Читать книгу: «Любимый Садовник»

Шрифт:

ISBN 978-5-0051-7727-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оксана Филатова

ЛЮБИМЫЙ САДОВНИК

Моему отцу крупно повезло на бирже несколько лет назад, тогда он и обзавёлся домом с удивительным садом, сплошь засаженным розами. Каких только лепестков я там не углядел – цвета всех оттенков радуги, с ободками, занятными полосками и узорчатыми пятнами посередине. Заниматься садом принялась бабушка. Ну, как принялась – нашла прекрасного садовника. Ну, как нашла – наняла того, что работал у прежних хозяев. Обычный такой дядька, с огромными седыми усищами, мне напоминал кота чем-то. А в общем, самый обычный дядька, молчаливый такой. Работал себе тихонечко, копошился со своими розочками, ухаживал так, будто последние цветы это на свете были и если б не он, ну, в общем, вы поняли. Ко мне наш садовник не цеплялся, даже когда я, четырнадцатилетний балбес, с пьяной гулянки возвращался. Хотя сейчас понимаю – стоило. Папашке я не нужен был вовсе, однако при разводе он отсудил у матери и меня, и все имущество до копеечки. Работали б мои мозги тогда, хоть взбунтовался бы, что ли. Но нет. Богатая жизнь, безнаказанность, – и замутненный алкоголем мозг перестает действовать. Ох, как же я отрывался тогда…

Где ты, мама? Если бы я только знал, где нахожусь и что со мной происходит, молил бы о прощении.

В общем, папка занимался своими делами, я, разумеется, своими, садовник трясся над розами. Так бы все и продолжалось, если бы бабушке моей не поднадоело на все на это смотреть. Ушла она с работы, взяла меня за шкирку, женщина она была серьезная, и к моему удивлению, получилось у неё легко. Наш серый кардинал преобразился в миг. Папа и я забились в углы нашего цветущего замка. А бабуся с удовольствием руководила всем и всеми.

К сожалению, не заметила она тайного увлечения сына. Папаша снова отличился и на этот раз в каком-то подпольном казино проиграл столько, что даже у бабушки слов не хватило. Не долго думая, он улизнул за границу, во всяком случае, на это надеялись все мы. Ну а там – кто знает. Замок наш отдали за долги. Садовник приуныл, но спустя пару дней женился на бабушке. Взяв за руку прекрасную новобрачную и в охапку меня, садовник приобрел билеты на утлое суденышко и повез нас к себе на родину. Я пытался протестовать, но выглядело это грустно и неубедительно. Я попробовал, у меня не получилось, и меня накрыла волна пофигизма. Накачав на телефон побольше музыки, я с наушниками в ушах зашел на борт старенького кораблика. С Клэптоном мы отчалили от берега, с Металликой я кое-как пережил морскую болезнь, а под композицию Робин Тики увидел землю, к которой нас тащит морской бриз. Оптимизм песни и вид скалистого берега с несколькими пучками чахлой травы убивали. Поэтому к внешнему виду нашего нового «дворца» я был готов…

«Пусть, – думал я, – не на века же!» Я б и мысли подобной не допускал, если бы знал, чем все закончится.

К слову сказать, тогда я рассчитал так: приедем, освоимся, а дальше -уплыву на хрен подальше. Бабушку, конечно, оставлять не хотелось, но провести остаток дней на забытом Богом острове – увольте.

Находилась она совсем рядышком, хибара моего… всегда путался в терминах, теперь-то уж точно не знаю подходящих. Допустим, отчима. Бабуся заменила мне всех возможных и существующих родственников в этой жизни. Стало быть, и правда, отчима. Его я, к слову, не называл никак. Садовник. Это определение, во всяком случае, суть передавало. Да и не был он больше никем для меня.

Домик, к которому мы вышли, карабкаясь по валунам, меня неожиданно поразил..

