Читать книгу: «Быть Человеком», страница 4

– Счастье не является чем-то сросшимся с нами. – Неожиданно вступила в разговор Надя. – Оно приходит и уходит, а затем вновь возвращается. В итоге счастливые становятся несчастными, а несчастные – счастливыми.

– Вы предсказываете мне несчастье, Наденька?

– Нет. Я предсказываю счастье Максиму.

– А, черт! – Воскликнул Жорж, раздраженно. – Какие неудобные кроссовки! Угораздило же меня одеть новую обувь. Нет, ну просто – полоса невезения!

Весь оставшийся путь до очередного привала был пройден в тишине. Кустарник встречался все реже и реже. И одинокие низкорослые растения, и твердая, как камень земля, и идущие по ней измученные люди мечтали о воде. А между тем, пылающий солнечный факел медленно падал на горизонт. Алые языки пламени сползали вслед за ним, поджигая всё, к чему прикасались, и вскоре пожар заката охватил и небо, и землю. В девять часов Максим объявил отдых.

– Как ваша нога? – Обратился он к Наде.

– Лучше.

Максим вытащил из рюкзака воду, напоил девушку и сделал два глотка сам.

Жорж громко вздохнул. – Макс, а мне воды не полагается?

– А ты свою сегодняшнюю норму уже выпил.

– Выпил. Согласен. Но я сделаю только глоток, а остальное оставлю на завтра. – Жорж подошел к Максиму и хлопнул его по плечу. – Горло все пересохло, а сегодня идти еще три часа!

Максим, вытащил из рюкзака бутылку с водой и поставил ее на землю.

– Потерпите, будет больно. – Обратился он к Наде, снимая пропитанную кровью повязку.

– Оох, ноги мои несчастные! – Простонал Жорж, снимая кроссовки. – Посмотрите! – Он кивнул в сторону гигантского кактуса. – Эта колючка прекрасно чувствует себя в пустыне, но посадите его во влажную, плодородную почву – он погибнет. А для клематиса экстрим не приемлем. Ему парниковые условия подавай.

– Ну ты, себя, конечно же, клематисом считаешь? – Спросил Максим, не глядя на Жоржа, продолжая заниматься перевязкой.

– Да, я так же требователен к условиям жизни, как они. Зато ты, напоминаешь мне робота. Ты с легкостью обходишься без всего, что нормальному человеку жизненно необходимо – без еды, без воды, без веры. Главное в твоей жизни – формулы.

– Все, хватит дискуссий. – Резко оборвал его Максим, укладывая остатки перевязочного материала в рюкзак. – Лучше побереги силы.

Аах! – Простонал Жорж, вытряхивая последние капли воды из бутылки, и с выражением величайшего наслаждения лёг на спину, вытянув все свои длинные конечности.

Максим тоже опустился на землю, подложив рюкзак под голову.

– Отсутствие воды и пищи – не самое сложное испытание. – Думал он. – Гораздо сложнее – выдержать присутствие этого представителя «сливок общества». Но терпеть придется. Другого выхода нет. Надо отвлечься. Надо хотя бы в часы отдыха не думать о нем. – Максим перевернулся на спину. Тёмные, сияющие звёздными блёстками небесные волны хлынули в его глаза, сердце. От этого неудержимого властного потока у него на несколько мгновений перехватило дыхание. Наконец, он будто вынырнул на поверхность и глубоко вдохнул пахнущий песочной пылью, остывающий воздух. Сердце его забилось чаще. – Какое счастье, понять этот мир, разгадать его до дна, до капли последней. И какое несчастье, имея неспокойный разум, рвущийся в бесконечность, осознавать, что ему, тянущему за собой тленную плоть, никогда не преодолеть этой дистанции.

– Всё давно понято и разгадано. – Вновь вмешался в его раздумья невидимый собеседник. – Все ответы, на все вопросы – внутри, а не вне человека. Идя к бесконечности, он в результате придёт к себе. Заглянув в себя и стремясь к ничтожно малому, он постигнет великое.

– Какой удивительный сон. – Успел подумать Максим, стремительно падая в забытьё.

