Читать книгу: «Паника»

Шрифт:

Часть 1. Чёрные Ключи

Они вышли из подъезда и пошли по тропинке через заросший сиренью и акацией двор, окруженный двухэтажными домами. Дома были старые, розовато-оранжевая краска на их стенах выцвела ещё до Лидиного рождения, по штукатурке бежали длинные тонкие трещины.

Навстречу им попался нескладный лысеющий Володя, ведущий на поводке лохматого чёрного пса. За ним соседка Ира катила детскую коляску, одно из колёс слегка поскрипывало.

На выходе из двора Лена споткнулась о трещину в тротуаре, и Лида, удерживая её, крепко сжала маленькую руку.

Они вышли к мосту через Тьму. Над мостом, сплетаясь кронами, склонились полувековые ивы. Здесь всегда было темно, и узкая речка с торфяной водой едва угадывалась далеко внизу, на дне глубокого, заросшего кустами оврага.

За мостом лежала небольшая площадь. Здесь на лавочках, несмотря на ранний час, сидели люди. Сухонькая бабушка в коричневом осеннем пальто и вязаном берете из ангоры кидала голубям засохшие хлебные корки. Молодая мама присела на корточки возле малыша и показывала ему птиц.

Перейдя площадь, Лена и Лида оказались перед длинным зданием поликлиники. Дверь была железная, с грубой, в металлических заусенцах, ручкой. Лида потянула, и тугая пружина подалась с неохотой.

В холле поликлиники было тихо и пустынно, шаги эхом отдавались под потолком, где-то скрипела дверь, но не было видно ни души. Лида и Лена свернули к детскому отделению. Поликлиника в их поселке была одна, для детей и для взрослых, кабинет педиатра был тоже единственный, со сменной табличкой «Прием ведет врач Ольшанская В.С, уч.2».

Лида постучала и вошла.

– Вера Сергеевна, доброе утро. Можно?

Ольшанская сухо кивнула:

– Доброе утро, проходите. Карточка у нас?

– Должна быть здесь, – ответила Лида.

– Как ваш кашель?

– Почти прошёл.

Медсестра встала и пошла к шкафам, плотно уставленным растрепанными медицинскими картами.

Лена стояла, прижавшись к маме – тонкая, почти невесомая, застенчивая. Недовольно сопела Лиде в ухо. Она не любила Ольшанскую.

– Вера Сергеевна, это ведь у нас Лена Смирнова? – спросила медсестра.

– Да, – ответила Ольшанская.

– Карты нет. Не могу найти.

– Как же так? А где же она? – с тревогой спросила Лида.

Ольшанская пристально посмотрела на неё:

– Я не знаю. Сходите в регистратуру, спросите. А я пока послушаю Лену.

Лида встала. Оставлять Лену в кабинете одну почему-то не хотелось, но Ольшанскую Лида знала уже шесть лет, с самого рождения дочери, и полностью ей доверяла. Она ухватилась за рукав Лениной ветровки, потянула, помогла снять, повесила на спинку стула. Уходя, увидела, как Ольшанская греет в одной руке серебристый кружок фонендоскопа, а другой рукой приподнимает футболку дочери. Нарисованная на футболке птичка, сминаясь, превратилась в странное одноглазое существо.

Лида спросила в регистратуре, но и там карточки не было. Она пошла обратно.

Перед кабинетом сидела крупная тётка с волосами, забранными в короткий ершистый хвостик. Большой мясистой рукой она удерживала возле себя хрупкого мальчика.

– Куда? – угрожающе сказала тётка. У Лиды ёкнуло сердце: она не любила недовольных женщин в очередях, всегда уступала им, стараясь избежать конфликта. Но сейчас уйти она не могла: в кабинете была Лена.

– У меня ребёнок там, – тихо, но твёрдо сказала Лида. – Я за картой ходила. В регистратуру.

– Да мне по барабану, куда ты ходила. Наша очередь, – угрожающе сказала тётка и встала, – я не нанималась тут сидеть по полдня, пропускать вас всех!

Лида рванула на себя дверь.

– Вера Сергеевна, там тоже нет карты, – сказала она и осеклась. Лены в кабинете не было. На стуле возле стола Ольшанской сидела молоденькая девчонка с младенцем на руках, Ольшанская что-то быстро писала в карте.

