Читать книгу: «Homo Mutabilis. Как наука о мозге помогла мне преодолеть стереотипы, поверить в себя и круто изменить жизнь», страница 3

Манифест научного дилетантизма

Понятие «наука» многим может казаться слишком перегруженным из-за сложной терминологии, которой пользуются современные ученые. Порой научное знание воспринимается как чересчур теоретическое, не имеющее практического применения.

На самом деле это не совсем верно. Задача науки – добывать и упорядочивать объективные знания об окружающем нас мире и о нас самих. Люди, обладающие пытливым умом и задающиеся вопросами о том, как все вокруг устроено, склонны к научной деятельности. А если мы основываем свои размышления на наблюдении и анализе фактов, а затем стремимся проверить предположения и выводы опытным путем с помощью экспериментов (и не боимся, что эксперимент докажет ошибочность наших предположений), то можно сказать, что мы пользуемся научным методом познания.

В последние 100 лет наука развивалась так стремительно, что каждая научная сфера неимоверно усложнилась и появилось огромное количество новых технологий, использующихся в исследованиях. В каждой научной сфере существует своя терминология, зачастую непонятная неспециалисту, и на смену умозрительным рассуждениям и спорам, которые вели полиматы-энциклопедисты XVIII–XIX веков, пришли такие технические средства, как гигантские телескопы, фМРТ-сканеры и невероятной мощности микроскопы, к которым имеют доступ только квалифицированные исследователи.

Все это означает, что специалисту в одной научной области проводить исследования в другой не так-то просто. Что уж говорить об обычном человеке, вообще не имеющем отношения к ученому сообществу!

Но наука, как бы сложен ни был ее язык и инструментарий, остается для нас сферой познания мира и самопознания, то есть имеет прямое отношение к нашей реальной жизни и затрагивает каждого из нас.

Многие науки имеют практическое применение: с их помощью мы ищем лекарства от смертельных болезней, способы борьбы с загрязнением планеты, создаем сверхпрочные материалы. Но главная цель науки – не выгода, а познание, движимое извечным человеческим любопытством. Это способ изучения мира, ценный сам по себе, как детский вопрос «Почему?». Несмотря на всю сложность современных научных технологий, ученого роднит с ребенком жажда познания, радость, получаемая от этого процесса, и непредвзятость к результатам исследований.

Конечно, в какой-то мере это идеализация, поскольку для обширных исследований и внедрения сложных технологий требуется большой капитал, а учеными зачастую движет не только страсть к чистому познанию, но и стремление к славе или желание доказать свою правоту.

Но идеальная наука, как мне кажется, схожа с детской игрой: обе связаны с особым видением и обе для того, кто в них участвует, ценны сами по себе, как процесс. А если мы согласимся, что наука обладает признаками игры, то должны принять, что, подобно игре, наука может приносить радость и удовольствие.

Дилетант (итал. dilettante, в свою очередь произошедшее от лат. delectatio, «увеселение, забава») занимается наукой, не имея должного образования и необходимых знаний – в качестве развлечения. Пожалуй, это обо мне. И должно быть, о вас, раз вы читаете эту книгу. И если уж мы с вами признали, что нам нравится играть в науку и получать от этого удовольствие, то можем смело назвать себя дилетантами в ней.

А раз так, мы должны помнить, что наше знание недостаточно, поэтому выводы следует делать с осторожностью – тем более что, как бы вас ни убеждали в обратном научно-популярные книги и падкие на сенсации СМИ, наука сложна и противоречива. Особенно это касается нейронауки, в которой много непонятного, недоказанного, необъяснимого, а также ошибочного и спорного.

Вместо того чтобы искать в науках о мозге готовые ответы, лучше научиться задавать правильные вопросы и сквозь их призму смотреть на себя, свою жизнь и окружающий мир. Так я и делаю.

Что вас ждет дальше

Больше всего в жизни я люблю разбираться, как работают те или иные процессы, и выяснять, можно ли сделать эту работу более эффективной – в том числе когда речь идет о человеке в целом или обо мне в частности. Я предлагаю вам вместе со мной развить умение смотреть на себя так, как ученый смотрит на природу: по возможности честно, внимательно, непредвзято и с искренним интересом. А затем воспользоваться полученными данными, как художник пользуется инструментами, с помощью которых создает произведение искусства. Мне кажется, человек – прекрасный объект для синтеза наук и искусств.

