Читать книгу: «Орех»

Глава I

Над проспектом Будённого, что в Восточном административном округе Москвы, висела августовская жара. Воздух на улице плавился, и, казалось, превращался в жидкий металл. Наступал вечер. Вернее, вечер в понимании сотрудников завода «Салют», для подавляющего большинства которых рабочий день завершался в 17:00. Так вот: аккурат в преддверии «гудка» Семён Ефимович Кац, собираясь домой, услышал от своих коллег по лаборатории странный вопрос: «Ты когда за пенсию будешь проставляться?» Вопрос этот звучал странно потому, что ни на какую пенсию Семён Ефимович не собирался, хотя и перешагнул пенсионный возраст полгода назад. Во-первых, со здоровьем у него полный порядок, во-вторых, он не представлял, чем будет сутки напролёт заниматься дома. А самое главное – он считал, что может принести ещё немало пользы родному «Салюту» хотя бы в передаче своего богатого опыта молодым, и в этом был абсолютно прав. Собственно, и свой последний день рождения Семён Ефимович не зажал, проставившись в лаборатории как положено. «Что им от меня нужно?» – с досадой подумал он, услышав этот дурацкий вопрос, да ещё из уст своего хорошего товарища Вовки Карпова. А ведь Кац уже свернул программу и собрался выключать компьютер. Вопрос о пенсии ввёл Семёна Ефимовича в замешательство. Он спешил, дома ждала жена, а ещё не совсем срочные, но дела в квартире, которыми он обещал заняться.

Сидя за столом в ожидании, чтобы погас монитор, Семён Ефимович раздумывал, что сказать в ответ Карпову. В лаборатории воцарилась тишина, и развязки ждал не только сам вопрошавший, но и остальные три человека. Осадить их всех, послав куда подальше? Тактично спросить, с чего возникла идея что-то отмечать? Заняться шутливой пикировкой, чтобы по ходу дела изнанка вопроса открылась сама по себе? Из-за монитора Кац наблюдал за Карповым, чей стол был напротив, надеясь увидеть в его глазах смешинку. Если бы он её увидел, всё можно было расценить как шутку юмора – а юморить у них любили – и ответить, что вы, ребята, совсем заработались и не помните событий шестимесячной давности, когда я проставлялся. А потом собрать сумку и отчалить домой. Но глаза Карпова были серьёзны. Не то чтобы чересчур серьёзны, а излучали обычный, ординарный взгляд, такой как в курилке или в столовой во время обеда. «Что-то здесь не то, надо разобраться», – мрачно подумал Кац. Его встречный вопрос вырвался автоматически.

– Что-то я не понял. Ты о чём?

Вовка переглянулся с коллегами.

– В кадры тебя вызывают, просили передать, чтобы ты в семнадцать ноль-нуль к ним зашёл.

Семён Ефимович почувствовал недоброе.

– А в честь чего? И почему через тебя передали?

Он знал, что по всем важным вопросам кадровичка Федосеева лично уведомляла приглашаемого, причём с утра, а не под конец рабочего дня.

– А я курить на улицу выходил и столкнулся с Галиной Викторовной. Знаешь её?

Кац кивнул. Конечно, Галину Викторовну он знал: зам Федосеевой по кадрам, недавно пришедшая на «Салют». Но они лишь кивали друг другу, если встречались, а вообще Кац с ней ещё никогда не беседовал – повода не было. То, что просила зайти именно она, а не Федосеева – хороший знак, потому что после Вовкиных слов про отдел кадров у Семёна Ефимовича сразу ёкнуло – его хотят уволить. А что? Легко: прислал им резюме какой-нибудь молодой и многообещающий… Или не резюме, а по чьей-нибудь протекции, что ещё хуже… И тогда – давай, Ефимыч, спасибо тебе за всё, получай расчёт и собирай манатки. Но раз зовёт Галина Викторовна – значит, ничего страшного, какая-нибудь мелочь.

– То есть она тебе больше ничего не сказала? Никакой конкретики? – спросил он Карпова.

– Никакой.

– Тогда к чему это ваше «проставляться за пенсию»?