– Выйдите из кабинета, – резко сказала она.

– Правильно, пусть выходит! – крикнула из коридора тётка.

– Вера Сергеевна, где Лена? – спросила Лида.

Ольшанская подняла глаза.

– Смирнова, вы с ума сошли? Какая Лена? У меня прием. Дождитесь очереди.

– Где Лена?

– Откуда мне знать? Выйдите.

– Куда вы дели мою дочь?!

Лиде стало страшно, лицо её исказилось, и девчонка, сидящая на стуле, испугавшись, вдруг резко развернулась и прикрыла от неё своего ребёнка рукой и плечом.

– А почему вы решили, что я её куда-то дела?

– Потому что я её здесь оставила!

– Когда?

– Пять минут назад!

На лице Ольшанской появилось искреннее недоумение, и Лида испугалась сильнее, чем когда-либо боялась в жизни. К горлу подкатила тошнота, дыхание перехватило, желудок сжался и оледенел. Лида шагнула вперёд, в кабинет, оказалась возле шкафов, споткнулась, едва не упала, схватилась за полку и та, хрустнув, обвалилась. В воздух полетели растрёпанные листы больничных карт. Выскочила из кабинета испуганная девчонка с младенцем. Ольшанская рванулась к Лиде, попыталась схватить, но та скользнула у врача под локтем, заглянула под стол, развернулась и вылетела в дверь.

В отчаянии Лида врывалась в каждый кабинет – и везде видела изумленные и испуганные лица, но нигде, куда бы ни заглядывала: в шкафы с прозрачными дверцами, под кушетки и пеленальные столы – нигде не могла найти Лену.

Третья по счету дверь оказалась заперта, и Лиде показалось, что именно там кто-то прячет её дочь. Она подёргала ручку – безрезультатно, ударила в дверь плечом. Плечо тут же онемело, но Лиду уже схватили, обездвижили, потащили куда-то, и она ничего не понимала, только мелькали перед глазами окна, двери, стены и люди в белых халатах и сизой полицейской форме.

Прошла неделя, и в течение всех семи дней Костя надеялся, что следователь вот-вот позвонит и скажет, что Лена нашлась. Следователь не звонил.

Костя держался за привычные вещи: ел, спал, ходил на работу. А вот Лида не желала вести себя как обычно. Она почти ничего не ела, а если ела, то быстро, на бегу – и уходила из дома. Главным её делом была слежка за Ольшанской, а в те часы, когда Ольшанская вела приём, Лида ходила по улицам, раздавая листовки.

Косте было бы проще, если бы она сидела дома. Ему было бы проще, если бы она отказалась от своих слов про поликлинику.

Щёлкнул ключ в замке, открылась дверь. На часах было пятнадцать минут десятого, на улице начало темнеть. Костя замер. Он сидел на диване перед журнальным столиком, на котором стояла тарелка посыпанных сыром макарон с сосисками. И макароны, и сосиски давно остыли и покрылись испариной, но Костя этого не замечал, ему казалось, что он сел ужинать пять минут назад.

Дверь закрылась, мягко упали на пол сброшенные с ног кроссовки. Зашуршала ткань – Лида сняла куртку. Костя не поворачивался, собираясь с силами, чтобы начать разговор.

– Ты опять? – спросил он, и только тут посмотрел на жену. Лида отвела глаза. – Опять за ней шпионила?

Лида молча пошла в ванную, открыла воду, стала мыть руки.

– Шпионила, я так и знал, – зло подтвердил Костя, появляясь в дверях ванной. – Психичка!

– Я не психичка, – тихо ответила Лида.

– Психичка! – повторил он. – Ты, как психичка, повторяешь, что вы с Леной были в поликлинике, а вас там не было!

– Мы были!

– Следователь сказал, что не было!

У Лиды не осталось сил спорить. Все шесть лет, прошедшие с рождения Лены, она жила в страшной тревоге, что с дочерью произойдёт что-то плохое. Эта тревога грызла её, разъедала изнутри, и вдруг, когда плохое на самом деле произошло, отступила. После приступа паники, накрывшего её в поликлинике, Лида почувствовала себя собранной, тревога ушла, мысли прояснились.

