Читать книгу: «Бессмертие графини», страница 2

Мы с графом сидели во главе, и я чувствовала себя неловко от такого количества внимания. Рыцари кричали здравницы, с плеском стукаясь кубками. Граф кивал, сохраняя бесстрастное выражение лица, но я видела – его глаза полыхают негасимыми кострами ада.

Челядь суетилась, меняя блюда с жареными поросятами, птицей и прочим. Вина не жалели – оно лилось через край, хотя граф и сегодня предпочел привезенные с собой запасы. Напиток в его золотом кубке был цвета его глаз, густым и тягучим и я прежде не видела чего-то похожего. Наверно, его долго выдерживали перед тем, как подавать на стол.

Отец лично наполнял его кубок, выражая свое почтение.

Когда крики стали громче, а кубки стукались так, что готовы были погнуться, барды сменили спокойную музыку, заиграв нечто более веселое.

Жонглеры, что прослышали о свадьбе графа и приехали за пару дней до церемонии в надежде получить серебра, завели танец. Они ловко подбрасывали тяжелые булавы, умудряясь попадать в такт. Гости ободряли их громким хохотом, хлопками и звоном монет.

После пришло время рыцарского танца. Мужчины показывали свое умение владеть мечами, и танец выходил больше похожим на поединок. Здесь подошел черед графа. Он выпил много кубков, но хмель не давал ему в голову, и лицо его не изменилось, оставаясь лишь холодной маской.

Он вышел из-за стола, подманив ближайшего рыцаря, и если бы это был турнир, граф наверняка одержал бы в нем победу. Он размахивал тяжелым мечом словно деревянной палкой, и делал это так быстро, что сталь сливалась в единую серебристую полоску.

Закончив под одобрительный гул, он слегка наклонил голову, а после посмотрел на меня и усмехнулся так, что по спине моей побежали мурашки.

Наконец, мы удалились, оставив пирующих праздновать. Граф проводил меня до покоев и оставил на попечение служанок.

Франка помогла расплести мне волосы, остальные сняли платье и обтерли меня теплой водой. И вот я легла на ложе, с ужасом ожидая прихода графа.

Все ожидания оказались напрасными, но не скажу, чтобы меня это огорчило. Я боялась этого и не была готова, потому что единственное, что я точно знала об этом – от меня требуется лечь на спину и раздвинуть ноги, а остальное мужчина сделает сам. И в первый раз будет больно.

Мой первый раз откладывался еще на один день, и я благодарила судьбу. Отчего-то я была уверена, что граф не будет нежен, или заботлив. Он вовсе не походил на такого человека.

Утром я была непривычно бледна и устала – сказалась бессонная ночь, когда я вздрагивала от каждого шороха и скрипа двери, ожидая своего супруга.

На рассвете пришла Франка, сообщив, что пора собираться. Конечно, можно было бы задержаться – пир в честь нашей свадьбы только набирал обороты. Но граф спешил увезти меня к себе.

Одевая меня в последний раз, Франка плакала и напоследок мы крепко обнялись. Я бы забрала ее с собой, если бы не ее мать, что была больна и не способна к путешествиям.

Граф ждал меня уже у ворот. Солнце, только поднявшееся над горизонтом, окрашивало его фигуру в розовый, а конь под ним нервно бил копытом. Кажется, ему, как и наезднику, не терпелось пуститься прочь отсюда.

Брат крепко обнял меня на прощание, отец поцеловал в лоб, мать – перекрестила. Я, вместе со служанкой, села в повозку, заваленную мягкими подушками, и приготовилась к долгому пути в замок, что должен был стать моим новым домом до самой моей смерти.

Так и закончилась моя жизнь с родителями, размеренная и спокойная, где самым большим волнением было посещение нашего замка странствующими шевалье.

Мне было немного грустно покидать место, где я провела все свои пятнадцать лет, занимаясь танцами, шитьем и этикетом. Хотя эта грусть не шла ни в какое сравнение с безосновательным страхом, который я испытывала к графу.

Глава 3.

