Читать книгу: «Черно-белая история»
Жизнь выбирает нас!
Мы – направленье
Так и идем
По полю мы вдвоем!
Судьба решит,
Бог установит время!
Любовь
иль горе!
Радость
иль покой!..
Олег Кузьмин.
ПРОВОДЫ
Это был август 1979 года. В аэропорту небольшого сибирского городка Ачинск крутил пропеллерами стальной «конь» Ил-18. Пилоты проверяли работу двигателей, коих у него было четыре штуки.
Ведь через несколько минут, эта блестящая махина, переливающаяся на солнце серебристыми бликами, должна была взлететь в синее небо, и унести наших девчонок в Москву. Мы провожали сестер.
Галя и Марина улетали поступать в институт.
Тогда еще никто и не знал, а уж они тем более, как круто изменится их жизнь в столице нашей Родины Москве. Судьба готовила им, этим хрупким молоденьким подружкам из «Сибири», пройти серьезные испытания: выстоять, выжить и преодолеть злой рок «судьбы», выйдя оттуда победительницами.
Черно-белая история начиналась.
Посадку еще не объявили; и мы с моим другом, Женькой (младшим братом) Маринки, которая была старше его на 6 лет «висли» на перилах аэропорта, убивая время до отлета. Провожали мы их веселой компанией Моя мама Нина Михайловна, отец Петр Петрович, ну и конечно Женькины родители, а именно: тетя Света (Светлана Иннокентьевна) и дядя Коля, Женин отец – весельчак и балагур, он, уже Егорыч успел где-то «тяпнуть» «портвешка» и поэтому был навеселе. Травил байки и анекдоты, в этом он был великолепный мастак. Не нравилось только тете Свете, и она чуть-чуть «подпиливала» его – «Что в такой день и не можешь удержаться» – ворчала она.
Наконец посадку объявили и сестренки проследовали в самолет. Родители наши, конечно, волновались, ведь куда летели девчонки в неизвестность. Шутка-ли, в чужой город, да еще самим поступать в институт (это было не так просто). «Москва – слезам не верит», как говориться, а тем более, слезам двух наивных девочек-дурнушек из провинции «летящим за счастьем» в большой город. Никакого «блата» и «шерстяных рук» в Москве ни у нас, ни у Маринкиных родителей не было. Одна надежда на удачу и знания, которые они получили в школе (учась вместе с 1-го класса).
Если Марина была «веселушка» и «хохмачка», то Галя позиционировала себя «серьезной» девочкой. Хотя, когда они гуляли вместе по городу или делали уроки дома, то периодически вытворяли различные «приколы» и заливались до коликов в животах веселым смехом обе. Отличницами они не были, но учились на твердые 4 и 5. А еще вели комсомольскую работу и общественную деятельность, поэтому были всегда на виду. Мало того, моя сестра Галина еще и успевала посещать школьный хор. Я всегда угорал и смеялся, когда она распевалась в душе, а мамочка ругала ее, что яйца она пьет сырыми (якобы для голоса полезно очень, говорила она). Ей тогда было невдомек, что таким образом, можно было выхватить какой-нибудь "сальмонеллез "и отравить организм смолоду. Правда, физически девчонки были крепкими и высокими. Поэтому «Геннадьевич» физрук школы, сразу их заприметил и уговорил играть в волейбол. Не знаю, откуда проступил «талант». Но их команда «драла» по волейболу всех подряд, все школьные и краевые соревнования они выигрывали «на ура», как говориться, «на одной руке». В и х команду входили еще три девчонки (их банда): Ольга Малышева, Танька Чернышева и Пермякова Люда. Последняя была еще и «чертовски красива» напоминала милую, добрую, голубоглазую Мальвину. Во дворе нашем да и в школе, где они учились, все пятеро в одном классе, от женихов у Люды не было отбоя.
Один раз я даже проспорил друзьям, когда они возвращались с соревнований из Красноярска и шли своей пятеркой с остановки автобуса к дому. Увидев их первым… из друзей, я сказал – «Что проиграли». Мы побежали к ним, встречать. Вид у них был уставший. Но когда они достали снова «Кубок из сумки» я опять удивился и больше никогда не думал плохо о «дрим-тим» Команде победителей всего и везде!!! Команде – мечты.