Она выстроила стену между собой и девятым валом паники, она всеми силами поддерживала иллюзию спокойствия, чтобы страх не накрыл её с головой, чтобы ничто не мешало ей искать дочь.

И всё-таки, несмотря на отсутствие сил, Лида в очередной раз попыталась убедить мужа. Он был растерян и испуган, он боялся за дочь так, что путались мысли.

– Следователь меня не слушает, – сказала Лида.

– А чего тебя слушать?! – крикнул Костя. – Ты в больнице двери ломала! Это все видели! А что ты ребенка привела – этого никто не видел!

– Нет, – твёрдо ответила Лида. – Следователь меня не слушает, потому что я – кассирша, а ты – охранник. Мы для него никто. И наши слова для него ничего не значат.

Костя замер, осознавая сказанное. Слова Лиды оказались созвучны его собственным мыслям. Он и раньше подозревал, что следователь ничего не хочет делать ради них, самых простых людей, делающих самую простую работу и получающих очень маленькие деньги.

– Значит, – переспросил он Лиду, – ты думаешь, что Ленку забрала врачиха?

– Я не думаю, – ответила Лида. – Я это знаю.

– А следователь с ней в доле?

– Я думаю, ему просто плевать. Он же из области. Хочет закрыть дело, особо не разбираясь, и уехать. Костя, кроме нас с тобой искать её никто не будет.

– Тогда пошли.

В квартире у Веры Ольшанской пахло жареной картошкой, в руках Вера держала покрытую маслом лопатку. Она стояла в коридоре, замерев от неожиданности, и масло капало с лопатки на пол. Напротив неё стоял Костя Смирнов, в руках его был пистолет, который он вытащил из кармана, как только Вера открыла дверь. Лида висела у мужа на руке, пытаясь его остановить, но её сил не хватало. Страх Кости превратился в бешеную злость, злость требовала выхода, а Вера казалась подходящим объектом.

Теперь она стояла перед ним, растрепанная, ненакрашенная, полнеющая и стареющая провинциальная врачиха в тесной прихожей, окруженная дешёвыми рассохшимися шкафами из ДСП, совсем не похожая на похитительницу детей.

Костя дрогнул, засомневался, но отступать было некуда: ствол его травмата смотрел прямо ей в грудь.

Впрочем, Вера быстро взяла себя в руки. Подставила ладонь, чтобы жир с лопатки перестал капать на пол.

– Что, Смирнов, убивать меня пришел?

– Дочь моя где? – спросил Костя, и острый кадык судорожно двинулся вверх-вниз на длинной и худой по-птичьи выгнутой шее. – Чо смотришь на меня, сука? Отвечай! Говори давай! – голос Кости сорвался в истерику.

– Костя, не надо! Не надо! Ну пожалуйста! – крикнула Лида.

– Уйдите отсюда, Смирновы, – сказала Вера. – И дорогу сюда забудьте.

– Ты издеваешься надо мной?!

– А мне кажется, что это вы надо мной издеваетесь! Сначала жена твоя истерику устроила в поликлинике. Орала так, что всех детей мне перепугала насмерть! Двери ломала, царапалась, как кошка. Теперь ты со своей пукалкой. Ты думаешь, меня травмат напугает? Я на скорой работала, мне боевым грозили.

– Лида приводила к вам Лену тем утром?

– Нет. Лида Лену не приводила. Слушайте, Смирновы, у меня сейчас картошка сгорит.

Вера развернулась и пошла на кухню, не обращая внимания на застывшего в дверном проеме Костю. Он растеряно двинулся за ней. Рука с травматом безвольно опустилась. Вера подошла к плите, помешала в глубокой сковороде картошку, сказала, бросив взгляд через плечо:

– Садитесь. Ужинать будете?

Костя не сел. Он переминался на пороге кухни, и губы его сводила мучительная судорога.

– Отдайте ее. Верните. Пожалуйста, – сказал он.

Вера выдохнула и закатила глаза. Весь вид её выражал жалость. Она выключила огонь под сковородой и села к столу напротив Смирновых.

– Смирновы, ну я вас шесть лет знаю. Я болячку вашу ходячую с пелёнок лечу. Ну нет, что ли?

– Да, но… – начала Лида, – я же помню…

– Ты помнишь, да, – серьезно сказала Вера. – А ещё кто-нибудь помнит? Никто. Ни один человек не видел, как ты привела ребенка в больницу.