Час отдыха в этот раз пролетел незаметно. Максим приподнялся с земли, опираясь на локоть, и посмотрел вокруг. Освещённая светом звёзд равнина казалась окутанной серой дымкой. Вдали на востоке проступали черные силуэты гор. До них – всё та же пустота. Он встал и, превозмогая слабость и головокружение, подошел к Жоржу. Тот лежал на земле, свернувшись, как ребенок, «в клубочек». Мышцы лица его подёргивались. Он периодически делал короткие вздохи, как будто всхлипывал. Максим положил ему руку на плечо. Жорж вздрогнул и открыл глаза. Взгляд его выражал испуг.

– А! Что!? – Воскликнул он, приподняв голову. – А. Это ты. – Жорж облегченно вздохнул, повернулся на спину и закрыл глаза.

– Пора идти. Вставай.

– Куда можно идти ночью?

– Сегодня мы должны пройти еще хотя-бы восемь километров.

– Чтобы что-то пройти, нужны силы. А их у меня нет. И не будет, если ты не дашь мне отдохнуть! – С раздражением сказал Жорж.

– Если мы не будем проходить в день сорок километров, мы обречены. Вода скоро закончится.

– Нас ищут, я уверен и скоро найдут!

– А, если – нет?

– Хватит каркать! – Выкрикнул Жорж. Он сел и обхватил голову руками. – Когда же закончится этот кошмар? Господи! Когда?

– Когда ты возьмешь себя в руки. – Сказал Максим, стараясь говорить спокойно.

– Как я мечтаю проснуться и не увидеть эту проклятую пустыню и тебя, Макс! – заговорил Жорж быстро и нервозно, так же быстро и нервозно натягивая кроссовки.

Последняя часть пути этого дня была самой тяжелой. В этот раз Жоржа мучили мозоли на ногах. Он хромал, спотыкался, стонал; наконец, снял кроссовки и зашвырнул их так далеко, как позволили ему силы, после чего продолжил путь в носках. Он беспрестанно делал замечания Максиму, упрекая его в том, что тот идет слишком быстро, что раскачивает носилки и, шагая, сбивается с ритма. Максим упорно молчал, а Надя, прижав руки к груди, тщетно пыталась успокоить своё сердце, которое отчаянно, неудержимо разгонялось всё более и более, словно пыталось убежать от всего, что чувствовало, слышало, предвидело. Серые, потрескавшиеся губы девушки шевелились:

«Мой светлый замок так велик,

Так недоступен и высок,

Что скоро листья повилик

Ковром заткнут его порог.

И своды гулкие паук

Затянет в дым своих тенет,

Где чуждых дней залетный звук

Ответной рифмы не найдет.

Там шум фонтанов мне поет,

Как хорошо в полдневный зной,

Взметая холод вольных вод,

Дробиться радугой цветной.

Мой замок высится в такой

Недостижимой вышине,

Что крики воронов тоской

Не отравили песен мне.

Моя свобода широка,

Мой сон медлителен и тих,

И золотые облака,

Скользя, плывут у ног моих.»

По прошествии двух часов, группа остановилась на ночлег. Гринбер минут пятнадцать стонал и охал, ворочаясь с боку на бок, однако, это не мешало Максиму. Опустившись на землю, он уснул практически мгновенно. Вскоре засопел, свернувшись в комок, Жорж. И только Надя не спала этой ночью.

Широко раскрыв глаза, она смотрела на звёздное небо, чувствуя, как неведомая сила отрывала её от земли, словно чьи-то руки, покачивая, как мать – дитя. Она доверяла всецело этим рукам и сквозь пелену полузабытья слышала:

– Всё когда-то пройдёт. Всё, кроме того, что уже свершилось. Будущее – холодный айсберг, тающий под лучами Времени, несущий талые воды в великий Океан – Прошлое. Лишь Он – вечен. Он всегда был, есть и будет. Слушай его. Слушай музыку Вечности. Она – в тебе.

Глава V

Утром следующего дня Максим проснулся около шести утра. Солнце еще не видно было за холмами, однако, его присутствие, его воздействие на окружающий мир было уже зримым. Небо на востоке светлело. Небосвод был похож на натянутый купол из тёмной прочной ткани. Казалось, что он слегка подрагивал под стремительно прибывающим над ним светом, который, напирая, раздвигал волокна мрака. Наконец, тёмная преграда треснула и сквозь её гигантские дыры хлынули золотистые потоки. Они коснулись горных вершин, затем заструились по склонам, смывая густые тени, к подножию. Земля вздохнула полной грудью и запела, славя громадное, лучезарное светило. Надя смотрела на него восторженным, отрешённым от всего взглядом.