Поразил несколькими вещами. Ну, во-первых, выглядел совершенно кукольным. А комнатами располагал многими и разных размеров. Во-вторых, вероятно, жила на острове странная женщина, прибиравшая заброшенные здания. Я не против местных обычаев и очевидно это был как раз тот случай. Но согласитесь, странно вернуться в родные пенаты после долгой разлуки и обнаружить, простите, не обнаружить – пыли, занавесей паутины в углах и подивиться отполированному полу. На месте нашего усатого котяры, я б ей заплатил. Уж очень трудолюбивая барышня попалась. Мне б насторожиться тогда! Хотя я что-то там вякнул. Поставил ногу на огромный валун, которых на острове наблюдалось великое множество и развязно заявил:

– Бабусь, а тетенька неплохо убиралась все эти годы.

После сказанного меня втолкнули в самую большую и шикарную комнату в доме. Ну и все, я был куплен. К тому же, прародительница со своим новым протеже обосновались довольно далеко от меня по коридору, чему я тоже был несказанно рад. Мои помыслы о бегстве улетучились сами собой.

Ну и третье потрясение меня ожидало за окном моих сельских хором. Розовый сад. Ухоженный розовый сад! Чудесный, благоухающий, он восхищал даже меня, городского мальчишку, которого совсем недавно мог восхитить только вкус новой разновидности алкогольного коктейля. Открыв рот, я уставился на розовое великолепие. Сад заполнял огромное пространство земли за домом, цветы качали своими шикарно убранными прическами, манили ароматами, что-то шептали и успокаивали. Швырнув рюкзак, я упал в ботинках на постель, сказочно благоухающую свежестью, и провалился в сон.

А потом начались будни. Необычные, но все же будни.

Городок был настолько неординарен, что возьмись я про него рассказывать – не вышло б. Я банально не знал бы с чего начать. Но мысли… только мои мысли и воспоминания возвращают сознание туда снова и снова, и я пытаюсь понять, что же произошло на самом деле.

Чистота, свежесть, чудные, словно нарисованные домики. Сады. Везде сады. Ухоженные, яркие, ошеломляющие всеми цветами радуги. Пионы, колокольчики, деревья клонились под тяжестью махровой сирени разных оттенков, поля перед домами раскачивались ярко-желтыми реками одуванчиков. И вся эта необычайность была скрыта каменными глыбами, горный хребет забором стоял вокруг городка, шанса рассмотреть цветную круговерть не было ни у кого.

На следующий же день после приезда меня отправили в школу. Даже она была построена особым образом. В центре города располагалась настоящая пирамида. При виде неё я присел и присвистнул, за что бабушка дернула меня за руку и приложила палец к губам. А садовник почтенно поклонился причудливому зданию. Я хмыкнул, за что получил подзатыльник и не получил десерта вечером.

«Люди заигрались», – решил я, впрочем, мне настолько надоела атмосфера абсурда, что я решил: да, пожалуй, я смогу притвориться – не реагировать, не слишком-то забавляться и делать вид, что отношусь почтенно ко всему, что окружает. Вот после этого судьбоносного решения я занес ногу над порогом храма знаний.

Странно, но внутри это была обычная школа, со всеми её кабинетами, партами и грифельными досками. Руководил всем очкастый директор, подбиравший учителей под стать себе. Напыщенные жерди в строгих серых костюмах и очках с линзами огромных размеров, все они так забавляли меня, что порой приходилось опускать голову и якобы кашлять в кулак. Нет, мне определенно начинало там нравиться. Во всяком случае, я веселился.

До тех пор, пока директор не привел меня в класс. Тамошние дети… как бы это объяснить? Да чего уж там, не были они обычными детьми в нашем понимании. Хотя сейчас я и сам не отважусь дать определение обычности. Ну, посудите сами, детишки бесились, играли, шумели и любая палка или камушек в их руках превращались в парусник, воздушный корабль или безумного инопланетянина, короче, обладали той самой огалтелостью, которая вспоминается со времен моей начальной школы. Удивительное происходило уже после. Дети постепенно, одни быстрее, другие чуть медленнее, начинали затихать. И с каждым годом становились все тише и тише. Старшеклассники совсем уж были похожи на призраков. Конечно, эту ступенчатую изменчивость я заметил не сразу. Поначалу думал – дети слишком послушны и само понятие альма матер вызывает священный трепет. Однако, детям на островке разрешалось все. Закури они травку на пороге местной церкви, и то спустили бы с рук. Поэтому потребности в особом послушании не было.