– Да мы тут подумали… – смущённо вступил Лёха Васин, как бы ограждая Карпова от допроса, – а по какому другому поводу тебя в кадры могут вызвать? Что ты полгода назад проставлялся – мы помним, но то ведь была формальность. Выпили-закусили, отметили дэ рэ. А теперь всё может случиться де-факто и де-юре.

– А почему вы в этом так уверены? – завёлся Семён Ефимович. Он никак не ожидал подобных гнусных мыслей от коллег, с которыми проработал столько лет. – Если бы меня увольняли, меня бы вызвала сама Федосеева, и не под конец дня, сами знаете.

– Вообще-то да… – закивали лабораторные.

– Тогда к чему эти дурацкие вопросы с намёками?

– Ну, Ефимыч, мало ли… – продолжил Васин. – Всё может быть. Если нас ждёт такое печальное известие, мы могли бы это дело прямо сегодня и обмыть. Чисто символически, а то завтра на работу…

– А-а, то есть вы выжрать решили, и вам только повод нужен?

– Ну, повод – не повод, а действительно, мало ли? – продолжил мысль Васина Вовка. – Боязно как-то. Ты давай сходи, а мы подождём.

Все эти неуклюжие объяснения Семёна Ефимовича, конечно, не удовлетворили, но немного облегчили душу. Переживают, подумал он, хотя, по его мнению, ситуация была обставлена крайне неприглядно. А самое хреновое – узнав обо всём от Вовки, причём только-только, сотрудники уже успели пошушукаться между собой за его спиной.

– Схожу, раз просят, – сказал Кац, сменив металл в голосе на более тёплый тембр. – Но вот что я вам скажу, граждане алкоголики, тунеядцы, хулиганы: без меня сейф со спиртом не открывать. Хотите узнать, что и как – ждите.

– Так ключ-то всё равно у тебя! – парировал Карпов, отметая подозрения.

– Тем более.

По дороге в кадры Семён Ефимович предался размышлениям. Гадать, зачем его вызывают, было бессмысленно. Сейчас он будто невзначай освежал в памяти деятельность своей лаборатории и сотрудников, работающих под его началом как отлаженный механизм. Сколько лет они вместе в этом составе? Десять? Больше?

Ни для кого не секрет, что в научно-экспериментальных центрах и лабораториях при крупных российских предприятиях, да и зарубежных тоже, работает масса евреев. Однако ситуация с Семёном Ефимовичем была нетипичная: в их сплочённом коллективе евреем был только он, причём за все годы в лаборатории так ни разу и не появился хотя бы ещё один. Семён Ефимович пришёл сюда по распределению сразу после окончания МИСиС – Московского института стали и сплавов – и, что тоже нетипично для его братьев-иудеев, сделать карьеру или сесть на денежную должность вовсе не рвался. Будучи молодым специалистом, он с пяток лет набирался опыта, профессионально рос, а потом как-то сами собой пошли повышения, приведшие в результате к должности начлаба. Семён Ефимович никогда не пытался кого-либо подсидеть или обскакать, а в коллективе пил вместе со всеми и по любому поводу. В советскую эпоху частенько употребляли спирт, который ежемесячно доставлялся в их лабораторию по разнарядке. А при изменившемся общественном строе, когда пошли массовые заказы на салютовские движки для истребителей «Сухой», все сотрудники получили денежные прибавки. В результате спирт перестал быть в почёте: народ распробовал дорогой алкоголь. Но Кац считался в доску своим во все времена. Свидетельством тому один факт: Вовка Карпов как-то сказал ему по пьяному секрету, что все сотрудники лаборатории считают Ефимыча «в жопу русским». И Семёну Ефимовичу было приятно это слышать. С такими вот рваными воспоминаниями он и подошёл к двери отдела кадров. Приоткрыв её, увидел профиль стоящей у окна Галины Викторовны Щелкуновой. Федосеевой в комнате не было. Щелкунова – на вид ей было лет сорок, симпатичная – выдержала паузу, всматриваясь во входящего и, скорее всего, профессионально вспоминая, как его звать-величать. И не успел Кац сказать «здрасьте», как услышал её бодрый голос: «А, Семён Ефимович! Спасибо, что зашли!»

Кац замялся.

