Читать книгу: «Десерт для герцога», страница 5

Глава 9

– Держу, – его рука обвила мою талию. – Вот видишь, ничего страшного.

Ну да, ничего страшного, если не считать, что сердце то ли подпрыгнуло к горлу, то ли провалилось в низ живота.

– Кожа к коже, – напомнил Альбин, и уже знакомые хриплые нотки в его голосе словно провели бархаткой под одеждой.

Я неровно вздохнула. Следовало отпустить одну руку и поймать его запястье, но под ногами не было никакой опоры, и я чувствовала себя словно на непрерывно качающемся насесте, так что разжать объятья казалось невозможным даже несмотря на то, что рука Альбина по-прежнему крепко обвивала мою талию. Поэтому все, что мне оставалось – ткнуться лбом в его шею над вырезом ворота.

Зря я это сделала. Слишком близко. Слишком… Все было слишком. Запах его кожи, шелк под моими руками, нагретый теплом его тела. Прикосновение его щеки к моему виску.

Не знаю, обратили ли на нас внимание в деревне. Я вовсе ничего не замечала, кроме стука собственного сердца да биения жилки на его шее.

– Все, – хрипло произнес Альбин.

Я отстранилась, не зная, куда девать глаза.

– Отпусти меня, пожалуйста.

– Довезу уж, – хмыкнул он. – Чего ноги будешь бить. И насчет моих парней не беспокойся, руки тянуть не будут, и если кто рот откроет – сам язык вырву.

– Спасибо, – прошептала я. Вспомнила еще кое-что. – А про людей Гильема?

– Каких людей? – Он изобразил недоумение. – Тех двоих, что решили поохотиться в господском лесу именно тогда, когда там проезжал капитан замковой стражи с охраной? Браконьеров, на которых даже веревку тратить не стали? Только ветер пепел унес.

Облегчение накрыло меня, кажется, из тела исчезли все кости, и я, всхлипнув, снова ткнулась лицом в шею Альбина. Если никто из четверых не проболтается, со мной Гильем пропажу своих людей не свяжет. Хотя разозлится, конечно.

В следующий миг я спохватилась. Шарахнулась, и улетела бы с коня, если бы Альбин по-прежнему не держал меня.

– Простите, я…

Альбин усмехнулся, но, на мое счастье, решил в этот раз меня не дразнить. Какое-то время мы ехали молча, я пыталась собрать разбегающиеся мысли, о чем думал Альбин, знал только он сам. Мало-помалу волнение отступило, навалилась усталость. Слишком много переживаний для одного дня.

– Вчера гонец привез очередной королевский указ, – заметил вдруг Альбин словно про себя. – Теперь бродяг должно не клеймить, а вешать.

Я вздрогнула. Альбин снова замолчал, будто не заметил моей реакции.

Вешать! Впрочем, я же не собираюсь бродяжничать. Я собираюсь устроиться у родни…

«Да какого лешего? – вдруг подумалось мне. – Почему я должна бежать, бросив дом, где я выросла, прятаться от властей и просить милости у чужих людей только потому, что какой-то мерзавец решил, будто на него нет управы? Почему я должна унижаться, добывая деньги, если это все равно не поможет?» Чем дольше я размышляла, тем сильнее крепла уверенность: заплати шантажисту один раз, и будешь платить всю оставшуюся жизнь.

Да, трем девчонкам и парню нечего противопоставить команде взрослых мужчин, среди которых как минимум один маг. Да, мне не стоит надеяться, что Альбин и дальше будет меня прикрывать. Он заинтересовался Гильемом, это заметно, но преследует какие-то свои интересы, а лес рубят – щепки летят.

Но почему мы должны защищаться сами, если есть люди, которые живут тем, что продают свое умение сражаться? Если даже у капитана замковой стражи есть телохранители, почему я не могу нанять в трактир охрану? Вот только по карману ли мне это?

– Сколько людей обычно плавает на одномачтовом корабле? – спросила я у Альбина.

