Читать книгу: «Рекламное место сдается. История поуехавшей»

© Ольга Браилова, 2022

ISBN 978-5-0059-0550-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рассказ 1

День был обычный летний московский. Без дождя, без жары. Дарья, менеджер по продаже рекламных площадей компании «ТекстильСтайл», покинула здание компании и бодро зашагала к метро.

Бодрость была напускная. Дашу только что сократили. Она не ревела, но настроение было поганеньким и нервненьким, а какое настроение должно быть после третьего подряд увольнения у женщины тридцати примерно лет без своего жилья и мужа? Планы на ипотеку в Москве плавно таяли в тумане так и несостоявшейся карьеры.

Карьеру продажника Даша строила семь лет, начала сразу после окончания экономического. В семнадцать, когда время было совсем другое, они сидели с отцом и выбирали институт. Наказ мамы был: сначала институт, потом – что хочешь! А Даша не знала, чего хочет. Потому выбрал папа: экономический. Пять лет незаметно прошли, как и первые и последние женихи: на первом месте учеба, потом – что хочешь. Потом – оказалось не что хочешь, а карьера менеджера.

Продавала Даша что угодно, продавать получалось, но себя продать не умела, и знакомые, да и незнакомые – из глянцевых журналов, – мужчины женились на ком-то другом. Мамы не стало еще на первом курсе, а отца – в прошлом году. И не заладилось буквально все. Папа был родом из-под Орла, там до сих пор был дом бабушки. Еньково. Место, где всегда было тепло. Папа был таким же.

– Хватит с меня Москвы, – Даша хоть и родилась в Москве, не прижилась в этом городе, не пустила корни. – Значит, Еньково. Заодно наследство оформлю, наконец.

Собралась за неделю: вынесла на мусорку половину нажитого добра, отправила контейнер с барахлом из «Икеи» и компьютером в Еньково, забрала у хозяйки залог за съемную квартиру.

Нестарая еще хозяйка охала:

– Ведь ты, Даша, еще с родителями снимала, уже шестнадцать лет как! Куда ж уезжать? Кого ж я найду?

Дарья стиснула зубы. Шестнадцать лет отдавать деньги чужой тете, с ума сойти.

– Найдете, Елена Ивановна, себе жильцов еще. Подольше нас еще будут, обещаю!

Ласточка неслась в Орел. Чистый, красивый, тихий поезд без единого свободного мужчины в вагоне. Все при женах, детях, чемоданах и бутылках. Занятые люди. «Ну и ладно. Зато у меня будет свой дом. И двор. И курицу заведу, вот! Разве в Москве настоящие яйца?»

В область, далеко туда, где деревенька Еньково, автобус ходил раз в сутки.

Водитель маленького автобуса «Богдана», уже не московского вида мужичок, поинтересовался:

– Тебе на дачи? Или в саму деревню?

– В деревню. Дом у меня там.

– Тогда пройдешь полем с километр. В деревню заезда нет. Маршрут через дачи идет, – и завел двигатель. «Богданчик» пробрало дрожью. Даша уселась на переднее сиденье сразу за водителем. На душе было поганенько с перемежающейся надеждой на удачу в новом месте. «В Еньково, да. Смешно.»

Розовый чемодан, купленный в Турции (на курорте с песочным, ах, пляжем) в пыльном поле смотрелся смешно и не к месту. И к концу поля порядком изгваздался. Рюкзак давил плечи.

За полем выскочили еньковские дома. Даша испугалась: все нежилые, разваленные. Обратно ехать было некуда. Деньги на жизнь, конечно, были, но в Москве их хватило бы ненадолго. «Хоть бы улицу спросить у кого… вымерла, похоже, деревня.» По карте бабушкин дом был с другой стороны Еньково. «Если и там все заброшено… Не вернусь в Москву! в Орле останусь, чай, тоже менеджеры нужны.»

Люди были. Даша прошла два вполне себе работающих продуктовых магазина, один хозяйственный, вот почта, вот банкомат Сбербанка… неработающий, жаль. Рынок. Бабушка говорила «базар». Даша тоже хотела говорить «базар» и забыть, что она была винтиком в рыночных отношениях. Манагер на пятидневке без надежды на ипотеку и мужа.

Дом бабушки, конечно, был заброшен. И сначала даже стало страшно. Трава ростом по пояс, заросший березками участок. Даша смело отодвинула тяжело опирающуюся о землю воротину и пошла к дому. Он, брошенный, понуро стоял чуть в глубине двора, а у ворот была летняя кухня. Отец иногда ездил сюда, жил по месяцу-два. Двор плавно переходил в сад, среди буйной поросли берез сверкали яблоками яблони, а дальше был огород.