Максим стал наблюдать за ней, почему-то стараясь скрыть своё пробуждение. Он злился на себя, но что-то в душе противилось рассудку, что-то не отпускало его. Наконец, он преодолел это притяжение и произнёс. – Как вы чувствуете себя?

– Какой чудесный рассвет. – Прошептала девушка. – Торжество света над тьмой, радости над грустью.

Да, вы правы. – Произнёс Максим, не поднимая глаз. Они болели и слезились, обожжённые горячим ветром. – Для меня всё, что связано с небом – солнце, звезды – всегда казалось фантастически интересным. Еще с детства я мечтал понять этот мир, увидеть его ближе.

– Куда еще ближе?! – Раздался недовольный голос Жоржа. – Мы и так уже обуглились, как головешки. Сегодня, я думаю, сгорим заживо. Ооох! Все тело, как чугунное. – Он присел, кряхтя, достал из–за пазухи бутылку с остатками воды, запрокинул голову назад, и вылил себе в рот все до капли. – Ууф! Вот и позавтракал. Знаешь, Макс, – заговорил он небрежным тоном. – я думаю, ты устал. Давай, я облегчу твой рюкзак и понесу свою воду сам.

Максим посмотрел на Жоржа с неприязнью, затем вытащил из рюкзака две бутылки воды и поставил их на землю. Тот сразу же открыл одну из них и с жадностью опустошил.

– Напрасно ты сверлишь меня своим колючим взглядом, – пряча оставшуюся бутылку с водой в карман, сказал Жорж, – я хочу дожить до того момента, когда придет помощь. А я уверен, что это произойдет очень скоро. Тебе нравиться истязать себя, изображать великомученика? Ради бога! Только не надо навязывать свои бредовые решения другим. Господи! На кого же я похож! – Воскликнул он, разглядывая свой костюм. – Трудно поверить, что все это было когда-то белого цвета. А носки. Вернее, то, что от них осталось.

– Пора в дорогу. – Сказал Максим, величайшим усилием воли сдерживая пылающий в нём гнев. Жорж медленно, постанывая, поднялся и направился к носилкам.

Первые три часа идти было сравнительно несложно. Дул легкий прохладный ветерок. Лучи восходящего солнца приятным теплом касались кожи. Максим старался идти быстрее, понимая, что утреннее время будет самым легким в этот день. Жорж возмущался, стонал, но все – таки шел. Однако, после двенадцати часов положение изменилось. Жара, отсутствие пищи и достаточного количества воды, а также накопившаяся усталость привели к тому, что состояние путников к середине дня было на пределе человеческих возможностей. Положение усугублялось еще и тем, что, как и предполагал Максим, с этого момента начался подъем в гору. Он был пока незначительным, но, тем не менее, существенно утяжелял продвижение вперед.

– Нет сил больше. Нет. – Хрипел сзади Жорж. Его красное, обожженное солнцем лицо, выражало страдание.

– Потерпи. Ещё минут тридцать, и начнется кустарник. Там и отдохнем. Какой смысл останавливаться здесь под палящим солнцем. – Уговаривал его Максим. Однако, на самом деле он не надеялся, что под редким низкорослым кустарником они смогут укрыться от жгучих, как огонь, солнечных лучей. Максим понимал лишь одно, что надо двигаться вперед, к зеленому подножию, где будет не только спасительная тень, а, быть может, вода и пища. Он шел, опустив голову, лишь изредка поднимая слезящиеся от солнца глаза, чтобы проверить, не сбился ли он с пути. Ориентиром по-прежнему была гора-Великан. И всякий раз, когда Максим устремлял свой взгляд вдаль, он встречался глазами со старцем. Они казались ему то задумчивыми, то тревожными, то печальными. Но однажды, сверяя маршрут, он не увидел привычного образа. Этот факт, однако, совсем не расстроил его. Максим вновь опустил голову и продолжил свой путь. Однако, что-то в увиденном не давало ему покоя. Спустя несколько минут он вновь посмотрел на гору и увидел нечто совершенно неожиданное. Зелень, покрывающая склоны, показалась ему похожей на длинные локоны, снег представился белой накидкой на голове. Темные и светлые пятна, обусловленные неровностью горной поверхности и игрой света и тени, сложились в новый образ. Он был настолько четким и однозначным, что для того, чтобы его рассмотреть Максиму хватило одного беглого взгляда. Это было женское лицо. Ему показалось, что он видит мать, но это совсем не удивило его. Всё случившееся лишило его не только способности удивляться, но и желания понимать происходящее.

