Читать книгу: «Великая сила молитвы»
Вместо предисловия
«Веруйте в свет, да будете сынами света».
(Ин. 12:36)
Как-то в Оптиной пустыни после вечернего правила, когда уже прозвенел колокольчик ко сну, мы с послушницами шепотом стали делиться, кто и зачем приехал в монастырь. Одна поблагодарить Бога за удачно проведенную операцию, в превосходный результат которой, оказывается, не верили даже врачи, но стоило искренне попросить в молитве, дать обет, и вот – здорова. Вторая за советом к духовному отцу – стоит ли менять место работы? Она – единственный кормилец в семье, вопрос непраздный. Третья, что отдохнуть и набраться сил, делится: «После жизни в монастыре я чувствую себя как младенец». Соскучилась настолько по Оптиной пустыни, что, когда в переполненной маршрутке рядом зазвонил мобильник пасхальным звоном, тут же решила – надо ехать. Четвертой нужно принять жизненно важное решение. В их городе четыре шахты, местами началось проседание грунта, многие жители, у которых есть родственники в других местах, давно уехали. Власти советуют сохранять спокойствие. Что делать?
Любому верующему понятно, совета и помощи нужно просить только у Бога. Того, кто дал нам жизнь. Он даст и силы, и средства к ее спасению. В свете веры свои законы, постигая их, открываешь удивительный и чистый мир любви и счастья, побед и поражений, подлинный смысл которых обычно становится понятным позже. Ты чувствуешь в себе силу Божией благодати и на опыте познаешь – Богу возможно все.
Однажды мне довелось трудиться в монастырской теплице. Бережно снимая с кустов тяжелые помидоры, я предположила, сколько «химии» в них вложено, на что монах мне терпеливо перечислил молитвы, которые читают при посадке, поливе, прополке… всегда. Из-за такой «подкормки» овощи отличаются неповторимым, давно забытым вкусом, привычным, наверное, для Адама и Евы. Соприкоснувшись с атмосферой духовной жизни, на законы естествознания смотришь по-другому и понимаешь древнюю истину – если в жизни на первом месте Бог, то все остальное на своих местах.
В этой книге я собрала истории людей, которые, как и я, приходили к Богу путем проб и ошибок, на своем опыте постигая слова Евангелия.
Часть первая
«Твой есмь аз, спаси мя».
(Пс. 118:94)
На пути к Святой Руси
Той весной пасхальное поздравление от старца Илия опоздало. Стояло обычное весеннее воскресенье, мы с сыном причастились, приехали домой, попили чаю, и непоседа тут же умчался на улицу с мячом под мышкой. Спустя какое-то время мы с домашними тоже вышли во двор, как раз облетал цвет яблони, и хотелось дышать новым временем года. Я, проходя мимо почтового ящика, машинально сунула руку в поисках корреспонденции, и, нащупав тоненький конверт, тут же, не разглядывая, положила его в карман. Внизу, сидя на скамейке посреди торжествующей весны, меня ждали. Соседка, подслеповатая пенсионерка баба Аня ни один рассказ без меня не начинала. А как она умела рассказывать! В ее речах библейские персонажи оживали, совершали эпохальные поступки, пересказывали друг другу сны и видения. Говорила и про свою молодость, которую, по ее выражению, «прошла снохой в чужом доме». Помнила она, как церковь в их селе затапливали, бойкие комсомольцы специально плотину в нужном месте открыли, а вода ринулась совсем в другую сторону – колхозных полей, в церквушку с заколоченными окнами не хотела течь. Не знали разрушители, что когда храм освящается, Господь посылает ангела-хранителя, который находится при нем непрестанно, без разницы, есть стены или нет. Вот если бы духовными очами взглянуть на Русь и посчитать, сколько монастырей, церквей и часовен разрушено, а ангелы их охраняют денно и нощно, и за все, за каждый кирпичик, попросить прощения у Боженьки. Тогда, по словам бабы Ани, Господь бы послал такую благодать, что «одним махом возродилась бы русская деревня, люди бы вспахали заброшенные пашни, и наше государство расцвело бы в радости и изобилии, как при царе». Заслушаешься.