– Видите ли, мне поздно сообщили…

– А я поздно обо всём и узнала! – ответила, хихикнув, Галина Викторовна. – Встретила на улице вашего Карпова и, чтобы время не терять, решила через него передать. Вопрос этот можно было бы и завтра решить, но человек придёт с утра – и лучше, чтобы вы были подготовлены.

Семёном Ефимовичем тут же овладели недавние опасения насчет протекции.

– Какой человек?

– Стажёр. Вернее, не стажёр, а… На переквалификацию, если можно так выразиться. По профилю вашей лаборатории.

У Каца отлегло от сердца.

– А от меня что требуется? Посмотреть, что он из себя представляет?

– Именно. Он на «Агате» работал. Они не наши конкуренты, их клиент морфлот…

– Я знаю.

– Разумеется. Дело не в этом. У него схожая специальность: испытывал новые материалы на возможность применения в продукции ОПК. А здесь уж подлодки или авиация – разница небольшая.

– Ах, вот оно что! Так от меня требуется…

– Ну да. Поговорите, посмотрите: подойдёт – не подойдёт… Сами ведь, помнится, Федосеевой на планёрке жаловались, что работы завал. Так что если одобрите – флаг вам в руки, берите на подмогу. А организовать для него рабочее место – не проблема. Компьютер, софт, стол, стул, телефон – всё обеспечим.

– И во сколько его завтра ждать?

– Да прямо с утра. Правда, он придёт чуть позже вас: я ему на проходной должна ещё пропуск оформить. Ну что, тогда до завтра?

– Хорошо. А с кем мне говорить по результату? В смысле: понравился или нет.

– Да Федосеева сама вас найдёт. Или мне поручит. Это уже наша забота.

– Ясно.

– Ладно, заранее спасибо – и до завтра!

Щелкунова улыбнулась, взяла с подоконника свою сумку, застегнула её и набросила на плечо. Кац кивнул и отправился к своим.

– Ну что? – вытянулись в его сторону лабораторные головы, когда он вернулся.

Кац молча подошел к сейфу, достал из брюк ключ, открыл дверь и вытащил на свет канистру со спиртом.

– Ты хоть скажи что-нибудь, – несмело пробасил Вовка.

– А чего говорить-то? По мелочи вызывали. Завтра надо кента одного пощупать.

– И всё?

– И всё.

Коллектив переглянулся.

– Так что повода проставляться нет, – продолжил Кац, но канистру, тем не менее, на ближайший стол водрузил. – Значит, вы думали, меня вызывают, чтобы попросить отсюда?

– Честно говоря, думали, – ответил за всех Вовка. – И переживали. А ты бы не переживал? Уйдёт начальник такого… топового уровня, душа-человек – а кто придёт? И во что это выльется? Подумай! Сколько лет мы вместе? Вот то-то и оно!

Семён Ефимович почесал затылок.

– Значит, вы все переживали…

Воцарилась пауза. В лаборатории слышен был только гул кондея. Карпов, Васин и ещё двое коллег Ефимыча – Овечкин-Портнов и Зиден – бросали обречённые взгляды то на спирт, то на начальника, а сам Кац, прекрасно понимая, что люди остались специально из-за него, уже прикидывал, что скажет жене, объясняя задержку и «факел» изо рта. И, как уже бывало не раз, принял решение в пользу дорогого коллектива. Кивнул на канистру и сказал:

– Тогда поехали, чего уж. Только по чуть-чуть. Мне – так вообще с напёрсток. Я машину здесь оставлять до утра не собираюсь. Закусывать-то чем будем?

И сразу в лаборатории начался радостный ажиотаж. Витя Зиден, немец, чьи предки обрусели ещё в начале прошлого века, взял с полки одноразовые стаканы и налил в них воду из кулера, чтобы запивать спирт; Овечкин-Портнов открыл ящик своего стола, выудил оттуда несколько крупных яблок и начал нарезать дольками; Васин вытащил из лотка принтера стопку бумаги и разложил её на столе, где стояла канистра, чтобы не заляпать рабочую поверхность.

– Кому помочь? – спросил Вовка.