– Все! – Крикнул Жорж осипшим голосом. – Тормози! – Он дернул носилки назад и остановился.

– Рано отдыхать, – с трудом произнес Максим, не оборачиваясь, – еще минут двадцать. Потерпи.

– Все! – Жорж стал опускать носилки. Он сел на землю, трясущимися руками вытащил из кармана бутылку воды и жадно выпил ее до дна. – Господи, когда же мы выберемся из этого Ада? – Он испуганно посмотрел на Максима, губы его дрогнули. – У меня нет больше сил! Мне кажется, это – конец! – Жорж закрыл глаза, лицо его исказила гримаса отчаяния. – Я не хочу умирать. – Прошептал он. – Я не хочу умирать! Не хочу! Не хочу! – Повторял он все громче и громче, качаясь из стороны в сторону, сжав кулаки. Крики его сменялись стонами, наконец, наклонившись вперед, Жорж уткнулся лбом в землю и затих, периодически всхлипывая.

Максим растерялся. – Так нельзя. – Неуверенно заговорил он, подбирая слова. – Не преодолеешь слабость, умрешь, наверняка. Ты должен понять, что тебе не поможет никто, кроме тебя самого. Возьми себя в руки, надо идти. Мы должны сегодня подойти к подножию холма. Не сделаем этого – погибнем все, так как запасов воды у нас – максимум на один день. – Он подошел к Жоржу и положил руку ему на плечо. – Вставай.

Тот открыл глаза и с отчаянием посмотрел вдаль, где на фоне абсолютно чистого голубого неба, в дрожащих струях горячего воздуха, поднимающегося от земли, смутно, как в тумане маячила коричнево– зеленая гора.

– Ты веришь, что мы перейдем через эту громадину? – С горькой усмешкой спросил он, размазывая по щекам серые от пыли слезы. – Да, мы по ровной поверхности еле ползем, а ты предлагаешь. – Тут он внезапно замолчал и стал пристально вглядываться вдаль параллельно горной гряде. – Постой. Да, это же дом, Макс! – Жорж вскочил на ноги. Сумасшедшая улыбка ещё более обезобразила его обожжённое лицо. – Посмотри! Видишь?! – Он устремил на Максима красные, горящие нетерпением глаза.

– Ну и, что? – Спросил Максим с равнодушным видом, глядя в направлении, указанном Жоржем.

– Как это – ну и что? Дом это – наше спасение! Рядом с домом всегда есть источник воды – колодец или родник. Дома не строят там, где нет воды! Это же – элементарно! Наденька! Мы спасены! Господи! Слава тебе! – Жорж с энтузиазмом перекрестился, подняв глаза к небу. Пойдем, Макс! Теперь я полон сил и энергии. До дома, думаю, часа два пути.

Максим сел на землю и обхватил голову руками.

– Что ты молчишь? – Жорж посмотрел на него с недоумением.

– Какой может быть дом в таком пустынном месте?

– Люди живут везде! – Крикнул Жорж. – И в пустыне, и на Севере!

– Допустим, а если он давно заброшен и никакого источника воды нет?

– А если прямо сейчас на тебя упадет солнце? – Жорж подошел к Максиму, и, наклонившись, приблизил своё искаженное злобой лицо. – Воды почти не осталось. Мы не жрали два дня. Прошли под палящим солнцем почти пол сотни километров. А ты предлагаешь повторить переход Суворова через Альпы! Надо идти к дому! Это – единственный шанс для нас выжить! Надя! Ну, скажите, что я прав!

Надя посмотрела на Жоржа испуганными глазами, затем с еще большим страхом – на Максима. – Прошу вас, сделайте то, что он просит.

– Учти, Макс, – тихо сказал Жорж, – если ты откажешься, я уйду один. Я не хочу подыхать.

– Хорошо. У меня нет другого выхода.

– Прекрасно! Ты ещё спасибо мне скажешь! – Жорж вытащил из кармана последнюю бутылку воды. – Советую всем подкрепиться перед дорогой. Скоро у нас будет много воды! – Он поднял голову и большими глотками выпил больше половины. Затем посмотрел на остатки воды и после краткого раздумья вылил их себе в рот. – Зря экономишь воду, Макс. Дорога будет тяжелой. Сейчас – градусов сорок – сорок пять, не меньше.