Мне бы хотелось оспорить два противоположных утверждения о человеке. Первое гласит, что наш характер, особенности, реакции, способности и привычки заданы раз и навсегда, что мы – «такие, какие есть» и не можем измениться. Второе – мнение, что измениться легко, если мы хорошенько захотим и «просто возьмем себя в руки».

Когда мы считаем себя неизменными, мы вынужденно ограничиваем свои возможности, думая, что нам начертана какая-то определенная судьба и ничто не изменит ее. Наука опровергает такой фатализм. Я расскажу о тех факторах, которые действительно очень сильно влияют на нашу физиологию и формирование личности. И вы увидите, что такое влияние возможно только благодаря нашей способности постоянно меняться.

Но когда мы считаем, что при желании можем стать «какими угодно», мы отрицаем реальность. В основе нашего характера и поступков лежит физиология, и она не меняется по взмаху волшебной палочки (хотя наши мысли и влияют на нее, но не совсем так, как может показаться на первый взгляд). Когда мы не хотим признавать это, мы не можем действовать эффективно: терпим неудачи, иногда испытываем разочарование в себе. Я расскажу вам о том, что нас действительно ограничивает, и вы поймете, что на эти рамки можно опираться в работе над собой. Если вы знаете, что на вас влияет, то сможете научиться управлять этим влиянием.

Я была на обоих полюсах этих крайностей. Когда-то я верила в то, что не могу измениться и должна принимать себя такой, какая я есть. Эта установка отнимала у меня много сил, ведь мой ум шел против закона природы, который сформулировал античный философ Гераклит: «Все течет, все меняется». Позже я верила в то, что могу стать какой угодно, если постараюсь. Эта позиция приводила к насилию над собой, чрезмерной трате энергии на бессмысленное «достигаторство» и в конечном итоге – к разочарованию.

Однако и в том и в другом подходе я видела зерна истины, связать которые мое «черно-белое» мышление было не способно. Изучение биологии, в частности наук о мозге, помогло мне найти аргументы для построения стройной непротиворечивой системы срединного пути между двумя этими крайними подходами.

Научный взгляд на самого себя поможет вам избавиться от флера магического в вопросе работы над собой. Вы узнаете, чем обучение похоже на спорт, а отношение других людей – на природные явления, как связаны ваши желания с вашим здоровьем, а ваша мотивация – с привычками. Но самое главное – вы наглядно увидите, что изменение вашего характера, эмоций, поведения, привычек – абсолютно материальный процесс, который можно понять, не обладая научной степенью.

Что почитать

Рамачандран В. Рождение разума. Загадки нашего сознания. – М.: Олимп-Бизнес, 2006.

Рамачандран В. Мозг рассказывает. Что делает нас людьми. – М.: Карьера Пресс, 2015.

Глава 2
Нейробиология против фатализма

Проклятие «уже поздно»

Соревнования с гениями

Многим молодым людям жизнь подпортили гении. Нелегко сидеть в своей комнате (если у вас вообще есть своя комната) с прыщом на носу, академической задолженностью и желанием наконец выспаться – и мечтать прославиться, в то время как некоторые твои ровесники уже совершили важное открытие, написали роман или создали коллекцию одежды! Единственный бросок, на который хватает сил, – тапкой в кота. Затем можно крикнуть: «Ну мне тогда уже совсем поздно что-то начинать!» – и пуститься губить свою жизнь, запивая шоколадные батончики коньяком и погружаясь в пучину бессмысленного и беспощадного серфинга по пабликам с грустными мемами и надписями «Тебе уже 20, а ты все еще…»

Мне лично напакостил Артюр Рембо – французский «проклятый» поэт конца XIX века. Этот негодяй прожил всего 37 лет, уже к 15 годам считался зрелым художником, в 16 сформулировал свою поэтическую философию страдающего визионера, а к 19 стал пионером символизма. Таким образом, к 20 годам он успел обрести бессмертную славу и завязать с поэзией, достигнув в ней вершины.

Неудивительно, что, когда мне исполнилось 20, а завязать было решительно не с чем (все, чем я занималась, я едва успела начать), я начала очень переживать. Вокруг ходили взрослые и ворчали. Берешься за карандаш – говорят, что Пикассо в твоем возрасте уже стал пенсионером от искусства. Хочешь заняться музыкой – тычут Моцартом, который чуть ли не в пятилетнем возрасте умер, написав 500 шедевров⁸. Венгерский математик Пал Эрдёш перемножал четырехзначные числа в четыре года – а я в этом возрасте безуспешно училась завязывать шнурки. Меня явно не взяли бы в этот клуб: единственным выдающимся произведением, которое я создала в дошкольном возрасте, было стихотворение «черная кошка сидит у окошка и дремлет немножко». Размышления о детстве и юности гениев приводят в отчаяние, не правда ли?

