Читать книгу: «Дай нам Бог»

Маргарита Головкова

Дай нам Бог

рассказ

Аннотация

Рассказ повествует о смысле счастья, о котором мечтают все люди на Земле.

I

Москва, как и любой большой город, просыпается рано. Даже в летние воскресные дни, когда наступает пора отпусков, и столица могла бы приутихнуть и отдохнуть, она продолжает бурлить. С раннего утра, да что там с утра, уже с ночи во дворах беспокойных москвичей начинают урчать машины – люди торопятся из душного города, закованного в асфальт, за город: на дачу, на реку, на пруд или в лес. В аэропортах, на вокзалах, на причалах толпятся отъезжающие, хотя, конечно, не меньше и приезжающих.

В такое вот замечательное летнее, но уже душноватое утро, среди спешащих людей неторопливым шагом подходила к причалу речного вокзала красивая стройная шатенка среднего роста. Не обращая внимание на взгляды мужчин, она шла, глядя прямо перед собой.

Благодаря изящной фигуре, белому ухоженному личику с лёгким румянцем на щеках и достающим до талии темным рыжеватым волосам, её вполне можно было принять за молодую женщину лет тридцати. Но обманывались на её счёт только мужчины. Женщины, в отличие от них, подмечали на её лице две скорбные бороздки, протянувшиеся вниз от уголков губ, и едва различимую сеточку под нижними веками.

В её выразительных глазах цвета морской волны горел добрый мягкий свет, а на устах застыла чуть заметная улыбка. Казалось, что ей открылась какая-то тайна, которую теперь она бережно хранит в своём сердце.

Когда женщине оставалось всего несколько шагов до решётки, закрывающей пустой причал от праздно слоняющихся людей, откуда-то, совсем не далеко от неё, раздался радостно звенящий молодой голос. Его эхо прокатилось по пустующему причалу, оттолкнулось от здания речного вокзала и догнало её. Она неторопливо и грациозно оглянулась. Увидев спешащую к ней и светящуюся от радости круглолицую сероглазую девушку с короткой стрижкой густых крашенных в песочный цвет волос, она приостановилась и приветливо махнула рукой.

Подбежав к женщине, сероглазая, не спрашивая разрешения, порывисто обняла её. Та нежно ответила на объятия и, гладя девушку по голове, как маленького ребёнка (девушка оказалась несколько ниже ростом отнюдь не высокой женщины), ласково проговорила:

– Я тоже очень рада тебя видеть, Лерочка.

– Лариса Валентиновна, – обиженно, слегка отодвинувшись от своей знакомой и глядя ей в глаза, затараторила Калерия, – как же так? куда вы пропали? Я вам звонила! А вы, оказывается, номер телефона поменяли. А здесь – то вы как?

Не дожидаясь ответа на заданные ею почти скороговоркой вопросы, девушка резко сменила тему:

– Можете меня поздравить, – энергично продолжила она, старательно пряча от женщины, набегающие на глаза слёзы, – я развожусь. Помните, вы говорили после моей свадьбы, что мой муж – настоящий и достойный человек?! Так вот, сегодня утром этот достойный человек сказал мне, что я не жена, а бабочка, которая целыми днями порхает на работе, вечерами прилетает домой сонной мухой, а на все выходные упархивает в область к родителям. Как вам? А я, между прочим, менеджер по продажам с высшим экономическим образованием. И на работе меня ценят! Что касается родителей… так он не хочет понять, что я у них одна и… В общем, я ему посоветовала найти жену из детдома. Когда он выскакивал из квартиры, то так дверью хлопнул, что даже люстра на потолке закачалась. А я пошла и подала заявление о разводе. Скажите, на кой мне муж, который совсем не хочет меня понимать?

Лера умолкла. Заметив сочувственный взгляд своей бывшей учительницы, она тряхнула головой и, повернувшись навстречу лёгкому ветерку, дабы осушить навернувшиеся слёзы на глаза и остудить покрывшееся красной краской лицо, бодро заявила:

– Плевать! Возьму и назло ему выйду замуж. Поверьте, мне есть за кого выйти. Всё, тема закрыта. Теперь давайте поговорим о вас. Мы с вами сколько не виделись? Вспомнила – целых три года! В последний раз – на моей свадьбе. А вы, почему из школы уволились? где вы теперь? чем занимаетесь? Решили на пароходе покататься? Я тоже за билетами пришла. Может, тогда вместе, а? или вы уже билет взяли?! Так можно же поменять! Я в Мышкин думаю, а вы? так как? Ну почему вы всё время молчите?

