Читать книгу: «Депрессивный русский терапевт. Хроники исцеления»
Дизайнер обложки Уна Андерсоне
Корректор Лилита Утенкова
Фотограф Майя Дедовича
© Надежда Зейглиш, 2024
© Уна Андерсоне, дизайн обложки, 2024
© Майя Дедовича, фотографии, 2024
ISBN 978-5-0062-4972-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Вакцина Надежды
Я читал книгу Надежды и восхищался ею, точнее ими – и книгой, и автором. Сначала ее смелостью: небезопасно поднимать во времена противоречивой политкорректности русскую тему, потому что легко получить с разных сторон всякого «хейта». Но именно сейчас эта тема важна для многих людей, говорящих по-русски. И я пишу это предисловие от лица одного их них. На этом витке истории многих из нас, русскоговорящих, переполняют сильные эмоции. С ними надо как-то разбираться, чтобы они не разрушили ни нас самих, ни тех, кто рядом с нами. А как еще можно это сделать, если не поговорив о наших чувствах и о тех процессах вокруг нас, которые их вызывают?
Затем я восхищался ее открытостью в такой личной области, как переживание депрессии. Надежда показала, как социальные процессы ей способствуют, ограничивая возможность свободно говорить на том языке, на котором думаешь. Она раскрыла не только очень личный опыт погружения в депрессию, но еще более интимный процесс – как психотерапевт выбирается из нее, что для него служит ресурсом. В этой части книга разрушает прекрасный миф о том, что лучшим лекарством для психотерапевта является понимание своих собственных проблем. Может, оно и так, но мы, как и все остальные люди, в кризисные моменты хватаемся за любые соломинки: танцы, вокал, массаж, прогулки, общение, ароматный кофе. Все вместе это может оказаться надежнее, чем попытка вылечиться одной психотерапией, держась исключительно за спасательный круг профессиональных амбиций.
Потом я поразился широчайшим горизонтам, которые открывает эта книга. В ней я увидел претензию на социальную терапию общества, к которому испытываешь и много тепла, и много сожаления. Хотя этот посыл адресован латвийскому сообществу, мне кажется, он значительно шире – книга может стать вакциной как минимум для всего русскоязычного пространства. Вакциной от процессов расщепления, отрицания, проекции и других примитивных психологических защит, которые люди чаще используют на фоне затянувшегося глобального кризиса. Примитивные защиты актуализируют агрессию и прочие проявления деструктивности, захватывая отдельных людей и целые группы. Главным компонентом этой вакцины является возможность свободно думать и не менее свободно излагать свои мысли. Надежда так и поступила со своими идеями и эмоциями – открыто поделилась ими в своей книге. Мы часто ограничиваем свою собственную свободу и свободу других из-за страха перед ней, словно она способна еще сильнее разрушать. Или из-за зависти и жадности, что у кого-то ее будет больше, и вот тогда этот кто-то обязательно использует ее в свою пользу, против нас. Причин для ограничения свободы может быть много, однако они все неплохо лечатся возможностью сказать и готовностью услышать.
Вопросами социальной терапии должны заниматься в первую очередь политики и журналисты, но, похоже, они не вывозят, в силу сложившихся мейнстримов. Тогда наступает очередь психотерапевта, который обращается к обществу: «Всем важно быть свободными, говорить на любимом языке о том, что для нас важно». В общем, получилась социальная терапия через общение «Депрессивного русского психотерапевта» с его читателем. Пусть эта вакцина словно капля в море, однако в ней присутствует такая концентрация чувств, что даже при очень сильном разведении она способна оказать эффект – сначала на читателей, а потом и на людей рядом с ними. Эта книга может быть примером для психотерапевтов других стран, которые рискнут замахнуться на социальную терапию вокруг себя. Для этого не обязательно становиться политиками или политологами, достаточно делать то, что мы умеем лучше представителей других профессий, – говорить о чувствах, понимая их источники и последствия. А когда представится возможность – на конференциях, семинарах, тусовках – посмотреть в глаза коллегам, чтобы в их отражении лучше понять процессы, происходящие внутри и вокруг нас.
Ян Федоров
психоаналитический психотерапевт, группаналитик,
психотерапевтический центр «Диалог»,
Тбилиси, 25.02.2024.
Глоток свободы вместо предисловия
«Что ж теперь ходим круг да около
На своём поле – как подпольщики?
Если нам не отлили колокол,
Значит, здесь – время колокольчиков».
Александр Башлачёв, «Время колокольчиков»
Если бы я взяла в руки книгу о депрессии, то что бы я захотела увидеть внутри? Если честно, то лучше бы там оказался тайник с маленькой коробочкой, в которой хранилась бы волшебная таблетка: съел и порядок!