Однажды я увидел, как местная малышня шпыняла парнишку-школьника и досталось ему порядочно. Ни один прохожий не сделал ни единого замечания деткам. К своему стыду, я тоже. Когда же мелюзга натешилась и все отправились по своим делам, сразу несколько человек подбежали к тихому старшекласснику со своим сочувствием. Я, наблюдавший всю сцену в подробностях, подумал, что сбрендил или что-то не так понял. Но на всякий случай решил не вмешиваться в драки, ругань и прочее, а всего лишь наблюдать. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока не пойму, что за хрень здесь творится.

И все же, произошло нечто, что помешало мне следовать плану.

В классе меня усадили за парту с девчонкой. Я повозмущался, дабы не изменять своему имиджу, но на самом деле неожиданно обрадовался. Девчонка оказалась забавной. И хоть с головой у неё точно были не лады, но она была живая. Нет, не такая, как малыши, что побили старшеклассника. Она была живая и добродушная. И когда она смотрела на меня своими большими зелеными глазами, и в этот момент никто на нас не глядел, я был точно уверен, что соображалка у неё работает что надо.

Так или иначе, выглядела она явно чокнутой. Белое платье в синий маленький цветочек, рукава-фонарики, пышная коротенькая юбка. Красивые волнистые волосы, которые каждое утро кто-то пытался собрать в косички, а светлые волосы вились мелким бесом и сопротивлялись. Чудо завязывалось голубыми бантами. Ох, ну что же это были за косы, картины только писать! Обязательно одна выше другой, бывало, что одну косу заплетали сзади, вторая располагалась где-то возле виска. Кудрявые пряди выбивались из плетения, систему сооружения бантов вообще сложно было понять. Карманы кофты, которая явно была не с её плеча, постоянно были полны леденцами на палочках. Девчонка рассасывала леденец, бросала палочку от него через плечо и разворачивала новый. На любой вопрос, даже учителю, отвечала, перекатывая конфету от щеки к щеке, даже обедала в школьной столовой, не вынимая палочку от конфеты изо рта. При нашей первой встрече она с громким хрустом раскусила чупа-чупс, протянула левую руку, правая ведь держала резинового пупса с разрисованным фломастером личиком и представилась:

– Шолька!

Я пожал липкую от конфеты ладонь и не нашел ничего лучше ответа:

И бухнулся за парту. Только потом я понял, что зовут её Зойка, а того, что она изрекает, не понимает никто.

Но даже такая, совершенно непонятная, смешная, в детсадовском платье, вязаной старой кофте с отвисшими карманами и прической Медузы Горгоны, она была для меня глотком свежего воздуха. Теперь я шел в школу отдохнуть от бесконечности садов, шел послушать леденцовый лепет подруги, шел хотя бы на минутку забыть, что я оказался на оторванном от обычной жизни острове и кроме бабушки никого у меня не осталось.

Ах нет, Шолька, еще она! Так, собственно, и стал я её называть. Слыла она городской сумасшедшей и в нашем классе старшеклассников все переворачивала с ног на голову. Зомбированным ровесникам было слишком далеко до живости моей новой подруги. Они не понимали возгласов по поводу отмененного урока математики, или начала песенной композиции, какой – угадать было невозможно, ведь ни слов, ни мотива нельзя было разобрать, или намеренно сброшенных на пол учебников, если в классе слишком уж тихо, а еще поколачивания парты головой пупса. Если честно, я бы орал песни в этой школе постоянно. Потому как меня тишина сводила с ума. В моей прошлой жизни орать приходилось учителю, чтобы хоть как-то его услышали беснующиеся подростки, или хотя бы обратили внимание. Нам было совершенно «по фигу», кто там с указкой у доски пытается вдолбить в наши головы знания. Нам хотелось на воздух, вон из душных стен. Здесь даже перемены были унылы до омерзения. Мои одноклассники ходили по коридорам, иногда парами, но чаще по одному, ходили так, что меня аж озноб пробирал при взгляде на них – медленно, тихо, ну только что слюна не капает. Я сплевывал на пол и смотрел на неё. Особых поисков не требовалось. Начальные и старшие классы разделили по корпусам, так что, там, где звуки, шум, смех, там обязательно она. Иногда Шолька носилась по коридору, иногда бывало, расставив руки, изображала самолет, но бывало и такое, что просто сидела, уставившись в одну точку. «О чем же ты думаешь, девочка?» – спрашивал я мысленно, и задумывался тоже. И в коридорах нашего корпуса наступала мертвая, ужасающая тишина.