Путь до Шато де Брус – замка, где чаще всего жил граф, занимал около двух дней, с учетом остановки на ночь. Раньше я никогда не покидала пределов собственного дома, и сейчас это казалось мне невероятно долгим путешествием.

Сам граф умчался вперед, едва посадив меня в повозку. Я только и увидела, как его конь скрылся где-то вдали.

Дорога давалась мне тяжело. На кочках повозку трясло нещадно и спустя пару часов пришлось просить об остановке. Служанка Рози, что поехала со мной, всячески старалась помочь. Она обмахивала меня платком и то и дело подавала кувшин с водой, но все было бесполезно – в итоге меня укачало.

Едва выйдя из душной кареты, я с трудом смогла сдержать спазмы, что рвались из меня. Только невероятная выдержка позволила мне оставить завтрак внутри и не показать его рыцарям графа.

На воздухе стало немного легче, хотя и тут солнце припекало голову, отнюдь не прибавляя здоровья и радости. Мы остановились посреди поля, и от этого зной ощущался гораздо сильнее, а нос щекотало пряными запахами цветов и трав.

Повозка моя ехала в центре конного отряда, порядком растянувшегося, и в отсутствии леса и деревьев я могла разглядеть многих рыцарей из свиты графа. Некоторых из них я знала – они прежде бывали у отца, останавливаясь в замке во время охоты, или же просто заезжая на пир. Других мне уже представили на празднике в честь помолвки, но все же, большая часть рыцарей, особенно простых однощитовых, была мне незнакома.

Не было среди нашего отряда и самого графа, что меня немало удивило.

– Простите, ваша милость, – рискнула окликнуть я ближайшего рыцаря.

Молодой, едва посвященный, он запомнился мне своими розовыми гладкими щеками, еще в прошлый приезд графа.

– Да, ваша светлость? – рыцарь соскочил с коня и отвесил поклон.

– Скажите, где мой супруг? – последнее слово сказать было довольно тяжело.

Все-таки я еще не до конца осознала, что больше не являюсь девицей на выданье, а стала замужней «моей светлостью».

– Милорд уехал в замок, готовить его для вашей светлости, – показалось мне, или действительно в глазах рыцаря мелькнул страх?

– Выходит, сегодня я его уже не увижу?

– Увы, ваша светлость, только по приезду в замок. Милорд умеет передвигаться быстрее остальных, – и снова рыцарь как-то отвел взгляд, а рука его дернулась, словно желая перекреститься.

Я вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, привиделось ли, или же он действительно боялся графа?

Но рыцарь уже говорил мне комплимент и улыбался, розовея своими щеками.

От информации о графе и этих непонятных взглядов тошнота моя ушла, и мы снова продолжили путь.

Но сколько бы я ни вспоминала слова рыцаря, выражение его лица, так я и не смогла понять, был ли он напуган, как я, суеверно и безотчетно, или то было простое уважение и трепет перед графом, как перед сильным воином и пэром.

Когда мне снова стало плохо, и я уже хотела просить еще одну остановку – пришло время привала. Тряхнув меня в последний раз, возница зычно прокричал «тпрууу» и повозка замерла.

Я снова вышла на воздух, не без помощи Рози.

Вокруг стояла суета – оруженосцы собирали ветки для костра, стреноживали коней. Однощитовые рыцари сами обтирали взмыленные бока животных сухими листьями, водили их по кругу, давая остыть от долгой скачки.

Я же вознамерилась поговорить с кем-нибудь еще, чтобы попытаться выяснить новое о графе.

Мимо как раз пробегал оруженосец, и я поманила его пальцем.

– Да, ваша светлость?

Он остановился, держа под рукой охапку хвороста.

– Скажи, где мой супруг? – снова спросила я, решив, что это будет лучшим началом разговора.

– Милорд уехал готовить замок для вашей светлости, – кажется, он слово в слово повторил фразу того рыцаря.

Я вглядывалась в его лицо, но ни тени страха на нем не было. Наоборот, голос звучал с обожанием. Значит, в прошлый раз мне показалось?

