Читать книгу: «Девушка с Рублёвки. История о любви в забавных обстоятельствах», страница 4

Глава 4

Всю ночь за окном грохотала гроза – молнии сверкали неоновым светом не хуже, чем у нас в России. Алёнка похрапывала, свернувшись клубочком под своей частью одеяла, – одеяло на этом королевском ложе было одним, но огромным, – а я завидовала её крепкому сну. Меня гроза разбудила. Вечером мы обе, уставшие от перелёта и обилия новых впечатлений, заснули сразу, даже в вечерних развлечениях в холле не стали участвовать. А сейчас, среди ночи, сна у меня не было ни в одном глазу.

Я встала, подошла к окну. Ливень хлестал плотным потоком, судя по звуку, заливая балкон. Только по звуку и можно было судить – темнота за окном была абсолютная, глухая, чёрная. Про такую, что ли, говорят «тьма египетская»? Хотя в данном случае – тьма тунисская. Надо же, первая майская гроза, и я встречаю её в Африке.

Отгрохотав, гроза ушла куда-то дальше, ливень сменил звук на тихий шёпот, я уснула. А утром проснулась от лучей, бьющих в лицо сквозь отодвинутую ночью штору. Oпять выглянула в окно и ахнула: картина открывалась потрясающая! За окном виднелись деревья в фантастических малиновых и белых цветах, а дальше – лазурный кусочек моря. Алёнка дрыхла, а я быстро оделась, подхватила фотоаппарат и побежала эту красоту фотографировать.

Свой цифровик – пожалуй, единственный доход от сетевого бизнеса – я купила ещё в Челябинске за солидную для меня сумму и взяла с собой в Москву. Зачем – не знаю. Наверное, чтобы делать фотолетопись своего знакомства со столицей. Новый город, новые впечатления. Если уж в Челябинске, где выросла, и где всё знакомо, я умудрялась такие моменты подмечать, что мама поражалась, а местная газета брала мои снимки на фотоконкурс «Город и горожане», то в столице, думала я, будет столько всего «вкусненького»! Но со всеми моими хлопотами первых недель – поиски жилья, работы, привыкание к Пенкину, опять поиск жилья и обустройство – мне было не до фотографирования. А когда узнала, что еду в Тунис, тут же вспомнила про своего дружочка.

Первый снимок я сделала в самом отеле. Очень уж хорош был их зимний сад: пальмы и кустарники росли в полную высоту на площадке, вокруг которой галереями располагались этажи с номерами. Яркая зелень изумительно сочеталась с бежево-коричневой гаммой интерьеров. Особенно меня умилили плафоны настенных светильников, напоминавшие половинки амфор из простой обожжённой глины. А когда я вышла на вчерашнюю террасу, то и вовсе замерла, впитывая красоту утра. Сколько всего! Залитый дождем бежевый камень террасы и лужи, где отражаются небо и гнутые кованые ножки изящных стульев. Ступени, красиво сбегающие к нижней площадке, где сбились в кучку столики и скамьи. Голубой бассейн с белым изгибом окантовки. Если встать вот так, то в кадр попадает часть крыла отеля, и кажется, что одни линии дублируют другие, а голубизна бассейна – словно кусочек моря.

Снимая всё, на что падал взгляд (в номере посмотрю, что не удалось – сотру), я добрела до моря. Люди по дороге не попадались, видимо, рановато было для них в семь утра вставать. Или знают, что после ночного ливня делать у моря нечего. Просто гулять неприятно, не то что загорать. Вода холодная, пляж завален водорослями. Водоросли тянулись тёмным воняющим йодом валиком вдоль всей прибрежной полосы, и вдалеке уже появился маленький бульдозер, который деловито сгребал их в стога.

– Привет! Тебе тоже не спится? – спросили за спиной, и я оглянулась. Ирина.

– Привет. Утро какое красивое!

– Да, здесь хорошо, – кивнула она и начала раздеваться. – Я искупнусь. Пойдешь со мной?

– Нет, вода холодная.

