Читать книгу: «Атлантида. В поисках истины. Книга пятая. На перекрестках дорог», страница 3
Глава восьмая. Тартария
Елизавета с большим кланом родственников и попутчиков обосновалась в Зауралье. Этот поход продлился очень долго. Южная Сибирь была ей родным домом. Некогда она жила, училась и работала в Энске. Куда она могла пойти, как не домой, в этом большом и неуютном мире? Скитания опостылели донельзя, и она хотела прочно осесть, чтобы никогда больше не сдвинуться с места. В постоянном движении душа не на месте. Бесконечное путешествие длинною в жизнь – для мечущейся, не успокоенной души, которая не знает своего места и не может найти должного пристанища.
Теперь же Елизавета вернулась домой, и душа её успокоилась отдыхая в тишине и безмятежности. Сафуан много тысяч лет следовал за женой, но, повторяя опыт многих других пар, периодически отклонялся влево. Мужчинам свойственно искать перемен, разнообразия, обновлять и улучшать свою генетику. Елизавета понимала сложившуюся ситуацию и иногда принимала блудного мужа обратно в семью. Двадцать тысяч лет в браке – не всякий такое выдержит. А так всё начиналось сызнова, как в первый раз. Принимала, пока он не ушел через Алтай в Казахстанские степи окончательно. Домой. Он как и все другие стремился домой.
Много людей под предводительством Елизаветы пришли в Сибирь, но их количество всё продолжало расти. Возрастая в числе, разные его части отмежёвываясь, уходили на юго-запад. В долину реки Ишим вслед за Сафуаном ушёл и старший сын.
На северо-восток, туда, где жили селькупы, и куда пока не добрался гнус, ушли двойняшки, рожденные от молодого и дерзкого парня со звучным именем Сагандук. Он упорно добивался её внимания в течении десяти с лишним лет и преуспел. На его счастье Сафуан отсутствовал уже почти пятый десяток годков, и Елизавета, оставаясь женщиной, приняла его настойчивые ухаживания. Сагандук уже почил к тому времени, как его двойняшки Тана и Камлак покинули становище и ушли на север вместе с семьями, покидая свою бессмертную мать. Смешиваясь, они создавали новые кланы и народы там, на севере, распространяясь вплоть до Енисея.
Огромная территория, на которой обосновался род Елизаветы, постепенно начала превращаться в обширное болото. Большая площадь земель западно-сибирской низменности покрылась сеткой рек, ручейков и озер. Огромные тучи гнуса поднимались в воздух с утра и не давали покоя до самой ночи, вольготно чувствуя себя в тяжелой таежной глуши. Влажным мороком испарина покрывала тело летом, и колючим холодом ветер пронизывал его зимой. Поэтому Елизавета отходила всё дальше к югу, приближаясь к предгорьям Саян.
Дочери Елизаветы и Сафуана – Тома и Синеока – ещё некоторое время жили с матерью, в то время как младшие сыновья уже давно покинули родовое гнездо, стремясь к самостоятельности и значимости: Таджин ушёл с отцом и обосновался где-то в Джунгарской долине, взяв себе жену-красавицу из поднебесной. Он застал исход ариев и быстро прибрал к рукам власть в оставленном ими богатом городе.
Ещё один сын вернулся в предгорья Урала, следуя за сестрой, отданной в жёны Тургаю. А потом долго не мог найти покой, скитаясь по степям древнего Казахстана. В доме сестры он оказался лишним, чужаком без места. И тогда он ушел в кочевье. Его кочевое племя было разнородным и состояло из всех представителей южного Приуралья. Задира и дебошир, он сумел приобрести плохую славу среди всех кланов братьев и сестер, от Днепра до Енисея. Ситуацию отягощало и «бессмертие». Впечатлительный, эмоциональный и взрывной…он балансировал на грани жизни и смерти, страдая от одиночества и тоски. Найти себе жену с таким же «изъяном» он не имел возможности. Кровные узы не позволяли с одной стороны, с другой настоящее «бессмертие» проявлялось всё реже.
Темуджин срывал свой гнев на поле боя, бесстрашно снося головы на полном скаку, ветром уносясь дальше в степи, прихватив немного добычи. Вскоре его дикие воины стали нападать на родственные племена, разоряя земли Тургая, угоняя скот с холмов Сафуана, наведываясь и в Джунгарскую долину и юг западной Сибири, где убивалась по нему мать, которую называли там Большая Эске.
