Читать книгу: «Аристарх Игнатьев. Герой по найму»

Пролог

Человек смертен, и от этой злободневной истины, к сожалению, не отмахнуться и не откупиться. Можно лишь принять данную прописную истину как неотвратимый факт и постараться прожить свою жизнь в соответствии с классическим представлением, когда перед вратами вечности тебя не тревожит мучительная боль по поводу бездарно прожитых лет.

Заслуженная пенсионерка, мать двух дочерей и примерная жена прощалась с этим бренным миром, лёжа в уютной постели собственного дома. Смиренная улыбка освещала морщинистое лицо Валентины Ивановны, говоря о том, что зла она ни на кого не держит и благодарна прошедшей жизни за яркую палитру различных воспоминаний. Валентина Ивановна устало прикрыла глаза и перенеслась в своих воспоминаниях в счастливое и тяжёлое время, когда её семья переехала из небольшого таёжного посёлка поднимать неприступную целину. Хроника прожитых лет мелькала в памяти пожилой женщины полузабытыми кадрами и отчётливыми фотоснимками наиболее значимых событий. Руководящая должность, свадьба, рождение первого ребёнка. Пожилая женщина приоткрыла глаза, и в уголках её сухих век отчётливо блеснули серебром несколько скупых слезинок.

– Зинаида уже не успеет, – она подвела печальный итог своим долгим ожиданиям старшей дочери. – Мне очень жаль.

Младшая дочь Валентины Ивановны сидела в изголовье деревянной кровати и крепко сжимала материнскую ладонь. Раиса Михайловна Круглова как никто другой знала, что вопреки ожиданиям покидающей этот бренный мир женщины её старшая сестра сейчас находится отнюдь не на борту самолёта, совершающего международный перелёт. Бывшая поданная Страны Советов Анфиса Круглова, а ныне гражданка Греции Анфиса Полупундрике находилась на одной из вилл своего законного супруга, и возвращаться к родным берегам не планировала. Вместо этого она медленно поднялась с шезлонга, небрежно скинула с плеч халат и окунулась в прохладу огромного бассейна.

– Рейс задерживают, мама, – Раиса Михайловна всячески пыталась оградить Валентину Ивановну от горькой правды. – Она прилетит, правда.

– Двадцать лет уже летит, – печальная улыбка озарила светлый лик умирающей женщины. – Ну да Бог ей судья.

Как правило, каждый человек, покидающий наш праведный мир, уносит с собою в вечность множество тайн и целый ребус разноплановых загадок. Валентина Ивановна же, уходя, решила приоткрыть завесу тайны над непрочитанной главой прошедшей жизни. Время, когда держать язык за зубами было жизненно необходимой гарантией, кануло в Лету, и вместе с ним исчезли и многие опасения по поводу обоснованности своего последнего шага. Валентина Ивановна жестом подозвала дочь и, склонившись над её ухом, поведала занимательную историю, уходящую своими корнями в Смутные времена двоевластия и отчётливо поблёскивающую в свете нового дня золотыми россыпями царской казны.

Глава 1

Ночная Москва прекрасна лишь тогда, когда ты любуешься ею сидя на заднем диване нового «мерседеса» представительского класса или на худой конец за рулём последнего родстера от BMW. Когда же ты пытаешься заглянуть в душу столице сквозь грязное оконное стекло собственной кухни размером в шесть квадратных метров, то видишь нечто совсем иное, и душой это назвать сложно.

Аристарх Петрович Игнатьев печально вздохнул и обеспокоенно плюнул в распахнутую створку окна. Он усадил своё некогда могучее тело на табурет и, опершись спиной о стену, закурил. Приятная прохлада летней ночи навевала мысли исключительно философского характера, а несмолкающая третью ночь к ряду автомобильная сигнализация разбирала их на цитаты и пробуждала непоколебимую агрессию в жильцах всех окрестных домов.

