Читать книгу: «Глициния и кедр. Избранное»

Шрифт:

Корректор Анна Сергеева

ISBN 978-5-4493-2932-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Избранное «Глициния и кедр» состоит из двух частей. В первой части – стихи, написанные в жанрах японской поэзии танка, бусоку-секитаи, сэдока и синтайси. Во второй части – лирика пейзажная, философская, любовная, стихи для детей. Известно, что японская поэзия покорила весь мир. Люди читают, пишут сами и хайку, и танка и современные стихи гэндайси. В сборнике в основном представлены танка. Что такое танка? Танка называют короткой песней и читаются эти стихи напевно. Танка умели слагать не только придворная знать, поэты, но и простые люди.. Лаконичность в сочетании с поэзией очень притягательна. Японские танка – это пятистишия, состоящие из 31 слога – 5-7-5-7-7. В первых трех строках (5-7-5) описывается природный образ, в двух строках (7—7) – восприятие этого образа автором. Но можно выстроить пятистишия и другом порядке: восприятие, а потом природный образ. В сборнике представлены стихи, как в канонической форме танка – 5-7-5-7-7, бусоку-секитаи – 5-7-5-7-7-7, сэдока – 5-7-7-5-7-7, так и с учетом различий между японским и русским языками. Основным принципом в написании стихов было – как можно лучше передать свои мысли и чувства. Но соблюдались правила для размера строк, количества слогов, принятые нашими авторами, – не превышать форму 5-7-5-7-7 более чем в полтора раза, т. е. в длинной строке не более 10 слогов. Редко, но бывает длинная строка в 11 слогов, но повторюсь, это очень редко. Поскольку танка лаконичны, то хорошо подходят для экспромтов. «Японская поэзия – спонтанно-сенсуальна. Это буквальное, как эхо, реакция человеческого существа на внешний мир. Японская поэзия – поэзия аффекта, как говорил академик Конрад. Это песня не как средство воздействия на слушателей, а как, прежде всего, способ выплеснуть свои чувства, чувство удивления, радости, гнева, между прочим, страха – там такие стихи тоже есть, смеха… Вообще вся палитра человеческих чувств там присутствует. Это – спонтанная, абсолютно спонтанная поэзия аффекта. Основным принципом в написании стихов было, как можно лучше передать свои мысли и чувства». ¹И автор тоже старался придерживаться этого принципа. Интерес к жанрам японской поэзии возник в 2011 году, а стихи в сборнике начинаются с 2013 г. И до сего времени автор продолжает учиться слагать танка, искать свой Путь. «Мерилами красоты у японцев служат четыре понятия – саби, ваби, сибуй и югэн.

Слово первое – «саби». Красота и естественность для японцев – понятия тождественные. Все, что неестественно, не может быть красивым. Считается, что время способствует выявлению сущности вещей. Поэтому японцы видят особое очарование в следах возраста. Их привлекает потемневший цвет старого дерева, замшелый камень в саду или даже обтрепанность – следы многих рук, прикасавшихся к краю картины. Вот эти черты давности именуются словом «саби», что буквально означает ржавчина. Саби, стало быть, – это неподдельная ржавость, архаическое несовершенство, прелесть старины, печать времени.

Понятие «ваби», подчеркивают японцы, очень трудно объяснить словами. Его надо почувствовать. Ваби – это отсутствие чего-либо вычурного, броского, нарочитого, то есть в представлении японцев вульгарного. Ваби – это прелесть обыденного, мудрая воздержанность, красота простоты. Воспитывая в себе умение довольствоваться малым, японцы находят и ценят прекрасное во всем, что окружает человека в его будничной жизни, в каждом предмете повседневного быта. Не только картина или ваза, а любой предмет домашней утвари, будь то лопаточка для накладывания риса или бамбуковая подставка для чайника, может быть произведением искусства и воплощением красоты.

«Ваби» и «саби» – слова старые. Со временем они стали употребляться слитно, как одно понятие – «ваби-саби», которое затем обрело еще более широкий смысл, превратившись в обиходное слово «сибуй».

Сибуй – это первородное несовершенство в сочетании с трезвой сдержанностью. Это красота естественности плюс красота простоты. Это красота, присущая назначению данного предмета, а также материалу, из которого он сделан. Кинжал незачем украшать орнаментом. В нем должна чувствоваться острота лезвия и добротность закалки. Чашка хороша, если из нее удобно и приятно пить чай и если она при этом сохраняет первородную прелесть глины, побывавшей в руках гончара. При минимальной обработке материала – максимальная практичность изделия. Сочетание этих двух качеств японцы считают идеалом.