Ходить за ней я начал не сразу. Однажды, сидя на имитированном подоконнике в коридоре и глядя на свою Шольку, увидел подошедшую троицу зомби из нашего класса. Они подхватили её под руки и потащили за угол. Грустный пупс с перекошенной моськой остался валяться на лавке. Я встал, прихватил куклу, и отправился вслед за ними. Надо сказать, для заторможенных, передвигались они довольно быстро.

Нашел я компашку – угадайте где – в мужском туалете.

Здоровяк, которого все звали Михой, накрутил обе косы на кулак и тянул Зойку к полу. Она молчала и только зажмуренные глаза и прикушенная нижняя губа говорили о том, как ей больно.

– Слышь, чокнутая, ты нам мешаешь. Очень мешаешь. Поняла? – на удивление грубая речь была прервана ударом моего кулака в челюсть.

Парень отлетел к писуару, долбанулся уже теперь носом и тихонько сполз на пол. Друзья испуганно жались к стенке, девчонка уставилась на меня так, словно я только что вышел из летающей тарелки. Я поднял с пола Шольку, всучил ей куклу и вытолкал в коридор. Потом направился к парочке у кафельной стены. Их пристальные взгляды чуть не прожгли во мне дырку, а как только я взял одного из них за грудки, он блеванул мне на ботинки. Я замахнулся было, но передумал. Вывел приятелей из туалета и притянул за пиджаки к себе:

– Значит так, бежим к директору и говорим, что бедняга Миха поскользнулся, упал и сильно ударился. Я, значит, оказываю посильную помощь. Запомнили? Супер! Пошли!

– Нет, стоп, вернулись, – парни, словно марионетки, подошли снова. – Внимательно слушаем. Если кто еще из вас, дебилов, тронет Зойку, пожалеет очень. Пошли вон!

Отмотав порядочную гору салфеток, я принялся оттирать ботинки. Чуть мазанул и пол, куда стошнило парня, чтобы не слишком явно были видны мои следы. Услышал характерный топот по коридору и быстро вымыл руки. Хромоту нашего старика-директора я запомнил сразу.

Что-то меня насторожило, когда я мыл руки. Странный запах. Должно ведь вонять, причем не розами. Я помню те самые запахи, такие, что от запаха тянуло стошнить снова. Но – нет. Ничего подобного не было. А что же было? Такое невероятно знакомое. Впрочем, на размышления времени не было тоже.

Когда господин директор распахнул дверь, я, имея совершенно благопристойный вид, приложив ко лбу ушибленного (во всех смыслах) намоченную тряпку, махал над лицом Миха своим носовым платком. Мокрую тряпицу я нашел на подоконнике, ей наша уборщица вытирала пыль.

Я опустил голову и тихим, подобострастным голосом рассказал, что мой товарищ по классу вел себя очень не осторожно, когда шел по мокрой плитке, оттого и произошло падение. Я пытался даже его удержать но, как же мне жаль, не успел. Видимо, теперь его должен осмотреть врач. Директор похвалил меня и прочитал небольшую лекцию, как важны друзья. И это в то время, когда пострадавший лежал на полу туалета, и из носа у него шла кровь!