– А что за медсестра была с вами? – спросила вдруг Лида.

– Оксана, как всегда.

– Нет, не Оксана. Утром, когда мы только пришли, медсестра была другая: темноволосая, худенькая. А Оксана появилась только потом, когда я пришла из регистратуры.

Вера вздохнула:

– Не было никакой другой медсестры. И ты приходила ко мне только один раз. Один! Свидетели видели, как Оксана пришла и отперла кабинет. А я подошла сразу за ней и тут же начала прием. Зашла первая мамашка, а следом за ней появилась ты.

– Получается, Лида врет? – спросил Костя.

– Конечно, нет, – устало объяснила Вера. – Это всё из-за сильного стресса. Понимаете, иногда с людьми происходят такие страшные вещи, что психика не может с ними справиться. Мозг их как будто вычеркивает. Иногда заменяет чем-то другим.

– А другая медсестра? – Костя снова растерялся.

– Я же говорю: не было никакой "другой медсестры". Мозг Лиды пытается выстроить новую картину происходящего и вплетает туда несуществующих людей. Это как будто намёк. Подсказка, что все, что Лида помнит – не реально.

– Она может вспомнить, что было на самом деле?

– Возможно. Но для этого ей надо лечиться, – Вера внимательно и серьёзно посмотрела на Костю, словно хотела убедиться, что он услышал её и правильно понял, и перевела взгляд на Лиду: – Лида, тебе нужна медицинская помощь. Прислушайся ко мне. Пожалуйста.

Когда Смирновы ушли, Вера тщательно заперла дверь. Пока она это делала, она держалась. Плохо ей стало, когда она подёргала дверную ручку и убедилась, что дверь действительно заперта. Тогда у Веры затряслись ноги, она оперлась о стену, сползла на пол и, развалившись бесформенной кучей, не в силах даже сжаться в комок, заплакала. Ей было очень страшно.

Через пару дней нашёлся свидетель. Тут, под Паникой, были дачи. Добираться до них от крупных городов было далеко, но все же люди активно строились, особенно богатые, среди которых находилось немало любителей тишины и уединения.

Многие из них проезжали через посёлок по пути на дачу, многие ездили в минимаркет за покупками. Один из дачников, увидев объявление о пропавшем ребёнке, вспомнил, что наблюдал однажды утром неприятную картину: мама с маленькой девочкой подходили к мосту через Тьму. Над мостом нависали ивы, там было темно от тени деревьев, и девочка не хотела туда идти. Она приседала на корточки, даже пыталась упасть, но мать тянула её за руку, потом подхватила под мышки и потащила. Девочка била по воздуху ногами и громко плакала. Часть сцены ухватил видеорегистратор автомобиля. Сомнений не оставалось: это были Лена и Лида.

Следователь решил ещё раз прочесать овраг. На сей раз искали очень тщательно, перевернули каждый камень, и под старым полусгнившим креслом, оставленным кем-то на берегу реки, обнаружили детскую куртку, похожую на ту, что была на Лене. На куртке были пятна крови, в змейке запутался клок волос, русых, как у Лиды.

Саму Лиду найти не смогли: она по-прежнему где-то бродила, пытаясь отыскать дочь. В полицию вызвали Костю. Он опознал на записи жену и дочь, но не смог с уверенностью подтвердить, что куртка принадлежит Лене, от вида тёмных пятен на ней ему стало плохо.

По дороге домой Костя купил пять бутылок водки.

Когда Лида вернулась домой, он ещё не сделал ни глотка. Сидел, расставив бутылки на журнальном столике, и смотрел на них без единой мысли в голове. Услышав, что щёлкнул замок, Костя повернулся к жене и сказал:

– Мне показали куртку. Они нашли её в овраге.

– Какую куртку? В каком овраге? – Лида не сразу поняла, о чем он говорит.

– Ленину куртку, зелёную. С пятном крови. Они нашли её в том овраге, в который… – Костя внезапно перешёл на крик и вскочил, оказавшись с Лидой нос к носу, – в который ты, сука, её затащила!

– О чем ты говоришь?

– Я говорю о том, что она всегда боялась этого моста, а ты её туда поволокла!

– Мы опаздывали, не было времени идти в обход!