Тайна искусства состоит в том, чтобы вслушиваться в несказанное, любоваться невидимым. В этой мысли коренится четвертый критерий японского представления о красоте. Он именуется «югэн» и воплощает собой мастерство намека или подтекста, прелесть недоговоренности. Югэн, или прелесть недосказанности, – это та красота, которая лежит в глубине вещей, не стремясь на поверхность. Ее может вовсе не заметить человек, лишенный вкуса или душевного покоя.»²

Являются ли эти понятия такими необычными для нас? Я бы не сказала, поскольку в стиле югэн писали Афанасий Фет, Евгений Баратынский. Хочу закончить словами нашего востоковеда Елены Михайловны Дьяконовой: «Японская культура, цивилизация несколько раз открывалась к миру и потом закрывалась. Как раковина: открывается, принимает морскую воду, потом закрывается и что-то с ней делает, затем опять открывается. Этот образ хорошо изображает происходившее с Японией. Эта страна вбирала очень многое, – индийское, китайское, было очень сильное материковое влияние. Влияние из Индии проходило через Китай, сначала насыщаясь местной культурой, а потом попадая в Японию, много взявшей и из Китая, и из Индии. Потом страна закрывалась, прекращались контакты; и с накопленным опытом, влияниями, традициями что-то происходило. Это очень интересная проблема, которой специально занимаются учёные, но пока не совсем понятно, каким образом происходил процесс „переработки“, поскольку в результате японцы создавали что-то своё.» «Школа злословия» (12 мая 2008 года)

Мы не закрываемся, как раковина. В современном информационном пространстве интернета это очень трудно, но стараемся осмыслить принципы сложения японских стихов и на основе наших художественных традиций создавать свое.

Мила Малинина

«Глициния и кедр» – это моя первая книга. Долго искала издательство, в котором хотелось бы ее напечатать, пока не познакомилась с сервисом Ridero. Создать свою книгу самому за несколько минут – это фантастика и очень интересно! Если не справляешься, тебе всегда окажут помощь сотрудники Ridero вежливо, терпеливо, с большим пониманием и участием. Я хочу выразить благодарность команде профессионалов, которые создали сервис Ridero! От всего сердца поблагодарить замечательных сотрудников, с которыми я познакомилась и общалась лично, кто помогал мне создать книгу:

Анну Богданову – менеджера службы поддержки;

Ольгу Рыбину – менеджера отдела услуг Ridero;

Полину Топоркову за помощь с корректурой текста;

Анастасию (Ridero) – администратора клиентской поддержки в верстке книги.

С уважением, Мила Малинина.

Лента лазури
Стихи 2013 г.

«Тихо кружась…»

Тихо кружась,
цветов вишнёвых лепестки
к земле спадают.
Ищу цветок судьбы своей —
хранить его навеки.

«Одна осталась…»

Одна осталась
среди кустов унылых
и трав пожухлых.
Но манит месяц лунность
из сердца хризантемы…

«Вишневым снегом…»

Вишневым снегом
ветер тропку убелил,
будто бы пухом.
Но почему уходит
весна из сердца грустной?..

«Прозрачен воздух…»

Прозрачен воздух.
В следах весенней дымки
проснулся ветер.
Туман же в твоём сердце
не разогнать и вихрю…

«Ах, лебедь, любый!..»

Ах, лебедь, любый!
Маленькой лилией в пруду
грустит Саюри… —
когда же крыльев нежность
сольётся с шёлком лепестков…

«Свечи каштанов…»

Свечи каштанов,
быстро же вы отгорели,
пепел на тропках.
Или по грустным мыслям
я ухожу в себя…

«Песню кукушки…»

Песню кукушки
не хочет слышать сердце
в саду цветущем.
Как сильно оно бьётся,
вдыхая лилий аромат.

«В упавших бусах…»

В упавших бусах
не порвалась нить – тенью
печаль разлуки.
Крепка нить верности моей,
пусть ждать тебя мне годы…

«Наговорила…»

Наговорила
слов возмущенья короб.
Какая тяжесть
в другой руке нести мне
молчанья короб твоего…

«Ветры осени…»

Ветры осени
песни печали поют,
плачут дождями.
Но красный лист кленовый,
как знак любви подарен…

«Ах, редкий цветок…»

Ах, редкий цветок
не раскрыл садовнику
любви аромат…
Досталась ветру тайна
лиловых грёз глициньи.