Выговорившись, наш главнокомандующий с гордым видом ушел за медсестрой. Будто нельзя было привести её сразу. Я свернул платок и встал в дверном проеме. Придется, как лучшему другу, ждать медсестру. Ладно, сам напросился. Мой друг на полу зашевелился. Я подошел и присел на корточки рядом.

– Те двое, что были с тобой, расскажут, какую неоценимую помощь я оказал в процессе твоего спасения. Нет, благодарностей не нужно, – и я снова зарядил ему в челюсть.

А по коридору летала самолетиком, а может, бабочкой, не знаю, кем она была сегодня, Шолька. Пролетая мимо туалета, она подмигнула мне. Ну, вот как-то так, в один день, я приобрел миллион проблем и самого верного друга. Но я ни разу об этом не пожалел.

С того дня я принялся пасти Шольку. Куда бы она не ходила, я вроде как невзначай, шлепал следом. Таким образом, от неё тихони отстали, зато мне доставалось по полной. Видимо, они все же общались, размышлял я, но как и где – заметить не получалось. Тычки, затрещины, подножки – теперь это было мое. А однажды оборзевшая тихая команда встретила меня по дороге домой и отмутузила по полной. Я и сам не робкого десятка, двое ушли с серьезными фингалами, но я получился и вовсе красавцем. Заплывший глаз, разбитые нос и губа, кажется сломанное ребро.

Дома я прокрался к умывальнику, захватив из холодильника кусочки льда и постарался ликвидировать следы аварии. У меня не слишком хорошо получилось. Ладно, не получилось совсем. Но никто этого не заметил, хоть и стал я на следующее утро еще краше. Чудный городок оказался не таким уж и радужным, верно?

Впрочем, об одном событии я не рассказал. Пострадал я не зря. Сидя на лавочке в школьном коридоре и размышляя о бренности бытия, одним открытым глазом я увидел подбежавшую Шольку. Она смотрела на меня, наклоняя голову то к одному, то к другому плечу, потом огляделась, вытащила леденец изо рта и сказала почти беззвучно:

– Мне очень жаль.

Вернула леденец на место и убежала. А я сидел на лавочке и улыбался как дурак.

Теперь мой день проходил примерно так.

Утром я шел к Зойкиному дому и, облокотившись на какое-нибудь дерево, ждал. Вставал постоянно в разных местах. Общение молодежи не слишком приветствовалось в здешних краях, вот и старался я не нарываться. Потом выбегала моя чудная подружка и я, как только мог медленно и размеренно шел следом. Девчонка, видно, поняла, что если будет носиться самолетом, мне за ней не успеть, не вызывая подозрений. Вот и шлепали мы к школе, любуясь местными красотами. Еще я заметил её рассматривание витрин магазинов и сообразил – так она проверяет, рядом ли её телохранитель.

Мы добредали до школы, отсиживали положенные часы и примерно так же проделывали обратный путь. Открывая дверь своего дома, Шолька всегда слегка поворачивала голову ко мне и на секунду отпускала ручку двери, растопыривая пальцы. Девчонка говорила мне: «Пока!»

А вот путь к моему садовнику был намного веселее. Я шарахался от каждой тени, двигался рывками, перебежками, и стал противен сам себе. Но выбора у меня не было. Парни из класса продолжали время от времени меня поколачивать. Проблему нужно было срочно решать, но как – я не знал, а жаловаться бабушке не хотел.

Однажды помощь пришла с неожиданной стороны.

До моего дома оставалось с полквартала, когда я получил пинок под зад. Удивительно сильный, чего уж там. Я и подняться не успел, когда услышал возгласы возмущения и звуки ударов. А повернув голову, не поверил своим глазам.

Зойка, моя Зойка била двоих парней из класса своим пупсом. Орудовала она им так умело, что я засмотрелся. И, судя по всему, удары игрушкой были довольно болезненными, потому что, прикрывая головы и разбитые носы, парни поспешили ретироваться. Зойка огляделась. Полуденная улица пустовала, девочка протянула мне руку и повела за собой.