Эске, после очередного набега на её деревни, отправила гонцов к Темуджину, призывая явиться на родительский суд. Но не тут то было. Он пронёсся мимо, словно ураган, дальше на юго-восток, куда всё прибывали из-за гор, постоянно возрастая в числе, потомки великого дракона. Оказалось, что эту идею ему подкинул отец и брат Таджин, изловившие его в степи.
– Кедаи скоро заполонят наши земли. Их должен кто-то остановить, а тебе, похоже, заняться-то и нечем. Пойди и поработай! – возбужденно с криком, брызгая слюной, указывал ему Таджин.
– Разве они тебе не родственники, братик? – пытался уязвить его Темуджин.
– Темуджин, а мы тебе не родственники? Я уже давно не видел мать улыбающийся! Даже городок нарекли «Грустина», оттого что печальная улыбка не сходит с ее лица уже добрую сотню лет. А что до моей жены – она тоже метиска. И мои дети брали себе в жёны и в мужья оставшихся здесь потомков клана Вивасвата, и теперь уже их потомки населяют эту землю, представляя собой отдельный народ.
– Значит вот как?
– Так распорядилась история. Здесь должны проживать таджики. А в таджиках течет по большей мере арийская кровь, нежели китайская. И наше дело сохранить такой расклад. Пусть они будут, но только в той мере, в которой должны! – убеждал его Сафуан.
Темуджин и Таджин, как и другие дети, были знакомы с историей своих родителей, но считали её в какой-то мере сказкой, вроде тех сказок о волшебных джинах, которые отец любил рассказывать им в детстве. В них волшебный джин перенёс целую страну Атлантиду, из будущих времен во времена прошлые.
Но дети не всегда полностью доверялись в своих решениях наивными сказками «вечных» родителей. «Они уже и не помнят, что было, когда было и как, после стольких-то лет жизни! Настоящее и вымышленное смешалось в их головах, как рыжий торф с топкой грязью васюганских болот», – поговаривали они между собой. Дети – бунтари, всегда «умнее» родителей, они готовы строить мир по своим законам и понятиям, порой пренебрегая советами и уроками истории.
Однако у Темуджина был сейчас резон послушать отца. Кедаи слыли трудолюбивыми работягами, и у них, наверняка, было чем поживиться. Он ушёл на восток, и с той стороны лет двести подряд приходили яркие известия о бурной и неустанной деятельности Во благо или во вред сделанной – судить тяжело. Но распространение кидаев дальше на запад прекратилось. Потом наступило долгое затишье. В результате весь Дальний Восток и долину Енисея снова заполонили кедаи.
– Скорее всего, Темуджин уснул «сном Атланта» – не верится, что он погиб. Что же нам делать сейчас? Потомки Темуджина сдерживают их пока, но это ненадолго. Китайские переселенцы заполонили всё. Вплоть до Енисея они строят города, возделывают почву. Кедаи капитально и прочно оседают на земле. Скоро придёт время, и они хлынут дальше в Сибирь, – жаловалась Елизавета на большом совете семьи, прибыв на встречу в дом Таджина в Саразме.
– Пока они не дошли. Не будем паниковать раньше времени. Кедаи хоть и сыны дракона, но ползут тихо, как змеи между камнями, стараясь проникнуть вглубь континента незаметно. Не их вина в том, что они плодовиты и живучи. Такова их генетика. Но сами по себе они не злые. Умеют балансировать на грани войны и мира, да и в бой идут скорее защищаясь. Иначе быстро пришли бы в упадок, нажив многочисленных врагов, – говорил Сафуан, философствуя не по делу.
– Придет время и Темуджин очнется ото сна, погонит их обратно. Нужно ждать.
– Сколько лет? Сто? Двести? Есть ли у нас это время? – загорячился Таджин.
– Нужно быть начеку, но не лезть на рожон. Вот что я скажу!
Сафуан встал и предложил сделать перерыв на обед. Они проговорили почти весь день, и голодный желудок уже урчал, не давая покоя. Сафуан нервничал, и затянувшаяся беседа начинала его раздражать.
Таджин тоже встал:
– Пожалуй, да. Пойдемте в зал, – он махнул рукой двум дворцовым, стоящим рядом с опахалом, и они побежали к выходу докладывать, что пора нести обед. Один из них очнулся на полпути и вернувшись занял своё прежнее место.
– Я тоже держу людей с опахалом, – улыбнулась Елизавета. – Они машут лопухами, отгоняя назойливых мошек!
И засмеялась.