Когда ты все еще не понял, какую сферу деятельности выбрать, а вокруг настойчиво твердят, что время потеряно и решать уже поздно, это страшновато и наводит уныние.

Несмотря на то что в детские и школьные годы я считалась умной и одаренной, в 20 лет я стала воспринимать себя как почти безнадежного человека, лучшие годы которого позади. Мне было «уже поздно» добиваться чего-то или духовно и интеллектуально расти, ведь к этому возрасту уровень интеллекта, наши таланты, способности и возможности четко определены, ведь так?

Кто бы мог предположить, что это ощущение, во многом определявшее мое отношение к себе в юности, окажется ошибкой, а осознание этой ошибки изменит мою жизнь!

«Слишком поздно»

Часто люди в 20 и даже в 15 лет говорят, что они уже чего-то не успели, ничего не добьются или прожили жизнь зря. Во многом это связано с развитием абстрактного мышления, осознанием необратимости времени и неизбежности смерти. Такие размышления открывают перед молодыми людьми экзистенциальные бездны философии, в которые можно погружаться все глубже, читая книги по этой теме. Но в то же время это понимание может быть направлено в совсем другое, деструктивное русло и привести к несправедливому отношению к себе. Под влиянием идеи о том, что, не успев выйти из детского возраста, наш мозг начинает стареть и работать хуже, а наши возможности сужаются, молодые люди могут счесть свою жизнь поражением и отказаться от саморазвития.

Как часто взрослые в моем детстве говорили о том, что какие-то способности поздно развивать! Для всего как бы есть строгие рамки. Некоторые более-менее понятны: в балетный кружок поздно идти после пяти лет, балериной Большого театра уже не станешь, ведь с каждым годом суставы становятся менее эластичными, а кости – более прочными. Но чем дальше от тела и ближе к мозгу, тем сомнительнее возрастные ограничения: мол, в восемь лет поздно учить ребенка музыке, в седьмом классе – начинать изучать английский, выбирать профессию нужно до девятого класса, поступать в университет – только до 20, наконец, совершить какое-то открытие можно только до 21 года. А что потом? А потом наступит «поздно», потому что мозг якобы деградирует.

Зачем люди воспроизводят эти мифы? Конечно, не из злых намерений. Родители чаще всего хотят, чтобы дети скорее устроились в жизни, и подгоняют их, чтобы они продуктивно использовали отпущенное время. Особенно часто такое давление испытывают молодые люди из необеспеченных семей. Но дети и подростки не знают этой «правды жизни» и воспринимают подобную риторику на свой счет буквально: ты не успел, твои попытки обречены на провал, не научился сейчас – не научишься никогда.

Подобное внушение демотивирует. Оно калечит многих и воспроизводится через поколения, многократно повторяясь. И даже если вы никогда не были послушным ребенком или подростком, повторенная 100 раз глупость может стать для вас «очевидной» истиной. Мы все можем верить, что после «часа икс» – будь то 18 лет или 22 года – нас не ждет ничего, кроме стремительного старения мозга и деградации.

Но чем старше я становилась, тем более сомнительной казалась мысль о том, что развиваться, учиться и достигать новых вершин можно только в детстве и раннем подростковом возрасте. А как же оставшиеся, скажем, 50 лет (а если повезет, то и 60, и 70)? Неужели и правда в оставшиеся десятилетия придется «доживать» жизнь, которую я лет 10 назад только начала осознавать? Но как это может быть, если с каждым годом мои способности все больше развиваются, а жажда решать сложные задачи растет?

Моя жизнь со временем все меньше вписывалась в картину «слишком поздно»: с возрастом мои практические навыки и когнитивные способности только прогрессируют. Оказалось, что новые профессии можно осваивать всю жизнь, а не только в юности. Несмотря на то что я занялась спортом только в 19 лет, к 30 мой прогресс позволил задуматься о получении профессии тренера. Учебу в институте я завершила в 25 лет, и к ее окончанию учиться мне было интереснее и легче, чем в 18. Рисовала я с детства, но иллюстратором начала работать только после 25, а в 26 в составе арт-группы bojemoi занималась сценографией балета в Мариинском театре и продолжаю работать с декорациями все эти годы. К 26 годам я заинтересовалась нейробиологией, в 28 написала первую научно-популярную статью, а сейчас пишу свою первую книгу.