Ольга Малышева сказала: «Галя, что это твой брат вносит смуту, Проведи-ка с ним дома беседу, а то ишь ты, не верит он в нас! Чтоб это было последний раз, Олег!» – все засмеялись, а я сконфузился.
Класс у них был очень интересный. Один Андрюшка Насакин (Носик) чего стоил. О – это был шедевр, а не парень. Ой, до чего он был смешной! С его шуток, мы просто ухохатывались. Жил он в нашем доме и нашем подъезде на 1 этаже. И мы всегда собирались толпой, особенно зимой на 2 этаже и грелись возле батареи и сушили рукавички. А он нас развлекал… и откуда, только, он все знал и умел. Мы его называли Андрей Миронов (артист). И он был похож на него внешне словно брат родной. А номера «отмачивал» даже круче. Жизнь правда сыграла с ним злую шутку. Как-то связался он с «компашкой» нездоровой и попал надолго за решетку. А до этого т. Лена мать его ехала с ним в поезде куда-то к родне в район Москвы (не помню, где у них были родственники) Так вот ехал с ними в купе какой-то режиссер из Московского театра. За время поездки, он просто «влюбился» в Андрея и его номера (Андрюшка развлекал весь вагон)) и сказал, что у него большое будущее и ему нужно срочно в театральный, и обещал помочь его устроить. И ведь не обманул, договорился, что возьмут. Прислал телеграмму т. Лене," пусть Андрей срочно выезжает, его ждут режиссеры на просмотр в Москве". Т. Лена им сообщила, что он сидит в тюрьме, дали 8 лет. Очень мы все переживали. Ведь как могла бы его жизнь поменяться в корне, Москва, театры… Думаю, конкуренцию он составил бы там многим артистам эстрады.
Как-то один раз моя мать пришла с работы на обед и уловив знакомую мелодию популярной тогда песни: «…Письма я на почту ношу, словно я роман с продолженьем пишу…» решила сделать радио погромче. Но что это по радио не было концерта, включила телевизор – тоже ничего. И вдруг увидела в окно с 4 этажа, как дети и воспитатели стоят у забора (детский сад был за нашим домом), прильнув к ограде. А на подоконнике 1 этажа, поет песни под гитару наш Андрюшка (Артист). Все были без ума от его таланта, голос звучал настолько красиво, что отличить, его не было возможным от певцов с телеэкрана.
В последствии освободившись он уже не нашел себя, и спившись ушел из жизни в довольно раннем возрасте. Нам было его очень жаль. Я всегда вспоминал, как приезжал мой отец на ужин (он работал таксистом), Андрей просил его посидеть в его Волге, дядя Петя, а можно мы в машине посидим? И мы забирались гурьбой в теплую машину, и слушали как травил байки и анекдоты наш Андрюшка.
"ШПИОН"
Девчонки прошли в комнату Гали и закрыли за собой дверь. Так было постоянно и у них была традиция, холодными сибирскими вечерами расположиться в уютной комнате и делать уроки, обсуждать свои девичьи секреты. Для, меня маленького пацана, это была пытка. В этот момент я был обычно выпровожен из комнаты и со мной уже никто не играл.
Марина, Галя, Оля, Таня и Люда весело смеялись и рассказывали свои тайны. Им уже было по 13 лет и интерес к своим одноклассникам мужского пола становился все явней. Разговори шли о парнях, своих симпатиях к ним и прочих девичьих тайнах.
Я не находил себе места. Ведь мне было все интересно, я тихонечко подкрадывался к комнатной двери и приставив ухо к замочной скважине, подслушивал их разговоры.
Так я узнал, что они периодически прогуливаются у военного училища, чтобы кадеты обратили на них с Мариной свое внимание, что во дворе им нравится обоим один парень блондин, по кличке «Батон» и они нарезают взад и вперед, увидев его сидящего с друзьями на лавочке.
Так в один прекрасный момент, я, слушая их очередные женские рассказы, нечаянно закемарил и уснул у двери. Вдруг дверь резко открылась и из комнаты вышла Ольга, которая хотела пройти в туалет, и я нечаянно ввалился в комнату.