– Мама, что ты раньше мне не написала? Я бы тебе отрядил парочку прелестных опахал. Ты видела моих павлинов?
– Ты мне лучше паранджу уложи, самое то от комаров,– продолжала посмеиваться она.
– А что это, мама? – Таджин посмотрел с непониманием.
– Сын. Этот вид одежды появится гораздо позднее. Мама не знает, что говорит. Как ещё слово-то вспомнила? Древнее…
Они ели и продолжали обсуждать наболевшие проблемы.
– Как было тихо и богобоязненно ещё каких-то пару тысяч лет назад. Чем больше народу, тем меньше свободного пространства, безопасного для жизни. Крупные животные выродились, найти добычу становиться труднее, зверь уходит на север, измельчал. То, что я видела двадцать тысяч лет назад и сейчас – как небо и земля. Самым страшным хищником, как и в далёком будущем, так и сейчас становится человек.
– Эска, дорогая, – обратился Сафуан к Елизавете. – А как там поживают две пары буйволов? Мой подарок на юбилей?
Красивое, звучное имя Елизаветы с годами становилось всё короче, и в устах горстки сибиряков, кочующих с ними аж от самой Гипербореи, изменилось донельзя.
– Есть возможность, что коровенки выживут. Правда, после зимы осталась только одна пара буйволиц, да и рога у них отвалились, болели всю зиму. Как только появилась первая зелень, мы выпустили их из загонов. Бедняжки хоть начали набирать вес. А так смотреть на них больно было! Одна вышла из зимы с приплодом и смогла выносить телёнка. Не телёнок, а котенок, в самом деле. Надеюсь, подрастёт, заматереет, и у нас будет производительная сила. Хочу в этот раз увезти с собой кур, – Эске посмотрела вопросительно на сына.
– Ты, похоже, всерьёз решила заняться животноводством?– усмехнулся он.
– Что ещё делать тысячелетней старушке!
– Мама, ты выглядишь не больше, чем на сорок!
– Ах, а мне лишь 38! Дерзкий мальчишка! – шутливо возмутилась она.
– Да брось. Сколько же тогда мне? – задал вопрос Таджин.
– Разве не ты должен был вести подсчет? – подняла брови Большая Эска.
– До трёхсот пятидесяти я ещё считал, а потом бросил. А тот возраст, на котором мой организм остановился, вычислить вообще невозможно. Я мужчина и каждый день в зеркало не смотрю, гадая на морщинах, – Таджин заулыбался глазами. В густой бороде улыбка спряталась, как хитрый лис в плотных зарослях можжевельника.
Глава девятая. Пробуждение
Темуджин выбрал достойное убежище для сна. Сто восемьдесят лет как корова языком слизала. С гравилором он был в некоторой безопасности. Спасибо, мать позаботилась о нём, отдавая свой.
– Я нахожусь в окружении своих людей, обо мне позаботятся. А ты вечный странник, непокорный блудный сын…тебе нужна защита. Будут ли с тобой рядом твои верные подданные? Позаботься, сынок, о крепком клане жрецов, верных и преданных людей, – говорила Эска, передавая ему гравилор.
Темуджин очнулся глубокой ночью. Щепа в каменной кладке была вырвана, булыжник частично вывалился, и часть входа приоткрылось. «Все ритуалы были соблюдены, и я не вернусь в мир «нищебродом», не придётся начинать всё с нуля. Если бы здесь были люди, то они давно бы вынесли из пещеры всё ценное», – думал Темуджин, сощурившись, рассматривая в лунном свете содержимое пещеры. Тело слушалось плохо. Он опустил ноги на пол, усаживаясь на холодный камень своего ложе, и неожиданно наступил на что-то мягкое и влажное. Темуджин одёрнул ногу и наклонился, присматриваясь к темному пятну. Он втянул носом воздух, всеми органами чувств пытаясь осмыслить окружающий мир. Пахло мясом. Свежей ещё кровью.
Темуджин развернулся в другую сторону и поднялся на ноги. В ворохе подношений он отыскал чудом сохранившиеся сапоги и кожаный плащ, подбитый мехом. Мех, конечно, был уже не тот, поэтому Темуджин накинул плащ наизнанку. Другая одежда распадалась прямо в руках.
Ночь стояла холодная, и проснувшегося ото сна человека била мелкая дрожь. Он стал перебирать предметы утвари в поисках огнива, когда услышал шорох и глухое рычание.