– Ходят, – поправил он. – На корабле ходят. Дюжины две-три, а что?

Немало. Но, наверное, не все они способны выступать в роли абордажной команды. Люди с нужными знаниями, вроде штурмана или лоцмана, на рожон не полезут.

– А сколько могут стоит услуги мага-наемника? – продолжала расспрашивать я. – Или простого наемника, без магии? И где и как нанимают таких людей?

– В Бернхеме. – Во взгляде Альбина промелькнул интерес. – Маги-наемники обычно просят от двенадцати пенсов в день. Обычные наемники – примерно шесть пенсов в день каждому, если еда, выпивка и вооружение их собственное.

Недешево. Дюжина кур или новые туфли за одного наемника без магии. Но это если кормиться он будет сам, а еды у нас полный погреб, и эль, и пиво. Огород и курятник на заднем дворе. Прокормлю. Но все равно дорого, еда же не с неба в погреб падает. Двенадцать на двадцать четыре… Моих сбережений едва-едва хватит на день.

Стоп, но мне ведь не нужен отряд магов, равный по численности экипажу корабля! Таким, поди, можно и замок штурмовать. Мне нужно, чтобы Гиойм перестал считать нас легкой добычей. Чтобы, получив отпор, задумался, стоят ли четверо потенциальных рабов того, чтобы терять проверенных людей в бою? Особенно когда двое уже погибли от рук людей лорда. Одно дело – сражаться за золото, другое – за живой товар, за которым не доглядел – и получил не товар, а труп.

Возможно, наемника-двух я смогу себе позволить, особенно если Фил поможет.

Возможно, у меня появилась надежда.

Значит, надо еще раз пересчитать наши с Филом сбережения и вместе с ним отправиться в город искать наемников. Нужен мужчина или хотя бы парень в сопровождающие, одинокую девушку в лучшем случае проигнорируют. Если женщина без сопровождения сунется к кому-то вроде наемников, разговаривать станут разве что с респектабельной вдовой, но на респектабельную вдову с хорошо набитой кубышкой я не тяну. Да и вообще по городу лучше одной не шастать.

Конечно, стоило бы заниматься подобными делами не с Филом в качестве сопровождающего, а с кем-нибудь взрослым, кто мог бы и защитить, и поговорить, и договориться, Да где ж такого возьмешь? Я покосилась на Альбина и отогнала эту мысль. Как будто у капитана замковой стражи больше дел нет, кроме как сопровождать дочку трактирщика в город нанимать охрану. К тому же просить его об одолжении просто опасно.

Ева, похоже, вовсе голову потеряла от страха, прежде чем решила обратиться к Альбину. Даже если бы удалось откупиться от Гильема, она бы все равно не смогла жить по-прежнему. Деревенские просто не дали бы прохода, узнав, как именно она добыла деньги, а они бы узнали, и скорее рано, чем поздно. Едва ли Альбин стал бы молчать, оберегая репутацию той, кого он купил, а слухи разлетаются быстро. К тому же он – объект постоянной зависти и злобы: и не господин, и над чернью вознесся. Но его не достать, а на его случайной любовнице отыграться можно легко и безнаказанно. Если решат, будто я спуталась с герцогским сынком, мне житья не дадут.

Попробовать договориться с Джеком, раз уж он все равно в отпуске? Пообещать процент от того, сколько он сможет сторговать с первой запрошенной наемником цены? Нет, то же самое. Он хоть и женат, мужчина молодой, сплетни пойдут мигом. Да и видел и слышал он сегодня предостаточно, чтобы счесть меня доступной. Мало ли что там Альбин пообещал лишнего не позволять, его-то «парни» ничего мне не обещали.

Наверное, лучше стоит поговорить с деревенским священником, чтобы он посоветовал мне кого-нибудь в сопровождающие. Кого-то немолодого, неглупого и нередко бывающего в городе. Я из таких знаю только корчемщика, моего прямого конкурента.