Пронзительный дверной звонок раздался одновременно с тем, как сигаретный пепел упал на пивной живот Аристарха Петровича, заставляя его прервать порочный круг собственных мыслей и затушить окурок в хрустальной пепельнице.

Игнатьев распахнул дверь и водопадом низменных желаний пробежал по пышному телу соседки.

– Тебе чего надо, Котикова? – он лукаво улыбнулся и сделал шаг в сторону. – Только не говори, что ты за солью пришла.

Марина Николаевна Котикова за долгие годы соседства привыкла к неприкрытому цинизму и своеобразному юмору Аристарха Петровича. А потому без долгих церемоний прошла на кухню и, вытащив из пачки сигарету, ловко крутанула колёсико зажигалки.

– Ночь на дворе, Аристарх, – Котикова сделала глубокую затяжку и выдохнула табачный дым в открытое окно.

– Что-то я не пойму, Маринка, – Игнатьев сфокусировал взгляд на выступающих из-под халата ногах пышногрудой соседки. – Обычно если разведённая женщина является в гости к одинокому мужчине посреди ночи, то означать это может лишь одно. Женщине тоскливо и одиноко. Ей хочется тепла и ласки.

Аристарх Петрович печально причмокнул и вынес окончательный вердикт своей логической последовательности.

– Но судя по твоим небритым ногам и отсутствию макияжа на сонном лице, пришла ты не за этим.

– Всё верно, дорогой, – наигранная улыбка Марины Николаевны красноречиво свидетельствовала о том, что её поздний визит носит исключительно деловой характер.

– Понятно, – Игнатьев бессильно пожал плечами и хитро прищурился. – А могла бы и порадовать моё серое одиночество своей женственной благосклонностью.

– Могла бы, Аристарх. Но не буду. Поскольку берегу себя для принца. И на меньшее не размениваюсь.

– Для принца? – Игнатьев невольно поморщился, и уголки его потрескавшихся губ растянулись в широкой улыбке. – Это в сорок-то лет, и после двух неудачных браков.

– Именно, – Котикова уверенно кивнула головой. – Ты вот когда сахар в чашку с чаем сыпешь, он что, на поверхности плавает?

Неожиданный вопрос Марины Николаевны застал Аристарха Петровича врасплох.

– Да вроде как на дне оседает, – Игнатьев неопределённо пожал плечами. – А ты это вообще к чему?

Марина Николаевна выбросила окурок в окно и села на табурет.

– А к тому, друг любезный, что самое сладкое оно всегда на дне.

Аристарх Петрович пристально всматривался в светлые очи Марины Николаевны, пытаясь разгадать цель её неожиданного визита. Котикова, в свою очередь, вкрадчиво смотрела в беспросветную муть соседских глаз, пытаясь выстроить безупречную наступательную позицию.

– А ты чего трезвый, Аристарх? Сухой закон в стране объявили или как?

– Да нет, – Игнатьев отмахнулся от грустной правды, словно от назойливой мухи. – Виной всему недостаток финансирования и надрывная душевная хмарь.

Получив достоверный и вполне ожидаемый ответ, Марина Николаевна сделала уверенный шаг навстречу своему безмятежному сну. Она ловким движением руки извлекла из кармана пятисотрублёвую купюру и положила её на стол.

Неожиданный поворот событий, раскинувшийся перед ногами Аристарха Петровича непорочностью альпийских лугов, бесконечно обрадовал его измученный вынужденным простоем трезвости организм.

– Нет, Маринка, – Игнатьев категорично мотнул головой. – Я так не могу. Я не такой. Чтобы с женщиной в постель за деньги. Никогда. К тому же у тебя небритые ноги и мятый халат. Нет. И не стоит падать на колени и просить меня о снисхождении. И даже если ты бросишь на этот стол ещё двести рублей, к ожидаемому результату это не приведёт.

– Какой талант пропадает, – Котикова одобрительно коснулась руки своего одарённого соседа. – Слушай, Аристарх, твоё место в «Кривом зеркале». Да тебя сам Петросян на руках носить будет, а ты здесь сидишь и бухаешь днями напролёт. Нехорошо.