Сквозь расщелину в пещеру пробрались два матерых волка. Они медленно шли сквозь гулкое пространство, и рычание эхом отражалось от стен. Темуджин замер. Минуту ранее он нащупал в груде металла рукоять меча и теперь тянулся в надежде на спасение. Волки подходили всё ближе, обнюхивая объект подозрительного движения, но через пару минут напряженного ожидания затихли, не найдя ничего подозрительного. Всё те же запахи, ничего нового, чужого. Они улеглись у каменного ложе и стали жевать остатки рваной туши, не обращая внимания на человека.
– Вот они, мои верные жрецы…видно охота не удалась, – чуть слышно сказал Темуджин. Он нашёл кресало, и, аккуратно напихав в большой медный чан гнилое тряпьё, развел небольшой огонь.
Волки рычали, чихали от дыма, но пещеру покидать не собирались. «Волки должны привыкнуть к огню, и тогда можно постепенно увеличивать высоту пламени», – думал Темуджин. Каждый раз они возвращались с охоты к нему, с добычей или нет. Темуджин не спешил расставаться с непрошеными гостями: он был слаб, а волки приносили в пещеру мясо. Месяц ушел на адаптацию, но его воодушевляло то, что волки и правда оставляли ему часть своей добычи. Вскоре Темуджин начал сопровождать пару на охоте. А когда волчица ощенилась, охотились только самцы.
Из высоких ущелий Саянских гор Темуджин вышел не один: его сопровождала стая. За двести лет его земли между Ангарой и Енисеем заселили кедаи. Он был в ярости, его люди растворились в массе азиатов, их как будто и не было!
Позаимствовав в ближайшей деревне «колесницу» – небольшие санки стоящие на круглых жердях – он запряг в неё матёрых волков и отправился в Сибирь к родичам, собирать новое войско. По дороге Темуджин замечал и вербовал «своих» – они отличались от кедаев своей европейской внешностью с небольшой азиатской перчинкой. Они держались от «тихих» захватчиков обособленно и всячески сопротивлялись ассимиляции. Уже по пути до переправы через Енисей к нему примкнуло почти двести человек, но он хотел армию в десять раз больше.
Добравшись до Грустины, Темуджин застал у матери многочисленную родню. Он прибыл к совету. Большая Эска прослышала о том, что Темуджин идет домой, и направила гонцов к другим главам родов, собрав всех на совет. Ещё она рекомендовала каждому привести с собой дружину, это поможет Темуджину быстрее собрать войско.
Темуджин прибыл с помпой. При виде стаи волков все бросились врассыпную, прячась за бревенчатым частоколом большой усадьбы. Собаки заходились беспокойным лаем, и никто не решался «распрягать» и задавать корм необычной упряжке.
Из загона выпустили стадо свиней, и Темуджин поставил на постой туда своих «коней». Только крупная белая волчица следовала за ним неотступно, остальная стая оставалась там, где приказано быть под присмотром начальников пока небольшого войска Темуджина. Он сам быстрым шагом зашел в зал, где собрались за обедом главы всех регионов.
– Ну, вот и я, матушка. Как поживали?
– Кашу жевали, да тебя поджидали, – встала ему на встречу Большая Эска. Она подошла и, обхватив его обеими руками за талию, крепко сжала в объятьях.
Темуджин глубоко и прерывисто вздохнул, а белая волчица заскулила, словно маленький щенок, волоча зад и подбираясь к Темуджину, беспокоясь о хозяине.
– Я смотрю, вы готовились к моему приходу?– начал Темуджин, спасаясь от тягостных объятий матери, и быстро отстранился. Мужчина должен оставаться сильным не смотря на то, что сердце соскучилось, душа плачет, и чувства рвутся наружу. Не стоит показывать свои слабости на людях.
– Мы собрали около тысячи воинов для тебя.
– Маловато. Я был в этом муравейнике. Тысячей воинов там не управиться.
– Погоди, Темуджин, мы разве не должны попытаться миром решить эту проблему? – Большая Эска не дошла до своего трона, развернувшись на середине зала. Она посмотрела на Темуджина, вопросительно подняв брови.
– Вести переговоры было вашим делом в прошлые времена. Вы разве ничего не предпринимали?
– Мы оборонялись. Кедаи продвигаются медленно. В первую очередь на землю приходят охотники, они проводят разведку местности, за ними пастухи приводят животных на выпас, и только в следующий раз ставят загоны для скота. Если близлежащие племена не вступают с ними в конфликт, они строят хижины, и следом приходят их семьи.
– Да, Таджин прав. Когда стоянка разрастается, они начинают вытеснять местных, – подтвердил слова Таджина Сафуан.