Или лучше все же не защищать трактир? Если он не приносит денег? Может быть, бросить его, но не сбежать, куда глаза глядят, а просто обосноваться в деревне?

Станет ли Гильем нападать на деревню, чтобы проучить меня? Это ведь прямой вызов лорду. Или перебравшись, я поставлю под удар и деревню?

Надо подумать. Надо очень хорошо подумать.

Купить землю у лорда я не смогу. Только арендовать, кроме платы, еще и отрабатывая за нее барщину два дня в неделю. Фил отродясь не пахал и в море на лодке не ходил, хотя как ставить сети знает, конечно. Научится, куда денется. И я научусь. Но арендованную землю лорд может отобрать в любой момент, решив, что ему она нужнее – и в нашей реальности подобное случалось не единожды во все времена.

Еще можно завести хозяйство: огород и скотина всегда считались женским делом.

Но ведь у меня уже есть хозяйство! Огород. Куры, кролики, отец собирался завести поросенка, да не успел, а Еве потом было не до того. Даже если трактир в самом деле перестанет приносить деньги, можно прожить этим, к тому же море под боком! Вот разве что налоги за трактир и землю, на которой он стоит… Нужно платить налоги, и яйцами и курятиной не отделаться.

А кто сказал, что у меня и потом не будет постояльцев? В конце концов, в тот ресторан, где я работала, со всего города ездили, и свободных столиков по вечерам не было!

Понятно, что человеку с дороги нужна не высокая кухня. Смогу ли сделать так, чтобы людей прельщала не перспектива незаконного заработка, а вкусная еда и удобная постель? Чтобы условия в моем трактире перевесили возможных «сговорчивых вдовушек»? Борделя у меня не будет!

– Эй, – негромко позвал меня Альбин. – Очнись!

– Да-да, спасибо, все в порядке, – не к месту ответила я.

Я не собираюсь продолжать «дело отца» и заниматься контрабандой. Мне нужен легальный доход и защита.

– Очнись! – повторил Альбин, щелкнув пальцами у меня перед носом.

Я тряхнула головой, приходя в себя.

– Спасибо, ты мне очень помог. А теперь отпусти меня, пожалуйста. Мне нужно подумать, хорошенько подумать, а на ходу это делать проще.

Если… Нет – после того, как Гильем поймет, что ловить у нас нечего, нужно будет сделать так, чтобы ему подобные, оказавшись у нас, видели не беззащитную семью, а полный людей и охранников постоялый двор.

– Как знаешь, – Альбин помог мне спуститься. – Надеюсь, ты собираешься думать не о том, кому еще попробовать продаться?

– Да иди… – Я выдохнула. Это не приятель и не коллега. Это опасный человек, который не намерен избавлять меня от нынешних неприятностей, но может доставить новые. – Прошу прощения, господин. Это была глупость, порожденная отчаянием. И я ни в коем разе не собираюсь ее повторять.

Альбин помолчал, пристально меня разглядывая.

– Я бы вообще не советовал тебе платить этому Гильему.

Значит, я правильно поняла: деньги меня не спасут. Жаль, что этого сразу не поняла Ева. Возможно, все было бы по-другому.

– Спасибо за совет. Я непременно им воспользуюсь. И спасибо за то, что вылечили и подвезли.

Он снова смерил меня взглядом, будто гадая, не было ли в моих словах сарказма. Не было, я действительно пришла в себя и собиралась бороться. Да, здесь ставки выше, чем дома, и жизнь в целом гораздо сложнее. Но я выкручусь. Должна выкрутиться, потому что на кону не только моя жизнь.

Глава 10

– Погоди-ка, – Альбин нагнулся с коня, схватив меня за плечо, потянулся к щеке. – Да не дергайся ты, ссадину затяну!

Я послушно замерла. Под его пальцами кожа как будто дернулась.

– И шею. Вот так. А то брат решит, что я тебя потрепал и, чего доброго, вознамерится поквитаться за честь сестры.