– Нехорошо в тапки хозяину гадить и за голыми женщинами в бане подглядывать. А жизненную позицию отдельного индивидуума нужно уважать, ну или хотя бы относиться к ней терпимо.

Аристарх Петрович, догадываясь о том, что своими умудрёнными речами может спугнуть потенциального клиента, аккуратно взял со стола предложенные деньги и спрятал их в задний карман потёртых джинсов.

– Что делать нужно, Маринка?

– Спать хочу, – Котикова начала издалека.

– И что от меня требуется? Колыбельную спеть или кроватку покачать?

– Заткнуть эту поганую сигнализацию, – Котикова раздражённо покосилась в сторону окна. – Нужно объяснить этому козлу, что он не прав. Объяснить жёстко и безотлагательно.

Аристарх Петрович одобрил призыв к справедливости уверенным кивком головы.

– Согласен.

Марина Николаевна получила поддержку и одобрение в лице неустрашимого борца за непорочность идеалов и чистоту помыслов. В глубине души она надеялась, что здоровый младенческий сон накроет её этой ночью с головой и унесёт в страну невесомых грёз и сладостного покоя.

– Ну, поскольку недостаток финансирования более не является преградой к заветной цели, – Котикова встала с табурета и устремилась к входной двери. – Смею откланяться.

– А как же быть с надрывной душевной хмарью? – желание использовать ситуацию по максимуму толкнуло Игнатьева навстречу пьянящей неизвестности.

Котикова остановилась возле двери и с удивлением взглянула на своего непредсказуемого соседа.

– Это ты сейчас о чём, Игнатьев?

– Об изменчивости женской натуры.

Аристарх Петрович походкой человека, жизнь которого удалась, вплотную приблизился к аппетитной соседке и, ухватив её двумя руками за ягодицы, неловко чмокнул в губы.

Смелый поступок Аристарха Петровича пришёлся не ко двору.

– Да я тебя… – негодование Котиковой вылилось в масштабный протест. – Ах ты, кобель!

Королева подъезда с мощью арктического ледокола оттолкнула от себя воспылавшее неожиданной страстью тело соседа, намереваясь перейти с лёгкой оборонительной позиции в настоящую контратаку.

– Стоять, женщина!

Аристарх Петрович, ни на минуту не сожалея о проделанной работе, попытался внести в общую сумятицу щепотку ясности и горсть определённости.

– Помни, я тебе нужен, – Игнатьев отступил на шаг назад и вжался спиной в стену. – Я – гарант твоего безмятежного сна. Я – твоя надежда на приятное пробуждение.

– Мудак ты, Аристарх, – Котикова укоризненно покачала головой и распахнула дверь. – Иди работай, гарант.

Вместе с тем, как неуёмная страсть Аристарха Петровича покинула его скромное жилище, радость новых начинаний влетела в распахнутое окно стандартной двушки очередной волной раздражающего звука.

Глава 2

Бродячая кошка встречала ночное правосудие жалобным урчанием, говоря на понятном только ей одной языке о том, что она давно не ела и не спала на мягком кресле.

Аристарх Петрович не обошёл стороной потребности братьев наших меньших и погладил общительного представителя семейства кошачьих по голове. После он пообещал, что если она его дождётся, то миска гречневой каши с молоком ей обеспечена.

– Я скоро, – на прощание бросил Игнатьев.

Аристарх Петрович, примерив на себя образ карающего небесного ока, крепче сжал в руке старое шило и направился к несмолкаемому чуду японского машиностроения. Оплаченное возмездие медленно обошло мерцающий всеми огнями паркетник по кругу и по очереди пробило все четыре колеса. Пока автомобиль медленно опускался на обода литых дисков, Аристарх Петрович в спешном порядке размышлял над тем, как же всё-таки заткнуть это порядком поднадоевшее транспортное средство.

