счастью, меня это мало трогает. Единственное, что меня поддерживает в течение всей жизни, – это сознание моего неоспоримого превосходства над всеми, а это качество я всегда развивала в себе по мере сил. Но ни у кого из вас нет сердца. Вы смеётесь и веселитесь так, словно Принц и Принцесса и не думали сочетаться браком.

– Как так? – воскликнул маленький Огненный Шар. – А почему бы нет? Это же самое радостное событие, и, поднявшись в воздух, я непременно сообщу о нём звёздам. Вы увидите, как они будут подмигивать мне, когда я шепну им, как прелестна невеста.

– Боже! Какой тривиальный взгляд на вещи! – сказала Ракета. – Но ничего другого я и не ждала. В вас же решительно ничего нет – одна пустота. А что если Принц и Принцесса поселятся где-нибудь в сельской местности и, может статься, там будет протекать глубокая река, а у Принца и Принцессы может родиться сын, маленький, белокурый мальчик с фиалковыми глазами, как у отца, и, быть может, он пойдёт однажды погулять со своей няней, и няня заснёт под большим кустом бузины, а маленький мальчик упадёт в глубокую реку и утонет? Какое страшное горе! Несчастные отец и мать – потерять единственного сына! Это же ужасно! Я этого просто не переживу.

– Но они же ещё не потеряли своего единственного сына, – сказала Римская Свеча. – Никакого несчастья с ними ещё не произошло.

– А разве я говорила, что они потеряли? – возразила Ракета. – Я сказала только, что они могут потерять. Если бы они уже потеряли единственного сына, не было бы никакого смысла об этом говорить. Снявши голову – по волосам не плачут, и я терпеть не могу тех, кто не придерживается этого правила. Но когда я думаю о том, что Принц и Принцесса могут потерять своего единственного сына, меня это, разумеется, чрезвычайно удручает.

– Что верно, то верно! – вскричал Бенгальский Огонь. – По правде говоря, такой удручённой особы, как вы, мне ещё никогда не доводилось видеть.

– А мне никогда ещё не доводилось видеть такого грубияна, как вы, – сказала Ракета. – И вы совершенно не способны понять моего дружеского расположения к Принцессе.

– Да ведь вы даже незнакомы с ней, – буркнула Римская Свеча.

– А разве я сказала, что я с ней знакома? – возразила Ракета. – Позвольте вам заметить, что я никогда не стала бы её другом, будь я с ней знакома. Это очень опасная вещь – хорошо знать своих собственных друзей. – Всё же вы бы лучше постарались не отсыреть, – сказал Огненный Шар. – Вот что самое главное.

– Для вас, конечно, это самое главное, можно не сомневаться, – возразила Ракета, – а я вот возьму и заплачу, если мне захочется. – И она и вправду залилась самыми настоящими слезами, и они, словно капли дождя, побежали по её палке и едва не затопили двух маленьких жучков, которые только что задумали обзавестись своим домом и подыскивали хорошее сухое местечко.

– Должно быть, это действительно очень романтическая натура, – сказал Огненный Фонтан, – ведь она плачет абсолютно без всякой причины, – и он испустил тяжёлый вздох, вспомнив свою сосновую дощечку.