– Я не молчу, – с улыбкой ответствовала бывшая учительница, – я думаю: на какой из твоих многочисленных вопросов мне отвечать? и когда ты предоставишь мне возможность сделать это?

– Вот, Лариса Валентиновна, хоть вы и ушли из школы, а по вашим ответам сразу поймёшь, что вы преподаватель, да ещё и классный руководитель.

– Лера, господи, да когда же ты уже повзрослеешь? – воскликнула Лариса Валентиновна, с ностальгическим умилением глядя на ставшую уже взрослой, бывшую ученицу.

– Ничего себе… – сверкнув глазами и удивлённо подняв тёмные бровки вверх, заговорила в ответ Калерия, – а кто нам всё время твердил в школе, чтобы мы никогда не старели, а всегда оставались молодыми?

Бывшая учительница смущённо развела руками и попыталась объясниться:

– Я вообще –то о душе говорила.

– Да и ладно… – отчего-то нахмурившись, ответила Лера, нервно дёрнув рукой в сторону реки, будто выбрасывая в её тёмные воды свою боль и обиду, – вы не ответили: где вы сейчас трудитесь?

– Методистом в Управлении образования.

– А… – отчего-то разочарованно протянула Калерия и тут же неунывающе спросила: – Так что насчёт общей поездки?

Заглянув в её глаза, Лариса Валентиновна вздрогнула, прочтя в них смятение и просьбу о помощи. Тем не менее, отрицательно покачав головой, ответила:

– Во-первых, слова: «ехать» и «пароход» несовместимы. И ты это отлично знаешь. Во-вторых, ничего, Лерочка, не получится – я уже совершала экскурсионную прогулку на пароходе в город Мышкин.

–Здорово! – воскликнула Лера, с грустным лицом продолжая изображать непобедимую оптимистку. – Интересно было? На экскурсии ходили? Вы что – то там себе купили? а когда вы туда… как это… правильно: «плавали» или «ходили?».

– Думаю, что «ходит» в плаванье капитан корабля и его команда, ну а лодыри – отдыхающие наслаждаются плаваньем на корабле. Что же касается самого путешествия, то всё было, как у всех: и экскурсии, и магазины, и сувениры. Хотя нет… – При последних словах лицо Ларисы Валентиновны изменилась – на него легла тень, произошедших с ней в путешествии непростых событий.

В это время, вынырнувшее из-за лёгкого пухового белого облака, июльское солнце залило ярким светом пустынный причал, укутав жаркими лучами двух одиноко стоящих наверху женщин.

Лариса Валентиновна подняла голову и тут же, ослеплённая светилом, поспешно прикрыла глаза. Не обратив внимание на мимолётную неприятность, она, удивив бывшую ученицу, неожиданно проговорила с душевным надрывом:

– Было ещё кое – что… то, о чём я никому и никогда не рассказывала. Но с тобой поделюсь, – ты же всё равно не отстанешь! – И, немного помолчав, предложила: Давай так: ты бежишь за мороженым, а я буду тебя ждать вон там, на лавочке (кивком головы она указала на небольшой тенистый сквер позади них и лавочку под старым деревом, поражающий глаз густотой многочисленный веток с большими зелёными листьями). Вернёшься – и я тебе всё расскажу.

Когда Калерия возвратилась с двумя порциями мороженого и устроилась рядом с Ларисой Валентиновной, та начала свой рассказ.

II

« …Июль в том году выдался таким же жарким, как и в этом. Мы с мужем давно мечтали совершить экскурсионную прогулку по реке. Вот я и решила реализовать нашу мечту.

Трёхпалубный пароход выглядел вполне современным, к тому же он был только после ремонта. Я стояла на палубе, когда пароход стал отходить от причала. Я равнодушно смотрела на медленно удаляющийся берег, на оставшихся на берегу, машущих руками и что-то кричащих людей. Мне некому было ни кричать, ни махать рукой. Дочь, забросив мою дорожную сумку в каюту, ушла – у неё, студентки первого курса института, были свои дела. Ещё немного постояв на палубе, я спустилась в каюту.

Это был третий год после трагедии, отнявшей у меня мужа. Для себя я решила, что никому не буду портить настроение и очень постараюсь изображать довольного жизнью счастливого человека. Втайне я надеялась, что мне самой станет легче от этой игры и боль утраты перестанет терзать меня.