– А из чего спирт пить будем? – парировал вопросом на вопрос Овечкин-Портнов, занятый яблоками.

– Так на полке же стаканы одноразовые были.

– Были да сплыли, один только остался, – сказал Зиден. – А из этих – он показал на наполненные водой – только запивать.

– Да вы что, на рауте, что ли? – вмешался Кац. – Из чайных кружек выпьем. Или вы здесь гламурных репортёров ждете?

Он подошел к входной двери и запер её на ключ.

– На всякий пожарный.

Когда всё уладилось, коллектив расселся вокруг стола. Гудели недолго, причём Кац строго дозировал содержимое канистры. Расход спирта у них никто не проверял, однако завтра всем надлежит явиться на работу в нормальном состоянии, да ещё этот новенький… Не хотелось дышать на него со всех сторон перегаром, и вообще в таких случаях надо держать марку. Разговаривали ни о чём: подчинённые порадовались, что их опасения насчёт вызова Ефимыча в кадры не подтвердились. «Я, ребят, честно говоря, слегка забздел», – лаконично прокомментировал этот случай Кац. А слегка забалдевший Вован, когда сбор подходил к концу, изрёк: «Короче, ложная тревога, пацаны! Будем жить!»

Было полседьмого вечера. Позвонила жена и спросила, где он и почему не едет домой. Кац сослался на занятость. Настало время закругляться. Заперев лабораторию и миновав проходную, Кац поручкался с сотрудниками и пошел на заводскую автостоянку, где с утра оставил свой видавший виды «пежо».

Разблокировав сигнализацией двери и открыв свою, водительскую, Кац в который уже раз подумал: «Надо выбрать время и обновить к зиме тачку. Башли-то есть, надо, надо». Семён Ефимович хотел было бросить сумку на пассажирское сиденье – и тут его взгляд застыл. На правом кресле, бросая по салону блики от солнечных лучей, лежал предмет, по форме похожий на миндальный орех, только большего размера – с косточку манго. Кац нагнулся и взял орех в руки. Да, форма миндалевидная, металлический отлив, идеально отполирован. Для своих габаритов тяжёлый, словно из свинца, но пока непонятно, что за материал. Как он сюда попал? Семён Ефимович проверил все пассажирские двери: следов взлома нет. Осмотрел стёкла – тоже полный порядок. Может, кто из салютовских пошутил? Да, но как они могли подсунуть в салон эту штуковину, не имея ключей? Кац поднёс орех к лицу, понюхал даже. Нет, из таких материалов у них на заводе ни одну деталь не производили, это он знал абсолютно точно как начальник лаборатории по исследованию свойств металлов, сплавов и композитов. Чувство было неприятным: ясно, что в машину кто-то проник извне и оставил – или выронил – этот странный предмет. Кац залез в бардачок: всё, что там лежало, осталось нетронутым. Да и брать-то было нечего: китайский фонарик размером с ладонь, отвёртка и початая пачка сигарет. Кац не поленился, вылез и открыл багажник. И здесь всё на месте: запаска, электронасос, щётка для стекол и тряпки разного назначения, чистые и грязные. «Вот херня!» – негромко ругнулся Кац, завёл машину и поехал домой.

Ольга Валентиновна после двадцати с лишним лет совместной жизни давно уже в подсознании прочитывала причины задержек мужа на работе, какой бы характер они ни носили. Семён Ефимович, если случался аврал, сам загодя звонил ей по телефону и предупреждал. Если спонтанная пьянка и его нет дома до шести – она трепетно звонила сама, и он докладывал, что к чему и по какому поводу сборище. Если день рождения у кого-то из подчинённых – он предупреждал её накануне, и утром отправлялся на работу на общественном транспорте. Сегодняшний случай не подпадал ни под какой из перечисленных. Муж сказал, что задерживается по делам, а сам вернулся с запахом перегара, причем выпивши сел за руль!