Возможно, виной тому были тряска с дороги и общее плохое самочувствие, и я просто накручиваю себя? Все эти глупые разговоры о жестокости графа! Наверно, я сильно впечатлилась ими, и после этого уже во всем пыталась найти тень того, что ему приписывали.

Не зря же мой отец и брат относятся к графу с уважением, как к достойному рыцарю, славному воину и пэру Тулузских земель?

Отобедав сыром, хлебом и дичью, что рыцари подбили по дороге, мы снова двинулись в путь, остаток которого слился для меня в сплошное мучение. Я больше не могла уже думать ни о графе, ни о его дьявольских глазах и только силилась сохранить обед в животе. Рози делала все, что могла, хотя и сама была порядком бледна, и даже остановка на ночь не принесла мне никакого облегчения, а напротив, забрала последние силы.

В Шато де Брус мы приехали на закате следующего дня.

Сам замок находился на возвышенности. С одной его стороны протекала река, с другой же, той, откуда приехали мы, расстилалась небольшая деревушка. Две других крепостных стены упирались в горы, не слишком высокие, заросшие зелеными дубами, липой и кленом.

Дорога, минуя деревню, привела к мосту через неглубокий ров. Копыта лошадей сухо застучали сначала по дереву, а потом, когда мы проехали через ворота, настежь распахнутые – и по брусчатке.

Замок графа был значительно больше родительского, уже даже не замок, а крепость, что, впрочем, и не удивительно.

Здесь был просторный внутренний двор с добротными хозяйственными постройками и множество башен на крепостной стене с узкими бойницами, предназначенными для защиты от осады и стрельбы из лука.

Все было сложено из прочных камней и выглядело внушительно и сурово. Мы пересекли двор и оказались у входа в донжон, главную башню замка, что выделялась своими размерами. Она была выше крепостных стен, увенчанная покатой крышей и шпилем, на котором плескался герб графства, все тот же золотой крест. С двух сторон к ней примыкали башенки поменьше.

Окна в донжоне, в отличие от крепостных башен, хоть и были узкими, стрельчатыми, но отличались красивой формой и даже витражами. Я легко могла представить, какой же чудесный вид на реку открывается с верхнего этажа.

Сам граф встречал нас у входа. Лучи закатного солнца освещали его закутанную в плащ фигуру, но лицо оставалось в тени капюшона и было не разглядеть – улыбается ли он, или же, как и обычно, хранит холодную маску безразличия.

Едва повозка остановилась, он сделал почти неуловимый взмах рукой и тут же прибежал расторопный паж, что подставил скамеечку и помог мне выбраться наружу.

Сам граф стоял неподвижно, словно мраморная статуя, рассматривая меня и глаза его то и дело вспыхивали алым. И только когда я оказалась рядом, он вытянул руку, ладонью наверх, приглашая. Я вложила кисть в его пальцы, в очередной раз едва сдержав порыв вырвать ее обратно. И почему его тело такое холодное, будто он только что побывал в горной реке?

В полной тишине мы вошли в донжон. Оказавшись в темноте, граф все же откинул капюшон, рассыпав свои черные волосы по плечам. Рози семенила следом, и от каменных стен гулким эхом отскакивало ее шумное дыханье.

Граф уверенно шел вперед и остановился лишь в центре одной из зал, где на каменных стенах висело оружие.

Сейчас мы были на втором этаже, но лестница, по которой мы пришли, поднималась и выше. Однако, похоже, что находится там, мне знать пока не следовало.

– Они проводят вас в ваши покои, – до остроты вежливо проговорил граф, и только сейчас я заметила двух скромных девушек-служанок, что стояли в самом углу, опустив глаза в пол. – Они же и покажут вам главную залу. Приходите, как будете готовы. До встречи, графиня.

И развернувшись, он вышел в противоположную дверь. Тогда это был первый раз, когда кто-то назвал меня графиней.