– Нормальная, градусов шестнадцать, – потрогала она воду ногой. Поправляя трусики бикини, пошла в море, – я успела камерой поймать момент, как она входила в воду. Вот ведь моржиха! Через несколько шагов поплыла. Плавала не меньше четверти часа, – бульдозер подобрался совсем близко, когда она вернулась.

– Слушай, отличная вода! Только вначале кажется холодной, а потом так здорово! Окунись не бойся!

Она выглядела абсолютно довольной, стряхивая капли с волос. А я, глядя на её спортивную фигурку и потемневшие от воды волосы, поняла, что Ирина совсем молодая ещё. Вчера в аэропорту мне показалось, что ей за сорок. А она просто выглядела уставшей. А то, что я приняла за седину, оказалось мелированием.

– Ир, а сколько тебе лет? – решила проверить я.

– Тридцать шесть, а что?

– Да просто сегодня ты лет на десять моложе себя вчерашней.

– Потому что расслабилась и отдохнула. Все проблемы в Москве оставила.

Она быстро оделась и накинула на голову полотенце:

– В воде тепло, снаружи холодно. А тебе сколько?

– Тридцать семь.

– Да? Тогда ты тоже сегодня выглядишь гораздо моложе вчерашнего. Ну что, пошли завтракать? Через пятнадцать минут ресторан откроют.

Мы вернулись в отель. Ирина пошла переодеваться, а я – отпирать Алёну. Ключ от номера был один на двоих, дверь не захлопывалась, так что мне пришлось закрывать её снаружи и носить ключ в кармане.

Алёнка ещё не встала, хотя уже проснулась.

– О, привет, ранняя птичка. Ты что, бегаешь по утрам?

– С фотоаппаратом ходила. И вообще-то – пташка.

– Кто пташка? Ты? – Она потянулась и стала шарить на тумбочке сигареты.

– Говорят «ранняя пташка», а не птичка.

– Да пусть говорят, что хотят, – отмахнулась Алёна, нашарив пачку и вытаскивая сигарету. – Как на улице?

– Красиво. И не жарко. А ночью гроза была. Ты слышала?

– Не-а, я отсыпалась, – зевнула Алёна. – Я ведь прошлую ночь не спала почти, мы с Олькой Крестовской в ночной клуб ходили, гудели почти до утра. Я вчера еле успела сумки собрать.

Она щелкнула зажигалкой и закурила.

– Знаешь Крестовскую?

– Нет. А кто она?

Я открыла окно. Терпеть не могу, когда в комнате воняет сигаретами.

– Ну, ведущая на СТВ! Программа «Образ бабочки». Ты телевизор вообще смотришь?

– Смотрю иногда, – пожала я плечами. – Но эту передачу не знаю.

– Ну и зря. Посмотри. Там из таких как ты женщин делают.

– В смысле? – не поняла я. – Я и так, вроде, не девушка.

– Это точно, – кивнула Алёна и затянулась. – Они там берут какую-нибудь тётку, которая подать себя не может, и делают из неё конфетку. Бабочку из гусеницы.

– Какие-то у тебя с утра сравнения в мой адрес зоологические, – хмыкнула я. – То птичка, теперь – гусеница. И до кучи – тётка.

– Ты что, обиделась, что ли? – выпустила дым Алёна. – Да брось, на правду не обижаются!

– А в чём правда-то?

Я села в изножье кровати и принялась расчёсываться, а Алёнка подняла подушки повыше и села, поблескивая атласной малиновой сорочкой на бретельках.

– А в том, что ты на себя рукой махнула, как на женщину. У тебя волосы – блеск. Густые, пушистые, а ты их заколкой скручиваешь, будто прячешь.

– Мне так удобнее, терпеть не могу, когда в глаза лезут.

– О, глаза! Глаза у тебя красивые, я вчера разглядела, только оттенить, форму бровей подкорректировать, и всё. Почему ты не пользуешься косметикой?

– У меня на неё аллергия, веки чешутся.