…Ольга и Семён познакомились при весьма пикантных обстоятельствах в пору, когда у обоих за плечами уже было по одному неудачному браку. Это произошло в Серебряном бору в разгар купального сезона. Выходной, жуткая жара: немудрено, что зона отдыха, где оказались обе их компании, буквально кишела народом. Семён приехал туда с двумя друзьями, единственными, с кем он поддерживал отношения после МИСиС, а Ольга – как член большой разношёрстной компании, куда её чуть ли не силком затащил тогдашний бойфренд, можно даже сказать – жених. Накануне она категорически не хотела ехать, потому что это были его знакомые, которых она вообще не знала, – а компании, где она никого не знает, Ольга не любила и старалась всячески избегать. Но Вадик в конце концов её уговорил, и, как выяснилось, себе во вред.

Если Семён и его друзья находились у самой воды, попивая бутылочное пиво и время от времени охлаждаясь в водоёме, то компания Ольги подготовилась к поездке капитально – с мангалом, шашлыками и крепкими напитками, – и потому расположилась в зоне лесопосадок. Пока разжигался костёр, события для Ольги развивались ещё туда-сюда: она знакомилась, стараясь запомнить новые имена, участвовала в беседах ни о чем и пару раз сходила окунуться. Мясо сделалось быстро, и с момента, когда выпили по третьей-четвертой, начался кошмар. Друзья и бабы, прибывшие с ними, стали в открытую обсуждать внешность Ольги, спрашивать Вадика о том, как они познакомились, кто Ольгины родители и давали ему советы – большей частью идиотские – насчёт развития отношений. К тому же Вадик, захмелев, всерьёз впрягся в разговор, кому-то поддакивал, кому-то возражал, – одним словом, вёл себя так, будто Ольги рядом и не было. Закончилось всё тем, что она психанула, собрала вещи и покинула тёплую компанию. А пьяный Вадик, решив показать, что он тоже крут, не стал её удерживать. Так она и оказалась рядом с Семёном и его друзьями. Оставив на песке верхнюю одежду и босоножки, Ольга решила напоследок ещё разок искупаться. Никто из бывших мисисовцев и внимания на неё не обратил: троица беседовала о чём-то своем. Всполошились они только тогда, когда Ольге свело в воде ногу и она истошно завыла. Семён первым подоспел на помощь, и с тех пор они не расставались.

Ольга, эффектная блондинка, оказалась младше Семёна на пять лет и работала главврачом районной поликлиники, что для её возраста в ту пору считалось огромным, почти нереальным достижением. Во время их букетно-конфетных отношений сей факт подстегнул Каца работать ещё упорнее и хотя бы немного приблизиться к ней по статусу; при всём при том следует ещё раз напомнить, что за руководящими постами он никогда не гнался. Несколько лет спустя у пары родился сын Сергей; на момент описываемых ныне событий он проходил службу в армии.

Ольга только-только вышла на пенсию, и пребывание в новой ипостаси оказалось для неё необычным. Она ещё не свыклась с тем, что по утрам не надо больше вставать на работу, а вернувшись домой, нахрапом браться за готовку, стирку, глажку, уборку и так далее. Дни теперь тянулись медленно, под аккомпанемент бесчисленных телесериалов, и единственной настоящей радостью для неё теперь стало дождаться вечера, встретить мужа, узнать, как у него дела на работе и провести с ним время после ужина. Вот почему она реагировала крайне болезненно на его задержки. А сегодняшняя просто ввела её в ступор. Претензий она высказывать не стала, но ей было неприятно осознавать, что муж ей наврал, сославшись на то, что занят. Тем временем Семён Ефимович, молча повесив в шкаф свои брюки, пиджак и рубашку, накинул домашний халат и проследовал на кухню ужинать.

Ольга Валентиновна вошла, когда Кац уже закончил трапезу. В руках он держал странный предмет, похожий на железный орех, и крутил его и так и эдак, изучая блики, которые орех отбрасывал в свете кухонной люстры. «Вишь, какая хрень!» – раздались первые его слова после появления дома. Ольге Валентиновне, несмотря на обиду, стало интересно. «Что это? Из лаборатории спёр?» – спросила она. – «В машине нашёл – на сиденье. Ума не приложу, как она там оказалась». – «Может, из ваших кто пошутил?» – «Исключено, – жёстко сказал Кац. – Во-первых, у нас на заводе такой материал не используют. Я даже не понимаю, металл это или что-то ещё. А во-вторых, чтобы эту штуку подбросить, надо попасть в салон. Я проверял: все замки были закрыты, никаких следов взлома».