Взятые с собой ключи от дома не пригодились: дверь была вскрыта. Внутри дом оказался в хорошем состоянии, без явных признаков мародерства. «Вот и ладно. Заживем», – непонятно к кому обратилась Даша. В одной комнате было выбито окно. Печка, кажется, осталась в порядке. Мебели явно не хватало, но стол, стулья на кухне, кровать в одной комнате остались.

Печку она не рискнула проверять. Да и тепло. Постелила себе привезенное белье, подперла изнутри дверь в дом палкой и уснула в новую жизнь.

Утром дом как будто ожил. Он по-детски открывал себя гостье. «Останься, милая!» – шептали покрывала, дорожки, книги и вазы в старых шкафах. Солнце освещало пыльные полы и мебель, на столах были отчетливо видны какашки мышей. Окна светились пятнами грязи. «Надо на базар, яду купить», – решила Даша. Порылась в кладовке, затем в сараюшке за домом, обследовала летнюю кухню. Веники, ведра и тряпки имелись. Вытащила ведро воды из колодца, он был прямо на участке. Рискнула выпить чашку, вкусно. И мыться можно. «Зато без арендной платы все удобства», – злорадно вспомнила она Елену Ивановну. Всю жизнь ее возмущала ситуация с необходимостью съема жилья.

Выходя с тазами из летней кухни, обшарпанной и в черной от уличной пыли паутине под стрехами, Даша увидела на участке большую собаку. Псина и Даша оторопело уставились друг на друга. Даша всю жизнь боялась собак. Собака, кажется, всю жизнь, опасалась новых людей. Даша опустила тазы на землю, собака развернулась и скрылась в дыре забора. Дыра была внушительная, несколько досок отсутствовали.

«Московская гостья приехала, собак боится. Привыкай давай к живности. Тебе еще курятник разводить, не забудь», – проводила Даша самотерапию по дороге на базар.

Базара Даша не нашла и зашла в хозяйственный магазин, вернее, в хозяйственную лавку. Обшарпанный, когда-то беленый лабаз с распахнутыми зелеными дверями-воротами. Дама в платке и шерстяной жилетке и мужичок неопределенного возраста, сидевший на стуле напротив прилавка, с интересом смотрели на покупательницу. В лабазе был полумрак.

– Простите, у вас яд от мышей есть?

– Есть. Продажа под запись фамилии, – продавщица положила на прилавок небольшую банку.

– Мне одну баночку. Светлаш Дарья Григорьевна.

Хозяйка посмотрела на нее внимательно:

– Родственница тети Нины Светлаш никак?

– Бабушка моя.

– А я тоже тетя Нина, вот так вот. Помню тебя малой. С отцом приехала?

– Нету папы. Наследница я теперь.

– Дом-то целехонек, заезжай живи. Ну заходи иногда, Даша, будем живы.

– А курицу где можно купить? Живую курицу, в смысле.

– Одну, что ли?

– Мне чтоб неслась.

– Свою продам. Нести?

Даша растерянно кивнула.

– Жди тогда, – и вышла из лабаза. Мужик у дверей закурил на своем стуле.

– Жить, что ли приехала? Одна? – в тени лицо мужика и особливо выражение глаз рассмотреть было трудно.

Даша испугалась. Нападет еще в ночи, а как она защитится? Вот дуреха, не сиделось ей в съемной квартире в Москве. Собственности ей захотелось. Курицу ей, видите ли, захотелось.

– С мужем приехали дом продавать.

– А, понятно, – мужик заметно потерял интерес к Даше и уставился в дальний угол потолка. Даша отвернулась от него и принялась рассматривать товары на полках. «Как в детстве в магазине, только сейчас все китайское.»

Зашла тетя Нина с огромной шевелящейся сумкой.

– Держи. Тут курица и петух. Это чтобы яйца были, если ты не в курсе биологии. Тысяча рублей за обоих. ЗернА возьми на корм, мешок заколосился, дешево отдам. Митюнчик, помоги достать зерно.

– И еще мне средство для уборки. Побольше. Приходите на чай, теть Нин, – поблагодарила она новую знакомую и пошла с кудахтающим добром и небольшим мешком с гнилым зерном на выход. Мужика она не пригласила, прошмыгнула скорей мимо его стула.

Проходя мимо почты, Даша увидела щит с родной для ее манагерской души надписью «Рекламное место сдается». «Это кто ж тут рискнул рекламу размещать? Проходное место, ничего не скажешь.» Шит был старый, облезлый, надпись хоть и читалась, но никакую рекламу на таком щите размещать не хотелось. И сам щит, и почта, и лабаз, и улицы были некрасивые, неухоженные, нерентабельные. В общем, то, что нужно. Никаких продаж, никакой рыночной экономики. А-ля натюрэль. И еще домашние яйца, да.