– Олег, ты что, подслушиваешь? – засмеялась Ольга.
В комнате все девчонки грохнули от смеха, долго не могли остановиться и хватались за животы. Ситуация для меня была патовая. Я попытался что-то пробормотать в свое оправдание, но все выглядело нелепо.
Так они присвоили мне кличку «Подсекатель» и когда в очередной раз собирались в комнате делать уроки, вдруг наступала тишина и Галя спрашивала:
– Подсекатель, ты на посту?
Я вдруг резко уходил на цыпочках от двери, убирая ухо от замочной скважины. Но половицы скрипящего пола, бесцеремонно выдавали меня.
Со временем подрастая, я забыл и отвык от этой затеи, да и появились многие другие интересы.
СТУДЕНТКИ
А между тем время шло. От девчонок не было известий, как они там, что с ними. И вдруг через три недели матери пришла телеграмма на переговоры с Москвой. Вызывала Галя. Мы поехали с ней в центр города, переговорный пункт был там, он был единственным в городе. Разница с Москвой у нас была 4 часа и поэтому нас позвали в кабинку только в 12 часов ночи. Слышно было плохо, но Галя сообщила матери, что она не добрала 0,5 балла, и поэтому не может учиться на дневном отделении, где будет бесплатная общага от института и стипендия. Я плохо понимал тогда; но она не хотела возвращаться в Ачинск и сказала матери, что попробует перевестись на вечернее отделение. Но для этого ей придется устроиться на работу и найти общагу. В отличие, от Гали, Маринка как раз поступила на дневное, ей выделили место в общежитии института. А поступали они в текстильный институт легкой промышленности имени Косыгина.
Через некоторое время я узнал от матери что Галя все-таки нашла вариант, она устроилась на работу ленточницей в Раменском, на текстильном предприятии, ей дали рабочую общагу. Она еще не понимала, как это окажется трудно, – днем работать, а вечером ездить из Подмосковья на электричке с пересадками на метро на учебу, а поздно вечером возвращаться обратно. Только на поездку в одну сторону уходило 2,5 часа. Но образование требовало жертв. И к тому же учиться ей нужно было на год дольше, чем Марине. Вот так помаленьку Москва начала разводить их по углам, чтобы потом с новой силой соединить их снова крепко и надолго.
Мама моя Нина Михайловна, конечно, была рада, что дочь все-таки зацепилась за Москву и где-то даже гордилась этим. В те времена из Сибири было сложно вырваться в столицу, тем более поступить в Московский институт. Правда она понимала, как это будет сложно, ведь ей нужно было еще как-то помогать дочке. Особых денег у нее не было, батёк наш любил выпить и загулять (особенно когда в такси был хороший «калым»). Поэтому больших надежд и иллюзий на батины деньги мать не испытывала.
Мы, т.е. я Олег с моим другом Женькой (Марининым братом) учились в 6 классе. Судьба нас свела со школы, и впоследствии притянуло нас
невидимой ниточкой по всей судьбе начиная со двора, школы. Наши судьбы изначально свели все-таки сестренки.
Учились мы с ним хорошо. Женька в некоторых дисциплинах был лучше меня. Сказывалась его эрудированность, он любил книги. Читать в их семье было нормой. Это заслуга их мамы Светланы Инокентьевны.
Поэтому как собеседник он все-таки был интересен, и девчонки всегда «велись» на его подвешенный язык. Правда и «спорун» он был отменный, в этом его невозможно было переубедить. Он всегда приводил аргументы и факты. Но когда кто-то припирал его к стенке за выдуманное" вранье," последним аргументом его было: «ну Маринка же говорила». А это для нас молодых парней был весомый аргумент. Ведь сестра училась в Москве – ни где-нибудь.