Вот только представьте, просыпаешься на следующее утро совсем другим человеком: полным сил, весёлым, энергичным. Всё задуманное получается легко и непринуждённо: задумано – сделано. Память, внимание, сон, аппетит – всё в полном порядке. Тревога, подавленность, суицидальные мысли – «всё прошло, как с белых яблонь дым». Жаль только, что таких чудесных пилюль не существует… И придётся проходить небыстрый путь исцеления шаг за шагом.
Мужик идет по пустыне, изнывая от жары и жажды, вдруг видит, лампа лежит. Он ее потер, а оттуда джинн вылетает:
– Что прикажешь, мой Господин?
– Хочу домой!
– Ну, пошли…
– Нет, ты не понял, я быстро хочу!
– Ну, тогда побежали!
Я, конечно, не джинн, но в пустыне депрессии ориентируюсь хорошо. Есть разница: помогать тому, кто страдает от депрессии, или быть тем, кто сам нуждается в помощи. Так случилось, что теперь мне знакомы обе роли. И как Маленький Принц – удава, я видела депрессию снаружи и изнутри.
Мой личный опыт лечения депрессии повлиял на меня как на профессионала. Нуждаясь в помощи, я по-новому увидела весь процесс, начиная от зарождения депрессии, сквозь самое дно к исцелению. Хочется верить, что мои «Хроники исцеления» могут пригодиться другим людям, страдающим от депрессии.
Мы все в чём-то похожи и чем-то отличаемся. Случись мне заболеть в другое время и при других обстоятельствах, я бы не стала об этом писать. Но сейчас я убеждена, что у моей депрессии есть серьёзная «социальная составляющая». Я надеюсь, что то общее, что есть у русских людей, живущих в Латвии и страдающих от депрессии в 2024 году, сделает мою книгу полезной для многих.
Невозможно игнорировать социальный фон, говоря о депрессии. Поэтому я зайду издалека. Социум – это то, что вокруг меня. То, что я вижу, и то, как я это вижу. Нет никакой объективной картины мира. Все наши версии – авторские, даже если кому-то очень важно утверждать обратное. Поэтому я расскажу о себе. Чтобы было ясно, чья это версия событий. И начну с того, что я тот человек, который считает, что резкое изменение политического климата в Латвии после 24 февраля 2022 года сильно повлияло на состояние русских людей, живущих здесь. На меня повлияло. Не думаю, что я как-то сильно отличаюсь в этом от других моих русских соотечественников. Да, русофобия сейчас это общемировой тренд. Но в Латвии есть свои особенности. Вот о них и расскажу, потому что я здесь родилась и прожила всю свою жизнь. Буду говорить о происходящем как непосредственный участник всех событий.
Но мой нынешний взгляд на происходящее начал формироваться задолго до того, как у меня возникло желание поделиться тем, как мне сейчас живётся в моей родной стране.
Эта книга существует потому, что я родилась в 1972 году.
«Рожденные в года глухие
Пути не помнят своего…»
Александр Блок
Так случилось, что моя «точка сборки» пришлась на конец 80-х годов прошлого века. Именно тогда я нашла большинство ответов на важные для меня вопросы.
Кто я? Что ценю? Без чего я – не я? Что мне нужно, чтобы оставаться человеком? Как не предавать себя? Чем я могу, а чем не могу поступиться?
1987—1989 – это моя средняя школа, два старших класса. Время неслыханной свободы, толстых журналов и возможности говорить о том, о чём молчалось десятилетиями. Мои любимые учителя по литературе, истории и обществоведению радовались, когда мы говорили то, что на самом деле думаем, а не то, что написано в учебнике. Это время, когда учебники стремительно устаревали и приходилось думать самим. Нет, «приходилось» – неверное слово. Была возможность и привилегия думать самим. И не только думать, а ещё и говорить, доказывать своё мнение, дискутировать.
Это было уникальное время, когда весь ужас 90-х ещё не накрыл постсоветское пространство, а кондовость партийной идеологии уже потеряла силу. Это была пора вольнодумства в его лучшем пушкинском понимании.
С тех пор во мне утвердилась максима:
– говори, что думаешь.
Имей смелость высказывать свою позицию, своё отношение и будь за него ответственна. Действуй и говори в согласии со своими взглядами и убеждениями.
Собственные взгляды и убеждения – это результат серьёзной работы. Мне повезло. И время было благоприятное, и рядом были люди, с которыми этот непростой, но жизненно необходимый труд становления собой был возможен. Быть пассивным продуктом политической пропаганды или иметь собственное мнение? К окончанию средней школы «продуктом пропаганды» я уже не была. Больше – нет!