Весь день Даша драила дом и немного двор: повырывала траву с тропинки от ворот до дома, поправила калитку, срубила несколько самых разгулявшихся березок. Нарвала себе тазик яблок. Красные, вкусные, сладкие. Не китайские, не турецкие, родные орловские. Красота. «Из принципа буду одни яблоки теперь есть. И яйца, конечно.»

Куриная семья была поселена в сарае. Даша накидала им на пол сорванной во дворе травы, заколотила дыры в стенах, насыпала в дырявый таз зерна и выпустила петуха и курицу в новый дом. Они были беспокойные и возмущались переменой мест. «Надеюсь, Митюнчик не припрется ночью за курами. Кстати, надо собаку завести. Смешно. Кажется, я, наконец, поняла, зачем человеку нужны собаки.»

Ужин готовила на плите в печке. Готовить ей не понравилось: на открытом огне оказалось слишком долго. То ли овощи резать, то ли бежать за новой порцией топлива рубать во дворе сухие ветки деревьев, ибо первая партия уже прогорела. На кухне у бабушки имелась г

азовая плита, но газовый баллон был пуст.

После того, как печка протопилась, запах в доме поменялся на домашний, теплый, живой. Дом, получая удовольствие от своего тепла, погрузился в уютную дрему. Даша сидела за столом, ждала, пока закипит чайник, чего он делать не торопился. «Мда, это тебе не кофе-машина в офисе: нажал кнопку, капучинатор быстренько все взбил, через минуту вуаля кофе готов, пей, не стесняйся, знай, заливай воду и сыпь дорогущий кофе.»

Беспокоила дыра в заборе. Выпив чаю, Даша вышла на плохо освещенную улицу, которая проходила вдоль дороги на дачи, сбегала через дорогу до почты и перетащила к себе рекламный щит. Приставила его к своему забору. «Так-то лучше, а там посмотрим, что делать.»

На следующий день Даша продолжала приводить в порядок дом и двор и бегала смотреть, появились ли яйца. Яиц не было. Курица и петух замирали, когда Даша заглядывала в полумрак душного от солнца сарайчика, склоняли набок головы и тайн яйцепоявляения выдавать не собирались. Даша соорудила курице гнездо из перьев старой вонючей подушки.

– Садись, курочка, ко-ко-ко. Несись давай. Вон какой у тебя мужик имеется.

Курица боялась, петух возбухал. Даша не теряла надежду. «А собаку-то где я возьму? Не уличную же на цепь сажать.» Вопрос с охраной дома был пугающе открыт.

Вечером она сидела на скамейке у дыры, закрытой рекламным щитом, провожая взглядом немногочисленные летящие по шоссе машины. Соскучилась по общению с людьми. Скамейка была довольна крепкая. Даша постелила на нее найденную на чердаке и выбитую от пыли дорожку. Людей на улице не наблюдалось. В деревне люди были, но все жилые дома кучковались на другой стороне дороги. Даша грызла купленные у теть Нины семечки. «Хоть бы какая собака пробежала, что ли.» Небо накапливало оранжевый закат, было тепло, теплее, чем в Москве, и уж точно так глухо, как в звуковой студ

ии. Проезжавшие машины проваливались в двадцати метрах от Даши в ватный воздух.

Неторопливо подъехал желтый экскаватор с огромным ковшом и черной надписью Hyundai, остановился. Из окна высунулся водитель и, радостно, улыбаясь, посмотрел на нее.

– Почем рекламные площади?

«Чего?» – с раздражением подумала Даша и только сейчас осознала, что сидит у рекламного щита, как торговка на базаре со своим товаром. Она обернулась на забор сзади себя и осмотрела нечаянную рекламу. «Рекламное место сдается», гласила неумолимая надпись. «Тоже мне привет из прошлого. Ехай, милок, мимо.»

– Чем больше размер рекламной конструкции, тем она больше стоит, – профессионализм взял свое.

– Ух ты, образованная какая, – мужик вылез из своего экскаватора и подошел к скамейке. Он был одет в рабочую одежду, впрочем, чистую. Даша смотрела в землю, молча лузгая семечки. На ней было дорогое, но не выглядящее дорогим, короткое платье из Zar’ы и белые кроссовки, купленные в Орле на рынке. На голове платок, завязанный под бандану. Почему она надела эти вещи, она не знала. Может быть, потому что постоянно в последние дни думала о бабушке. В Москве она ходила, одеваясь почти исключительно в брюки.

– Угощаю, – мужик вынул из кармана необъятной робы большую упаковку семечек и протянул ее Даше.