Жизнь нашего детства проходила на 4 м-он в коробке четырех-пятиэтажках, благо стояли они в форме квадрата. Все здесь было на виду и все всех знали с детства, к тому же ходили в одну школу № 3. Двор наш был всегда оживлен. И если вдруг по какой-то причине, ты не был на улице вечером, то на следующий день в глазах друзей ты был просто «лошара», потому как не знал, что за «движуха» происходила в твое отсутствие. А занимались мы, как и все советские парни играми: лапта, хоккей, футбол, банка, береги знамя. В зимнее время мы, конечно же, оборудовали себе место в подвалах наших домов, ставили там теннисные столы, непонятно откуда взятые. И начинались «баталии», также оборудовали комнаты-качалки, где занимались спортом, боксом и т.д. Ну, конечно-же, как без шалостей?!!
В теплушках подвалов, где были теплые батареи, мы сушили газетную бумагу, смоченную в аммиачной селитре. Изготовляли ракетницы, скручивая их, и бомбочки добавляли магний с селитрой, обматывали все это в изоленту. И вечером, когда стемнеет, начиналось представление на улице. Ракеты взмывали в небо, «бомбочки» взрывались – иногда это было «покруче» китайского фейерверка. Мы просто жили настоящей пацанской уличной жизнью. Были и свои лидеры в этих развлекухах. Пихтарь, Рулик – он умел сделать все! Хотя, как обычно химию учили в школе на 3.
Со временем наши предпочтения заняла карточная игра, как «Азо», Игра была на деньги, мы собирались «толпой» у кого-либо дома (пока предки были на работе) и играли. Денег ни у кого особо не было, играли на мелочь, но иногда доходило до 3 и 5-ок. Ну а если ты имел 10 рублей, откуда-то, то считался «олигархом» в глазах товарищей.
Играть стали затем в подвалах оборудовав там «стайки» под это дело. Азарт – дело серьезное. Мы, конечно, все проигрывали, редко случалась удача. В основном все выигрывал Волков Эдик (Чимба), он был старше нас на 2 года, и как-то всегда был в куражах, очень чувствовал людей по лицам и поведению, если к кому-то «привалила» карта. Хотя мог и мухленуть, если успевал при раздаче. После крупной «Азы» и выигрыша, он всегда шел в магазин и покупал себе дорогие вещи, на зависть нам. Пижонил он в шапке из «бобра» пальто с воротником и мехом из него же, тоже у него имелось. Был он какой-то скользкий "типок", вечно от него нужно было ждать подвоха. Но так, как он был всех постарше, то отводили ему роль лидера, мы все его побаивались во дворе.
В этих подвалах у нас были специальные дыры и лазы, где при любом «шухере» с участковым, или народными дружинниками, периодически заглядывавшими к нам с фонариком! они гонялись за нами, ведь мы нарушители закона «тишины». Да и работникам милиции по делам несовершеннолетних был приказ разгонять наши подвальные компании. Но вырубив свет, в темноте мы были зрячее чем кошки, и вырывались из рук правоохранительных органов, прямо у них под носом. Был у нас спецлюк, о котором они не знали, так из подвала, мы легко одним движением попадали в подъезд. И выйдя на улицу, как ни в чем не бывало, стояли в стороне, как будто и не были в подвале. Милиционеры, набегавшись и разогнав подвальных кошек, уходили ни с чем. – Ну что пойдем играть ко мне в 1000, пока матери нет, – предложил Жека мне и Вадиму.
– Что, опять на уши? – спросил я, – вы же мне опять навешаете.
– Да, ты карты запоминай, которые вышли и все дела, – говорил Жека.
– Ага, с вами запомнишь, – возмущался я.
– Да, пошли-же, – звал Жека.
– А печенюшки есть? – интересовался я.
– Да, есть, мать полный тазик настряпала, – звал Жека снова и снова.
– Ну ладно, идем
Вадик как обычно нас обыграл и набил нам по ушам. Вадим был умный парень. Правда старше нас на 2 года, да и уже к своим 14 годам повидал мир. В 12-летнем возрасте он с родителями оказался на севере на острове Диксон. Отец хотел заработать и уговорил семью ехать с ним.
Пробыв там два года, и накопив «длинных рублей» они вернулись назад.
Жизнь на севере была интересна, но холодна.
Вадик постоянно присылал мне фотки ледоколов «Арктика», «Ленин», которые заходили к ним. Фотки белых медведей и собак- волкодавов.