Замковые служанки были тихими, как мышки, и такими же незаметными. Едва мы оказались в моих покоях, как они тут же помогли мне переодеться и, обтерев тряпицами, стали заплетать волосы. При этом их лица сохраняли испуганно-покорное выражение. Я сразу заскучала по Франке – она была бойкой девушкой и с ее лица никогда не сходила улыбка. Сейчас мне этого не хватало.

Рози помогала им, но, словно поддавшись общему настроению, стала тиха и задумчива. А может просто ей все еще было не по себе от длинной дороги. Меня-то уж точно она порядком подкосила.

Конечно, сейчас больше всего хотелось лечь и отдохнуть, ведь два предыдущих дня я провела в повозке. Но граф ждал меня, а ослушаться его в первый же день замужества я не решилась. Я ведь так и не узнала, какой же он на самом деле. Кроме холодно-вежливых разговоров на отвлеченные темы, между нами не было никакого общения.

– Думаю, я готова, – кивнула я, когда с одеждой было покончено.

Сейчас на мне красовалось одно из тех платьев, что я привезла с собой, василькового цвета, так подходившего к моим глазам.

Никогда больше не надену красный. Пусть в моей жизни этого цвета будут лишь дьявольские глаза супруга и ничего больше.

Одна из служанок взялась проводить меня, другая же увела Рози, чтобы показать ей кухню и прочие помещения. Надеюсь, хоть ей удастся отдохнуть. Слугам позволительно больше, чем благородным – они могут расслабиться, когда мы будем держать лицо, ничем не показывая свой дискомфорт.

В большой зале уже собрались практически все рыцари графа, готовые снова поздравить нас с созданием семьи. Пир в честь нашей свадьбы здесь мало отличался от того, что был в замке отца пару дней назад.

Я сидела рядом с графом, занимая место хозяйки этого замка, но совершенно не чувствовала себя таковой, хотя и улыбалась изо всех сил, отвечала на комплименты и ни на секунду старалась не забывать, что я больше не дочь барона. Теперь я графиня Тулузская, а стало быть, должна соответствовать.

Сам граф молчал, не обращая на меня никакого внимания. Точнее, молчал он по отношению ко мне. Он отвечал на поздравления своих рыцарей, благосклонно кивал им и не забывал поднимать кубок, наполненный все тем же вязким вином.

Особое внимание он уделял мужчине, что сидел с другой стороны от него. Граф то и дело поворачивался к нему и что-то говорил, но так тихо, что я не могла расслышать. Мужчина, не больше двадцати лет на вид, с пшеничными волосами и суровым лицом бывалого воина, отвечал еще тише, и я лишь видела, как шевелятся его губы. Лицо при этом у него было отчасти печальное, хотя любой из вассалов графа почел бы за честь сидеть рядом с ним.

Высокое положение мужчины подтверждало и то, что он пил густое, темное вино, хотя ни у одного другого рыцаря я не заметила ничего похожего и даже мне слуги подали кувшин хорошего, но все же отличного от графского, напитка.

Мне стало любопытно, кто же он. Возможно, один из вассалов, что более всего отличился при последней войне? А что, я легко могла бы представить его на поле битвы, с окровавленным мечом, бегущего вперед с криками «Не посрамим честь!».

Но все же, спрашивать о нем у графа я не решалась и потому сидела, делая вид, будто все в полном порядке и нет в этой зале ничего, что могло бы меня смутить, пусть даже мой супруг не уделяет мне внимания. Уж лучше так, чем видеть этот дьявольский взгляд.

Я покинула пир сразу, как только это стало приличным и прошла в покои, что теперь были моими, дабы подготовиться. Первую ночь в замке графа я и не надеялась провести спокойно. Я точно знала, что уж сегодня мой супруг, и так задержавший брачную ночь, возьмет свое. А потому, освежившись и переодевшись, я легла, томимая ожиданием. Я бы не смогла заснуть, даже если бы от этого зависела моя жизнь, и потому просто лежала на роскошном ложе, какого никогда не было у родителей, и вглядывалась в темноту.

Минуты текли мучительно медленно, словно тягучий мед, но вот дверь заскрипела, и я услышала шаги, пожалуй, даже слишком легкие – граф ходил, словно кошка.