Ольга Валентиновна взяла со стола пустые тарелки и поставила их в раковину.

– Ты бы хоть сказал, по какому поводу гуляли.

– Да, ты меня извини, как-то спонтанно всё получилось, – начал объяснять Кац. – Меня в конце дня в кадры вызвали: наши подумали, да и я тоже, что хотят на покой отправить, а оказалось – ерунда. Завтра новый спец придёт, просили посмотреть, что он умеет. Ну, а когда всё выяснилось, я разрешил потревожить запасы. Они же меня ждали, никто не ушёл, так что…

– А зачем за руль пьяный сел? Оставил бы машину на стоянке.

– Я её никогда не оставляю, ты знаешь. Да и не пьяный я.

– А запах? Если б тормознули – не отмазался бы.

– Ну что теперь рассуждать? Как получилось, так и получилось. Главное – продолжаю работать. А эту херацию я завтра нашим покажу. Очень мне интересно, из чего она сделана.

Так обсуждение событий вечером и закончилось.

По утрам, собираясь на работу, Семён Ефимович не будил жену. На завтрак ему никаких особенных блюд не требовалось. Он ограничивался чашкой кофе и бутербродом, вот и кулинарные изыски ни к чему – это раз. А два – это то, что он любил посидеть на кухне один, поразмышлять за первой сигареткой, как сложится день, перечислить в уме дела, ждущие в лаборатории… Присутствие жены в такой ситуации просто неуместно. Вот и следующим утром он проснулся по расписанию, сделал несколько приседаний и отжиманий от пола. Неприятных последствий от вчерашнего спирта не ощущалось, да и выпил-то он всего ничего. Итак, ближайшие дела. Сегодня он ждал новенького с «Агата», после него надо показать сотрудникам орех и услышать их мнения. «Где я его вчера оставил? – попытался вспомнить Кац. – На кухне, что ли?» Точно: орех лежал на кухонном подоконнике и, что странно, цвет его изменился. Если вчера он был металлический и отражал свет, то сейчас превратился в красноватый матовый. Семён Ефимович взял его в ладонь. Орех был тёплый, чуть ли не горячий. В голову полезли мысли об инопланетянах и внеземных технологиях, и вместе с этим вдруг ниоткуда появилось раздражение, хотя в кухню Кац входил в очень благодушном настроении. Семён Ефимович бросил орех на стол и начал готовить завтрак.

Перед выходом из дома Кац положил орех – тот так и не поменял цвет и температуру – в правый карман брюк. Когда он сел в машину и выехал на дорогу, он понял, что эту штуковину лучше было убрать в сумку: орех стал ещё горячее и чуть ли не жёг ногу через карман. Доставать его сейчас уже поздно: правая рука, которой он только и мог это сделать, постоянно манипулировала с переключателем скоростей из-за утренней пробки – десяток метров вперёд, и стоп. Ещё десяток метров – опять стоп… «Ладно, доеду как-нибудь, – напряг волю Семён Ефимович, – а как доберусь, первым делом покажу ребятам». В пути его подводило самообладание: он пару раз обложил матом водил, которые тискались по бокам, а подрезавшую его на светофоре бабу, как только зажёгся зелёный, обогнал и показал ей из окна левый средний палец. Всё это казалось странным, ибо за рулём Кац всегда вёл себя спокойно. На заводской стоянке его любимое место было занято. «Скоты!» – выпалил Кац, припарковался в дальнем – невыгодном – углу и переложил, наконец, орех в сумку.

Из-за огромных размеров территории «Салюта» проделать путь до лаборатории требовалось немалый. Раздражение не покидало Семёна Ефимовича, и, когда встречные ему улыбались, поднимая руки в дружеском приветствии, Кац отвечал на всё это лишь сухим кивком. Несмотря на ранний час, солнце уже припекало. Кац понял, что день будет такой же жаркий, как вчера. Дверь в лабораторию была заперта. «Надо хоть видимость порядка создать, а то придёт этот… с «Агата» – подумает, что тут алкаши работают», – поставил себе задачу Семён Ефимович. Из головы вылетело начисто, убрали они вчера со стола стаканы с кружками или нет. Он достал ключи и открыл дверь. В лаборатории было прохладно, хоть кондиционер и не работал, а на столе чисто, и листы бумаги, что они стелили, убраны. «Слава богу», – констатировал Кац, врубил кондей и сел за свой стол. Тут же дверь отворилась, и в проёме показался Вовка Карпов.