Неожиданный свистящий звук сверху заставил опытного диверсанта резко присесть и обхватить непокрытую голову обеими руками. Оглушительный звук удара пробежал по напряжённым сухожилиям Аристарха Петровича пугающим холодком, а упавшие рядом консервированные помидоры и мелкие осколки стекла доподлинно утверждали, что справедливость ещё жива и глас народа не заткнуть бессмысленными угрозами.

– Вот оно как!

Народный мститель разогнулся и с любопытством взглянул на автомобиль, а точнее, на то, что от него осталось. Сброшенная с высоты двенадцатого этажа трёхлитровая банка с домашними заготовками промяла крышу некогда престижного паркетника буквально до пола, заставив его замолчать раз и навсегда.

– Спи спокойно, Маринка, – Игнатьев наспех перекрестился и направился в сторону ночного магазина.

Аристарх Петрович сжимал в руке заветную купюру, предвкушая радость от скорого банкета на одну персону. Но у проказницы-судьбы, по всей видимости, имелись свои собственные планы на заплутавшего в лабиринтах непроглядной действительности человека.

– Помогите! – пронзительный крик о помощи явственно свидетельствовал о том, что кто-то, где-то и каким-то известным только ему одному способом угодил в беду.

Аристарх Петрович, как человек с богатым жизненным опытом, знал, что эта самая беда не приходит одна, оттого и встревать в чужие разборки находил занятием неблагоразумным и зачастую опасным. Проходя стороной мимо очередной проблемы, бывший офицер ненароком вспомнил девиз некогда родной десантно-штурмовой бригады, который гласил: «Никто кроме нас». Так было написано на бригадном гербе, и именно эти буквы были выведены на шевроне каждого отдельного бойца, в аккурат под раскрытым куполом парашюта и возвышающейся над ним волчьей пастью.

– Оно тебе надо? – Игнатьев предосудительно покачал головой и двинулся на повторный призыв к помощи.

Банальная жизненная картина маслом предстала перед взором случайного заступника классическим сюжетом.

– Отойди от девчонки, извращенец.

Аристарх Петрович спокойно взирал, как уже немолодой мужчина в строгом костюме насильно пытался затащить молодую девушку в салон своего неприлично дорогого автомобиля. Девушка упиралась, царапалась и кусалась, но силы, что говорится, были неравными, и финал этой истории был заранее предопределён.

– Эй, уважаемый, я к тебе обращаюсь, – Игнатьева слегка разозлило, что его внезапное присутствие не произвело ни на одну из сторон уличного противостояния должного эффекта.

– Спасите меня! – обречённая просьба сорвалась с губ девушки.

– Ну, неужели, – Игнатьев многозначительно пожал плечами и двинулся навстречу сексуально озабоченному богачу.

Все проблемы несчастной девушки Аристарх Петрович решил одним выверенным ударом, которого оказалось вполне достаточно, чтобы отправить владельца престижной иномарки в глубокий нокаут.

– Домой иди, – небрежно бросил Игнатьев и ступил на тропу заранее спланированного маршрута.

Глядя на изумлённое лицо девушки, вряд ли можно было с полной уверенностью сказать, что неожиданное спасение её обрадовало. Напротив, растерянный взгляд, направленный в сторону поверженного мужчины, говорил о глубоких личных переживаниях и простом человеческом сочувствии.

– Эй! – девушка обозначила своё присутствие бессвязным окриком.

– Чего надо? – Игнатьев нехотя обернулся.

– Вы его что, убили? – испуганно произнесла девушка.

– Жив он. Минут через десять очнётся и поедет домой.

– Точно через десять минут? – девушка недоверчиво взглянула на Игнатьева.

Аристарх Петрович неуверенно развёл руки в стороны и задумчиво улыбнулся. Навеянная извне мысль относительно необходимости контролировать неугомонное время, мелькнула в голове спасителя всех обиженных и угнетённых искрой внезапного озарения.

– С паршивой собаки хоть шерсти клок, – народная мудрость, озвученная Игнатьевым, плавно перешла из разряда словесного фольклора в категорию конкретных действий.