«Путь к отступленью…»

Путь к отступленью
ты закрываешь взглядом.
Плетень высокий —
за ним глициньи не цветут,
за ним поля фиалок…

Фиалка – символ печали.

«В дожде осеннем…»

В дожде осеннем
грустят поблекшие цветы.
Ах, хризантема,
раскрывшаяся в сердце,
сияет ярче при луне…

«К пуэру роза…»

К пуэру роза
лишь прикоснётся нежно,
любовь пылает.
Так в нежности моей ты
обжигаешь ласками…

Пуэру цветы чайной розы придают сладковатый фруктовый оттенок, усиливают согревающий эффект чая.

«Раскаты грома…»

Раскаты грома
летят раскаяньем небес
на вспышки гнева.
Ах, если б в твоём гневе
была хоть капля правды…

«Как жизнь прекрасна…»

Как жизнь прекрасна
теплом и светом солнца,
воды прохладой.
Утёс же каменистый
сосну не приласкает…

«На ясном небе…»

На ясном небе
найти бы мне твою звезду
и в сердце спрятать,
тогда бы каждый вечер
ты находил её во мне…

«Луна над садом…»

Луна над садом
со мною в ожиданьи,
а друг всё медлит.
Не потому ли ветер
срывает вишни лепестки?..

«Нити страданий…»

Нити страданий
вплетены в канву жизни
с нитями счастья.
Но если жизнь есть редкий дар,
нельзя ль страданья вырвать…

«Ах, терпкость ягод…»

Ах, терпкость ягод
в рябинах полыхает
огнями молний.
В тебе же, милый, горечь
останется, когда уйду…

«Бежит река…»

Бежит река
по гладким камушкам ─
уносит песни.
Ведь в каждом камушке
душа живёт живая…

«Сад в белой дымке…»

Сад в белой дымке.
Расцветших вишен облака,
ласкает ветер.
Ах, не сдержать мне песен,
что в сердце для тебя хранила…

«О, душу пощади!..»

О, душу пощади!
Не заставляй метаться
в печалях скрипки.
Из нот волшебных песне
глубины тайн не обнажить.
Лишь только слёз страданье…

«О, хризантемы…»

О, хризантемы
цветут до поздней осени
в саду встреч тайных,
где сотни лепестков шептали
«люблю, прими мою любовь»…

«Волною страсти…»

Волною страсти
сердца сближает танго.
В объятьях крепких
так сладок плен прикосновений
и так мучителен порой!

«Трава забвенья…»

Трава забвенья
бросает в сердце семя,
не видно всходов.
В чьем сердце жив цветок любви,
ростки забвенья не взойдут…

«Сложить бы крылья…»

Сложить бы крылья
и покориться ветру —
разумней было б.
Но жаждущее бури сердце
беззвучно к крыльям стрекозы…

«В цветке золотом…»

В цветке золотом,
казалось бы, невзрачном
ищу смысл жизни.
По лепесткам блуждая взглядом,
о пройденном пути в раздумьях…

Золотой цветок – хризантема.

«Ах, листик клёна!..»

Ах, листик клёна!
Батистовым платочком
у ног ложится…
Незримой нитью шьются
на нём мечты о милом…

«Лиловой лентой…»

Лиловой лентой
ответное посланье
креплю я к ветке —
на ней глициньи гроздья
воздушным поцелуем…

«Как ночь светится…»

Как ночь светится
луны осенней взглядом
на тропках сада.
Брожу до утренней звезды…
где тропка к сердцу твоему?..

«Льёт щедро осень…»

Льёт щедро осень
бордо и пино бьянко.
Пора хмельная
захватывает чувством
свободного паренья…

«Закат осенний…»

Закат осенний,
разлитый над лесами
глинтвейном пряным,
уж взгляд не согревает.
Так не пьянят и ласки,
коль холодна страсть в думах…

«Как солнце зноем…»

Как солнце зноем
все травы выжигает
перед грозою,
так чувств твоих давленье
тоской внутри селится,
и сердце негодует…

«В потоке горном…»

В потоке горном
ручьи обходят камни,
соединяясь.
В кипящей пене чувства
найдут ли твёрдую опору?..

