Цитаты из книги «Двери восприятия. Рай и ад», страница 2

По самой природе, каждый воплощённый дух обречён страдать и наслаждаться в одиночестве.

"Общество островных вселенных"

"Мог бы ты, - спросила меня жена, - задержать внимание на том, что

"Тибетская Книга Мертвых" называет Чистым Светом?"

Я сомневался.

"Может быть, это не будет впускать зло, если ты сможешь удержать

внимание? Или ты все-таки не сможешь держать?"

Некоторое время я раздумывал над вопросом.

"Возможно, - наконец, ответил я, - возможно, смог бы, если бы кто-то

рассказал мне о Чистом Свете. Одному это сделать невозможно. Полагаю, именно

в этом - смысл тибетского ритуала: кто-то сидит все время и рассказывает

тебе, что есть что."

Мы живем вместе, мы совершаем поступки и реагируем друг на друга; но всегда и во всех обстоятельствах мы – сами по себе. На арену мученики выходят рука об руку; распинают же их поодиночке. Обнявшись, влюбленные отчаянно пытаются сплавить свои изолированные экстазы в единую самотрансценденцию: тщетно. По самой своей природе, каждый воплощенный дух обречен страдать и наслаждаться в одиночестве.

Внешний мир - это то, где мы просыпаемся каждое утро нашей жизни, место, где

волей-неволей мы должны пытаться прожить. Во внутреннем мире нет ни работы,

ни монотонности. Мы посещаем его только во сне и размышлениях, и его

странность такова, что мы никогда не сможем отыскать одного и того же мира в

двух случаях, следующих один за другим. Что удивляться, следовательно, если

человеческие существа в своем поиске божественного, в общем и целом,

предпочитали смотреть внутрь! В общем и целом, но не всегда. В своем

искусстве не менее, чем в своей религии, даосы и дзэн-буддисты смотрели за

пределы видений, в Пустоту, и сквозь Пустоту - на "десять тысяч вещей"

объективной реальности. Из-за своей доктрины воплощенного Слова христиане

должны были бы быть способны с самого начала принять сходное отношение ко

вселенной вокруг себя. Но из-за доктрины Грехопадения сделать это им было

очень трудно. Всего триста лет назад выражение тщательного отрицания мира и

даже проклятия мира было и ортодоксальным, и понятным. "Нам не следует

изумляться ничему в Природе, кроме одного лишь Воплощения Христа." В

семнадцатом веке фраза Лаллемана казалась разумной. Сегодня в ней звенит

безумие.

Мы любим себя до идолопоклонства; но мы себе также отчаянно не нравимся - мы находим себя невыразимо скучными. И с этой неприязнью к самим себе, с поклонением себе, превращенному в идола, связано имеющееся у всех нас желание - иногда подспудное, иногда осознанное и страстно выражаемое - избавиться от тюрьмы своей индивидуальности, с этим связан позыв к самотрансценденции. Именно этому позыву мы обязаны мистической теологией, духовными упражнениями и йогой - и ему мы, к тому же, обязаны алкоголизмом и пристрастием к наpкотикам.

"Какие претензии! Да кто он вообще такой?" Вопрос был адресован не конкретно Сезанну, но всем человеческим существам вообще. Кто, они считают, они такие?

"Сумма зла, - заметил Паскаль, - была бы намного меньше, если бы люди только смогли научиться тихо сидеть в своих комнатах." Созерцатель, чье восприятие очищено, не обязательно должен оставаться в комнате.

Но человек, который возвращается сквозь Дверь В Стене, никогда не будет точно таким же, как человек, который в нее выходил. Он будет более мудрым и менее самоуверенным, более счастливым, но менее самоудовлетворенным, он будет скромнее в признании своего невежества, но будет и лучше вооружен для понимания отношений слов к вещам, систематического рассуждения к непредставимой Тайне, которую он пытается — всегда тщетно — постичь.

Маловероятно, что человечество вообще сможет когда-либо избавиться от Искусственных Раев. Большинство людей ведёт жизнь, в своём худшем виде настолько мучительную, а в лучшем − настолько монотонную, бедную и ограниченную, что позыв бежать её, стремление превзойти себя хотя бы на несколько мгновений есть один из основных аппетитов души и всегда им было.