Аристарх Петрович склонился над телом поверженного противника и ловко снял с запястья его левой руки сверкающие позолотой часы.

– Что вы делаете? – изумлённо прошептала девушка.

– Трофей, – Игнатьев гордо улыбнулся и одел честно отвоёванное имущество на руку. – С него не убудет, а мне приятно.

– Ну да, – девушка недоверчиво покосилась на спасителя. – Пошли.

– Куда? – Игнатьев смущённо осмотрелся по сторонам. – Домой иди, девочка. Уроки делай.

– Меня Женя зовут, – представилась девушка. – И университет я окончила пять лет назад.

Народная мудрость относительно того, что маленькая собачка – до старости щенок, как нельзя лучше характеризовала внешние данные Евгении Валерьевны Кудрявцевой. В свои двадцать шесть лет девушка выглядела максимум на девятнадцать. Невысокий рост, худощавое тело и милая наивная улыбка превращали владелицу красного диплома МГУ в несмышлёную абитуриентку, приехавшую покорять неприступную столицу из забытой Богом глубинки.

– И что мне с тобой делать?

– А ничего не делать, – резко отрезала Кудрявцева. – Напоить чаем и уложить спать. А утром, как только откроется первая станция метро, я удалюсь. Когда ты проснёшься, меня уже не будет.

– Хотелось бы верить, – Игнатьев упреждающе потряс указательным пальцем. – Но только учти, ты меня не прельщаешь как женщина.

– Это ещё почему?

– Тощая, – на ходу бросил Игнатьев.

– Стройная, – обиженно буркнула Кудрявцева.

Аристарх Петрович остановился и пробежал взглядом по стройному телу Евгении Валерьевны.

– Грудь где?

– Дома оставила, – Кудрявцева осуждающе покачала головой.

– Хорошо, что мозги захватила. Пошли.

Игнатьев недоверчиво покосился на случайную спутницу, в сотый раз убеждаясь в том, что ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным.

– Аристарх Петрович меня зовут.

– Сойдёт, – Кудрявцева небрежно кивнула головой и остановилась посреди двора. – Слушай, Аристарх Петрович, а куда мы, собственно говоря, шагаем?

Глава 3

Мечты должны непременно сбываться, иначе они превращаются в навязчивые идеи и отравляют нашу жизнь горьким послевкусием степной полыни. Потаённые желания Игнатьева реализовались в самые кратчайшие сроки, привнеся в тихую гавань его средних лет душевный покой и пьянящую безмятежность. Кухонная идиллия прельщала взгляд Аристарха Петровича непривычным многообразием различных нововведений. Вместо дешёвой водки на его столе стоял приличный коньяк, а ливерную колбасу заменяло копчёное сало. И всё это отражалось в лице хозяина скромных квадратных метров тихой радостью бытия. Одиночество также покинуло Аристарха Петровича в рамках этой бессонной ночи. Напротив, через стол, сидела красивая девушка, возле ног крутился новый обитатель квартиры – пушистая кошка, с именем которой новоиспечённый владелец не стал заморачиваться.

– Машка! – Игнатьев плеснул в миску гречневой каши стакан молока и поставил в угол. – Ешь иди.

Евгения в очередной раз наполнила рюмку пятизвёздочным коньяком и лукаво улыбнулась гостеприимному хозяину.

– Давай, Аристарх Петрович. За мир во всём мире.

– Согласен, – Игнатьев ловко опрокинул рюмку и благодарно взглянул на Кудрявцеву. – Хороший напиток. Последний раз что-то подобное выпивал ещё в мае сорок пятого. Откуда у тебя деньги на такие изыски, красавица?

– Папа дал, – отрешённо произнесла Кудрявцева. – Лет-то тебе, сколько Аристарх Петрович? Что-то не похож ты на ветерана Великой Отечественной.

Игнатьев задумчиво почесал затылок и наколол на вилку кусок сала.

– Да ты тоже не очень смахиваешь на дочь олигарха.