– Я видел запись. Видео. Ты её туда тащила волоком. Зачем?

– Я же сказала…

– Что ты с ней сделала, тварь?! Что ты с ней сделала?!

Он размахнулся, ударил со всей силы, и Лида упала на пол. Все произошло так быстро и неожиданно, что её охватил дикий ужас. Лида забила ногами, перевернулась на живот, и встала на ноги, но успела сделать к двери всего один шаг. Костя ухватил её за ремень джинсов и рванул к себе. Лида развернулась к нему лицом, пытаясь сделать так, чтобы ткань вывернулась у него из руки, но снова упала, утаскивая Костю за собой. Он навалился на неё всем телом, тут же приподнялся и замахнулся для следующего удара.

Дыхание у Лиды перехватило, её прошиб холодный пот, комната стала серой, зона видимого уменьшилась до крохотного пятнышка впереди. Приступ паники накрыл Лиду с головой. Она зажмурилась в ожидании удара, но тут раздался звук разбитого стекла, и Костя вдруг обмяк, всем телом прижав её к полу.

Лида пихнула Костю обеими руками, сталкивая с себя, и он безвольно откатился в сторону. Её рука попала во что-то теплое и липкое – в кровь. Лида испугалась, что он умер, но с огромным облегчением поняла, что Костя дышит. Кровь шла у него носом. Поодаль, под окном, лежала разбитая водочная бутылка.

Лида сидела на полу, смотрела на бутылку, на Костю, на свою руку, испачканную кровью, и пыталась понять, что же произошло. Как она молгла, лежа на полу, придавленная весом Кости, дотянуться до стоящей на столике бутылки и разбить её о Костину голову? И почему разбитая бутылка оказалась так далеко от Костиной головы? И почему водка вытекла под окном, а на Костю не попало ни капли?

Но если ударила не она, то кто его ударил?

И если ударили не бутылкой, то чем?

И если его не били, отчего он потерял сознание?

Лида протянула руку, чтобы дотронуться до затылка Кости. Она хотела понять, есть ли там след от удара. Но коснуться Костиной головы не успела – он открыл глаза. Глаза были мутные и очень злые. Он зарычал и потянулся к ней.

Лида отшатнулась, вскочила на ноги и бросилась прочь из квартиры. То ли услышала, то ли просто вообразила от испуга, что он тоже пытается встать, чтобы броситься за ней в погоню.

Когда Лида выскочила в подъезд, в ушах её шумело, и зрение так и не восстановилось: все вокруг было серым и размытым, она как будто смотрела сквозь дырочки, булавкой проколотые в газетном листе. Голова кружилась, Лида схватилась за перила, чувствуя, что сейчас упадёт, но из квартиры донесся звук тяжёлых неуверенных шагов, и Лида побежала: вниз, вниз, перепрыгивая через ступеньки, боясь, что он может её догнать.

Выбегая из подъезда, Лида едва не сбила с ног Иру и её маму, которые собирались занести в подъезд коляску. Они даже не узнали её: растрёпанную, с дикими глазами, испачканную кровью, с синяком, расцветающим на щеке. Ирина мама от неожиданности захлебнулась воздухом и закричала:

– Сумасшедшая!

Лида бежала, как ненормальная, и когда остановилась, задыхаясь от быстрого бега, слово это еще звучало у нее в голове. "Сумасшедшая". Она вдруг вспомнила всё, о чём говорила Вера Сергеевна. Вспомнила приступ паники, провалы в памяти, подумала о муже, который ударил её, отчаявшись достучаться до неё словами.

– Сумасшедшая, – сказала Лида вслух. – Да, наверное, я сумасшедшая. Мне нужно в больницу.

Она стала искать телефон, но в карманах его не было: он остался дома, в сумке, вместе с паспортом и кошельком. Возвращаться домой Лида не согласилась бы ни за какие деньги. Она перебирала в голове варианты: обратиться в местную поликлинику она не могла, она не доверяла людям, которые там работали. Добраться до районной больницы пешком было невозможно, до неё было километров семьдесят. Оставался только автостоп, и хотя перспектива сесть в машину к чужим людям пугала Лиду до чёртиков, она всё же решила попробовать. Дойдя до обочины пересекающей Панику трассы, она остановилась и приготовилась голосовать.