Шаги задержались у кровати, и я зажмурилась, ожидая, что он вот-вот распахнет балдахин и возьмет меня.

Мне было страшно, но я надеялась, что это быстро закончится.

– Быстро это не закончится, – прямо над ухом послышался голос графа. – Открой глаза. Я хочу, чтоб ты смотрела.

Мне не хотелось этого делать, но я подчинилась. Граф, что бесшумно распахнул балдахин, возвышался прямо надо мной. Рубаха его была распахнута, обнажая белый мрамор груди, а дьявольские глаза алели в темноте. Он был решительно красив, но я по-прежнему боялась его.

В то мгновенье я даже не задумалась, откуда он смог узнать мои мысли, решив, что должно быть в страхе сказала это вслух.

– Откинь одеяло, – странно, но даже сейчас, в темноте спальни, стоя возле ложа своей законной супруги, тон графа был вежлив, точно он говорил о погоде.

Мне не хотелось исполнять его просьбу – никто прежде, кроме служанок, не видел моего обнаженного тела. Но волю мою словно сковало, и я осталась лежать под его пристальным взглядом, не смея даже прикрыться руками.

А граф просто стоял, ничего не делая, оглядывая меня с головы до ног.

Я была смущена до предела, но по-прежнему не могла пошевелиться и лишь краснела, не зная, что же будет дальше и что мне делать. Или, напротив, не делать.

Наконец, граф наклонился ко мне и провел холодным пальцем по моей шее. А после глубоко вдохнул, точно хищный зверь.

– Вкусная, – действительно ли он прорычал это, проводя языком по моей шее, или мне только послышалось. – Но не сейчас.

И граф снова отстранился, пристально разглядывая меня.

Я все так же не шевелилась, скованная таинственным мерцанием его алых глаз, но это, кажется, его больше не устраивало.

– Сегодня тебе понравится все, что я буду делать. Считай это свадебным подарком, – усмехнулся он, в темноте сверкнув своими сахарными зубами.

А меня словно накрыло незнакомой, но такой приятной волной. Ушел страх, что сковывал меня, заставляя вжиматься в перины, и тело затрепетало под прикосновениями холодных пальцев.

Стало совершенно не важно ничего, кроме очевидного: я, мой муж и наша близость, которая заставляла мои щеки алеть, а живот наливаться тугим жаром.

– Хмм… – прошептал граф, словно прислушиваясь к чему-то, – вот значит, как. Знаешь, я сказал, что тебе понравится, но, когда я рядом, понравиться может все, что угодно.

И схватив мои запястья так, что наверняка на них останутся синяки, он одним рывком закинул их наверх, сжав, словно железными тисками.

Но мне это нравилось.

Ногой он раздвинул мои бедра, нависнув надо мной, а после вошел в меня одним резким, грубым движением.

Но мне это нравилось.

Боль фейерверком взорвалась перед глазами, но тут же стала рассеиваться, с каждым толчком сменяясь чем-то иным.

Мне это нравилось.

– Скажи, ты хочешь еще? – спросил он, замедляя темп.

Я хотела.

Я не представляла, что можно хотеть чего-то такого, но мне было нужно это, и я кивнула.

– Не слышу, – нахмурился граф, до боли стискивая мои бедра.

– Хочу, – прошептала я, краснея.

Сейчас я словно забыла про приличия. Словно он заставил меня забыть.

– Тогда проси, – граф хищно усмехнулся, сверкнув своими дьявольскими глазами.

– Прошу, господин, – слова сами выскользнули из меня.

– Хорошо.

Он вышел и, развернув меня к себе спиной, резким толчком вошел снова. Тело снова пронзила боль, но это было не важно.

Лишь его холодные пальцы и ритм жестких движений, в которых не было и капли нежности, но которые доводили меня до экстаза.

Всю ночь граф заставлял меня умирать от удовольствия, позабыв про стыд, приличия и манеры. Он делал из меня грешницу.

И мне это нравилось.

Глава 4.