«Едва приметно…»

Едва приметно
огонь свечи мерцает
в оплывшем воске.
Истаивая лик луны,
заря раскрашивает грусть
цветами абрикоса…

«В плену иллюзий…»

В плену иллюзий
души непротивленье
нектаром льётся.
В порывах ветра голос твой…
Виденьем образ милый
вдруг тает в белых облаках…

«Ах, осень, осень!..»

Ах, осень, осень!
Холодными дождями
размыт твой образ —
леса без позолоты
и клёны без багрянца…

«В листе осеннем …»

В листе осеннем —
биенье соков жизни
застывшей жилкой.
В твоем же сердце осень
раскрылась хризантемой…

«В любимом парке…»

В любимом парке
всё призрачнее осень
в опавших листьях.
По ним с луной тоскуя,
тенями думы бродят…

«Прячется в домик…»

Прячется в домик
улитка от несчастья.
Как хрупки стенки,
что ограждают сердце
от нежности твоей…

«Ах, сирень, сирень…»

Ах, сирень, сирень,
стороной не обойти,
цветёшь у дома.
Вопреки всему пьянишь
любовью окаянной!..

«Цветок вишнёвый…»

Цветок вишнёвый,
вспорхнув летит за ветром,
вдохнувшим жизнь в него.
Так моё сердце рвётся
вслед за твоей любовью…

«Если бы не ночь…»

Если бы не ночь,
открывшая всем звёздам
луны сиянье,
не трепетало б сердце
моё в твоих объятьях…

«Ветер, дай ответ…»

Ветер, дай ответ:
куда уходит осень…
В огненный закат?
Ты по её шагам ступаешь
и возвращаешься с весной…

«Как не вознестись…»

Как не вознестись
молитве о спасеньи
выше звёзд холодных,
так жажду жизни утолить
росинкой невозможно…

«Вулкан клокочет…»

Вулкан клокочет,
себя внутри сжигая,
и мёртвый пепел
нещадно погребает
ещё живую розу…

«Туман скрывает…»

Туман скрывает
тропинки сновидений —
твоих, моих ли?
Пусть волны бьются ночью…
И днём, взбиваясь в пену,
стучат в сердца слепые…

«Темно за окном…»

Темно за окном.
Давно ночь усыпила город,
рассыпав свыше сны.
И мой где-то плутает сон…
по узким улочкам раздумий.

«От слов обидных…»

От слов обидных
огонь в очах вдруг меркнет,
уста немеют,
и, словно вспугнутая лань,
приюта ищет сердце…

«Ах, нежность лета…»

Ах, нежность лета,
его невинность и тепло —
всё в белых розах.
Вдыхай же, осень, аромат
неуловимого мгновенья!..

«Лесная тропка…»

Лесная тропка
между кустов черники
и волчьих ягод.
С твоих ладоней сердце
любви пьёт сок бездушный…

«О, хризантема!..»

О, хризантема!
Цветок предзимний, стойкий
своей любовью
перед осенним ветром.
Гадают на ромашках,
а любят… хризантемы…

«Небес синева…»

Небес синева
день ото дня студёней,
и снег не тает,
а утренняя тихость
в последний день ноябрьский
плывёт уж зимней дымкой…

«Первого снега…»

Первого снега
запах почувствовал лес,
близость морозов,
обжигающих страстью.
И кто сказал, что холод
зимой селится в сердце?..

«Как не под силу…»

Как не под силу
лететь вдогонку ветру
цветам вишнёвым,
так нашим не угнаться дням
за вдаль бегущими годами…

«Застыло сердце…»

Застыло сердце
в пронёсшейся метели
цветком холодным.
Твой образ в каждом лепестке
от трещинок сберечь стараюсь…

«Ах, почему слова…»

Ах, почему слова,
которые ждала так долго,
грусть охватила?
И сердце в тень толкает,
ожоги омывая
водою родниковой…

«После многих зим…»

После многих зим
я продолжаю верить
в Деда Мороза —
подарки для детей с любовью,
на ёлке лотосы горят…

«Кусочки листьев…»

Кусочки листьев
и плачущие лепестки
держу в ладонях.
Не жди, не оглянусь я.
Но сможет ли сказать мне Бог,
что, жизнь цветка разрушив,
ты веришь в правоту свою?!..