– Ты, наверное, какой-нибудь фигнёй за триста рэ ресницы красила? Так ты не бери в ларьках дрянь всякую, фирменную покупай, от пятидесяти евро.

– Алёна, ты что? – вытаращилась я. – Пятьдесят евро за тушь для ресниц?

– Ну да, а что такого? Ты же хочешь выглядеть привлекательной?

– Хочу. И, по-моему, выгляжу в достаточной мере.

Я решительно собрала волосы заколкой и сменила тему:

– Столовая уже открылась. Завтракать идешь? А то нам выезжать в одиннадцать.

– Иду-иду. – Алёнка загасила окурок в глиняной пепельнице и побежала в ванную. А я, пока она не видит, подошла к зеркалу. Я что, и вправду выгляжу так плохо, что и Ирина, кажется, удивилась, что мне всего тридцать семь? Это из-за полноты, наверное. Я с этими стрессами из-за подлеца Углова и переезда в Москву подрастолстела как минимум на размер, а то и на два. На фруктах-овощах посидеть, что ли, пока в Тунисе?

В ресторане из фруктов были апельсины и яблоки, овощей не было вовсе. Зато в изобилии красовались хлопья, йогурты, джемы четырех видов и корзины с выпечкой. Все было таким красивым и аппетитным, что я не сдержалась – набрала понемножку и принялась дегустировать. За столик к нам с Алёнкой подсели Ирина с Татьяной.

– Привет, девчонки! Как спалось? – Татьяна поставила на стол тарелку с глазуньей и ассорти из сыров и колбас.

– Слыхали, какая ночью была гроза? – на тарелке Ирины скромно лежал ломтик сыра, вареное яйцо и апельсин.

– Лариска слышала, я нет, – заглянула Алёна ей в тарелку. – Ир, а чего так скромно завтракаешь? Всё оплачено. Вон, с Лариски бери пример, всё пробует, что предлагают.

– Не всё, а только джем, – я отодвинула от себя розетку с джемами. Розетка делилась на четыре части, в каждую я положила по ложке разных джемов: клубничный, из инжира, абрикосовый и неопознанный зеленоватого цвета. Что-то действительно я увлеклась. Кто полчаса назад, глядя на подтянутую Ирину, клялся себе не жрать?

– А из чего джем? – заинтересовалась Ирина.

– Абрикос, инжир, клубника. А зелёный не знаю из чего.

– Может быть, киви? Дай попробую!

Она подхватила джем на кончик ножа, слизнула и задумалась.

– Интересный вкус… На киви не похоже.

– Дай я! – Татьяна тоже нырнула ложкой в зеленоватую массу.

В зал вошёл Пенкин. Выглядел он хуже, чем обычно: лицо мятое, глаза опухшие, на щеках щетина. Хотя откуда мне знать, как он выглядит по утрам, я его на работе обычно позднее вижу. Моё шеф бросил мрачный взгляд в нашу сторону, кивнул неопределённо и пошёл к стойке, где жарили глазунью.

– Слушайте, по-моему, это джем из местных кактусов, – закочила дегустацию Татьяна. – Помните, мы из автобуса вчера видели, какие они мясистые?

– Скажешь тоже! – фыркнула Алёна. – Если повидло из кактусов, то где колючки?

– Сбрили! – пожала плечами Татьяна. – Это джем из бритых кактусов.

Мы расхохотались. А Пенкин вдруг втянул голову в плечи, схватил свою тарелку и быстро ушел из поля моего зрения.

Вот те на, мой шеф на меня обиделся! Ну точно, так и есть.

Когда мы собирались в холле, а после грузили сумки в автобус, он делал вид, что меня нет. В салоне занял спереди крайнее сиденье, так, чтобы никто не уселся рядом и всю дорогу сидел с непреклонно-прямой спиной. Мне было видно, – мы вчетвером расположились сзади салона. Разумеется, я не смотрела ему в спину всю дорогу, так, поглядывала иногда. В основном я смотрела в окно, и пока мы ехали в Сусс, разглядывала эту удивительную страну.

