Я — гелий. Именно так, через «л» - сразу исключим вероятность опечатки и двусмысленности, хоть я и временно замещаю болтливую белковую субстанцию (далее везде: человек) FemaleCrocodile, прельщенную поначалу возможностью поразглагольствовать от лица древнейшего вещества во вселенной, (да еще и непостижимым образом пережившего психологическую травму, всего лишь угодив в архаичное учебное пособие для когда-то пытливого юношества), - а потом у её органического питомца, что ли, случилась полная остановка биологических и физиологических процессов, и всё: очевидно, что теперь она беспробудно постит где-то котиков в состоянии этиловой интоксикации, не согласуясь с критериями целесообразности.
Казалось бы, какое мне дело, до чьих-то сомнительных обязательств, иррациональных фантазий, крайних сроков, нелепых привязанностей или даже того молодого человека, что в прошлом веке написал про меня наивную и восторженную книгу, а потом получил пулю в затылок в одном из подвалов города на северном болоте, которое навещают разве что редкие фотоны с атипичной склонностью даже не к рефлексии, а прямо-таки к диггерству? Что в моей одноатомной структуре позволяет находить зазоры для явно излишних георгафических сведений, раскладывать время на «до» и «после» и вообще хоть каким -то образом ссылаться на эти глубоко чуждые мне и надуманные факторы? Уж поверьте: в тех краях бескрайнего, где я являюсь куда более вездесущим, чем самые популярные элементы, составляющие грубую материю планет-выскочек, меня совершенно не волнуют ни риторические вопросы, ни второе место в правом верхнем углу клаустрофобической таблицы человека Менделеева, ни ваши тонкие смешные голоса или асфикция при близком знакомстве со мной. Там я горд и независим, категорически не вступаю ни в какие противоестественные связи, хотя, при случае, всё же могу звездануться куда-нибудь радиоактивной альфа-частицей. Мне не грозит сенсорная депривация, у меня не бывает межпозвоночной грыжи, ипохондрии, нехватки витаминов, пароксизмов сарказма, прострелов аллитерации и неконтролируемых приступов агностицизма, сила ночи, сила дня, одинакова фигня — ни малейшей причины для посттравматического синдрома. Но, как подсказывает мой ненадёжный медиум, внезапно всплывший из пучин эстрогеновой скорби, — shit happens. Одна звезда, в термоядерных процессах которой я по старой привычке решил поучаствовать, находится в том возрасте, который принято считать активным: спросите хоть у миллиона аналогичных - это не самый весомый повод обзаводиться живностью, проявляющей к тебе явную слабость и нездоровый интерес. Но завела и завела, дело хозяйское. Никаких проблем не возникало, пока людишки думали, что у них есть педантичный и заботливый бог, ежедневно выезжающий в небо на аутентичном транспортном средстве, согласно раз и навсегда утверждённому расписанию. Но потом они как-то подозрительно быстро привыкли не падать в обморок при виде солнечного затмения, пометавшись, определелись в терминологии (всевидящий Гелиос теперь — жёлтый карлик, к тому же, ничем не примечательный, помещенный на соответствующее место главной последовательности), занялись спектральным анализом, научились отличать в горелке человека Бунзена малиновое пламя лития от малинового пламени стронция и синхронно разглядели в солнечных протуберанцах среди банального водорода подозрительную ярко-жёлтую линию. И чем больше они протирали глаза и кустарные спектроскопы замшевыми тряпочками, тем меньше оставалось сомнений — достойное существование благородного и редкого на этой планете газа можно считать завершённым. Именно хронику моего падения с таким воодушевлением описывает автор.
Печальна повесть о том, как толпа учёных выпаривала кубометры воздуха, чтобы обнаружить хоть чуть неуловимого солнечного вещества, сколько измывательств пришлось перенести азоту, прежде, чем за его харизмой сумели обнаружить мой след…И я вовсе не испытал облегчения, когда узнал, что на фокусах с аммиаком попался неповоротливый аргон — круг сужался, дело оставлось за малым. Где меня только не искали с переменным успехом, грубо нарушая границы частной жизни: и ведь не только в уютно обустроенных редких минералах, но и в плавательных пузырях глубоководных рыб! А когда всё-таки нашли (очевидно, что не в рыбах) и заподозрили мою истинную инертную природу, с кем только меня не пытались насильно соединить, невзирая на пассивное сопротивление: и с хлором, и с фтором, и с углем, и с серой. Ну да — ленив, нелюбопытен и всем доволен — оставьте! Но ведь продолжают до сих пор, несмотря на то, что добиться ничтожнейшего и непрочного результата можно только искусственно ионизируя каждый мой атом. И всё ради чего? Нет, серьёзно? Чтобы подержать в руках то, чего не держал до тебя ни один человек на земле? Ради победы точности третьей цифры после запятой? Чтобы каждого тунеядца вселенского масштаба нагрузить общественнополезно - шарики надувать, разноцветно светиться или добывать премию имени человека Нобеля? Или чтоб сделать своё собственное солнышко, которое в один прекрасный день разнесёт тут всё к мифологическим сущностям, не дожидаясь, пока настоящему надоест с вами возиться на старости лет? С человеком Бронштейном мне делить нечего: он рисует перед читателем совсем другие перспективы, воспевает не только светлое будущее гелия, но и благодать рентгеновского излучения и модные способы улавливания электромагнитных волн, мне всё равно - я по-прежнему инертен, хоть и заражён в какой-то степени вашим безумным излучением. Почему? Нипочему. Слишком много хотите знать.
Отзывы на книгу «Солнечное вещество. Лучи икс. Изобретатели радиотелеграфа»