Два года прошли быстро, и мы частенько слушали его рассказы о «Дальнем Севере»
СОБАЧЬЯ ШАПКА
В нашем дворе, как и любом из сотен советских дворов того времени никто не отличался особо друг от друга в одежде. Мы – пацаны того времени гоняли в войлочных полуботинках «прощай молодость», шапки из кролика, пальто, рукавицы и штаны с начесом, была наша повседневная одежда.
Советская мода была однотипной. В магазине 2-3 наименования, особо и выбрать родителям было нечего для нас.
Отец стал периодически ездить на вахту на север, решив подзаработать денег, и в один из своих приездов, он привез множество собачьих шкурок.
– Откуда столько, и зачем? – спросил я у него.
– Да, вот хочу себе унты сшить для зимней рыбалки, очень они теплые будут. Да и тебе шапку-ушанку из собачьего меха, она теплая будет, и голова в ней не мерзнет и не болит, – ответил он, – на Севере все в них ходят.
Так через несколько дней, я вышел на улицу в собачьей шапке-ушанке. Была она теплая большая и напоминала охапку сена. Вот из-за этой шапки я и начал периодически драться с друзьями во дворе. После кроличьих, она особо выделялась на моей голове.
– Жека, держи!
– Юра, лови!
– Серега, пасуй мне, – сорвав с меня ее играли пацаны в баскетбол, или того хуже в футбол.
Я бегал за ними пытаясь отнять, иногда они доводили меня до слез, и я с психу шел домой с открытой головой, которая парила от моего пота.
Мать выходила на улицу и отчитав моих друзей, приносила мне опять мою собачью шапку, которую я всю больше стал ненавидеть.
Росли мы все бесстрашными пацанами. В этом у нас преуспевали: Толя «Ветер» и Жека «Русалей». Еще маленьким пацаном он мог с первого этажа по балконам залезть к себе домой на 4 этаж и через форточку мог оказаться дома. Делал он это на спор, и в основном когда терял ключ от квартиры играя во дворе. Толик и "Женьтяпа" как ласково мы его называли мог запросто подойти к краю крыши и кидать снежки с высоты пятиэтажного дома.
ОБЕД
В отличие от нас высоты он не боялся, а нам приходилось подползать к краю крыши, чтобы хотя бы посмотреть сверху на наш двор.
Как обычно, мы дурачились во дворе на игровой коробке.
– Женя! Женя! – донеслось до нас.
Возле бровки стояла его мать Светлана Александровна. Это была очень интересная, красивая женщина интеллигентного вида. Одета она была в строгий женский костюм, с красивой уложенной прической из черных волос.
Женя подошел.
– Ты, давай, завязывай носиться, еще уроки делать, я пошла на работу.
Работала она в одном из престижных детских садов города, заведующей.
– Приду поздно. У нас еще собрание с родителями, ты давай кушай и готовься к школе.
– Да, ладно, знаю я, – огрызнулся Коротя.
– Не, знаю, а иди домой! – возразила она.
Когда силуэт матери скрылся за углом дома, Женя крикнул:
– Пацаны, у меня хата весь вечер свободная, айда ко мне в карты играть.
– Давай! – одобрили мы разом, – сейчас по телеку еще «Приключения Электроника» начнутся, – крикнул кто-то
– Да, сто раз его видели… Ури, Ури… – посмеялся кто-то.
Мы прошли в зал и расположились всей толпой на полу включив телевизор.
– Русалей, – позвал его Жека на кухню, – иди сюда!
На столе стоял приготовленный обед, под кухонным полотенцем: суп гороховый, гречка с котлетой, салат и компот из сухофруктов, рядом лежали домашние булочки.
– Давай ешь, – сказал Жека Русалею и усадил его на стул.
– Да, не, Жека! – отказывался Русалей.
– Ешь, сказал, – еще громче приказал Коротя.
– А ты как?
– За меня не парься.
У Русалея детство было не такое вкусное и красочное, мы все знали об этом, и Коротя подкармливал его иногда.
– Ну, ладно.
Взял ложку и начал неторопливо наяривать Женькин обед.
От котлеты, приготовленной заботливой матерью друга, отказаться было сложно. Ведь все выглядело как в старые добрые времена детсада.