На этой благостной ноте я боковым зрением замечаю, как откуда-то из-за гаражей двое пацанов выносят моего сына. Первая мысль – это игра, мало ли странных игр у нынешних школьников. Впрочем, в пору моего детства и юности тоже, случалось, дурили. Смотрю внимательно на мальчиков, нет, на игру не похоже, лица предельно серьезны и сосредоточенны, даже грустные. А сын, судя по закрытым глазам, стонет от боли.
– Что стоите? Вызывайте «Скорую» быстро! Он весь поломан!
Когда нас везли по городу с мигалкой, я не могла молиться, сил не было. Страх и ужас вырвались только в одно: «Почему?»
А потом, поникшая, я сидела под дверями операционной и вдруг позвонили мама издалека и двоюродный брат. Какая-то невидимая сила сообщила им причину беспокойства, они тут же попросили позвать ребенка, я промямлила, что не могу, он спит…
– Спит? – удивленно переспросили через четыре тысячи километров. Во всех характеристиках сына есть такое слово «гипер-активный». Родные, заподозрив неладное, еще несколько раз поинтересовались, все ли в порядке. Я повторила: все. Не хотелось говорить о постигшем несчастье. Оно выглядело неестественным. Врачи, мигалки, каталки – они из другой жизни, не нашей, а у нас: цветущие яблони, скамейка, усыпанная лепестками…
Правды я тогда не знала, а она оказалась такой: сломаны обе ноги, серьезно повреждена лодыжка и порваны все (!) связки. Часа четыре врачи возились, а после вывезли на каталке наполовину загипсованного человека с чужим выражением лица. Я пошла за медсестрой в палату, присела на краешек кровати, и снова стало сверлить навязчивое «Почему?» Судя по тому, что со мной медики говорить не хотели, дела плохи. В коридоре я спросила у главного хирурга, успела задать один-единственный вопрос: «Сын ходить будет?»
– Возможно, – ответил он и зашел в ординаторскую.
Я погладила гипсовые бугорки, под которыми были колени, и тихо заплакала. Если бы мне сейчас предложили с сыном поменяться местами, я, не раздумывая, согласилась бы. А бездвижная юность – это, ну, не знаю…
Сунув руку в карман в поисках носового платка, нашла там конверт с поздравлением, такие старец перед Рождеством и Пасхой ежегодно посылает всем духовным чадам. Батюшка Илий написал:
«Дорогая о Господе Ольга. Печать с кусто-диею двадцать столетий желает неизменно хранить Гроб Господень, но не убережет самовластной силы Божества. Благодатный огонь накануне самой Пасхи каждый год свидетельствует, что было и есть Воскресение Христово. Пробивая толщу времен и тьму земной жизни, Воскресение Христово каждый год нам свидетельствует, что Христос Воскрес. В этом победа жизни открыла путь всякой плоти, совоскресив ее с собою.
Христос Воскрес и безнадежность смерти сокрушена. И сила смерти уже истощилась, и звучит благовест о воскресении и о жизни, он звучит праздничным победным звоном колоколов, пробуждая охладевшие души к жизни.
Дорогие возлюбленные, утвердим в сердцах пасхальный зов Воскресения, чтобы обильнее и дружней воскресала наша Святая Русь к вере и благочестию, чтобы победить власть лжи, греха, тьмы».
Я посмотрела на часы, по прогнозам врачей, сын должен был еще полтора-два часа спать; чтобы куда-то себя деть, я тихо выскользнула из палаты и направилась в храм.
В церкви, где утром поздравляли нас с причастием, в обед отказывались верить в постигшее несчастье. Служащие собрались вокруг меня и предлагали помощь, кто-то инвалидное кресло, кто-то сорокоуст о здравии, а одна бабушка, услышав наш разговор, вспомнила, что у нас есть святой, которому молятся «персонально» при болезнях ног. Меня тогда очень смутило это «персонально», но водосвятный молебен Симеону Верхотурскому тут же заказала и отстояла, как положено. Благо подоспевший священник, узнав о беде, согласился отслужить его без промедления.