Первые две машины пронеслись мимо, не снижая скорости. Лиде захотелось плакать. Она вдруг представила, что с ней будет: врачи, полиция, палата в дурдоме, психи, никакого шанса увидеть Лену – потому что если она действительно больна, значит, окровавленная куртка под мостом принадлежит её дочери, и Лена мертва.

Дыхание перехватило, Лида согнулась пополам в беззвучном рыдании.

– Вам плохо? – спросил кто-то. Лида подняла глаза и увидела нахмуренные светлые брови, узкие поджатые губы, вытянутое лицо в обрамлении длинных русых волос. На неё смотрела очень молодая и очень худая девушка, чем-то неуловимо похожая на Лену. Она стояла рядом с мотоциклом, держа под мышкой только что снятый шлем. Хлюпнув, Лида втянула носом воздух и вдруг почувствовала идущий от незнакомки чуть сладкий и немного молочный запах Лениной макушки.

– Да, – сказала Лида. – То есть, нет. Я просто хотела поймать машину.

– Я могу вас подвезти, – сказала незнакомка. – Если вы не против мотоциклов.

– Я не против, – растеряно ответила Лида. – Но у меня совсем нет денег, чтобы вам заплатить.

– Куда вы едете?

– В районную больницу.

– Значит, вам всё-таки плохо?

Лида кивнула.

– А можно узнать, что с вами?

– Боюсь, если я скажу, вы меня не повезёте, – сказала Лида. – Судя по всему, я психически больна.

– А это у вас откуда? – незнакомка показала на Лидину щёку.

– Что?

– Синяк.

Лиде было очень стыдно, но она всё-таки призналась:

– Меня ударил муж. Потому что я неадекватно себя вела.

– Это он вам так сказал? Вы поэтому решили, что вам надо в психущку? Вообще, вы на сумасшедшую не похожи. Вы уверены, что вам в больницу? Может быть, лучше в полицию? Написать на него заявление?

Лида помолчала, потом упрямо сказала:

– Нет. Заявлять на него я не буду. Но и вернуться к нему я не могу. А идти мне всё равно больше некуда. Телефон, деньги, паспорт – всё осталось дома.

– Знаете, – сказала незнакомка, – мне кажется, вы испуганы и растеряны. А принимать решения из точки паники – так себе вариант. Вам нужно успокоиться, отдохнуть, прийти в себя и взвесить все за и против. Готова поспорить, как только вы выспитесь, мысль о больнице покажется вам не из лучших.

– Мне негде выспаться, – сказала Лида. – Говорю же, телефон и деньги дома, друзей у меня нет, родных тоже.

– Вы можете переночевать у меня на даче, – просто сказала девушка. – Хотите?

Лида колебалась. Она не привыкла доверять чужим людям.

– А вам-то это зачем? – спросила Лида.

Девушка пожала плечами:

– Мне кажется, женщины должны друг другу помогать. Разве нет? Поехали, не сомневайтесь. Я, кстати, Ася Фишер.

– Лида Смирнова, – ответила Лида. – Ну хорошо. Поехали.

Мотоцикл въехал в дачный посёлок и остановился возле неприметной калитки из серых рассохшихся досок. Над старым забором поднимались разросшиеся спутанные кроны старых яблонь и слив, за ними виднелась крыша небольшого дачного домика. Зато дома по соседству выглядели богато и внушительно, и заборы у них были высокими и прочными. Лиду это не удивило: все деревни и дачные посёлки в округе давно выглядели именно так.

Лида и Ася слезли с мотоцикла.

– Подожди здесь немного, хорошо? – сказала Ася. – Я тётушку предупрежу.

– Хорошо, – ответила Лида, но ей стало очень неловко. Она уже ненавидела себя за решение поехать к совершенно незнакомым людям, для которых её присутствие может оказаться неприятным. Но, с другой стороны, куда ещё ей было ехать? Что вообще ей нужно было делать? Она не знала.

Ася открыла покосившуюся калитку и проскользнула на участок. Лида осталась стоять рядом с мотоциклом. В окна соседних домов светило солнце, они слепо пялились на неё, и казалось, что за каждым окном стоит по человеку, что все они смотрят на одинокую женщину на их улице и осуждают её.