– Ты не ответил, – Кудрявцева пристально взглянула на своего собеседника.

– Сорок шесть, – Игнатьев смиренно пожал плечами. – Годы, они, милая, никого не щадят.

Евгения Валерьевна недовольно сморщилась, когда небольшое кухонное помещение заполнил едкий табачный дым.

– Годы здесь ни при чём, Аристарх Петрович. Спиртное и табак. Вот они действительно никого не щадят. Ты зачем себя гробишь?

Евгения заглянула за край бытия одинокого мужчины, намереваясь разложить колоду его прошлых неудач по полочкам.

– Что, жизнь совсем не удалась?

Аристарх Петрович не был готов к подобного рода откровениям. А потому лишь удивлённо мотнул головой и слегка нахмурил левую бровь.

– Девочка. А ты часом не факультет психологии оканчивала?

– Журналистика, – Кудрявцева доброжелательно улыбнулась.

– В газете работаешь? – предположил Игнатьев. – Жёлтая пресса.

– Нет, – уверенно отрезала Кудрявцева. – Я помогаю отцу вести бизнес.

– Папа у нас, значит, всё-таки олигарх?

– Ну, – Кудрявцева уклончиво качнула головой. – Что-то вроде этого.

– А чем занимается мать в вашем добропорядочном семействе? – любопытство Игнатьева набирало обороты.

Аристарх Петрович не спешил раскрывать карты собственной жизни. Он решил предварительно удостовериться в искренности своего оппонента. Где-то в глубине своей уставшей души Игнатьев смутно догадывался о том, что вся эта неоднозначная ситуация в скором времени призовёт в его серую жизнь глобальные перемены.

– Она нас бросила, – Кудрявцева наполнила рюмку коньяком и залпом выпила. – Тогда мне было шесть.

Аристарх Петрович подвинул к Евгении тарелку с салом.

– Влюбилась в капитана дальнего плавания и умчалась с ним за тридевять морей?

– Именно, – Кудрявцева подтвердила догадку Игнатьева. – Туда, где климат мягче и забот меньше.

– Турция?

– Нет, – Кудрявцева категорично покачала головой. – Греция. Мать работала переводчиком в Министерстве иностранных дел Союза Советских Социалистических Республик.

Евгения наполнила рюмку и протянула её Аристарху Петровичу.

– И вот однажды в Москву прибыла делегация греческих парламентариев, – Кудрявцева продолжила печальное повествование. – Возглавлял делегацию премьер-министр.

– Дальше можешь не рассказывать, – Игнатьев выпил и на выдохе прикрыл рот тыльной стороной ладони. – Переводчиком была назначена твоя мать, которая в скором времени поняла, что безумно влюбилась в импозантного политика и уже не смыслит своей дальнейшей жизни без него.

– Что-то вроде того, – Кудрявцева устало провела ладонью по лицу. – От неё осталась лишь записка, в которой она просит её понять и простить.

– Печально, – Игнатьев тяжело вздохнул. – И что, больше не виделись?

– Нет, – Кудрявцева небрежно махнула рукой, давая понять, что больше бередить старые раны она не желает. – Ну а ты как?

– Что как? – расплывчатая формулировка вопроса слегка смутила Игнатьева.

Евгения пробежала взглядам по обшарпанным стенам кухни и остановила свой взор на недельной щетине, наполовину скрывающей лицо профессионального выпивохи.

– Как до такой жизни докатился?

– А! – Игнатьев, с трудом сообразив, откуда ноги растут, криво улыбнулся и наполнил рюмку. – Методом проб и ошибок.

– Это как?

– Пробовал собственными руками слепить семейное счастье да ошибся на повороте. Вот с тех пор всё на обочине и стою.

– А если добавить в эту душещипательную историю немного конкретики? – Кудрявцева оценивающе взглянула на своего неоднозначного собеседника.