Через какое-то время пассажиров пригласили на обед. Ресторан располагался на третьей палубе, там же, где и моя каюта. Правда, места на корме оказалось не так уж много, поэтому столам пришлось почти прижаться друг к другу. За столом со мной сидели ещё три человека: муж с женой и женщина лет семидесяти. Мы познакомились. Каждый сказал о себе несколько слов. Я солгала, что мой муж неожиданно был отправлен в служебную командировку, поэтому я путешествую в одиночестве.

На протяжении всего обеда я чувствовала, что меня бесцеремонно разглядывают. Эти взгляды не были похожи на праздно – любопытные. В них я ощущала искреннюю заинтересованность моей скромной персоной. Стол, за которым я сидела, находился ближе к окнам, и я могла любоваться гладью реки и «проплывающими» мимо берегами. Но увидеть тех, кто сверлил меня глазами, было возможно, лишь повернув голову, так как их столик находился у входной двери и сбоку от меня.

Недолго думая, я смело оглянулась. И сразу же натолкнулась на весёлый искрящийся взгляд красивого молодого человека, внешне очень похожего на артиста Домогарова в начале его киношной карьеры. Возраст я не умею определять, но, на мой взгляд, ему было больше двадцати пяти, может, даже тридцать. Около него сидела ничем не примечательная девушка, которой я дала бы больше тридцати, и тоже разглядывала меня. Тогда я точно поняла, что это были за взгляды. Я бы назвала их оценивающими. Такими взглядами оценивают вещь, решая, подходит она человеку или нет, и я… -

Лариса Валентиновна вдруг прервала рассказ и с улыбкой обратилась к возмущённо поднявшей брови слушательнице: – Да, Лерочка, да. И не смотри на меня с таким изумлением. Представь себе – меня тоже покоробил тот факт. В общем, если не возражаешь, то я, пожалуй, продолжу. Итак, рядом с описанной мною парой был ещё мужчина, но я не решилась взглянуть на него. Расстояние до их столика было не более двух метров, но я отчётливо чувствовала вязкое тягучее горе, окутавшее его плотным коконом. Его состояние, так похожее на то, что я испытывала три последних года, словно подлив масло в огонь, усилило мою боль… – Бывшая учительница умолкла, но после небольшой паузы вновь заговорила, обращаясь к разволновавшейся Калерии: – Я думаю, что вся школа знала о моей трагедии, а уж ты, с твоей потрясающей «любознательностью», знала больше других. Я жила… хотя назвать жизнью моё существование в те годы, значит погрешить против истины. Я никак не могла, да и не хотела, смериться с утратой любимого человека. Показывать свою боль на людях я тоже не имела права, поэтому…

– Я помню, – перебила её Лера, – вы тогда хоть и улыбались нам, а глаза были грустными-грустными.

– Ну, если ты всё помнишь… ты же, кажется, у нас в тот год школу оканчивала? Ну да, точно, ты была выпускница. Только помнишь ты то, что было на виду, а то, что творилось у меня внутри… ни видеть, ни знать ты не могла. А там было темно, холодно и очень страшно: разрывалось кровоточащее сердце и мучилась душа.– По мере того, как она говорила, её голос тускнел, утрачивая привычное интонационное многообразие, а глаза, только недавно полные жизни, меркли. – В тексте одной из песен певца Стаса Михайлова есть такие слова: «Дай нам бог не хоронить любимых». Лучше не скажешь. Дай бог и тебе, девочка, не знать этого мучительного ада!

Если бы ты знала, Лерочка, как мы были счастливы! Муж всегда безоговорочно доверял мне, хотя возле меня постоянно крутились воздыхатели. Я, в свою очередь, никогда не обманывала его доверия. Он был верным, заботливым и нежным мужем, хорошим отцом и прекрасным семьянином. Теперь можешь представить весь мой ужас, когда я его потеряла… – Женщина опять замолчала, но уже через минуту тихо произнесла: – Извини, я, кажется, отвлеклась. Я просто хотела, чтобы ты… в общем, думаю, сейчас ты поняла, почему чужая боль с такой лёгкостью проникла в моё сердце. Итак, в ресторане мне стало нехорошо; и я поторопилась покинуть его.

III

Шли дни, наш пароход двигался к заданной цели – городу Мышкину. По пути мы делали много остановок. На берегу нас обычно ждали экскурсоводы, и мы, разделившись на несколько групп, дружно отправлялись знакомиться с городом и его достопримечательностями.