А потом водой с молебна брызгала гипс на ногах и плакала, про себя молилась Симеону, Николаю Чудотворцу и просто всем святым. Информацию о Верхотурском праведнике я нашла в Интернете, не будь этой Всемирной паутины, вряд ли бы я в полной мере открыла тогда для себя столь богоугодную личность. А пока – черно-белая икона на принтерной бумаге, закрепленная по углам кнопками, висела у изголовья больного и вселяла чувство радости. В самом деле, много ли мы знаем святых, которых бы изображали на фоне реки и леса? Мы тогда трактовали это так: «Значит, Симеон, вымолит у Бога здоровья для ног, чтобы ходить в лес по грибы-ягоды, купаться и ловить рыбу».
В общем, безоговорочно верилось в это.
Сейчас за давностью хронологию не припомню, но уже девятого мая сын маршировал в колонне с флагом, а в конце месяца возобновил игру в футбол и даже попросил купить новый мяч, а то «из этого уже вырос». Когда мы пришли сдавать костыли сестре-хозяйке, она, выслушав наш рассказ, имя небесного заступника записала на коробке стирального порошка со словами: «Мне самой ой как надо».
Заинтересованная, я стала собирать сведения о дивном заступнике Божьем и выяснила вот что.
Архивные источники о Симеоне Верхотурском говорят так: «Году в 1620 от Рождества Христова, верстах в пятидесяти от Верхотурья – крепости на Государевой Бабиновской дороге, поставил Меркуша Федотов избу. За пять лет выросла из одной избы Меркушина в десятка полтора дворов.
В то время прибавился в поселении еще один житель, именем Симеон. Новый поселенец пашни под посев не готовил, лес на избу не рубил, работать на пристань не ходил. А вот в храме Божьем, что стоял на погосте, бывал повседневно и прилежно. Оказывал ближним чрезвычайное послушание и любовь. Жил он ловлей рыбы и шитьем шуб для крестьян и всегда старался «питать других от трудов своих».
Был Симеон знатного рода, в грамоте горазд, но с раннего возраста почувствовал отвращение от житейских благ и треволнений, начал стремиться к богомыслию и душеполезным подвигам.
Праведный Симеон преставился в тридцать с небольшим лет и был погребен у церкви Архистратига Михаила. Недолгая жизнь Симеона послужила примером для благочестивых христиан. А через пятьдесят лет после смерти праведника в 1692 году его гроб стал «восходить от земли», а останки были обнаружены нетленными. Рядом забил родник. К нему потянулись паломники, и началась череда исцелений. Особенно благоволил Симеон к страждущим болезнями ног, почти все они получали исцеление. Вскоре его мощи торжественным ходом были перенесены из села Меркушино в Верхотурье, где покоятся и ныне. И приезжают сюда люди из самых отдаленных уголков России.
В качестве примера приведу один из откликов.
Москвич Виктор:
«В 1993 году осенью во время беседы с жителем Екатеринбурга Александром, когда он стал рассказывать о верхотурском монастыре и о мощах праведного Симеона, я, будучи неверующим и некрещенным, посмеялся в душе над его рассказом и практически сразу же забыл о происшедшем. Но не забывает Господь, промышляя о нас и устраивая все полезное к нашему спасению. На следующий 1994 год милостью Божией Петровским постом я принял таинство Святого Крещения, а 24 сентября у меня заболело левое колено. Я не придал этому значения, подумав, что это растяжение, с которым был знаком по занятиям спортом, применил обычный курс лечения. Но мои усилия оказались тщетными: колено горело внутри огнем, который то немного затихал, то усиливался.
В ноябре я познакомился с заштатным батюшкой Иоанном Гордеевым, полвека простоявшим у престола и в конце восьмидесятых годов принявшим монашеский постриг в честь праведного Симеона Верхотурского. Батюшка просто подошел ко мне в храме и сказал, что я должен ему помогать. Впоследствии он сам удивлялся этому обстоятельству, так как всегда был осторожен с незнакомыми людьми. И вот с декабря я стал жить и келейничать у отца Симеона.