Максим молчал.

– Ну, как знаешь! – Жорж встал. – Не будем терять время! Сделаем последний рывок!

Максим медленно поднялся с земли и подошел к носилкам.

– Да, быстрей же! – Окрикнул его Жорж, и путники вновь возобновили движение.

– Что это? Что есть все, что происходит со мной? – Думал Максим. – Совокупность случайных событий или целенаправленное движение? Целенаправленное движение? Но, куда? Чушь! – Ответил он сам себе мысленно. – Броуновское движение – вот, как это называется. Я, как молекула, движущаяся хаотически под действием ударов множества других молекул, движение которых также, как и моё бессмысленно и беспорядочно. А ведь совсем недавно мне казалось, что я капитан своего корабля.

– Эй! Макс, хватит дергать носилки! – Крикнул сзади Жорж.

Максим попытался сконцентрироваться только на ходьбе, отвлечься от всего вокруг, что казалось ему чужим, неправильным, бессмысленным, пытаясь контролировать каждое своё движение, каждый шаг.

Подходил к концу третий час пути. Стояла нестерпимая жара. Максим шел, сгорбившись, опустив голову, лишь изредка поднимая красные, воспаленные от яркого солнца и горячего ветра глаза. От раскалённого воздуха горели горло и грудь. Каждый шаг отдавался пульсирующей болью в висках и давался с таким трудом, что хотелось упасть и больше не подниматься. Он уже не чувствовал ни голода, ни жажды, только запредельную усталость и все – таки продолжал идти, так как понимал, что от того, будет он двигаться или нет, зависела не только его жизнь. Все свои мысли и оставшиеся силы он сконцентрировал на этом движении; мысленно считал шаги, сбивался и начинал с начала, будто от того, будет он считать или нет, зависело, будет ли он двигаться дальше; словно он считал не шаги вовсе, а мгновения жизни. Считая, он торопился, забегая вперед, планировал каждое последующее мгновение, будто цеплялся за него, как за тонкую нить из будущего, и двигался. Двигался сам и двигал вперед жизни – Надину и свою. Жорж шел с закрытыми глазами. Его опущенная голова покачивалась в такт шагам. Он то кашлял, то стонал, то шептал что-то, вспоминал то Бога, то Чёрта, а дом, как привидение, маячил вдали.

– Пятьдесят шесть, пятьдесят семь, – считал шаги Максим. Он поднял глаза, но почему-то не увидел дома, – пятьдесят восемь, пятьдесят девять продолжал механически двигаться вперёд. Тут он наконец, осознал то, что увидел и остановился.

– Черт! – Прохрипел сзади Жорж и закашлялся. – В чем дело?

Максим молчал минуту, напряженно всматриваясь вперед. – Пришли! – Прошептал он, опуская носилки, затем сел на землю и посмотрел на Надю, пытаясь улыбнуться. – Жарковато. Давайте, по глоточку.

– Где?! – Раздался хриплый возглас Жоржа. – Где дом, Макс? Где он?

Максим молчал. Он открыл воду и, подняв одной рукой голову Нади, другой – поднёс бутылку к её губам.

Жорж подполз к нему и дернул за руку. – Почему ты молчишь?

Максим оттолкнул его.

Надя с тревогой посмотрела на него. – Что-то случилось? – Тихо спросила она.

– Ничего особенного. Дом оказался, судя по всему, миражом. Однако, это существенно не меняет наших планов. Теперь мы обойдем гору с другой стороны. В этом месте до кустов акации совсем близко, а, значит, будет, где укрыться от солнца. – Пейте, Надя! – Повторил Максим настойчиво.

– Я не хочу пить. Правда. – Девушка попыталась посмотреть Максиму в глаза, однако, ресницы её дрогнули, и она поспешно отвела взгляд.

– Ааа! – Застонал Жорж и наклонился к земле. Плечи его затряслись. – Нет сил больше! Господи, за что! – Выкрикивал он сквозь рыдания.

– Дайте ему воды, пожалуйста. – Глаза Нади наполнились слезами.