Всё это время я жила в каком – то тумане: что – то говорила, что-то спрашивала, с чем- то не соглашалась, о чём-то спорила. Но о чём говорила, что видела, где была… – ничего не помню. Я с головой проваливалась в прошлое, не замечая настоящего. Хотя нет. Я по-прежнему ловила на себе всё те же взгляды и тут же забывала о них. Да и какое мне было дело до их хозяев?! Я стремилась к свету и бежала от своего горя. Зачем же мне нужно было ещё обжигаться о чужое?!

Увы, как я ни обходила незнакомца, утонувшего в страданиях, наша встреча состоялась. Произошла она неожиданно как для него, так и для меня. Спустившись вместе с соседями по столу на первую палубу, чтобы посмотреть расписание остановок, я лоб в лоб столкнулась с двумя друзьями, смотревшими на меня в упор. Меня, как магнитом, притянули красивые, подёрнутые скорбью печальные глаза. Странно, но я, не замечавшая за собой ранее никаких экстрасенсорных способностей, прочла в его глазах рвущую сердце трагичную историю. Я славно увидела непоправимую драму молодой счастливой семьи: рождение ребёнка, смерть его матери и безутешное горе молодого мужчины, оставшегося на руках с младенцем.

Мне стала понятна и причина пристального внимания ко мне его друзей: они искали для друга мать ребёнку. Как я это поняла? Объяснить сложно. Видимо, одинаковое состояние наших с тем мужчиной душ подсказало её мне. В своей догадке я убеждалась каждый раз при случайной встрече с ним. Я видела, как он мечется, желая и не желая подходить ко мне. Ища мать ребёнку, он понимал, что она должна будет стать и его женой. Но всё существо его сопротивлялось: прошло слишком мало времени – ещё кровоточила рана утраты, и любовь к матери ребёнка жила в сердце.

Однажды, укутавшись в тёплую шаль (несмотря на жаркую погоду, на воде было весьма прохладно и ветряно) я сидела одна на палубе, погружённая в свои невесёлые мысли. Краем уха я услышала, как друзья скорбящего мужчины уговаривают его подойти ко мне. Но он так и не вышел на палубу. Плакала и моя душа.

Чтобы отвлечься от горьких мыслей, я часто посещала так называемую музыкальную гостиную. Там пассажиры демонстрировали свои таланты: кто читал стихи, кто пел, кто играл на фортепиано. Однажды я направилась туда с большим опозданием, но услышав, что кто-то уже поёт, осталась стоять за дверью, чтобы не мешать певцу.

Пел мужской голос под аккомпанемент фортепиано. Слышно было, что аккомпанировал себе сам поющий. Интуитивно почувствовав, кто был обладателем красивого голоса, я чуть приоткрыла дверь и, убедившись в правильности своей догадки, поспешила вернуться в каюту.

За ужином соседка с восторгом рассказала мне, какое удовольствие они получили от пения красивого молодого человека. Пожалев, что я не пришла, она заметила, что исполнитель, видимо, кого-то ждал, так как иногда поглядывал на дверь. И высказала предположение, что, скорее всего, он планировал обворожить одну из юных пассажирок, но та так и не пришла.

IV

Вторая наша встреча – такая же неожиданная, как и первая – произошла на экскурсии и носила чисто визуальный характер.

На одной из остановок, всех пассажиров парохода пригласили посетить картинную галерею. Прежде чем попасть в здание, где разместилась галерея, мы должны были взобраться вверх по высокому и довольно крутому холму. Было жарко, и подъём, несмотря на первозданную красоту окрестностей, не для всех оказался лёгким.

На этот раз нас не поделили на группы, и все пассажиры парохода оказались в небольшом зале картинной галереи. Было очень тесно, и я, чтобы хоть что-то увидеть, попыталась найти хоть какой-нибудь зазор между тесно сомкнувшимися телами. Наконец мне это удалось: я кое-как боком протиснулась между людьми и застряла.

Но здесь мне уже стало не до картин. Лицом к посетителям на низкой скамейке под картинами сидел он. Вид у него был совершенно потерянный: рубашка на груди расстёгнута, лицо бледное с серым нездоровым оттенком, потухшие глаза. Мне в тот момент подумалось, что у него от жары и сложного пешего подъёма стало плохо с сердцем.

Блуждающий взгляд мужчины натолкнулся на меня и замер. Глядя в мою сторону затуманенными глазами, он жестом рук неосознанно просил тех, кто загораживал мне видимость, расступиться.