Послышалось гудение мотора, на дороге показался чёрный блестящий внедорожник. Он подъехал к соседнему дому и остановился, ожидая, когда створка ворот откроется и впустит машину во двор.

Минуту спустя Лида услышала, как за забором хлопнула дверца, и мужской голос сказал:

– Не, Серёг, ничего не вези, я всё купил. Ага. Жду.

Из-за другого забора, почти в то же время послышался голос Аси, она тоже говорила по телефону:

– Алло, скорая? Тёте плохо: болит голова, в глазах темно. Путается, когда говорит. И руку не может поднять. Адрес – Чёрные ключи, дом пятьдесят два. Хорошо, ждём.

Лида почувствовала холодок в животе: она всем приносила несчастья.

Асину тётушку Лида рассмотреть не успела: носилки быстро проплыли мимо, она увидела только спутанные седые волосы, крупный нос, закрытые глаза в отёчных веках, бледную, даже какую-то серо-синюю кожу. Лиде стало её невыносимо жалко.

Удаляющиеся спины работников скорой, шприц и пустые ампулы на блюдечке, запах медицинского спирта, смятая постель и заношенный халат на стуле. Лиде стало так больно и тошно, что она больше не могла сдержаться. Рыдания поднялись по горлу, слёзы обожгли глаза.

Ася вернулась в комнату, подошла, обняла, развернула к себе уверенным, взрослым жестом, словно Лида была маленькой девочкой.

– Ну, что случилось? Что у тебя произошло? – спросила Ася.

И тогда, сквозь хрипы и всхлипывания, Лида начала рассказывать всё с самого начала.

Они сидели за столом: Ася заварила чай, достала из шкафчика вазочку с карамельками и, забравшись на стул с ногами, так что одна коленка почти прижималась к груди, шуршала фантиками и отпивала из большой кружки. Свободный свитер крупной вязки спадал с её плеча, открывая белоснежную лямку спортивного бюстгалтера. В каждом её движении чувствовались сила и свобода.

Лида сидела напротив, наклонившись над столом. Её руки, живот и спину сводило от напряжения. Ни к чашке с чаем, ни к конфетам она не прикоснулась. Лицо у неё было серым от усталости и страха. И одежда у Лиды была тесная и плотная: джинсы в обтяжку, узкая футболка и джинсовая куртка.

– То есть, ты уверена, что ты этого не делала? – переспросила Ася. – Не шарашила своего мужа бутылкой по башке?

– Нет. Я бы просто не смогла до неё дотянуться.

– Но что же тогда произошло?

– Я не знаю. Может быть, ему просто стало плохо. А бутылку мы просто столкнули на пол, пока боролись. Я не знаю.

– Но у тебя было ощущение, что это ты его вырубила?

– Да, было. Но это просто ощущение. Фантазия.

Ася бросила на Лиду острый внимательный взгляд, и Лида вдруг похолодела от ощущения, что её подобрали и привели сюда не просто так. Ощущение это родилось у неё в самом начале их разговора. Ася подозрительно подробно расспрашивала её обо всём, особенно о Лене: не о пропаже, а о том, как Лена жила до неё. "Это паранойя, – Лида попыталась себя успокоить. – Я становлюсь слишком подозрительной. Ей просто интересно, вот она и спрашивает".

– У тебя и раньше были такие приступы? – спросила Ася, отпивая чай.

– Нет, – ответила Лида. – Никогда.

– Тогда у тебя точно крыша поехала, – Ася фыркнула в чашку, переводя разговор в шутку, но Лида всё равно чувствовала напряжение и растущий интерес, и осталась настороже.

– Я об этом думала, – сказала она.

– Поэтому ты хотела лечь в больницу?

– Да.

– Что же тебя остановило?

Лида не знала, отвечать ли на этот вопрос, но потом подумала, что, ответив, ничего нового Асе не сообщит.

– Если я не больна и ничего не путаю, значит, мою дочь ищут не там.

Ася серьёзно кивнула и задумалась, и Лида вдруг с изумлением поняла, что Ася ей верит.

За Асиной спиной открылось и с силой захлопнулось окно. Порыв ветра ворвался в комнату, закачался старый абажур, его кисти, словно маленькие мётлы, лихорадочно мели воздух. По стенам зашатались странные тени. Сидевшая к окну лицом Лида увидела, как в заросшем саду мелькнуло что-то светлое. Ася встала, чтобы закрыть окно, но Лида её остановила:

– Стой, мне кажется, там кто-то есть.