Я стала обращать внимание и на других людей, которые опровергают теорию «слишком поздно». С каждым годом я их встречаю все больше. Первым человеком, который натолкнул меня на мысль, что начинать заниматься чем-то новым можно не только в юности, был американский писатель Генри Миллер, который всю жизнь вынашивал идею стать писателем, но первое произведение написал в 36 лет, а в 43 года опубликовал первый роман.

Однако еще больше меня впечатляют реальные люди из моего окружения. Зачем далеко ходить? – Мой партнер, художник Сергей Жданов, в 28 лет занялся журналистикой, не имея никакого опыта работы с текстом, а через четыре года превратился в одного из экспертов по психологии цифровых технологий в российских СМИ (его работы можно почитать в телеграм-канале «Чорт ногу сломит»). Или Саша Гриева, ученый-востоковед и специалист по китайскому языку, которая в 30 лет из академической науки перешла работать в сферу этичного фитнеса, эмбодимента и реабилитации, привнеся в них научный подход, внимание к сознанию и холизм, свойственный восточной философии (ее телеграм-канал называется «Утром ЗОЖ, вечером кутеж»). Или моя мама, которой я не устаю удивляться: она работала в сфере продаж и была домохозяйкой, а к 50 годам вспомнила о дипломе детского педагога, продолжила обучение и оказалась талантливым детоводителем. Да что уж там, недавно мой двоюродный дедушка Слава, никогда не имевший велосипеда, в 81 год впервые оседлал «Аист» и, поломав некоторое количество кустов вдоль дороги (но не костей!), научился кататься.

Эти люди демонстрируют, что личностный рост и развитие могут быть вполне естественными во взрослом возрасте. Когда мне было 15–20 лет, никто еще не знал, что спустя пару десятилетий главным навыком человека будет считаться умение постоянно учиться (эта концепция называется «непрерывное образование», или lifelong learning). А сегодня это базовое требование для тех, кто хочет активно участвовать в «четвертой промышленной революции» – роботизации и развитии ИИ. Но разве это было бы возможно, если бы наш мозг оставался неизменным и со временем только изнашивался?

В каком возрасте можно совершить открытие

Годфрид Харольд Харди, внесший вклад в теорию чисел и математический анализ, в своей книге «Апология математика», вышедшей в 1940 году, написал: «Каждый математик должен помнить о том, что математика больше, чем любая другая наука, – удел молодых»⁹.

Многие вслед за ним считают, что в науке (особенно в математике и физике) открытия совершают только молодые люди, и это как бы верный признак того, что на третьем десятке мозг только деградирует и не способен на творчество и прозрения. Однако это всего лишь вредный миф, который мешает многим людям реализовать свой потенциал.

Действительно, Исаак Ньютон был очень продуктивным в науке и философии вплоть до 40 лет, но одно из самых значительных открытий – закон всемирного тяготения – открыл в возрасте около 24 лет. В 26 лет Альберт Эйнштейн сформулировал знаменитое уравнение взаимосвязи массы и энергии E=mc², норвежский математик Нильс Хенрик Абель решил трехсотлетнюю математическую загадку в возрасте 21 года, а Эварист Галуа в 20 лет и вовсе погиб на дуэли – на следующий день после того, как описал в письме другу свои математические исследования, которые теперь изучает каждый студент-математик. Вернер Гейзенберг, Нильс Бор, Джулиан Швингер сделали свои главные открытия, когда им было 20 с небольшим. Эрвин Шрёдингер выглядит на их фоне белой вороной, поскольку открыл свое волновое уравнение квантовой механики аж в 39 лет!

Социальный психолог Дин Симонтон изучил биографии 2000 знаменитых ученых и обнаружил, что математики, как правило, действительно раньше других ученых делают свои первые открытия – в среднем в 27 лет (сравните с 29,5 года для биологов и 30,5 года для химиков).

Идея о том, что математический гений должен быть молодым, основана на реальных примерах, но на деле не имеет ничего общего с продуктивностью и здоровьем мозга.

Почему молодые люди часто успешнее в математике? – Во-первых, потому, что наука требует огромных интеллектуальных затрат, энергетически эквивалентных спорту, а молодые люди обычно имеют больше физических сил и времени и меньше обязательств перед другими людьми.

Во-вторых, молодые ученые часто более заметны из-за того, что, например, Филдсовская премия (самая престижная премия по математике, аналог Нобелевской, которую математикам не присуждают) дается людям до 40 лет. При этом многие награды за важные открытия даются ученому только один раз. Это значит, что ученому, получившему премию в молодости, впоследствии она больше не присуждается.