На следующее утро граф по-прежнему вел себя холодно. Я же краснела, стоило мне только посмотреть на его бледное лицо.

Я и сама не понимала, что это вчера было со мной. Словно кто-то руководил моей волей, и я делала то, что делала. Словно кто-то ВНУШИЛ мне чувствовать именно это, получать удовольствие именно от ТАКОГО.

Но все это глупые оправдания. Никогда я даже не подозревала что во мне сокрыто столько греха. Что я распутная.

Я даже боялась, что утром граф выставит меня прочь. Ведь разве позволено благородной и чистой деве стонать так громко от таких бесстыдных ласк? Разве можно смотреть так прямо, не опуская глаз? Разве уместно быть настолько активной? Это соответствует совсем другой профессии.

Но граф не стал предъявлять мне за это, или задавать вопросов насчет моего опыта (хотя откуда взяться опыту, если простыни говорили сами за себя). Он просто вел себя так, будто ничего не случилось. Будто не было между нами этой ночи, а были только вежливые разговоры о погоде.

И хотя еще утром я мечтала только об этом, думая, что просто не переживу, если граф станет напоминать о нашей первой ночи разврата, то сейчас мне стало немного обидно. Все-таки это он раскрыл во мне то, о чем я и не подозревала. Это его ласки и вкрадчивый голос заставляли меня вчера просить того, чего я вовсе и не хотела никогда прежде.

Граф, что сидел в этот момент рядом за столом, повернулся ко мне, вспыхнув дьявольскими глазами.

– Грязная девка, – прошептал он тихо.

А когда я, покраснев, хотела что-то ответить, он уже снова сидел с холодной маской вместо лица, и мне даже показалось, что мне послышалось.

Впрочем, возможно мне действительно послышалось?

По крайней мере, ни один из тех рыцарей, что сидели рядом, не повел и бровью. Только светловолосый воин взглянул на меня с какой-то смесью жалости и тоски.

Так и потекла моя жизнь в замке.

Дни мои были наполнены холодом и страхом.

Нет, все сплетни о нем оказались абсолютной ложью. Граф не был жестоким, не поднимал на меня рук и был вежлив и обходителен. Но он делал все это так, словно я была для него чужой. Случайно заблудшая в замок леди, что совсем скоро уедет, оставив лишь платок на память.

И иногда этот лед выводил меня из себя. Я не понимала, почему граф так себя ведет. Конечно, я не рассчитывала на безграничную, сказочную любовь (пускай и мечтала именно о ней, но ведь мечты на то и мечты, за них не судят).

Однако кроме любви есть и другие отношения! Дружба, теплота, забота, нежность, уважение… да все, что угодно, лишь бы не эта острая вежливость, что режет, точно меч рыцаря.

Возможно, проявляй граф ко мне днем чуть больше участия, я бы перестала его так отчаянно (и совершенно безосновательно) бояться. Это было странное сочетание.

Ночью из меня словно вынимали душу, вселяя в тело другую, распутную.

Ночью из холода между нами были только прикосновения графа, зажигавшие во мне огонь.

Ночью отступало все, что тревожило и я, словно ведомая чужой волей, творила то, о чем днем постеснялась бы и помыслить.

Ночью его алые глаза затягивали меня в свой грешный водоворот, а холодный мрамор кожи обещал наслаждение.

Ночью граф уже не казался мне опасным. Зверем – да. Тем, кто наполнен животными страстями, кто подавляет мою волю, заражая своим желанием.

Но не опасным.

Днем же страхи возвращались. И вновь мне казалось, будто дьявольские глаза читают мои мысли, будто губы его временами искажает усмешка, похожая на звериный оскал.

Эти чувства были настолько противоречивы, что иногда мне казалось, будто у меня два супруга – один горячий, страстный, похотливый и второй холодный, опасный, словно лезвие мизерикордии.

Я не могла понять, почему граф не подпускает меня ближе, чем к своему телу, но при этом боялась, что однажды он сменит свой стылый лед на нечто другое.