–Здоров, Ефимыч! Ну что, где твой новенький?

– Новенький… А-а, позже будет. Ему должны ещё пропуск оформить. Со стола вчера кто убирал? Что-то я не помню.

– Из нас никто, – сказал Вовка. – Уборщица, небось. У них же вечерняя смена с полвосьмого, кажется.

– Ну и ладненько. Слушай, Вован, я вчера в машине такую хрень обнаружил… Смотри.

И Кац достал из сумки красноватый горячий орех и протянул его дружку. Вовка взвесил орех в ладони, посмотрел на него с разных углов и тихо вымолвил, почти прошептал:

– Однако… Это где ж такое делают?

– Я и сам бы хотел узнать. Как понимаешь – не у нас, это точно. Принёс вот вам показать, выслушать мнения.

– А откуда взял?

– Я же говорю: в машину кто-то подбросил. Или не подбросил – сам не знаю… Вчера, когда по домам пошли, дверь открываю – а там на сиденье вот это.

Вован вернул орех и цокнул языком.

– Главное, горячий, сука… По мне – так понятия не имею, что это такое и с чем едят.

– Ладно, покажем остальным.

В последующие десять минут подошедшие Васин, Зиден и Овечкин-Портнов передавали орех из рук в руки, мотали головами, присвистывали, цветасто матерились, но никто из них даже отдалённо не понимал, что это за штуковина и из чего она сделана. Дверь отворилась ещё раз, и в неё просунул голову незнакомый мужик. «Это лаборатория по исследованию материалов?» – несмело спросил он. Кац сразу смекнул, что это и есть тот самый новенький.

– Она, – небрежно ответил Кац. Вы от Галины Викторовны?

– Да…

– Заходите. Я – Кац Семён Ефимович, заведующий. Берите стул, присаживайтесь ко мне.

Кац внимательно разглядывал мужика, пока тот искал свободный стул и примеривался, куда деть свой портфель, чтобы взять стул в обе руки. Какой-то хлипкий и суетливый, было первое впечатление, – а оно, как известно, считается самым верным. На вид мужику было не больше сорока. Когда он наконец присел, Кац спросил:

– Ну, а вас как звать-величать?

– Андрей Егоров.

– А отчество?

– Да я по отчеству как-то не привык… Леонидович.

– Хорошо. Щелкунова говорила, вы с «Агата»?

– Да.

– Сколько там проработали?

– Девять лет.

– А ушли почему? Хотя можете не отвечать: этот вопрос вам в кадрах зададут. Если уже не задали.

Кац, слушая себя со стороны, недоумевал: куда делась его обычная доброжелательность? Почему он так агрессивен по отношению к этому человеку, который ничего плохого ему не сделал, да к тому же, возможно, подходящий специалист? Он понимал, что здесь что-то не так, но успокоить себя не мог: на него будто давил кто-то извне.

Егоров, услышав эти слова, еще больше стушевался. Втянув голову в плечи, он сидел перед завлабом словно школьник. Коллеги, делая вид, что работают, замерли за компьютерами, ожидая, что будет дальше. Усилием воли Кац перевёл разговор в профессиональное русло.

– Практика РФ-анализа у вас есть?

– Рентгенофлуоресцентного?

– Ну да, а какого же еще?

– Безусловно.

– И что на «Агате» конкретно исследовали?

– Свойства композитов и возможности их применения в корабельных системах.

– Что в этом смысле знаете про авиадвигатели?

Новенький ненадолго задумался и ответил:

– В общем, тема крайне актуальная… Я её изучал, прежде чем сюда прийти…

– Ну да, не с пустой же головой, – иронично заметил Кац.