– Все уже изучили эту тактику и осторожно впускают на свою землю пришлых кедаев. И последние двадцать, тридцать лет без боя в наши места не зашла ни одна новая колония. Стычки случаются всё чаще, и сейчас войны, мне кажется, уже не избежать.
– Мы должны попытаться. Направим гонцов к главарям кедаев. И предложим собраться для переговоров.
– Где же?
– Лучше на нейтральной территории. Подумайте. А ты, Темуджин, можешь остаться здесь и потренировать свое войско. Люди все неопытные. Им ни разу не приходилось воевать.
После долгих разговоров, когда солнце уже село за горизонт, в домах зажгли свечи и развели жаркие очаги – клан Большой Эски уселся для трапезы. Дочери Тома и Синеока послушно помогали накрывать на стол и подавать кушанья. Тома поставила перед Тамуджином кувшин с медовухой и села рядом на скамью. Она с аппетитом ела, хитро поглядывая на сводного брата и загадочно улыбаясь.
– Что за взгляд, сестрица?– одёрнул её Таджин.
– А что, брат? – лукаво ответила она и опустила глаза.
Тамуджин засмущался было, да одернул себя: «сестра ведь».
Тома незаметно для всех положила ему на колено руку. Тамуджин вздрогнул. Двести лет не видел он сестры, и теперь задавался вопросом: «Она что, до сих пор не замужем?».
Тома не давала проходу, не отставала днём и ночью, а Темуджин вздрагивал и просыпался по ночам. Уже и мать, не раз отчитавшая дочь за такое недозволительное поведение, заперла её в доме, запрещая покидать свою половину.
– Мама! Почему я не могу его любить? Я не чувствую себя его родней. Да и родня мы лишь наполовину!
– И отец и я против вашей близости. Вы не можете иметь детей. Родственные связи чреваты уродствами для будущих детей!
– Я могу отказаться от рождения детей! Любовь – вот что важно!
– Тебя осудят люди! Кроме того, дорогая, я вижу, что твой возраст не остановился. Ты взрослеешь. Медленно, но верно! А Темуджин всё так же молод, как и двести лет назад! Прости меня, солнышко, еще сотня, другая лет, и ты неминуемо постареешь.
– Кто же виноват? Почему же я вдруг старею, а Темуджин нет?
– Видимо, что-то меняется в моём организме, или животворящая сила ослабела.
– Я хочу быть с ним!
– А ты его спросила?
– Он не отталкивает меня, но и не принимает…
– Что ж, он мужчина. Ему трудно сопротивляться такому напору. Но, думаю, он будет непреклонен! Я знаю сына!
– А меня ты знаешь? Я тоже буду непреклонна!
– Ушай давно просит твоей руки. Назначим же день свадьбы!
– Мама! Ты не посмеешь!
– Почему не могу? Могу! – поставила точку Эска. Она не могла потакать самодурству.
Месяц изоляции Тома выдержала с трудом. Несколько раз ей удавалось бежать. Однажды она выбила дверь и ещё раз чуть не устроила пожарище, пытаясь устроить панику, подпалив покрывало.
Уже и Тамуджин забеспокоился:
– Может не нужно так…сама угомонится, поди, если ей не перечить? Отпусти ты её, мама!
– Не верю, что она угомонится. А ты что так за неё беспокоишься? Что у тебя на уме?
– Ишь! – вспылил он и размашистым шагом покинул мать.
Ночь стояла жаркая, испарина шла от земли, и Темуджин открыл все окна, скинув лишнюю одежду. Спасаясь от жары он размахивал большим лоскутом бересты, на котором писал письмо главарю кедаев. Одна рубаха болталась на нём, и та раздражала кожу, прилипая к потному телу. Белая волчица лежала у ног и дремала, когда занавески резко дёрнулись и в окно проникла быстрая тень.
Волчица зарычала и оскалила зубастую пасть навстречу незнакомцу. Втянув воздух мокрым носом, она узнала навязчивый запах, давно преследующий её хозяина, и снова легла. Тамуджин не противился этой женщине, а значит и волчица терпела, принимала её, позволяя мужчине самому решать, что с ней делать.
Но Темуджин не знал. Он замер перед ней, ожидая развязки. Главным здесь был не он, а комок в горле, змий, вьющий гнездо у него в животе. Темуджин громко сглотнул. Тома же принимала решения быстро, как лёгкая, воинственная амазонка, она брала крепость с набега.