И одновременно я хотела узнать его, но голодные глаза и жестокая усмешка заставляли меня трястись от ужаса. Я действительно разрывалась на части, не в силах осознать, чего больше в моих чувствах – желания, страха… любви?

И я не понимала, отчего так происходит, отчего граф действует на меня подобным образом.

Иногда мне казалось, что причина его холода кроется в жарких ночах. Что он действительно сомневается в выборе супруги, и поэтому так ведет себя. Но ведь он до сих пор не вернул меня отцу (что было бы неизгладимым позором) и продолжал приходить в мои покои, а значит, дело было в другом.

Невольно я стала присматриваться к другим рыцарям, с надеждой узнать, у одной ли меня граф вызывает столько противоречий.

И иногда мне чудилось, будто в их взгляде, обращенном на графа, проскальзывает какой-то безотчетный, а потому и трудноуловимый ужас. Как если бы у него был брат-близнец, что на глазах у всех совершил массу гнусностей. Вроде и понимаешь, что это был не он, а брат, но когда они так похожи…

Все это только путало меня еще больше, заставляя чувства смешиваться окончательно и размышлять, а не придумываю ли я? Не пытаюсь ли просто найти соответствия для своего страха и потому вижу то, что мне подходит, а вовсе не то, что есть на самом деле?

И только один суровый светловолосый воин смотрел на графа с абсолютно иным выражением, которое я не могла отличить, но зато точно знала – уж это мне не чудится.

На меня же воин кидал взгляды полные жалости. И в этом тоже я была абсолютно уверенна.

Иногда мне казалось, будто он вот-вот скажет мне что-то важное. Но он смотрел на графа, холодно-безразличного, и лишь опускал глаза.

И я так и не узнала, кто же он такой.

Граф обращался к нему просто по имени – Викторий – и, казалось, выделял его среди прочих своих вассалов. Спросить же, кем ему приходится этот рыцарь, я не решалась – слишком пугал меня холодный вид графа, а потому я просто кидала в сторону воина любопытные взгляды.

Однажды все же эта загадка прояснилась.

– Викторий – мой друг, – как-то странно усмехнувшись, сказал граф, когда я в очередной раз смотрела на этого сурового мужчину, так не похожего на остальных. – И, кстати, отличный солдат.

– Солдат? – переспросила я, подумав, что он имел в виду воина-рыцаря.

Сам же Викторий в это время стоял довольно далеко, чтобы услышать нас, но все же на секунду отвлекся и посмотрел в нашу сторону.

– Да, солдат, – охотно пояснил граф. – Сын серва, которому пришлось сражаться вместо того, чтобы сеять.

Серва? Крепостного крестьянина? Значит, и сам он…

Это было немыслимо, пускать на такое место обычного простолюдина!

Уже то, что он сидел со знатью должно было коробить рыцарей, так еще и рядом с графом… а ведь он даже не оруженосец!

Нет, я всегда вполне лояльно относилась к слугам, но все же, такое вопиющее нарушение этикета! Да еще не каким-нибудь странствующим шевалье, а пэром, сильным и могущественным! Тем, с кого, наоборот, остальные должны брать пример!

Кажется, мои мысли слишком четко отразились на моем лице, потому что в следующую секунду взгляд дьявольских глаз прожег меня насквозь.

– Это мое решение и осуждать его я никому не советую, – процедил граф и отошел к Викторию.

Больше я не поднимала эту тему, тем более что остальных рыцарей этот факт нисколько не смущал.

Впрочем, вскоре я поняла, что Викторий вполне даст фору любому лорду своим острым умом, манерами и идеальной памятью. А еще он умел и любил танцевать, и наблюдать за ним в такие минуты было настоящим удовольствием. Сам граф на пирах уделял мне только первый танец (и то, делал это холодно, словно отдавая дань ритуалу вежливости), а после чинно сидел во главе стола, а я рядом с ним.

Постепенно я свыклась с тем, что у графа свои причуды касательно Виктория, равно как и с тем, что сижу за столом рядом с сыном серва.

Но вот то, к чему я все же никак не могла привыкнуть, то, что не давало мне успокоиться – был сам граф.