Почему я так считаю? Потому что мне есть с чем сравнить. В начальной школе я была идейным октябрёнком. Искренне любила маленького Володю Ульянова, милого кучерявого мальчика. С гордостью носила октябрятскую звёздочку с его портретом.
Я помню истории о детстве Володи, которые нам читали воспитатели в детском саду. Помню книги, которые сама читала в школе. Помню, что я думала, какой же он славный, смелый и добрый мальчик! Я бы хотела с таким дружить.
И вот этот славный мальчик вырос и стал вождём рабочих и крестьян! Революционером! Боролся с несправедливостью и угнетением! Конечно, я верила, что всё было правильно.
Помню, как я боялась капиталистов! Помню, как считала их алчными и жестокими угнетателями. Америка для меня была самым ужасным местом на всём земном шаре! Страна «Жёлтого дьявола»!
Купить подешевле и продать подороже – это для меня было предосудительным занятием. А люди, которые этим занимались, – спекулянтами. А самыми страшными из них были валютные спекулянты, которые покупали и продавали доллары! Американские деньги на тот момент были для меня совершенно «зачумлёнными».
Короче, я была удачным продуктом советской пропаганды. Идеологи могли бы гордиться проделанной работой. Многое, что я на тот момент по наивности считала своим, таковым не являлось. Я не умела сомневаться, не умела критически мыслить. И дело было не только в господствовавшей тогда идеологии. Нелепо ожидать от дошколёнка или первоклассника развитого критического мышления.
Зато мне несказанно повезло, что мой подростковый период, когда мозг созревает настолько, что начинает развиваться критическое мышление, пришёлся на времена горбачёвской «гласности» и «плюрализма мнений». Ситуация в обществе способствовала формированию личного и ответственного отношения к собственным взглядам. Вот есть «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицина и есть гимн коллективизации в старом учебнике истории. Есть бодрые пропагандистские фильмы и есть «Котлован» Платонова… Смотри, читай, думай, сравнивай, анализируй, делай выводы. Чем я, собственно, и занималась. И вот к чему пришла:
– государство может быть преступным, и люди, наделенные властью, могут совершать преступления против своего народа;
– если ты имеешь точку зрения, отличную от генеральной линии партии, тебя может ожидать тюрьма, лагерь (не пионерский) и даже смерть;
– рано или поздно правда выйдет наружу, культ личности развенчают, репрессированных оправдают, многих посмертно.
Оканчивая школу, я думала: как же хорошо, что сейчас не так, как при Сталине. Сейчас за правду не наказывают. Сейчас можно и нужно открыто высказывать свою позицию.
И вот теперь… 2024 год. Я всё так же живу в Латвии, в Риге. Но теперь самая главная ценность в системе образования – это лояльность государству и латышский язык, а отнюдь не умение самостоятельно мыслить. Ни о каком вольнодумстве, несогласии, альтернативном мнении или критическом мышлении речь уже не идёт. Учителя должны заполнять анкеты, «правильно» отвечая на вопросы, если хотят продолжить работать в школе. «Нелояльных» увольняют, несмотря на нехватку учителей в школах.
Сейчас с каждым днём всё сильнее утверждается принцип:
– думай, что говоришь.
Думай, какие посты и фотографии ты публикуешь в своих соцсетях. У того ли памятника и те ли цветы ты возлагаешь? Ту ли музыку слушаешь? С теми ли людьми общаешься? В правильные ли страны ты ездишь? Думай о том, хочешь ли ты быть приглашённым на беседу в полицию безопасности? Не хочешь? Тогда – молчи.
Цензура, слежка, доносы? «Правильные» и «неправильные» языки и национальности? Это никому ничего не напоминает? Мне – напоминает. И СССР времён Сталина, и Германию времён Гитлера.
Я больше не могу наивно воодушевляться какой бы то ни было пропагандой по принципу «Все побежали, и я побежал». Однажды научившись, я уже не могу утратить способность думать самостоятельно. А если до чего додумаюсь, то говорю об этом.
Друзья, с которыми я делилась замыслом этой книги, очень советовали издавать её под псевдонимом. Говорили, что небезопасно сейчас в Латвии публично высказывать свои мысли.
Процитирую Сергея Довлатова:
«Мы без конца проклинаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить – кто написал четыре миллиона доносов?» Саму цифру – 4 миллиона – историки оспаривают, но факт доносов – неоспорим.
В римском праве заметно крайне отрицательное отношение к доносам. Тайный донос, без обвинения и обличения на суде, не внушал к себе доверия и приписывался враждебным чувствам доносителя; обвиняемый предполагался, за отсутствием обвинителя, невиновным.