Он это серьезно? Да такому, как он, Фил на ползуба.

– Не хотелось бы убивать ребенка.

– Спасибо, – поклонилась я.

Может, не такая уж он и сволочь, как хотел казаться? Или просто что-то задумал?

– Ева, – окликнул меня Альбин, когда я уже двинулась прочь от него. Я обернулась.

– Да?

– Ничего не бойся.

Я растерялась, не зная, что ответить. Неужели он хочет сказать, будто намерен меня защитить?

– Все в руках божьих, – добавил Альбин. – И на все воля его.

А, это попытка утешить. Что ж, и на том спасибо. Глупо было надеяться, что сыну герцога не все равно, что станет с детьми трактирщика. И совершенно зря мне показалось, будто в нем есть что-то человеческое. Просто надоело со мной играть.

– Мама говорила «на бога надейся, а сам не плошай». – Я вежливо улыбнулась. – Но вы правы, на все воля его. Еще раз спасибо за все… милорд.

Альбин усмехнулся и развернул коня. Я не стала смотреть ему вслед, устремившись к трактиру, который уже виднелся на фоне неба.

Когда я подходила к дому, сознание словно раздвоилось. Память Евы подсказывала: она считала свой дом большим и богатым, не хуже многих городских. Я видела приземистое, хоть и двухэтажное здание.

Первый этаж заглубили, наверное, чтобы меньше камня потратить. Окна его, узкие, точно бойницы, виднелись почти над самой землей. Сейчас, погожим летним днем, они были открыты, впуская внутрь свет и воздух. Вечером или в непогоду их заложат изнутри тяжелыми ставнями, оставив лишь волоковые оконца⁸ под потолком, чтобы выпускали дым очага.

Очаг, собственно, и дает свет. Да плюс сальные свечи, которые зажигают на столе, когда за него садится гость. На втором этаже окон и вовсе не видно снаружи, но Ева помнила, что в комнатах для гостей и в хозяйской спальне тоже были волоковые окошки, чтобы выпускать дым от углей жаровен. Черепичная крыша… Как раз ее-то и ладил отец Джека, до того кровля была из дранки.

И вот в этом Ева прожила всю жизнь, считая это роскошью? И теперь тут жить мне? Я сглотнула ком в горле: этот дом напугал меня сильнее, чем все пережитое за сегодня. На месте Альбина мог оказаться какой-нибудь зарвавшийся мажор, на месте подручных Гиойма – районная гопота, разве что без магии. Но трактир, где не было даже стекол в окнах – хотя какое «даже», их и в коридорах замка не было, насколько я успела заметить! – ясно давал понять: я не дома, и домой не вернуться никогда. Даже у бабушки в деревне… да что там, у бабушки в деревне был водопровод и септик, а здесь? Плетеный крытый загончик на заднем дворе!

Ладно. В конце концов, человек – единственное животное, которое умеет не только приспосабливаться к среде, но и приспосабливать среду под себя. И… я лихорадочно попыталась найти во всем этом хоть что-то утешающее. О фигуре беспокоиться явно не придется, вот! Опять же, свежий воздух, натуральная еда, морская влага, насыщенная микроэлементами, полезными для кожи, и физический труд, который, как известно, сделал из обезьяны человека. Криво улыбнувшись сама себе, я сбежала по выложенным камнями ступенькам и шагнула в трактир.

Большую часть первого этажа занимал обеденный зал, он же кухня. У стены по правую руку, рядом с дверью в кладовку – разделочный стол и полки с посудой. По центру зала очаг – выложенный камнями прямоугольник, над которым в хорошие времена всегда висели котлы, источающие запахи съестного, или вертел с крольчатиной, или решетка с рыбой. Сейчас очаг пустовал, как и столы с лавками, расставленными вдоль стен. Девочки, наверное, в огороде, а Фил…

За моей спиной раздался шорох. Я развернулась. С лавки поднялся парень. Я не сразу заметила его, потому что свет из узких окон почти не попадал на этот участок зала и в полумраке было трудно разглядеть человека, одетого в серо-коричневую домоткань. Я узнала его сразу, хоть сама не видела никогда. Фил. Пепельные коротко стриженые волосы, на фоне которых брови и ресницы казались темными, тонкие – для парня – черты лица, светлая кожа: за весну брат успел несколько раз обгореть, но загар к нему все равно не лип.