Иногда, стоило ему куда-то уехать, пускай даже ненадолго, как я начинала метаться в стенах замка. Оставаясь в одиночестве, я никак не могла успокоиться, не могла найти себе место. Словно мне НУЖНО было его присутствие рядом, его холодные прикосновения по ночам и даже тот жуткий, сверхъестественный страх, что он внушал мне днем одним лишь своим присутствием.

Словно я стала ЗАВИСИМА от него за эти несколько месяцев брака.

Конечно, жена всегда зависит от мужа, но я никогда не думала, что это следует воспринимать настолько буквально.

Или же, мои чувства все же стоит называть любовью? Но как же не проходящий страх? Разве можно бояться любимого? Разве можно любить того, о ком ничего не знаешь?

Прежде я испытывала такие чувства только к отцу, матери и брату. Но то было что-то нежное и совершенно без страха.

Чувства к графу были какие-то не такие. Какие-то БОЛЬНЫЕ. Особенные, не похожие ни на что. Неправильные, неуместные.

Единственное, что утешало меня, так это надежда на ребенка. Возможно, наследник заставит графа сменить дневной холод на тепло? Возможно, и меня он заставит сменить страх и зависимость на нежность? Возможно ИСПРАВИТ то, что я даже не могу назвать любовью?

Впрочем, кроме моих странных чувств к графу, куда больше меня пугала та вторая «Я», что просыпалась от прикосновений его холодных пальцев каждую ночь.

По утрам я сожалела, я стыдилась своего поведения, но наступал вечер, и я уже не могла себя контролировать. Я молилась, я просила вынуть из меня ЭТО, но все было бесполезно и стоило только графу отдернуть тяжелый полог балдахина, как я переставала существовать сама по себе, растворяясь в нем. В его грубых объятиях и жестоких прикосновениях.

Все это съедало меня, заставляя чувствовать себя неправильной, грешной, грязной. Ведь мать моя никогда не рассказывала, что от ЭТОГО можно получить такое удовольствие. Наоборот, ЭТО было вроде долга. Супружеского долга, необходимого для того, чтобы получить наследника.

И женщина должна была отдавать этот долг, а не наслаждаться, как портовая шлюха. Мужчина может получать удовольствие, женщина – нет.

Выходит, я портовая шлюха?

Я ненавидела себя, пыталась бороться, но все было бесполезно – по ночам граф становился хозяином моей воли, и тело мое начинало жить собственной жизнью, не обращая никакого внимания на благочестивость мыслей.

Я бы хотела рассказать об этом кому-нибудь, но это не представлялось возможным. Рози, что помогала мне во всем, была надежной, но делиться таким со служанкой… нет, как бы стыд меня не мучил, это было бы слишком.

Священника же у графа не наблюдалось из-за его сложных отношений с церковью, и я даже не могла исповедаться. Хотя, не представляю, как смогла бы рассказать об этом на исповеди и не сгореть от смущения.

Поэтому я в одиночку несла груз своих грехов, что рос с каждой ночью, и уже распрощалась с раем, приготовившись гореть в аду за то время, что проводил со мной обладатель дьявольских глаз.

Наверно, если бы я своими глазами не видела, как он входит в церковь, я бы всерьез решила, что граф – сам Сатана, что поднялся на землю для совращения моей прежде невинной души.

Лишь многим позже я поняла, что, по сути, так оно и было.

***

Чем дольше я жила в замке, тем сильнее становились противоречия, раздиравшие меня.

Как это было и с чувствами к графу, когда я сначала боялась его, но после привязалась духовно и физически, так это стало и с моими грехами.

Раскаяние начинало все больше уступать наслаждению. Я словно ХОТЕЛА, но не могла жалеть о ночах, проведенных под белым каменным телом.

И это тоже меня пугало. Как низко я смогу опуститься в погоне за этим наслаждением? И есть ли еще куда ниже?

А потом начались провалы в памяти.

Хотя, может они начались и раньше, но поглощенная внутренней борьбой с распутством и странными чувствами к графу, я их просто не замечала?