– Нет! Я предупреждал его и не раз. – Максим закашлялся. – Он выпил не только свою сегодняшнюю норму, но и завтрашнюю. Завтра предстоит тяжелый день. Мы не можем оставаться совсем без воды. Оставшееся количество надо растянуть на два дня. А за Жоржа не беспокойтесь. Воды он выпил сегодня больше, чем мы с вами вместе. Не умрет. Это – обыкновенная истерика.

Максим посмотрел на часы. – Отдыхаем до шести часов, затем до наступления темноты мы должны подойти к ущелью.

– Хватит строить из себя начальника! – Визгливым, срывающимся голосом крикнул Жорж. – Кто ты такой, чтобы мной командовать, когда и сколько мне пить, когда отдыхать, куда идти?! У меня в подчинении таких, как ты – более двухсот человек! Я привык сам отдавать приказы! – Жорж смотрел на Максима с ненавистью и презрением. – Да, как ты смеешь мной командовать и выдавать мне по пайку мою же воду?!

Максим взял лежащий неподалеку рюкзак и швырнул его Жоржу под ноги, затем лег на живот, положив голову на руки, и закрыл глаза. Сердце его гулко колотилось в груди. Максим слышал, как Гринбер открыл бутылку, как он пил, громко глотая воду, давясь и кашляя; как потом, вздохнув, обратился к Наде.

– Пейте, Надя! Пейте сегодня, потому что, если Вы будете следовать советам Макса, завтра может не наступить!.. Не хотите? Дело Ваше. Чертов старик. Ишь как скривился! И на себя не стал похож. Не мудрец, а дьявол какой-то! – Продолжил Жорж раздраженно, в полголоса, как будто, рассуждая вслух. – Это ты все придумал! Ты! Устроил поиски смысла жизни! – Жорж помолчал несколько минут, а затем продолжил. – Ну, положа руку на сердце, если не мудрствовать, друзья! Смысл жизни прежде всего в том, чтобы она продолжалась. Все! Все теряет смысл, когда понимаешь, что находишься на грани, в том числе и размышления о смысле жизни.

Затем наступила тишина. Максим лежал с закрытыми глазами, но лицо Жоржа, искаженное злобой, по-прежнему виделось ему, а память диктовала давно знакомые сторки.

И если станет жить невмоготу,

Я вспомню давний выбор поневоле:

Развилка двух дорог – я выбрал ту,

Где путников обходишь за версту.

Всё остальное не играет роли.

Пытаясь отвлечься, он стал думать о завтрашнем дне. Постепенно усталость вытеснила все мысли. Ему показалось, что земля под ним закачалась и он провалился вниз.

Глава VI

Когда спустя полчаса Максим очнулся, то увидел обращенный на себя тревожный взгляд Нади. Он приподнялся, опираясь на руку, и осмотрелся. В привычной, безрадостной картине чего-то не хватало. Максим понял, что недостающей деталью был Жорж. Однако этот факт не удивил и не огорчил его.

– Крысы, говорят, покидают тонущий корабль, – с горькой усмешкой произнес он, – но тонущий, не значит, утонувший!

– Вы должны идти один. – Заметно волнуясь, сказала девушка. – Со мной вам не преодолеть ущелье. Вы вернётесь за мной! Как только встретите людей, вернётесь.

– Не надо. Слышите? Не надо. Лучше – молчите! – Максим опустил глаза, пытаясь успокоиться. – Так. Каковы условия задачи? – Спросил он себя мысленно. – Впереди примерно пятьсот метров до подножия горы, затем – ещё около километра потребуется пройти, чтобы перейти горную гряду в самой нижней её части. Воды нет, пищи нет. Зато, есть девушка. – Он вновь посмотрел на Надю.

Она лежала неподвижно, повернув голову в противоположную сторону от него.

Максим сморщился. – Какой же я болван. – Подумал он. – Ей и так тяжко. – Затем медленно, подбирая слова, заговорил. – Простите. Но то, что вы предлагаете, оскорбительно. Я найду решение. Я должен его найти и с господином Гринбером встретиться.

– Находясь на грани жизни и смерти, легко потерять равновесие. – Тихо сказала Надя. – Он слабее вас и потому простите его.

– «Греха нет, а есть лишь голодные»? Я не вижу существенной разницы между этим утверждением и христианской теорией о всепрощении.

– Я не думала сейчас ни о первом, ни о втором. Мне действительно жаль этого человека. Помните, он говорил, что в детстве был слабым и ведомым. Мне кажется, что он всю последующую жизнь пытался доказать обратное. Вероятно, он не нашёл когда-то поддержки в окружающих его людях, отгородился от них и нашёл опору в вере. Однако, он по-прежнему слаб.