– Да как-то сразу всё не задалось, – Игнатьев выпил и грустно улыбнулся. – Боксом в юности занимался. Мастер спорта, чемпион страны. Главный претендент на Олимпийские игры. За две недели до сборов попал в аварию. Перелом руки, сотрясение мозга. Вместо ринга больничная палата, а перчатки, соответственно, заменил гипс.

– Печально, – Кудрявцева сочувственно покачала головой. – Мечта всей жизни рухнула в одночасье.

– В точку, – Игнатьев утвердительно кивнул. – Затем служба в армии. И вот как-то сразу я проникся этой идеей. Ощутил себя нужным, так сказать, на своём месте. Нашёл себя, причём в одночасье. После службы поступил в военное училище, окончил с отличием и вернулся в родную часть.

– И стал образцовым советским офицером.

– Для которого честь мундира и офицерская преданность были превыше всего, – добавил Игнатьев. – Через год к нам в медсанбат прислали на практику медсестру.

Игнатьев мечтательно улыбнулся.

– Молодая, красивая, образованная.

– Влюбился? – заинтересовано поинтересовалась Кудрявцева.

– Не то слово. Утонул сразу. С головой.

– А после – свадьба, медовый месяц, совместные планы на долгую семейную жизнь, – догадалась Кудрявцева.

– Не без этого, – Игнатьев наполнил рюмку и протянул девушке.

Аристарх Петрович смотрел в глаза Евгении и никак не мог понять, чем его так проняла эта практически незнакомая девчонка, перед которой он с такой лёгкостью распахнул двери своего прошлого.

– Счастье длилось ровно год, – подвёл итог своего безрадостного рассказа Игнатьев.

Евгения опустошила рюмку и закинула в рот кусок сала.

– И что же встало на пути вашей семейной идиллии?

– Майор из штаба, – неприятные воспоминания заставили Игнатьева крепко сжать кулаки и зубы. – Классический вариант. Муж без предупреждения возвращается домой и застаёт свою глубоко обожаемую супругу в объятиях другого мужчины.

– Страшно подумать, что после этого произошло с майором.

– В принципе, ничего страшного. Перелом челюсти в двух местах, сотрясение мозга.

– На этом, смею полагать, история окончена, – Кудрявцева вопросительно взглянула на своего собутыльника.

– Никак нет, – отрапортовал Игнатьев. – Майор этот, гнида, обиды не простил. Тогда в самом разгаре был вооружённый конфликт с республикой Афганистан. Он, долго не думая, и подмахнул бумажку о моей командировке.

– И ты попал на войну?

– Не попал, – Игнатьев бессильно развёл руки в стороны. – Потому как решил отметить это событие, причём с размахом. Ресторан, путаны, красная икра, танцы.

– И?

– Кавказцы в тот день что-то праздновали. К девушкам моим начали приставать. Очень нагло себя вели.

– И ты их научил хорошим манерам?

– Не то чтобы, – Игнатьев закурил. – Но как минимум попытался. Наказал я их жёстко и безотлагательно. Однако и самому выйти из воды сухим не удалось. Два ножевых ранения.

– Ничего себе! – Кудрявцева заторможено провела рукой по волосам.

– Три месяца в госпитале. После суд, условный срок.

– А служба?

– А к тому моменту, как я вышел из больницы, меня уже уволили из рядов советской армии задним числом и заклеймили позором, – ответил Игнатьев.

– А при чём здесь позор?

– Ну, как же. Меня обвинили в трусости. Дескать, я специально бросился на нож, чтобы избежать ужасов войны. В общем, не офицер – тряпка. Позор части и всех вооружённых сил.

– И здесь также не обошлось без твоего майора?

– А дальше пить начал, – Игнатьев продолжил свой безрадостный рассказ. – На север подался, нефтяные скважины бурил, лес валил, шишки с кедров сшибал.

– Но к былому ощущению счастья приблизиться так и не смог? – Кудрявцева констатировала неприглядный факт.

– Ладно, – Игнатьев безразлично махнул рукой. – Кто старое помянет, тому нового не видать.