– Верно, – несмело улыбнулся новенький. – Например, могу сказать, что высокотемпературные композиты, в смысле керамические, которые сегодня применяются в самолётных двигателях… в турбинах… имеют удельный вес 3 – 3,4 грамма на кубический сантиметр, а металлические – порядка 7,5 – 8. То есть с ККМ массу изделия можно снизить в два раза.

– Ну, уже кое-что. А вот именно по нашим двигателям, российским, имеете какую-нибудь информацию насчёт композитов?

– Имею, но для вас, экспертов, её будет недостаточно, скорее всего…

– Это ясно. Я спрашиваю, потому что хочу понять ваш общий кругозор. Ну, и…

– На нашем ПС-90 из композитов есть только небольшие несиловые элементы. На ПД-14 – мотогондола и передний корпус. Силовых элементов до сих пор нет, а почти все западники делают движки с лопатками вентилятора из углепластика. Первой стала «Дженерал Электрик» с лопатками пятого поколения GE90.

– Неплохо! – похвалил Кац. – Так давайте их догоним. В чём же у нас проблема?

– Проблема в том, что у нас нет своих материалов с нужными свойствами, например, по стойкости к удару. У западных углепластиков предел прочности на сжатие – 350 мегапаскалей, а у нас до недавнего времени было только 240.

Сотрудники за столами многозначительно переглянулись.

– Если говорить о той же лопатке, – продолжил новичок, – то, думаю, нам по силам достичь таких же результатов, но только если мы увеличим число испытаний. Вот в 787-м «Боинге», например, композиты дали уменьшение массы на 50 процентов, но при этом и число испытаний материалов у них дошло до ста тысяч, а раньше было пять.

– Значит, металл теперь в утиль? – впервые улыбнулся Кац.

– Ну, если у металла 30 миллионов лётных часов – предел, то с углепластиком можно достичь 150. Этим ваша лаборатория и занимается, насколько я понял.

– В том числе. Из чего сделано, можете определить? – и он протянул Егорову орех.

Тот повертел его в руках, потряс и поднёс к глазам. Потом обернулся, вгляделся в один из приборов и сказал:

– Здесь у вас хороший спектрометр стоит. Можно на нём попробовать.

– Знаете, как им пользоваться?

– Знаю.

– Тогда вперёд! Если определите состав, хотя бы приблизительно, считайте, что вы приняты, Андрей… э-э… Леонидович.

Новенький встал, отодвинул стул и подошел к прибору вместе с орехом.

– Гляньте, он в сети? – спросил Кац.

Заглянув за корпус, новенький утвердительно кивнул и включил спектрометр. Затем посмотрел на панель вывода данных и прижал орех к считывающему окошку. Семён Ефимович и остальные сотрудники, которым было интересно, как мужичок управится с навороченной техникой, приблизились и замерли. Прибор, который всегда работал бесшумно, на этот раз заунывно загудел, потом в нём что-то пискнуло, панель погасла – и он вырубился.

– Что за параша, твою мать? – Кац впервые в жизни обложил матом незнакомого человека. – И как нам работать теперь?

На Егорова было жалко смотреть.

– Я всё делал правильно… Это эмиссионный МСА, я работал с ним…

– Да, эмиссионный! А нам что теперь прикажете делать?

– Подожди, Ефимыч, – вмешался Вовка. – Тут дело не в спектрометре, похоже…

– А в чём?

– В этой штуковине твоей. Что-то с ней не так. Прибор, кажись, из-за неё-то и отключился.

Вовка вытащил орех из-под планки.

– И смотри: она остыла и цвет поменялся.

Действительно, орех опять приобрел серебристый цвет, точно такой же, как был вчера в машине. Взяв его из Вовкиной руки, Кац почувствовал, что он стал прохладным или, пожалуй, нет – комнатной температуры. Внутреннее раздражение сразу куда-то испарилось. Взгляд Семёна Ефимовича потеплел, и он, глядя на новенького, сказал уже примирительным тоном:

– Вы, Андрей Леонидович, не обижайтесь. Просто утро какое-то суматошное. Вывод я делаю однозначный: вы в теме. И доложу об этом Галине Викторовне. Хоть с завтрашнего дня оформляйтесь.

Егоров, не ожидавший такого поворота событий, просиял.