Домик моего садовника располагался как раз за горным хребтом. Чуть правее, если пройти одуванчиковый ручеек, был небольшой проход к пристани. Но Зоя повела меня дальше. Там, за домиком бакалейщика, если перемахнуть через изгородь сада, оказывается, скрывалась еще одна расщелина, ведущая к морю. Девочка отодвинула забор из сухих веток и кивнула мне. Я присел, осмотрел узкое отверстие, в которое видно было только море, и засомневался. Она присела рядом.

– Внизу площадка, рыцарь – не упадешь. Шевелись быстрее.

Словно червяк сквозь яблоко, стал пробираться я сквозь узенькое отверстие. Хорошо еще, было оно коротким, и я благополучно сполз на каменную площадку. Зойка тут же, придерживая забор, полезла за мной. Я помог спуститься подруге, и мы оба сели на круглые валуны.

Шолька стянула вязаную кофту, бросила её, развязала банты и обеими руками взъерошила волосы.

– Фух, – она подмигнула мне и выплюнула леденец. – Вот надоел, зараза, прямо сил нет, ненавижу сладкое. – Шолька улыбнулась, – я Зоя.

– Знаю.

– Господин Знаю, я давно хотела сказать тебе «спасибо», – она церемонно поклонилась, разведя руки.

– На здоровье. Рассказывай.

– Да если б я только… Сам видишь, херня какая с городом. Все не так. Все чересчур. Ну, вот смотри, мы здесь несколько лет уже, а дождя ни разу не было, например.

– У нас сирень за окном. Не вянет.

– Одуванчики. Ты видел? Они постоянно желтые.

Мы сидели друг против друга и наперебой перечисляли странности, бросающиеся в глаза нам, но оставшиеся незамеченными нашими взрослыми. Мы наконец-то получили возможность говорить. Нас наконец-то слушали. Мы уже не были детьми, но сейчас были по-детски счастливы. Каждый из нас уже не был одинок.

Шолька поднялась на ноги, расстегнула пуговки на платье, я скромно отвернулся, хотя мне ужасно не хотелось этого делать. Платье бабочкой-капустницей порхнуло под ноги и девочка, оставшись в одном белье, толкнула меня в плечо.

– Давай, ныряй первый. Вода – чудо.

Я поднял глаза. Нет, она не шутила.

– Как же обратно?

– Эй, не боись, думаешь, избавиться от тебя хочу? Не, пригодишься ещё. Там, смотри, справа словно ступеньки. Забираться, конечно, не просто, но ты, парень, справишься, – она засмеялась и толкнула меня в воду.

Каменный уступ находился высоковато и, раздеваясь, я с опаской поглядывал вниз, раздумывая, как-бы мне прыгнуть так, чтобы не шарахнуться башкой о какой торчащий из каменной стены выступ. Так что Зойка мне в некотором роде помогла. Как же это было здорово – вот просто лететь, просто думать о том, что внизу раскрывает свои объятия-волны теплая морская вода, а потом, бухаясь воду, просто забыть обо всем!

И я, как говорится, нырнул в омут с головой. Вода, такая темная и неприветливая на вид неожиданно освежила и успокоила. Пузырьки, маленькие и большие, белые и прозрачные, веселым вихрем окружили меня со всех сторон. Миллионы, миллиарды пузырьков старались вытолкнуть, поднять на поверхность. Я собирался, действительно собирался это сделать. Но тут прыгнула она.

Её ноги плавно, вытянутыми пальчиками вошли в воду, её лицо застыло напротив моего, и я, словно маленький мальчик, никогда не видевший женского тела, широко раскрыв глаза, смотрел. Теперь я точно знал, как происходит то, о чем столько говорят. Как каждая клеточка твоего тела раздваивается под напором невиданного и неощущаемого ранее. Как ты забываешь обо всех и обо всем. И видишь только глаза цвета моря. Теперь я точно знал, что глаза её, зеленые, яркие, были глазами морскими. Она вовсе не была розой. Она точно была русалкой. Её локоны, распрямившиеся от воды, теперь просто развивались в морской вселенной.