За питанием сына, мать следили не хуже, чем за своими подопечными в детсаду.
Коротя был сентиментальным, я это знал и оценил его поступок, увидев мельком эту ситуацию.
В карты играть не хотелось, и мы опять дурачились у Женьки долго и краем глаза смотрели «Электроника».
ГОРА
Была у нас любимая затея, ходить на высокие горы 2 Ачинска, и кататься с них на санках. Увлечение это было опасным, попадались горки с которых было страшно сойти, не то что съехать на простых санках. Вот и тут Толик с Русалеем показывали нам свое бесстрашие, граничащее с бравадой. Несчастный случай мог произойти в любую секунду. Мы скатывались с крутых гор, переворачивались и получали шишки и ссадины. А показал нам эти горы Вадим, затем это стало нашим увлечением, мы получали безумный «адреналин»
Ну, что, кто первый? – спросил Вадим у нас стоящих на снежной горе второго Ачинска.
– Ого, – страшно, в один такт произнесли мы с Валерой, держа в руках позади себя алюминиевые санки.
Гора действительно была очень крутая, вниз даже смотреть было страшно, не то, чтобы съехать. Угол был даже меньше 45 градусов.
–Градусов 35 не меньше, – определил Валера.
– Да, ну страшно, ты куда нас привел? – задавали вопросы мы Вадиму.
– Ну сами же хотели испытать себя, и кто-то кричал, что бесстрашный, – улыбался ехидно Вадим, оглядывая нас.
– А, была-не-была!
И мы с ужасом увидели, как Жека Русалей прыгнул в свои санки и покатил вниз. Мы ахнули от такого поворота событий.
– А-а-а! – неслось эхо, удаляясь от нас все ниже и ниже с горы.
Видно было как он куражился и выделывал крутые повороты своими санками, управляя телом. В этот момент, санки подпрыгнули на трамплинчике и мы увидели картину, как он кубарем покатился вниз переворачиваясь по инерции кувырками. Санки поехали в другую сторону и остановились. Жека лежал без движения.
– Что делать? – спрашивали мы друг у друга.
Катиться вниз было реально страшно, мы межевались. Жека лежал без движения.
– Ладно, я попробую потихоньку, – произнес Толик, и лег на санки, которые были чуть мощнее и с хорошими полозьями.
– Толян, ты только едь прямо, не вертись.
Толя съехал, и не упал ни разу, правда, санки его застряли в уже начинавшем таять, ручье под горой. Он бросил их и бросился к Русалею.
Жека лежал на спине без движения, лицо было в снегу.
– Русалей, ты как? Живой, нет? – тормошил его Толик.
И вдруг, на лице у Жеки, с хитрым прищуром открылся один глаз.
– Дай закурить, – произнес он.
– Ты, че, козел! Мы все напугались! – заорал Толик и рассмеялся. – Вставай давай, – наезжал на него друг.
Они закурили и сидели у нас на виду под горой.
– Все нормально, – кричали они. – Но вам спускаться не советуем, трасса зверь. Мы пошли домой, идите в обход, по дороге встретимся! – кричали они нам.
Больше из нас никто не рискнул испытывать судьбу.
КАТЬКА
На дворе стоял январь, холод был собачий и с Жекой Коротиным мы зашли как обычно в подъезд погреться у батареи.
– Сегодня какое число, 6 января уже? – произнес я
– Да, а что? – спросил Женька.
– Да скоро в школу, даже не заметил, как зимние каникулы подошли к концу, осталось 4 дня.
– Олег, у меня идея! «А пойдем в поход», – произнес Жека.
– В поход?! Ты, что совсем? Такие холода стоят. Да и куда и с кем? – выпалил я.
– А пошли в лес за Чулымом на той стороне.
– А кто пойдет-то? – опять спросил я.
– Ну, кто… Русалея возьмем, Витька с сестрой его Катькой, ты да я, может еще кто захочет, – говорил Женька.
– А что, пошли, только надо теплей одеться и пожрать с собой сгоношить. У тебя топор есть и котелок, можно будет супец забабахать на костре и чайку. Пойдем, костер разведем, думаю, не замерзнем, – все еще уговаривал меня Женька. Решено!