Вот только почему он смотрит на меня, как на…

– Вернулась, шлюха? – выдохнул он и отвесил мне пощечину.

В голове зазвенело, я отшатнулась, схватившись за горящую щеку. Лицо брата исказилось горем и яростью, он открыл рот, но сказать ничего не успел. Сама не знаю, каким образом в моей руке оказался совок, которым мы выгребали золу из очага, словно сам прыгнул, как в кино. Я перехватила его поудобнее – увесистый, на длинной ручке.

– Еще одно слово в том же духе, и я сломаю эту чугунину об тебя.

Фил вытаращился так, словно у меня выросли рога, а за спиной развернулись черные кожистые крылья. «Девка слова поперек не скажет, тихая», – вспомнила я Джека. Ева в самом деле была тихой. Хоть и считала себя старшей, обязанной заботиться об остальных, но беспрекословно слушалась отца и брата. Да и с сестрами предпочитала не ссориться, сглаживая острые углы. Из тех, кто скорее расплачется, чем разозлится. Я, наверное, такая же.

Была такой же до тех пор, пока человек, к которому я пришла за советом как к другу семьи, посоветовал мне не беспокоиться. Банк заберет квартиру, продаст с аукциона, разницу между ценой и долгом отдадут мне, будет на что жить, пока учусь. Где жить? Да хоть у него. Не даром, конечно, по хозяйству пошуршать, ну и ночью пригреть, само собой. А на мои деньги он покушаться не будет, что он, зверь какой.

Я разбила о его голову бутылку дорогого коньяка, выставленную на стол «помянуть родителей». Потом сама не понимая, что на меня нашло, несколько недель тряслась, что он заявит в полицию. Обошлось. Но что-то все-таки сломалось внутри тогда. Наверное, поняла: рассчитывать можно только на себя, никто не поможет.

Сейчас внутри бушевала та же ярость, порожденная обидой. Уж от кого-кого, но от брата я такого не ожидала. Даже неинтересно было, как он догадался – Ева ведь никому не сказала, просто выскользнула из дома еще затемно.

Впрочем, догадаться нетрудно. «Встрепанная, с расцарапанным лицом, и губами, раскрасневшимися от поцелуев» – прозвучал в памяти бархатный баритон. Я стиснула зубы. Вот кого следовало бы отходить чугунным совком. Но Альбину-то я слова поперек сказать не осмелилась, а против брата расхрабрилась. При том, что Фил вовсе не был злодеем, просто он тоже прекрасно понимал: стоит девушке оступиться один раз, и ее утащат на дно. А заодно и сестер: если в семье выросла блудница, с чего остальным быть чистыми?

Но какие бы мотивы у него ни были, это не повод лупить того, кому еще хуже – а Еве, останься она жива, сейчас было бы куда хуже, чем брату. Даже если Альбин не врал, что расплатился бы, убедившись в ее невинности.

– Все было зря. Он не заплатил. – Уверенно и как-то обреченно сказал Фил.

– Это все, что тебя интересует?

Я попыталась поймать его взгляд. Тщетно. Брат ссутулился, будто на него навьючили пару мешков муки, а глаза его смотрели мне на шею.

– Нет. Еще – как людям в глаза смотреть.

– Людям?

Я снова начала закипать. Да, Ева сотворила непоправимую глупость, но она хотя бы попыталась! Попыталась хоть что-то сделать, кроме как твердить, что все в руках господа. А тот, ради кого она пошла на это, думает не о том, каково ей теперь, а что люди скажут? Хотя в каком-то смысле он прав: это в современном городе можно запереться в квартире и плевать на всех. Здесь же от молвы никуда не деться. И все же – неужели Ева заслужила лишь такие слова от самого близкого человека?