Моя русалка тоже не собиралась выныривать. И тоже смотрела. Только когда оба мы почувствовали, что задыхаемся, то ли от нехватки кислорода, то ли от чего другого, названия чему мы не знали, но чему название давно придумано было, мы, взявшись за руки, вынырнули. Задышали. Но теперь оба были совершенно другими людьми, новыми, незнакомыми для самих себя и немного испуганными.

Зоя запрокинула голову, убрала назад волосы и наконец заговорила.

– Поднимаемся?

– Да, наверное.

– Или поплаваем?

– Да.

– Что? – у меня никогда не было недостатка в женском общении, но прищур красивых зеленых глаз – и все, я в ступоре. Ну, может быть, и не в ступоре, но я точно не знал что говорить. А это было со мной впервые.

Я улыбнулся своей Сирене.

– Плавать, я точно хочу плавать, да. Блин, хочу плавать, слышишь? – я подплыл к ней и обняв ладонью её шею, прошептал на ухо. – Сейчас мы плаваем, а потом ты рассказываешь все, что знаешь.

– Нет, – она засмеялась, прикрывая рот ладонями. – Потом я тебя утоплю, как свидетеля, глупый.

Мы плескались целую вечность. Ныряли, под водой легонько касаясь рук друг друга и вновь выныривали. Я сорвал водоросли, ох, ну надо же, они тоже цвели. Так вот, я сорвал их и поднял на поверхность, протянул Зойке, она захихикала, но приняла подарок – распластавшиеся по руке скользкие зеленые нити с мелкими желтыми цветочками.

– Поверь, под водой они выглядели намного лучше, – смущенно пролепетал я.

Мы так устали. Это ужасно отличалось от нашей спокойной городской жизни, настолько, что теперь всячески старались оттянуть момент карабканья по скале, фактически отвесной. Но сделать это пришлось, никуда не деться. Забравшись, улеглись на прогретые солнышком камни и никак не могли отдышаться. Оба смотрели на небо. Первой начала говорить она.

– Здесь не бывает зимы, знаешь?

– О чем-то таком подозревал. Словно мы на экваторе, да?

– Ага! Эх, если бы… А еще я не знаю как выглядит радуга. Видела в книжке на картинке.

– Странное место.

– Плохое, – она облокотилась на локоть и посмотрела на меня. – Очень плохое.

Я лежал, затылком опираясь на руки, и тоже повернул голову в её сторону. Прядь волос, упавшая на лоб, прямо на моих глазах, быстро скрутилась в пружинку. «Ну вот, – подумал я. – Сейчас моя ундина снова станет Шолькой, хотя какая разница».

Зоя села, подтянув колени к себе, и легла на них щекой. Она смотрела на воду, а может быть, не смотрела никуда. Думаю, она вспоминала, возможно, то, что хотела забыть. Мне так казалось. Но в любом случае, она собиралась начать свой рассказ. Я ждал его и боялся.

– Мы приехали сюда всей семьей, – она так и не повернула лица ко мне, но я догадывался, как ей трудно. – Я была совсем маленькой девочкой и мир был прекрасен. И остров был прекрасен. И я все еще помнила, каково это – бегать босой под дождем. Ту, прошлую жизнь я ещё вспоминаю. Сладко. – Зоя горько усмехнулась. – Не так приторно сладко, что даже противно, как эти мои конфеты на палочках, а замечательно сладко. Удивительно! Родители не могли отказаться, ведь отец потерял работу. Да и как откажешься, такие условия! Дом, деньги, чудный маленький городок. Красивый, только иллюстрации в книгах печатать. Папа, мама, брат и я. Четверо нас было. Мамы не стало через год. Я так и не поняла, что случилось. Болезнь? Не знаю. Перед тем, как она ушла, мы поняли, что нужно уходить всем. Не успели. Поняли, что все не правильно. Ну, например, подростки. Куда они деваются? Что происходит? В городе только мы и очень-очень взрослые. А поведение детей? Это уж ни в какие рамки… Ты замечал?

Бесплатный фрагмент закончился.