Как и полагается утром, мы двинули в путь. Идти решили налегке, взяв только съестные припасы, котелок, спички, топорик и хорошее настроение. Жека был заводила и компания, всех кого планировали, была в сборе.
Идти пришлось долго, ведь до Чулыма нужно было пройти километров 10 не меньше. Лед уже реально замерз, и мы переходили реку не опасаясь, что он треснет. Перебрались через Чулым, мы долго искали место где можно забраться на заснеженный берег. Был он крут. Кое-как, набрав полные валенки и рукавички снега, мы забрались на берег и оказались в лесной чаще. Снега было по пояс, и мы решили вытоптать место для стана.
Через некоторое время, маленько порезвясь и покувыркавшись в снегу, мы решили, что пора собирать хворост для костра, так как пар шел от нас и становилось холодно. Мы еще решили покидать Женькин топор – тамагавк в толстую березу, и выявить победителя, кто освобождался от сбора дров. Как обычно, выиграл Жека, был он нас поумней и как-то смог рассчитать сколько раз должен перевернуться топор в воздухе, чтобы острием попасть и воткнуться в ствол дерева.
И вдруг, Катька! О, это была девочка – война. Витькина сестренка, решила залезть на дерево. В мальчишеских замашках ей было не отказать. Она всегда находилась в нашей компании, и мы ее особо не стеснялись, знала она все наши тайны и проблемы, она всегда держала язык за зубами.
– Катька, куда ты? – кричали мы ей. Но она как пантера вскарабкалась на молодую березу, мы даже не заметили, как она, преодолев расстояние в три четверти, оказалась почти на самой верхушке дерева. И вдруг береза нагнулась так, что Катька повисла на ней вниз головой. Она напугалась, и схватилась за ствол обеими руками. Падать с высоты почти 7-метрового ствола было страшно. Еще, пока лезла, она скинула рукавицы, чтобы удобнее было хвататься за ветки березы.
Мы опешили и не знали, что делать. Достать ее было нереально.
– Катька, прыгай! Мы будем тебя ловить! – кричали мы.
Но она не реагировала ни на что, вцепившись обеими руками за ствол дерева. Сколько она могла провисеть так, мы не знали. Уже прошло минут 15, но для нее это была вечность, руки примерзали к стволу и даже расцепить их она уже не могла при всем желании.
И вруг наш бесстрашный Русалей полез ее спасть на дерево.
– Пацаны, я сейчас ее отцеплю! – кричал он нам сверху.
Мы стояли, затаив дыхание и смотрели. Он уже почти добрался до того места, где она висела, вцепившись обеими руками в ствол березы. И вдруг, произошло то, что должно было произойти. Береза хрустнула от их веса. Морозы в тот год стояли серьезные. Катька и Женька Русалей со всей высоты шмякнулись, держась оба за обломившийся ствол березы. Снег и сугробы маленько смягчили удар о землю. Они плакали и смеялись одновременно.
– Катька, ты как? – напугались мы, – живая?
Катька открыла глаза, лицо ее все было в снегу.
– Да вроде. Руки, руки не чувствую! – кричала она. Они были красного цвета и не шевелились даже пальцы.
Мы с трудом, оторвали их от ствола. Больно было ей еще от того, что ствол упал вместе с ней на нее. Жеке Русалею повезло больше, он как раз упал, держась на стволе.
Мы засуетились. Костер! Костер, давайте быстрее костер. Надо руки ей отогреть. Кто-то стал оттирать снегом ей лицо и ладошки. Мы развели костер. Нарубив лапника, костер разгорался с такой силой, что подавал жар и тепло на весь наш стан.
– Чаю надо, чаю, срочно – звенело у меня в голове. Я побежал и зачерпнул котелком снега, водрузив котелок на огонь. Спрыгнув на лед Чулыма, я пробежал, вернее прополз по берегу, набрав полную охапку шиповника, который рос по всему берегу.
Ох, нифига себе! – одобрили пацаны, увидев меня.
Мы заварили чай. Такого вкусного чая, зимой у костра, мы не пили никогда.