Аристарх Петрович опрокинул рюмку горькой под свой же импровизированный тост и посадил на колени своего домашнего питомца.

– У меня вон теперь Машка есть.

Евгения в полной мере получила ответы на свои многочисленные вопросы, главным критерием которых было определить личную порядочность Аристарха Петровича. После этого она нагло заглянула в дырявые карманы Игнатьева.

– Ну а на жизнь, водку и ливерную колбасу ты чем зарабатываешь?

– Эх, милая, – Игнатьев тяжело вздохнул. – Хотел бы я рассказать тебе историю о том, как по ночам пишу отчёты для крупных финансово-инвестиционных компаний. Или же поведать сказку, что мастерски вырезаю фигурки из бивня мамонта, да только от грустной правды никуда не укроешься. Грузчик я, Женя. Призвание у меня такое – помогать людям.

– Постоянное место работы? – поинтересовалась Кудрявцева. – Социальный пакет, отпуск, официальная зарплата.

– Ага, – Игнатьев скептически поморщился. – А ещё бесплатный проездной на все виды наземного транспорта и пятидесятипроцентная скидка на посещение дельфинария.

– Значит, от случая к случаю подрабатываешь?

– И всё больше по ночам, – уточнил Игнатьев.

Евгения Валерьевна окончательно собрала красочный пазл под негромким названием «непутёвая жизнь Аристарха Игнатьева». Девушка отметила про себя, что овчинка явно стоила выделки, и двумя руками растрепала свои густые русые волосы. Сразу после этого она медленно поднялась из-за стола и направилась в сторону спальни.

– Спокойной ночи, – Кудрявцева сонно зевнула и оставила хозяина наедине со своим мохнатым питомцем.

Аристарх Петрович несильно расстроился потери собеседника и, наполнив рюмку элитным напитком, с особой нежностью и трепетом погладил дворовую кошку.

– Вот и встретились два одиночества, – Игнатьев хлопнул рюмашку и, блаженно улыбнувшись, прижался небритой щекой к довольной кошачьей морде. – Вдвоём-то оно всегда веселее.

Аристарх Петрович неожиданно для себя вспомнил детскую песенку, в которой говорилось, что вместе и по просторам весело шагать, и песня звучит красочнее в хоровом исполнении. Пьяный взгляд Игнатьева небрежно упал на циферблат трофейных часов, пытаясь прочитать название известного бренда. Знание английского языка на школьном уровне позволило бывшему троечнику воспроизвести лишь отдельные буквы латинского алфавита.

– Хорошие часы, – Игнатьев подвёл жирную черту под своими стараниями. – И к тому же явно недешёвые.

Последнее предположение Аристарха Петровича не было лишено здравого смысла, хотя и не отражало всей истинности данного утверждения. Если бы кошка Машка могла говорить и шепнула бы на ухо своему хозяину фактическую стоимость конкретного экземпляра ограниченного выпуска, он сильно бы удивился. После, скорее всего, упал бы в обморок, но сначала удивился бы.

Свежеиспечённый обладатель роскошных часов «Филипп Патек» долго не мог уснуть. И виной всему была даже не Машка, самым наглым образом пытавшаяся отвоевать для себя добрую половину перьевой подушки, и наглый комар здесь был ни при чём. Эскадрон шальных мыслей Аристарха Петровича всё кружил вокруг да около, так и не решаясь приблизиться к заброшенному хутору, имя которому безысходность. Игнатьев, как никто другой, понимал, что вся его жизнь не стоит и ломаного гроша, а сам он личность слабохарактерная и инертная.

– Неудачник, – сквозь полудрёму пробубнил Игнатьев и перевернулся на другой бок. – Лентяй.

Машка, неожиданно разбуженная невнятным бормотанием, сонно приоткрыла правый глаз и, проявив к своему хозяину поистине человеческое сострадание, несколько раз лизнула его лоб языком. И если бы она всё-таки могла говорить, то в данную минуту произнесла бы что-нибудь типа:

– Не дрейфь, хозяин, прорвёмся!