В-третьих, по словам самих математиков, сделать научную публикацию в математике проще, чем в других науках. Например, чтобы опубликовать исследование по нейробиологии, нужно провести сложные лабораторные эксперименты и правильно их задокументировать, в математике же достаточно расписать теорию. Математик Аллен Кнутсен (известный своими работами в области математики жонглирования, между прочим) говорит, что в его области диссертации пишутся за один-два месяца: «Моя работа заняла 25 страниц, и я с ужасом смотрю на 800-страничные работы историков. В математике аргументация занимает один параграф, все смотрят на него и говорят: "Да, всё так"».

В-четвертых, математика традиционно была наукой, в которой можно сделать открытие, не обладая большим объемом знаний. В гуманитарных науках ключевое значение часто имеет жизненный опыт, личные переживания, приведшие к озарениям, требуется сопоставлять великое множество идей (например, в философии или искусствоведении). В математике, напротив, часто успеха достигают те, кто незнаком с попытками других ученых решить задачу, над которой они работают, и способен посмотреть на нее свежим взглядом.

Ранний старт отнюдь не означает, что дальше – только закат. Джеймс Максвелл создал систему уравнений, описывающих электромагнитное поле, в 33 года, Алан Тьюринг придумал знаменитый тест, определяющий способность компьютера к мышлению, в 38, Лейбниц открыл метод разложения рациональных дробей на сумму простейших в 56. Математик XIX века Карл Фридрих Гаусс делал важные открытия до весьма почтенного возраста, дожив до 76 лет. Пал Эрдёш, начавший математическую карьеру в возрасте, в котором я не могла справиться со шнурками, за свои 83 года жизни стал самым продуктивным математиком XX века, написав полторы тысячи научных работ и доказав множество теорем. Чарльз Луис Фефферман, получивший кандидатскую степень в 20 и ставший профессором в 22, за свою жизнь был удостоен множества премий: Филдсовской – в 29 лет, премии Стефана Бергмана – в 43; премии имени Бохера (ее вручает Американское математическое общество раз в три года за наиболее значительные работы в области анализа) – в 59; и третьей в мире по престижности премии Вольфа – в 68 лет.

Исследование Нэнси Стерн, проведенное в 1978 году, показало, что больше всего математических научных статей публикуют авторы в возрасте 35–39 лет, за ними по продуктивности идут ученые 40–44 лет, на третьем месте – люди старше 60. Однако наиболее часто цитируются работы не молодых авторов, а ученых за 40 и 60. Социолог Стивен Коул в 1976 году провел исследование, результаты которого показали, что с увеличением возраста ученых качество и значимость их научных работ не снижаются. А психолог Дин Симонтон обнаружил, что, вопреки распространенному мнению, открытия, которые чаще всего упоминаются в работах историков науки и биографов, совершают ученые в зрелом возрасте: математики – почти в 39 лет, химики и физики – в 38, а биологи – в 40,5 года.

Если некоторые люди делают свои первые открытия в юности, это не означает, что после этого их интеллектуальный потенциал истощается. Большинство людей интеллектуального труда посвящают молодые годы (до 30–40 лет) обучению и саморазвитию, чтобы к зрелому возрасту накопить достаточно опыта и знаний.

Статистика показывает, что ученые продуктивно работают и после 40, и после 60 лет. Что было бы, если бы все они верили в миф «слишком поздно» и бросали попытки прорваться сквозь завесу неизвестного с помощью силы разума? Наоборот, они не сдаются перед неразрешимыми проблемами, тратя на их решения десятки лет и передавая их нерешенными новым поколениям преемников, которые продолжают над ними биться, чтобы однажды кто-то (юный или не очень – неважно) наконец совершил тот самый прорыв.

Мы формируем для себя так называемое самосбывающееся пророчество, когда говорим: «Я больше не стану лучше, умнее или просто другим, я не разрешу неразрешенного и не создам несозданного – ведь это невозможно».

Самосбывающееся пророчество – ложное предсказание, которое влияет на реальность таким образом, что в итоге оказывается верным. Придумавший этот термин социолог Роберт Мертон описывал это явление так: «Самосбывающееся пророчество – это ложное понимание ситуации, которое приводит к такому поведению, которое делает изначально ложное предсказание верным… затем произошедшее приводится как доказательство правдивости изначального предположения».

Когда мы это себе внушаем, мы опускаем руки, и это становится правдой. Но мозг любого человека может работать так, как мозг математиков, физиков и других ученых: продуктивно в любом возрасте (несмотря на то, что у каждого это может проявляться по-своему).