Приближалась весна, и однажды батюшка мне сказал: «Я очень почитаю святого праведного Симеона, а я уже старый, и мне нужно поехать приложиться к мощам, ты поедешь меня сопровождать». «Там, может, и нога твоя пройдет», – добавил он. Деньги на поездку у меня были, и я тут же согласился. В то время я уже узнал, что этому святому молятся при болезнях ног, но житие его мне не попадалось, а батюшка только обещал поискать у себя книжку. И вот в канун нашего отъезда на территорию храма, в котором я работал сторожем, кто-то из распространителей бросил пачку свежей «Православной газеты». Принеся ее в сторожку, я принялся читать, и каково же было мое удивление, когда на развороте увидел большую статью о святом праведном Симеоне с житием и описанием различных чудес, о Верхотурье. К сожалению, эта газета не сохранилась. На следующий день мы выехали в Верхотурье. Надо сказать, что я уже верил в Бога, но к чудесам относился с недоверием, считая, что это достояние давно минувших дней, и поэтому специально о своем выздоровлении не молился. И вот Всемилостивый Господь представил случай утвердить меня в Своей Правде по слову Своему, дабы был я не неверен, но верен.
После непродолжительного отдыха в монастырской келье в десятом часу, уже в сопровождении иеродиакона, мы направились в храм к мощам святого праведного Симеона. Братия в этот день находилась на сельхозработах, и службы в монастыре не было. Войдя в храм северной дверью, я испытал чувство, которое невозможно описать. Что испытал бы человек, если бы его из современной городской суеты в мгновение перенесли на лазурный юг и окунули бы в нежнейшие воды августовского моря? И это были бы ощущения гораздо более тусклые, потому что я оказался в Раю. Солнце как будто играло в храме, а в воздухе чувствовалось присутствие ангелов. Но хотя ум мой дивился, сердце оставалось глухо.
Тем временем мы подошли к раке праведника, мощи были открыты, и мы стали прикладываться к ним. И вот когда очередь дошла до меня, я прикоснулся губами к Честной Главе и почувствовал в этот момент движение в колене, как будто мой сустав повернули и поставили на место. Я подивился этому и опять остался глух.
Началось пение акафиста, после которого мы еще раз приложились к мощам и вышли из храма.
Оставив своего старца погреться на солнце возле дома отца наместника, я отпросился осмотреть территорию монастыря. И, обходя вокруг Крестовоздвиженского собора, вдруг поймал себя на том, что нога моя не болит! Нет, боль не утихла, как бывало раньше, а просто исчезла. Чудо стало очевидным, но сердце… О, это окаменелое нечувствие!
В тот же день мы уехали из монастыря и два дня пробыли в Перми у батюшкиных знакомых. И вот перед отъездом у меня опять заболела нога. Я был разочарован – конец чудесам. Перед Москвой, когда вещи уже были сложены, я лежал на верхней полке в ожидании прибытия поезда и размышлял обо всем происшедшем. И вдруг вспомнил тот давний разговор, когда я по своему неверию посмеялся над праведником. В тот же момент нога моя перестала болеть. Наконец-то я уразумел милосердие Божие, которое «каждому грешнику хочет спастись и в разум истины прийти». И как стыдно мне было за мое неверие, за неблагодарность! Я сразу же дал обет, что съезжу еще раз в Верхотурье, чтобы поблагодарить святого праведного Симеона за исцеление, что и исполнил вскоре.
Дивен Бог во святых своих, долготерпелив и многомилостив!»
Прочитав столь удивительные слова, через год после быстрого и абсолютного выздоровления поехали и мы с сыном в Вер-хотурье – в Свято-Николаевский мужской монастырь. В величественном храме, где почивают мощи праведника, был отслужен Благодарственный молебен Спасителю.
А мы после богослужения напросились на послушание. Нас определили в трапезную чистить рыбу. Глядя на чаны с большой, величиной с руку взрослого человека горбушу, меня охватил страх – а справимся ли?
– Справитесь, справитесь, – вздохнул молодой повар Николай. – Батюшка Симеон здесь всем помогает, – и добавил – Часа за три успеете.
В это поверить трудно, но мы действительно управились, и когда к назначенному сроку Николай пришел смотреть нашу работу, цокнул языком и пожурил, что ж вы, мол, скрывали, профессионально ведь владеете мастерством, вон как лихо разрубили, обстругали, не каждый заправский кок на корабле так сможет!
В ответ я пролепетала, что вообще-то первый раз в жизни чистила рыбу, а про сына и речи нету – он еще школьник, который тут же виновато добавил:
– Не умею я чистить рыбу, совсем…
Мне кажется, повар так и не поверил в наше дилетантство. Но впереди был еще один сюрприз. Симеон Верхотурский, как я теперь понимаю, прозревая будущее, решил нас избавить от страсти, склонности к которой тогда не было, но, собственно, и отвращения тоже, а это верный признак возможного приятия.