– Спасибо, – она не глядя, положила пакет на лавку. У нее семечки были лучше: натюрэль от настоящей

теть Нины, а не в фабричной упаковке с несуществующей лупоглазой продающей бабкой-брендом. Мужик ей не понравился. Общительностью смахивал на классического бабника, а речью – на интеллигента. Почему они сочетались в одном экскаваторщике, она не понимала. Как выглядела сама Даша, она прекрасно представляла: лузгающее семечки чучело из деревни, но она ни к кому с общением не приставала, а ждала знакомую собаку.

– Хочу разместить рекламу, – не унимался мужик, – Позволите? – и для начала сам разместился рядом.

Даша давила пространство игнором. Мужик открыл свою брендированную бабку и тоже стал грызть семечки.

– Размещайте, – равнодушно сказала она. И куда только делись ее продажнические качества?

– Ведь вы новенькая. Не видел вас.

«Точно бабник», – подумала Даша и вздохнула. Бабников она в своей московской жизни наелась до язвы в печенках.

– Дарий, – внезапно представился он.

«Кто?» – Даша поперхнулась семечкой, услышав столь фантазийное имечко бабника, не выдержала и расхохоталась. Стоило ехать из столицы на задворки мира, чтобы там встретить экскаваторщика Дария. Под робой у него была белая рубашка. Ненормальный.

– А вас как зовут, милый менеджер? – старательно улыбался Дарий-дендрарий.

– Алексия, – ляпнула Даша. Тут заржал и чудо-Дарий. – Менеджер по продажам. Бывший, – неожиданно

разоткровенничалась она.

– Так щит не ваш? – ухахатывался Дарий.

– Щит мой. Оплата тоже мне. Щенками беру. У тебя, Дарий, на твоем скоростном «хендае» правый поворотник не работает. До свидания, – Дашка встала и, не оборачиваясь, пошла во двор.

– Денис я! – крикнул вдогонку Дарий.

«Самое популярное, по моим подсчетам, имя бабника», – подумала сквозь зубы Дашка и ушла домой, хлопнув за собой калиткой.

«А собака-то нужна», – думала она, засыпая.

– Митюнчик чем тебе не подходит? Все сделает, оплата, как решишь, – взвешивая мне сахар, говорила тетя Нина, – на шестьдесят пять вышло, пожалте.

– А он не пьет? – решилась спросить Даша.

– Пьет. Как не пить, – удивилась тетя Нина, как будто пить означало что-то достойное. – Но стекло в окно вставить в состоянии. Бери давай, – подвела она итог, имея ввиду то ли Дашин сахар, то ли своего племяша-алкаша Дмитрия. Дарья вздохнула. Митюнчик ей категоричес

ки не нравился, но других кандидатов починить окно в Еньково не было, а сама вставлять стекла она пока не научилась. В Москве с этим проблем как-то не было.

– Пошли мерить размеры, – скороговоркой разрешил ее сомнения Митюнчик, вставая со своего стула. Даша обреченно всучила ему сумку с продуктами и вышла на улицу.

– Что ж, у тебя и рулетки нет? – спросил Митюнчик, изучая разбитое окно. – Как же ты живешь? Или она у мужа? А где он, кстати? – ехидно добавил он.

– Дмитрий, у тебя рулетка должна быть, ты же мастер, – Даша стояла, неприступно скрестив руки на груди.

– Ээх, – вздохнул «мастер» и пошел в сарай. Там он отыскал какую-то тряпку, разодрал ее на длинные лоскуты и этими хвостами обмерил окно. – Жди. Ушел резать стекло. Скоро буду, чай ставь.

«Нужен ему чай, ага», – думала Даша. «Теперь он сюда дорожку будет знать, догадался уж, что никакого мужа нет».

Небольшим топориком Даша вырубала поросль березок во дворе, Митюнчик пристраивал принесенное стекло в раму. Через час Даша стала подозревать, что у него с этим делом не все ладится. Вынутые осколки лежали у окна, окно было застеклено на одну створку из трех.

– Готово, хозяйка, принимай работу, – радостно возвестил «мастер».

Даша расстроилась.

– Какое-то недоделанное окно получилось. Доделай, пожалуйста.

Митюнчик пошел ва-банк:

– Ты, хозяйка, со мной лучше не связывайся! Я тут всех знаю! Или плати, или увидишь! – посыпались не очень логичные угрозы.

Даша перехватила топорик в другую руку. Митюнчик отшатнулся, но не сдался. Нагло смотрел на нее.

– Подожди, сейчас принесу, – и ушла в дом. Митюнчик замолчал, надеясь в душе, что девка испугается и все оплатит.