– У слабых, как вы выразились, людей часто хватает сил принимать очень тяжёлые, очень суровые решения. – Максим на мгновение задумался, а затем продолжил, заметно волнуясь. – Простить. Не простить. Это мне не знакомо. Для меня важно понять человека. Сейчас я вижу ещё один экземпляр, выращенный на грядке человеческого общества, обильно унавоженной волшебным средством – «Успех Любой Ценой». Вот этот цвет общественного огорода, карабкаясь к солнцу современных ценностей, однажды пополнит ряды тех, кто правит миром и калечит его по своему образу и подобию. А мы так мало можем.

– Пусть так, – убеждённо заговорила Надя, – но, если каждый из нас будет делать хотя бы эту малость, все вместе мы сделаем очень много.

– Хорошо было бы прежде нам всем договориться, понять, к чему мы идём, чего хотим. Куда могут прийти «лебедь, рак и щука»? – Голос Максима смягчился. – Мораль человеческая – в большей степени ложь во спасение. Её лозунгом во все времена была справедливость. Однако, справедливость в этом мире – такой же мираж, как дом, который мы видели. Он заманчив, потому что обещает спасение, но его нет и не будет. Великие философы понимали это. Буддизм предлагает думающему отречься от тяжкой действительности, забыть о ней, зарыться головой в «песок» собственных благих мыслей о себе самом. Христианство, напротив, советует человеку помнить о том, что он пропащий, но не совсем, потому что будет прощён и спасён. Ещё есть справедливость по Аристотелю, по Канту, по Бентаму, по Миллю, по Жоржу Гринберу, наконец, и т. д. Не счесть! – Тут он внезапно замолчал, словно очнулся, и повернул к Наде своё измождённое лицо. В глазах были тревога, неловкость, мольба. – Простите меня. Простите моё глупое, неуместное выступление. Всё будет хорошо. – Он попытался улыбнуться, неуверенно, неловко, как будто смущаясь, стыдясь этой улыбки. – Вы верите мне?

– Я верю вам! – Проговорила Надя так, словно вложила в эти слова все душевные и физические силы свои, все надежды. – Я верю вам даже больше, чем себе самой. Всё будет хорошо. – Повторила она, и светлая улыбка запорхала по её горящим в лихорадке щекам и глазам.

– Прекрасно, а теперь отдохните, а я соберусь с мыслями. – Максим огляделся, напряжённый взгляд его медленно заскользил по распахнутому настежь, казавшемуся бескрайним пространству, цепляясь за каждый объект в нём, за все впадины и выпуклости. Прошло, быть может, минут пять – семь. Наконец, выражение лица его изменилось. Он был похож на человека, который, нашёл решение сложной задачи.

– Мы последуем примеру Каменного Мудреца! У нас с вами и еда, и вода, можно сказать, под носом! Таак. – Произнес он и сделал попытку подняться с земли, после чего чуть не потерял равновесие. – Слегка штормит сегодня. Ничего. Сейчас мы адаптируемся к экстремальным условиям. – Он постоял несколько минут. Тело казалось ему невероятно тяжёлым, а сердце колотилось так, как будто он пробежал на скорость длинную дистанцию. – Какой куст, на ваш взгляд, самый вкусный?

Надя с тревогой посмотрела на него.

– Да-да! Не думайте, что я сошел с ума. Между прочим, все крупные и очень выразительные животные – вегетарианцы! Питаются травой и листвой. – Максим решительно шагнул в сторону куста, росшего неподалеку. Расстояние, равное примерно ста пятидесяти метрам, показалось ему бесконечным.

– Совсем сдал, старик! Надо подзаправиться. – Прошептал он, подойдя к кустарнику, торопливо сорвал несколько листьев, засунул их себе в рот и с жадностью начал жевать. Листва была грубой, но довольно сносной на вкус, слегка горькой, немного терпкой. Кроме того, она содержала небольшое количество влаги, такой необходимой сейчас. Максим с наслаждением проглотил эту влажную массу, сломал несколько веток и пошел назад, на ходу откусывая листья.

– Посмотрите, что я вам принес! – Выкрикнул он, когда до Нади оставалось ещё примерно метров двадцать. Ему не терпелось поделиться не только листьями акации, но и радостью, переполнявшей сердце. – Излюбленное лакомство слонов, буйволов и прочих жвачных животных!