Гостеприимный монастырь мы решили покидать вечером, поезд у нас был под утро, а транспорта, который бы довез нас в темное время суток от святой обители до вокзала, не было. Справедливости ради надо заметить, там и днем не так просто добраться. Ночь мы решили коротать в зале ожидания. На небе высыпали звезды, пахло черемухой и совсем не хотелось отправляться в обратный путь. Но стоило расположиться на лавках и задремать, как внезапно ударил мороз. Холод стал пробирать до самого основания. Окошко кассира оказалось закрыто, света нет, и вдруг обнаружилось, что мы в зале одни…
Теплые вещи, взятые с собой, не спасали. Батареи холодные, отопительный сезон закончен, если он в Верхотурье в принципе был… Пытка холодом стала невыносимой. Мы растирали руки, прыгали, приседали. Толку – ноль. А мороз между тем крепчал. «Чем спастись? Как отвлечь сына?» – стучало в висках. Вдруг взгляд упал на соседнюю скамейку, а там посередине стоит непочатая бутылка пива. Интересно, а пиво согревает? С этими мыслями я достала ключи от квартиры и принялась откупоривать находку. Отхлебнув пару глотков, облегчения я, конечно же, не почувствовала, но от холода отвлеклась, тут же подумалось, а что если предложить сыну, в мальчишеской компании он наверняка баловался пивком, и не раз. Увы, нынешние родители далеко не за всем могут уследить. Несколько неуверенно я протянула бутылку, Коля сделал пару глотков, поморщился, выплюнул. Про мороз мы как будто забыли. Наш поезд пришел в свой час, причем на вокзале, кроме нас, не было ни души, мы сели и благополучно уехали.
А спустя какое-то время оказалось, мы пива на дух не переносим. Даже запаха. Так нам открылась бездна Господних щедрот по молитвам Симеона Верхотурского.
Голуби
Провожали Серегу в армию всем поселком. Участковый лично под ручку вел до катера, на котором новобранцев отвезли в окружной военкомат, хотя сам в это время был в отпуске и вроде не при делах. Но надо знать Серегу, чтобы понять, за что ему выпала такая честь.
С детства рос без отца, отчим появился недавно и в воспитательном процессе не только не участвовал, но и всячески избегал его. И надо заметить, не без оснований. Каждая школьная и поселковая дискотека обязательно заканчивалась дракой с участием пасынка, он же в свою очередь остаток буйной ночи обычно проводил в местном отделении милиции, а поскольку его мать там много лет трудилась уборщицей, то, чтобы сыну легче тяготы казенного дома переносить, приволокла из дома старенький матрас. Уже стало традицией, в клуб или школьный спортзал накануне мероприятия приходили два милиционера, которые терпеливо дожидались окончания культурных мероприятий и, соответственно, начала драки, после чего скручивали руки зачинщику, надевая на него тесные старые наручники с еле заметной ржавчиной, и вели в отделение…
Утром составляли протокол, выписывали штраф, вручали квитанцию с цифрами для перечисления денег, строго наказывали: после оплаты занести в участок копию – статистика не должна страдать, отпускали восвояси.
Повестку из военкомата с Серегиной фамилией в маленьком таежном поселке приняли как подарок судьбы. Даже мама облегченно вздохнула, хотя, конечно же, не хотелось ей отпускать единственного сына непонятно куда, но что поделаешь? Dura lex, sed lex, что означает: суров закон, но это закон. Проводы были шумными, а чтобы призывник не буянил, фельдшер под видом какой-то сверхнужной прививки ввел ему двойную дозу успокоительного. Благостная физиономия новобранца выглядела настолько необычно, что фотографировались с ним все гости по многу раз, безусловно, для хвастовства, вот, мол, я первостатейному хулигану рога показываю – и ничего.