За окном сначала мелькали белые двух- и трёхэтажные дома, странно выглядящие на желтоватой, без зелени, с редкой травой земле. Потом город закончился, и замелькали низкорослые раскидистые деревья (потом я узнала, что это оливы), окружённые живой изгородью из мясистых плоских кактусов. Точно таких, как я раньше видела в фильмах про мексиканские пустыни. Кое-где на кактусах набухали розовые бутоны.

– Сколько тут кактусов! Я думала, такие только в пустыне растут! – озвучила мои мысли девчонка из журнала «Зверь». Кажется, её звали Настя. – Надо же, цвести собираются! Красивые цветы, наверное.

– Они здесь везде растут, – сверкнул улыбкой наш гид, тот же, что и вчера, парень с именем, которое я позабыла. Абдул? Нет, как-то по-другому. Говорил он по-русски по-прежнему с лёгким акцентом, но сегодня я его почти не замечала. – Их вместо забора сажают, от воров. И скот этим кормят. А через месяц на них ягоды будут, очень вкусные, как это, делишес. В Париже их покупают по десять евро за штуку.

– Эй, ты извини, как там тебя, я забыла, – махнула ему Алёнка.

– Абдель.

– Абдель, точно. Ты где так хорошо по-русски научился разговаривать?

– Я в Питере учился в университете.

– Ой, а здесь, значит, гидом работаете, с туристами? – почему-то посочувствовала ему Ирина.

– Я здесь тоже в университете работаю. А с вами меня господин Саид попросил быть, страну показывать.

– Ой, он профессор, наверное, – зашептала Ирина. – А ты, Алёнка, орала на него вчера. Неудобно получилось!

– Да ладно, удобно. Он этому Саиду не за спасибо помогает. Пусть денежки свои отрабатывает, – фыркнула Алёнка.

Часа примерно через полтора обочины дороги перестали мелькать кактусами – появились низкие пальмы, похожие на громадные, воткнутые прямо в землю ананасы, цветущие кустарники и красивые ограды, за которыми виднелись белые виллы. Да и само шоссе похорошело, заиграло красками бело-жёлтой разметки. У развилки, отмеченной странной конструкцией, изображавшей раскрытую ладонь с глазом в середине и плотно сомкнутыми пальцами, изрисованными восточным орнаментом, наш автобус свернул вправо, ближе к морю, и вскоре уже въезжал на территорию нового отеля.

Если предыдущий отель подкупал своей тихой прелестью и уютом, то этот ошеломлял размахом и грандиозностью. Один холл чего стоил! Если убрать столики, барную стойку и стойку «ресепшн», запросто можно сыграть в футбол. Или в хоккей – блестящие серые плиты, отражавшие потолочные светильники казались скользкими, как лёд.

– Велкам ту мэджик пэлэс! – сказал официант, подавая нам бокалы с апельсиновым соком.

– Вот, сразу видно, что пять звёзд. Не фигнёй встречают разбавленной, а самым настоящим апельсиновым фрэшем! – довольно сказала Алёнка, отпив из своего бокала.

– «Волшебный дворец», – перевела я то, что сказал официант. – Хорошее название, сказочное.

– Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, – подмигнула мне Алёнка. – Вот такие отели я и предпочитаю, пять звезд «ультра», все включено!

– Здравствуйте, меня зовут Евгения, пожалуйста, заполните эти формы, – к нам подошла кудрявая девушка в униформе и стала раздавать плотные листочки уже знакомого содержания: имя-фамилия, откуда прибыл и насколько. Я посмотрела на Пенкина – тот отодвинул свой листок, насупившись, и барабанил по столу пальцами. Так, пора выполнять свои секретарские обязанности.

– Виктор Алексеевич, давайте паспорт, я ваш формуляр заполню, – подсела я к нему. Он скривился, молча метнул паспорт на стол, встал и отошёл к барной стойке. Ну надо же, как обиделся, что я с ним спать не стала! Детский сад.