Все были в восторге.
Через некоторое время Катька пришла в норму, руки отошли, но спина еще ныла, после удара о землю. Мы переживали, чтобы она не отморозила руки.
Еще немного мы подурачились на снегу, прыгая друг на друга и играя в снежки. Началось смеркаться, и мы побрели домой. Настроение было радостное от того, что все так удачно разрешилось.
В Москве в те годы, разворачивались серьезные политические события. В Афганистан, как-то очень тихо и незаметно СССР ввел войска, якобы для помощи, дружественной тогда страны ДРА. И по просьбе о помощи тогдашнего лидере Наджибуллы. Эта война нам в последствии вылезла боком, только в 1989 году, мы ее закончили, положив там головы 14 тысяч советских парней, выполнявших интернациональный долг. СССР вел политику лидера мира. Тогда действительно во времена брежневского застоя мы соперничали с США, шла гонка вооружений. Армия была на первых позициях.
Страна готовилась к Олимпиаде-80. И это очень сказывалось на жизни простых людей! Все деньги шли на строительство и подготовку к этому событию. Ощутили это и мы, в магазинах, купить из продуктов и вещей было нечего. Помню, в ходу были слова «выкинули» «по блату», «дефицит», «импортные». Если в наш универсам «Юбилейный» завозили колбасу, масло или мясо – очередь выходила даже на улицу. Приходилось по нескольку раз вставать в очередь, чтобы хоть как-то «урвать» побольше кусок и порадовать пустой холодильник. Благо отец работал в такси и был в курсе всех движений в городе. Была у них такая «фишка» встречать с работы работниц мясокомбината (т.е. «несунов»). Но встречали их и ОБХСС, поэтому дружба с таксистами была в «фаворе» для мясокомбинатовских бабенок. И они всегда расплачивались колбасой и мясом, чтобы не попасть в лапы милиции. Вот поэтому в нашем домашнем холодильнике периодически появлялась «колбаска» и «мясцо».
Впрочем, все крутились как могли, и всеми правдами и неправдами выживали в наше непростое советское время – «Время брежневского застоя». Особенно всем нравился Новый год. Это был праздник любимый всеми!!! Стол новогодний был почти у всех шикарный. Как ни крути и мандарины, и шампанское, и шоколадные конфеты – все успевали достать и украсить стол. Но, а про салаты оливье, сельдь «под шубой» и другие вкусняшки и говорить было нечего. Один такой Новый год нам и запомнился. В этот Новый год я первый раз попробовал водку.
А дело было так: мы решили отметить его у Женьки Морозова, скинулись по 5 рублей и купили вина, шампанского (кажется коньяка еще). Сделали стол вкусный, мать его была в отпуске на курорте, дома был только его отец дядя Коля-хохмач. Он нам не мешал, а постоянно разговаривал с телевизором, и мы уссыкались от него. Особенно когда Брежнев награждал очередного «члена» политбюро и целовал его. Он всегда говорил: «а давай Дорогой Леонид Ильич я тебе «блямбу» повешу и расцелую…» так он называл медали. (Брежнев уже к том времени был четырежды герой соцтруда).
Все это было очень лицемерно и все понимали про «показуху» и очковтирательство в СССР. Так вот мы пошли прогуляться перед Новым годом на улице шел снег, он ложился огромными пушинками нам на шапки и воротники через несколько минут мы превратились в снеговиков! И вдруг знакомимся с девчонками. У них не было парней, и они утащили нас к себе, благо дом был, напротив. И стол у них был накрыт красиво. Передо мной стоял салат оливье и водка. Водка оказалась теплой, и выпив ее, я поперхнулся, так как не умел ее пить, тут же закусил салатом оливье. И о боже! Они забыли его заправить майонезом. И вот эту теплую водку я закусил сухим оливье… Ощущение было ужасное, потом я долго не мог начать ее пить, первое впечатление было не в ее пользу. В эту же ночь мой друг Валера (Чуня) познал, что такое женщина. Одна особа увела его в другую комнату и показала все, что умела в искусстве любви. Мы все дико ему завидовали, ведь он первый вышел из "мальчиков", как тогда говорили.