– Не волнуйся. Через неделю этот вопрос утратит актуальность.

На его лице промелькнуло непонимание, я мысленно выругалась. Да, Ева говорила «как по-писаному», но не канцелярскими же оборотами прямиком из двадцать первого века другой реальности! Впрочем, контекста Филу хватило, чтобы понять. Он криво улыбнулся.

– Да, это точно. – А в следующий миг лицо его исказилось. То ли закричав, то ли взвыв, брат развернулся и со всей силы саданул кулаком в стену. Снова замахнулся. Эхом ему отозвался встревоженный вскрик – кажется, Джулии.

Мне некогда было оглядываться и проверять, точно ли я узнала голос. Выронив совок, я бросилась к Филу, вцепилась в его плечи, оттаскивая от стены. Он поддался легко, словно эта вспышка отняла все силы, снова развернулся ко мне, обнял, прижав так, будто меня сейчас вырвет из его рук и унесет. Как он, оказывается, вымахал! Ева привыкла считать брата маленьким, да и с лица парня еще не совсем сошла детская мягкость, несмотря на пробившийся пушок. Но сейчас моя макушка была лишь немного выше его подбородка.

Фил ткнулся лицом в мои волосы, все еще не выпуская из объятий, затрясся, и я поняла, что он плачет. Тут же нас обоих обвили тонкие руки.

– Что-то еще случилось? – встревоженно прозвучал голосок Джулии.

Фил помотал головой – дескать, ничего.

– Прости. Я… – рыдание вырвалось из его горла. – Из-за меня… Я должен был… Должен был украсть, убить…

Джулия охнула, а он продолжал:

– Что угодно, лишь бы добыть эти проклятые… Лишь бы ты не…

– Хватит. – Еще немного, и я сама разревусь. Все-таки этот здоровый лось был еще мальчишкой. Просто мальчишкой, который не справился со свалившейся на него ношей. – Не вини себя. Ничего страшного не произошло.

Он горько и зло рассмеялся.

– Ничего не случилось, – повторила я, сама обнимая брата. – Меня никто не тронул.

– Но… – Фил шмыгнул носом – в самом деле, точно мальчишка. – Разве ты не к Альбину ходила?

– А откуда ты знаешь?

– Я сказала, – снова подала голос Джулия.

– Ты? – Я выпустила Фила, ошарашенно уставившись на нее. Они были очень похожи. Те же пепельные волосы, тонкие черты лица. Только Фил был сухощавым и жилистым, а фигура Джулии казалась пышноватой, хотя девочка не оформилась как следует. Может, вытянется еще. Хотя я меряю привычными мне мерками, а здесь, если она сохранит легкую полноту, то, повзрослев, будет считаться красавицей. Аристократы ценили хрупкость и бледность, крестьяне – пышную грудь и широкие бедра. Ева пошла в мать, и деревенские кумушки судачили: кто ж такую замуж возьмет, как тростинка, то и гляди переломится.

– Откуда ты-то знаешь?

– Ты молилась полночи, – Джулия потупилась. – Просила у господа прощения, и чтобы все получилось. Думала, что я сплю, а я… не смогла признаться, что все слышу. Я хотела утром тебе помешать, если сама не смогу, то сказать Филу, но проспала. – Она зарделась. Как и все белокожие, Джулия краснела стремительно и ярко, даже при не слишком хорошем освещении трактира было видно. – А когда проснулась, мы попытались тебя догнать, но пастух сказал, что ты прошла давно и…

Я покачала головой. Очень хотелось выругаться – что это за жизнь, человеку даже помолиться без свидетелей нельзя! Но пугать младших не стоило, и я сказала только:

– Господь услышал мои молитвы и не дал погубить душу. У меня не хватило смелости довести дело до конца.