Во времена «охоты на ведьм», наоборот, донос порой служил единственным основанием для так называемой инквизиции. Человека могли пытать и казнить только на основании доноса.
А как у нас сейчас в Латвии? У нас сейчас правовое государство, чтящее права человека, или средневековый мрак?
И стоит ли мне подозревать моих читателей в желании донести на меня в полицию безопасности Латвии? Смотрите, мол, какой тут у вас нелояльный гештальттерапевт завёлся. Разберитесь с ним! Мысли крамольные пишет, про социальные и политические аспекты депрессии русского населения Латвии рассуждает. Слыханное ли дело!
А ведь я почти согласилась с друзьями. Прецеденты-то расправы с инакомыслящими уже есть. Даже псевдоним придумала. Решила, что возьму девичью фамилию своей мамы, а имя своё оставлю. Получится – Надежда Вольнова. Звучит красиво и по смыслу подходит. Но нет, не буду. Рискну. Если даже своим читателям доверять опасно, значит, точно тьма сгустилась над Латвией. Сейчас мрачно? Да. Но не безнадёжно. Буду звонить в свой колокольчик. Люди, я в вас верю! Поэтому подпишусь своим именем: Надежда Зейглиш – гештальттерапевт, супервизор.
Рига, Латвия, 2024 год.
Депрессивный русский терапевт Хроники исцеления
«Берегите сердца: не позволяйте любви питать ненависть, а боли – злорадство».
Депрессивный русский терапевт. Знакомая интонация. «В старомодном ветхом шушуне…», Сергей Есенин. «Письмо матери». 1924 год. Сто лет прошло.
Кто-то ест свежий виноград. Кто-то доводит грозди до состояния изюма. А есть ещё масло виноградных косточек. То, что я сейчас пишу, больше похоже на масло. Мякоть содрана, добрались уже до костей. Пресс работает вовсю!
Я – Надежда Зейглиш, гештальттерапевт, родилась и живу в Риге. Имя – предельно русское, а вот фамилия… Но об этом позже. Сейчас мне важно определить, о чём и для кого эта книга. О депрессии? Надеюсь, что скорее о выходе из неё.
Для кого? Для тех, кто перестал узнавать себя. Для тех, у кого из жизни ушла жизнь. Для тех, чья реальность – это потерянность, бессилие и… немота. Нет слов. Нет голоса.
«Мы живём, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны».
Осип Мандельштам. 1933. За 5 лет до смерти в пересыльном лагере.
Две строчки, а всё сказано: нет опоры под ногами, нет дыхания, нет голоса. Пора всё это возвращать! Давайте обнаруживать в себе упругость пружины, которая, сжавшись до предела, готова распрямиться. Я – готова. Уже не первый год ищу и нахожу почву под ногами. И в результате собралась отличная коллекция того, что помогает. Хочу делиться.
Точно знаю, книга подойдёт не всем. Она для русских, живущих по всему миру. Для тех, чья жизнь круто изменилась в феврале 2022 года. Для тех, на чьи плечи лёг дополнительный груз непонятно чего. Стыда? Вины? Страха? Груз точно есть, и он – давит. Сильно. Эта книга о том, что происходит под давлением. О том, как жить, а не только выживать в необратимо изменившемся мире.
В моей жизни есть огромная любовь к языкам и литературе. Говорю на четырёх. По первому образованию – филолог. Написала и издала семь книг. Эта – восьмая. И сейчас родная речь обрела для меня особый смысл. Сильный, красивый язык – моя непреходящая ценность и дар.
«И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство».
Борис Пастернак
Для меня сейчас выход из депрессии – в обретении сильного голоса. Нужен голос, который звучит и созидает. Как Аслан в «Хрониках Нарнии». Без дыхания нет вдохновения, нет звука, нет песни.
Психологи и психотерапевты мало что изобретают, но многое замечают. А заметив, пишут и говорят. Бывают времена, когда молчать – нельзя. Когда тяжело, жизненно необходима песня. Письменности не было, а песни – были. Вернув себе голос, вернёшь и жизнь! Проверено.
Я не против медикаментозного лечения депрессии. АД многим помогли. В случае необходимости я рекомендую записаться на консультацию к психиатру. Важно чётко понимать границы своей компетентности. Медицинская и немедицинская помощь людям, страдающим от депрессии, должны идти рука об руку. И здесь я пишу и говорю о том, с чем сталкиваюсь как профессионал и как человек, проходящий все круги современной латвийской действительности. Депрессия – это и социальная проблема в том числе, и говорить о ней надо не только в стенах кабинета. Вот к такому разговору я вас и приглашаю.
Бесплатный фрагмент закончился.