На этот раз нам с Алёнкой достались двухкомнатные апартаменты. Первая комната – с диваном, двумя креслами, низким столиком и широкой дверью, ведущей на огромную лоджию-террасу. Вторая – с широченной кроватью, зеркалом и второй дверью на ту же террасу.

– Вот это я понимаю, сервис. – Алёнка села в кресло и потянулась к бутылке с вином, стоявшей на столике. – Смотри, как гостей встречают. Вино нам поставили, вазу с фруктами, орешки.

– Слушай, а вдруг за это платить придётся? – испугалась я. Лично у меня денег было совсем чуть-чуть. Тысяча российскими и несколько местных мелких купюр, которые остались сдачей после обмена в аэропорту и уплаты пошлины. Пенкин мне пока никаких «командировочных» не выдал.

– Да ладно, не бойся. Сказала же: пять звёзд «ультра». В таких отелях за все платят сразу, когда тур покупают. Винца налить?

– Ну, налей, – решилась я. Алёнка плеснула густой влаги в бокал. Вино слегка вязало и отдавало вишней.

– Алён, а ты часто в таких местах бываешь?

– Раньше часто, сейчас пореже. Петька меня раньше по таким курортам катал – и на Кипр, и на Майорку, и в Абу Даби!

– А кто это, Петька?

– Да бывший мой… Вроде как муж. Слушай, до обеда два часа ещё. Пошли, на море смотаемся! – сменила Алёнка тему. Видимо, вспоминать про бывшего Петьку ей не хотелось. Я согласилась смотаться на море, и мы принялись искать в чемоданах купальники.

Примерно через полчаса мы добрались до местного пляжа. Алёнка вырядилась в красный бикини с белыми ромашками, приделанными к бретелям, окантовке лифчика и к бокам трусиков. Поверх – экстремальный сарафан, который сверху выпускал на свободу ромашки от купальника, вызывающе обрамлявшие туго стиснутые лифчиком полукружья пышного Алёнкиного бюста. Снизу сарафан тоже сачковал, едва прикрывая красные трусики и абсолютно игнорируя белые, совершенно не тронутые загаром Алёнкины ноги, обутые в светлые шлёпанцы на платформе и высоком каблуке. На мой вкус, Алёнка нарядилась вызывающе и не по пляжному. По крайней мере, когда дорожка кончилась и начался песок, она начала вязнуть в нем своими каблучищами. Однако упорно шла на полусогнутых до ближайших шезлонгов.

Не понимаю, зачем так над собой издеваться? Лично я надела свободную длинную рубаху, трикотажные бриджи, резиновые тапочки и бейсболку от солнца. Красота! Удобно, и ноги совсем не устали, хотя нам пришлось топать через всю немаленькую территорию. Минут десять до пляжа добирались, не меньше.

Возле зонтиков, к которым мы шли, уже загорал народ из нашей компании: обе девушки из «Зверя» и одна из «аифовской» группы. Девчонки раскинулись на песке эдакими фотомоделями: точёные фигурки, загорелые ножки.

– Привет! Вы где так загореть успели? – помахала я им, занимая свободный лежак под зонтиком и нашаривая в сумке фотоаппарат. Пляж был очень колоритным: ослепительно белый песок, умопомрачительно голубое море, абсолютно туземные зонтики – эдакие конусы, крытые сухими пальмовыми листьями. И наши девчонки: загорелые, белозубые, молодые. Прямо как на рекламном плакате.

– В солярии, – ответила Настя из «Зверя», поворачиваясь на бок и демонстрируя изумительную линию бедра.

– Настя, девчонки, можно я вас сфотографирую? Вы так роскошно смотритесь на этом пляже, у меня аж объектив зудит!

– Давай, – приняла плакатную позу Настя.

Я нащелкала с десяток кадров, прежде чем успокоилась и сама разделась. В конце концов, я сюда загорать пришла, или зачем?