– Кто?

– Не знаю. Мне показалось, я кого-то видела.

Ася нахмурилась и склонила голову, как будто прислушивалась к чему-то.

– Пойдём, – сказала она.

– Куда?

– В сад. Посмотрим.

– Ты что? А вдруг он там? – Лида всерьёз испугалась.

– А ты что, хочешь, чтобы он бродил там, пока мы спим?

Ася решительно направилась к выходу, и Лида пошла за ней.

В саду было прохладно и тихо. В отдалении, за забором, тихо звучали низкие мужские голоса, оттуда аппетитно пахло шашлыком.

– Кто там? – неожиданно для себя крикнула Лида в глубь сада.

– Вы нам? – отозвался один из мужчин, и она пошла на голос.

Навигатор сбойнул, точка, изображающая автомобиль, плыла в белой пустоте. Сергей Голыбин взял телефон, и тот зазвонил прямо у него в руке. Света. Сергей раздраженно сбросил звонок. Пять пропущенных от Светы. Пять – за два часа. Первый – через полчаса после того, как он уехал. Сказал же ясно, что уехал до послезавтра, далеко, в район. Да, не сказал, что к Витьке, но она, наверное, и так почувствовала, что не по работе. После рождения близнецов у жены, кажется, открылся третий глаз: она звонила, как только ему становилось хорошо. Света присосалась к нему, как пиявка, вытягивала из него силы, мотала нервы, требовала того, что он не мог ей дать, а иногда он вообще переставал понимать, чего она хочет.

Мобильный интернет отрубился и на телефоне. Куда ехать, Сергей не знал, и это было обидно, потому что он почти уже приехал. Ему хотелось сесть за стол, неторопливо разлить вискарь по стаканам и поговорить с человеком, который его понимает, а там – шашлычок, зелень, теплый июньский вечер, приятная пустота в голове… Но приходилось колесить по проселочным дорогам, по корням и ямам. А когда Сергей выбрался на асфальт, тот оказался растрескавшимся, осыпавшимся по краям, полусъеденный густым подлеском могучего соснового бора.

Очень хотелось отключить телефон и забыть обо всем: и о Свете, и о работе, об этом чертовом суде по таунхаусу, жильцы которого оказались склочными, липкими, истеричными и категорически не соглашались на мировую. И поставщик этот чертов, новый, тоже мотал нервы. Сергей знал, что не нужно бы с ним связываться, но Ромка кричал: «Дешевле выйдет, дешевле», – и вот они который уже день простаивали без кирпича. Нужно было разрывать нафиг контракт и возвращаться к проверенным людям…

Сергей поймал себя на мысли, что из-за Светки свалился в привычную карусель тревожных мыслей, хотя собирался отдохнуть и выбросить всё это из головы. Это его разозлило.

Однако перед тем как отключить телефон, нужно было позвонить Витьке и узнать, как до него доехать. Машину тряхнуло на выбоине, как раз когда Сергей набирал номер. Он едва успел поймать его и плечом прижать к уху. Вызов приняли после первого же гудка.

– Щукарёв, привет! – сказал Сергей. – Я уже близко, но только что-то заблудился.

Женский голос зло ответил:

– То есть, ты даже не по работе свалил? Вообще здорово!

Он набрал Светку. Отвлёкся на дорогу, и палец соскочил на её номер, последний входящий.

– Серёжа, ты меня слышишь? Ты почему трубку не берёшь?

– Свет, я…

– Что? Что ты? Поехал к Щукарёву? Пить будете все выходные? А я когда буду отдыхать? Да ладно отдыхать – ты в курсе, что детям обувь нужна? Я одна с двумя младенцами должна ехать в магазин?..

Сергей сбросил вызов и тут же набрал Витьку, чтобы Света не успела вклиниться в разговор. Когда пошли длинные гудки, он с облегчением увидел, что разбитый асфальт вливается во вполне приличную дорогу.

– Серёг, ты где? – радостно спросил Витька, и от звуков его голоса Сергею сразу стало лучше.

– Ты представляешь, – заговорил он, автоматически копируя радостные интонации, — я тут заблудился!