По прибытии в часть призывник тут же показал свой характер, за что его быстренько отправили на гауптвахту. Потом еще два раза, пока новобранец не попривык к армейским законам. Суровое мужское воспитание в итоге принесло свои плоды, ко времени присяги Серега сделался чуть ли не образцовым солдатом, он стал регулярно слать добрые письма матери, но она в перемену сына не верила, считала, старшие заставляют переписывать с каких-то образцов. В самом деле, где это видано, чтобы ее пацан мог сказать: «Дорогая мамочка». Она много раз пыталась соотнести эту фразу с Серегой и никак не получалось, не хватало фантазии, чтобы представить такое. Вот, например: «Привет, мать!» или «Дай пожрать» или «Здрасьте, старушка»… для подтверждения своих подозрений она показала письма соседке, та согласилась: заставляют писать, и от себя добавила: это правильно, по крайней мере, хоть почерк у парня выправится, а то сплошные каракули, как у непутевого врача.
Армейская жизнь стала солдату нравиться, к тому же выяснилось, что у него одного в части есть водительские права, а это ох как много значит. Поставили водителем. И когда служивый облегченно вздохнул, вообразив себя через пару месяцев личным шофером командира, пришел приказ: их подразделение командировать в Чеченскую Республику, как огласил комдив: «Для восстановления конституционного порядка». Ну и от себя прибавил пару, как принято говорить, нецензурных выражений. Но не по поводу особенного случая, нет, просто он всегда изъяснялся так. Да и времена были суровые. Шел 1994 год.
А дальше слово главному герою:
– Как только мы прибыли на место расположения части, меня сразу поставили на «ЗиЛ», машина, судя по боковым вмятинам, уже прошла «обкатку». Но я человек подневольный, возникать не стал, что дали, то и хорошо. Надо было два раза в день, утром и вечером, возить солдат из части на КПП и обратно, ну еще ездить при всяких непредвиденных случаях типа за продуктами на базу, а один раз даже за боеприпасами. Обычная служба. Там до нас была мясорубка и после, а когда мы там оказались, как раз наступила тишина. Понятно, все расслабились.
Утром я, значит, как обычно, везу смену, прилично уже так отъехал, а в глаза будто кто соли насыпал, не выспался, до двух ночи резались в карты, веки сами слипаются, массирую кулаком, толку ноль. Потер в очередной раз веки и застыл, остановился, даже двигатель выключил. В лобовое стекло невесть откуда стали биться голуби. Много белых голубей. Облепили всю лобовуху. Я открыл дверцу, вышел, чтобы прогнать, глянь, а их нету. Думаю, все, спятил.
Выругался, полез в кабину, и уже ногу занес, когда боковым зрением заметил железяку под передним колесом, развернулся, мама родная, а это мина. И так классно зарытая, что и незаметно с дороги. Я сразу обмяк весь. Вспомнил мать, дом. Родню свою. Когда мама меня провожала, все пыталась крестик повесить на шею, мол, он сбережет тебя, я отмахнулся, куда мне? До первой драки? Тогда она исхитрилась и сунула мне маленькую иконку в пластиковой упаковке, бери, говорит, носи где-нибудь в потайном кармане. Там Сергий Радонежский изображен. Я тогда ухмыльнулся – тезка. А она так серьезно – покровитель. Твой небесный защитник. Ну я чтобы ее не расстраивать, взял. А тут достал, поцеловал, посмотрел вокруг, как раз рассвет занимался, обычный будний день, и так что-то меня прошибло, даже молитву вспомнил, ну и от себя сказал: «Господи, спасибо тебе. Я обязательно что-нибудь хорошее сделаю, раз ты меня ни за что ни про что сберег». Солнечно так стало, но долго любоваться рассветом не дали, солдаты из кузова стали спрыгивать, разборки толкать, ты что это самовольный перерыв устраиваешь, мы еще полчаса назад должны были заступить на смену. Я показываю на мину. Они застыли… ну а дальше неинтересно, саперы приехали, все аккуратно вытащили, мне какую-то благодарность выписали. Через две недели нас вернули обратно в Нижний Тагил, где я и дослуживал, там мне аппендицит удалили и много чего произошло.
После дембеля Сергей, как имеющий льготу, поступил в университет и выучился на юриста. Работал судебным приставом, потом в милиции. Сейчас – частный предприниматель, женат, вместе с женой воспитывает троих или четверых детей, по совету духовника помогает заключенным из близлежащей исправительной колонии…