Алёнка уже возлежала на своём лежаке, спрятав голову в тени зонтика. Я тоже легла ничком, головой в тень, подставив солнцу спину, ноги и попутно спрятав собственное пузо. Возле точёных форм соседок я, наверное, выглядела совершеннейшей бегемотихой. По крайней мере, именно ею я себя и чувствовала. Нет, решено, в обед – только овощи и фрукты.

Я загорала минут десять и успела раскалиться под раскочегарившимся солнцем, когда мне на спину вдруг полетели ледяные брызги. Я вскрикнула и подскочила. Рядом завизжала Алёнка:

– Ирка, блин, ты что, спятила? Холодно же!

– Переворачивайтесь, сгорите!

Ирина хохотала, отряхивая мокрые волосы. Опять в море плавала.

– Идите в море окунитесь, вода просто блеск!

Она была такой довольной, а море так заманчиво бликовало под солнцем, что я решилась, поднялась и пошла к воде. Купальщики, к слову, были и помимо Ирины: над волнами покачивалось с полдесятка голов. Еще одна купальщица подплывала к берегу.

– Наверное, тоже русская. Кроме наших в такую воду никто купаться не полезет, – предположила Ирина. Дождалась, пока купальщица – загорелая стройная черноволосая девчонка – стала выходить на берег и крикнула. – Как водичка? Хорошая?

Девчонка улыбнулась и ответила по-испански.

– Ага, испанцы тоже лезут… – улыбнулась ей в ответ Ирина. – Похоже, на весь берег тут только мы русские. Иди в воду, не бойся. Сразу входи, целиком, так быстрее привыкнешь.

Сразу целиком не получилось – у берега было неглубоко и мне пришлось сделать с десяток шагов, пока вода дошла до пояса. Ой, холодная! Хотя, если разобраться, не холоднее чем в Быструхе, речушки возле деревни, куда я ездила девчонкой, и где мы полоскались с июня до сентября.

– Ларис, давай, окунайся вся, а то замерзнешь! – подзадорила меня с берега Ирина, и я решилась.

Море ласково приняло меня, лишь на секунду обдав холодом. Потом почти сразу мне стало тепло, и я поплыла. Господи, хорошо-то как! Впервые в жизни в море плаваю.

– Слушай, как здорово! Я ведь впервые в жизни в море плавала! – так и сказала я Ирине, выбираясь на берег. – Ух, а на берегу теперь холодно!

На берегу действительно похолодало. Откуда-то взялся ветер, и мне в сыром купальнике было зябко. Я быстро подскочила к своему лежаку и накрылась полотенцем – хорошо, сообразила из номера захватить.

– Если впервые в жизни что- то делаешь, то можешь загадывать желание, обязательно сбудется.

Настя из «Зверя» проговорила это, не открывая глаз. Она полулежала на песке, откинувшись на локти и подставив солнцу лицо, живот и тугие загорелые грудки. Соски нахально целились в небо. Две другие девчонки тоже загорали топлесс.

– Желание… Столько всего надо, не знаю, на чем остановиться, – пробормотала я, удивляясь смелости девчонок. Хотя, похоже, они не единственные. Вон, там девушка с парнем, она тоже загорает без лифчика. А там вообще тетка в годах развесила то, что когда-то было бюстом. Может быть, и мне не терпеть эту сырость на груди, а скинуть мокрый лифчик и позагорать « в натуре»? Уж грудь у меня гораздо лучше, чем у той тетки, а она и не комплексует.

– Ну, выбери самое-самое, – Настя по-прежнему не открывала глаз. – Я, например, всегда загадываю желание про то, чтобы в моей жизни случилось чудо.

– Да? Слушай, а ведь точно, – согласилась я. – Неприятностей всяких в жизни всегда с избытком, а чудес и не бывает почти. Чуда хочу. Пусть в моей жизни будет чудо, – пожелала я вслух. И подумала, что уж если и хочу я какого чуда, так такого, чтобы вернуло меня в возраст этих девчушек. Чтобы я опять стала молодая, стройная, беззаботная. И обязательно – уверенная в собственной неотразимости. Может быть, тогда бы моя непутёвая жизнь сложится по-другому.