Опустившись на колени рядом с носилками, он оторвал несколько листьев с ветки и поднёс их к губам девушки. В этот момент у него вдруг возникло ощущение, что нечто подобное уже было в его жизни и, когда Надя подняла на него глаза, полные благодарности, Максим вновь увидел мать. Он вспомнил, как подолгу сидел у её постели, держа её слабую, худенькую ладонь в своих руках, желая хоть как-то облегчить её страдания. Ему нестерпимо захотелось вновь почувствовать это прикосновение. Максим почти машинально, неосознанно коснулся плеча Нади. Девушка вздрогнула. Он отдёрнул свою руку. – Извините. Мне показалось. В общем, это жара, вероятно. – Произнёс он, стараясь не смотреть в её глаза. – Давайте обедать. Только есть этот деликатес надо медленно, тщательно пережёвывая. Недаром любителей подобной пищи называют жвачными животными. Видели, как они жуют, неспешно, вдумчиво. Ну, а, если серьёзно. Пища довольно грубая. Я не знаю, как отнесётся к ней ваш желудок. Начнём с одного.

Максим кивнул головой и произнёс с выражением удовлетворения на лице. – Ну, вот и прекрасно! На этом мы остановимся. – Он прилёг на землю. – Минут тридцать отдохнём и в путь. Как вы себя чувствуете?

– Вам тревожит моя рана? Не переживайте. Я справлюсь. Боль – это голос, тоже Его голос, не только любовь и радость. – Девушка вдруг повернула голову и устремила свой взволнованный, воспалённый взгляд на Максима, как будто хотела убедиться, что он верит ей. – Порой вечером после работы я чувствую себя старушкой, не имея сил жить дальше (я врач и вижу боль каждый день). Однако утром я, как будто рождаюсь заново. Всё как-то склеивается, срастается. Я знаю, что меня ждут и я знаю, что такое боль. Это даёт мне силы жить дальше. – В глазах Нади заискрился тёплый свет. – А ещё, когда в детстве я падала и разбивала коленки, мама говорила мне: "Синяки и царапины – к удаче, а слёзы – к радости". И это так. Так было всегда в моей жизни. Думаю, что и в вашей – тоже.

– А что сейчас говорит ваша мама?

– Что мне пора учить этому своих детей. Я знаю, что когда они у меня будут, я буду говорить им то же, потому что это истина, одна из простых и очень важных истин этого мира. Мы чувствуем радость только потому, что знаем, что такое боль.

– Верно. Законы эволюции вездесущи. – Максим поднял голову к небу, прикрыв глаза рукой. – Солнце будет сегодня испытывать нас на прочность. Посмотрите, Надя, какой необычный для дневного времени у него цвет сегодня!

– Удивительный цвет. – Прошептала девушка. – Такой насыщенный, почти оранжевый. Я никогда не видела такого прежде.

– Что-то не так в слоях атмосферы над нами. От них зависит, как будет рассеиваться солнечный свет.

– Мне хотелось бы больше узнать о солнце. Жалею, что редко думала о нём.

Максим улыбнулся. – Человеку до сих пор не удалось разгадать все загадки света, но то, что известно, не может не вызывать желания, склонить голову перед этим великим природным явлением. К примеру, фотон – частица света, не имеющая ни заряда, ни массы, – самая распространённая частица Вселенной, обладающая максимальной степенью трансформации, то есть, способная преобразовываться в другие частицы. Так было всегда, даже тогда, когда не было ни источников света, ни атомов! – Осунувшееся лицо Максима преобразилось. Воодушевление сияло в глазах его, звучало в голосе. – Возможно, фотон это мостик между Ничем и Всем, материал, из которого впоследствии было построено мироздание. Возможно, что всё в этом мире – и стремящееся к бесконечно большому, и к бесконечно малому; и вырывающееся извне, и уходящее вглубь, всё встречается где-то. Это место встречи всех противоположно направленных векторов, всех полюсов есть абсолютный ноль, так называемое, Ничто, в котором всегда был, есть и будет потенциал Всего. Что превращает потенциал покоя в потенциал действия? Что рождает волны хаоса на безмолвной и неподвижной поверхности абсолютной гармонии, где нет ни пространства, ни времени, ни материи, ни антиматерии? Вот вопрос.