Читать книгу: «Никогда не поздно. Сборник рассказов №1»

Шрифт:

ISBN 978-5-0060-1569-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Зов огня

В кромешной темноте где-то совсем близко кричала сова. Я пугливо шарахнулся и налетел на ствол сухого дерева, кора которого шершавая как наждачная бумага.

Голова закружилась. На мгновение мне почудилось, что я сбился с пути, посмотрел не в ту сторону и засомневался, куда лететь дальше. Но из темноты-то надо выбираться, потому что губительно оставаться в ней, когда ты один, да еще и в лесу.

Выдохнув, я тронулся с места. Сова снова заухала, словно подбадривая меня смотреть только вперед, не отвлекаться по сторонам, где подозрительно шуршала пожухлая листва.

Волк или медведь мне не страшны, а ящерицы и жабы спрятались глубоко под землей, чтобы переждать холода. Земноводные всегда так: чуть запахло льдинкой в воздухе – сразу делают ноги вниз. И, пока они там отсыпаются, мне легче жить.

– У-у-у-ух-ух! – сверху надо мной проворчала сова и умолкла, но я чувствовал ее взгляд из темноты. Она следила за мной, а я упрямо двигался дальше, не сбавляя скорости, иначе мой страх заметят мои лесные враги.

Впереди раздались голоса, человеческая речь.

Я подскочил ближе и спрятался за деревом. Из-за его ствола было удобно следить за людьми.

Их было двое. Одетые по-походному с тяжелыми рюкзаками на земле они сидели перед ярким костром и грели руки, подставив ладони ближе к игривым языкам пламени.

Огонь среди кромешной темноты – это как маяк. Я словно заблудившийся корабль, который все это время искал место, где меня приютят.

Пламя манило меня, звало выйти из тени, а я все не решался.

Из лесной тьмы ко мне подлетела моя давняя знакомая. Свет близкого огня заиграл в ее глазах.

– Почему остановился? – тихо прожужжала она.

– Любуюсь, – просто ответил я. – Огонь так притягателен, что мне долго не продержаться. Он зовет меня, слышишь?

Знакомая прислушалась и мотнула головой.

– Нет, не слышу. Я глуха к кострам. Они не говорят со мной.

– Жаль, – вздохнул я. – Он не только красив собой, но и голос у него чарующий!

– Тогда выходи к нему! Или ты боишься?

Я снова выглянул из-за дерева, проверяя полянку. Люди жались друг к другу. Им уютно с костром. Он грел их, дарил покой даже в ночном лесу.

– Наверное, ты права, – кивнул я. – Только я слышу огонь, понимаю, как он одинок… и только я могу ему помочь, утешить, сказать, что пламя не так страшно как кажется.

Моя знакомая грустно улыбнулась:

– Но ты же знаешь, что случится потом?

Как не знать, если это уже стало легендой и за несколько десятков лет обросло еще большими подробностями. Конечно, я понимаю, что зов одиночества огня губителен для меня, но что поделать? – я не могу отказать ему и не отозваться, даже если мне страшно.

– Такой уж я, – ободряюще улыбнулся доброй знакомой и сорвался с места.

Огонь заискрил, приветливо замахав языками. Сухие ветки затрещали – как мог, костер выказывал дружелюбие и простирал ко мне огненные руки, чтобы заключить в объятия.

С улыбкой я юркнул вниз и прильнул к горячему сердцу моего нового друга.

– Не бывает чувств без боли, – грустно вздохнув, проронила моя знакомая, прячась за деревом и издалека любуясь пламенем. – Поэтому жизнь и прекрасна, что в ней есть чувства.

А люди продолжали сидеть перед костром, греясь о его трескучие бока. Они даже не заметили, как один отчаянный мотылек ринулся навстречу огню и, столкнувшись с его опаляющими языками, превратился в пепел.

Июнь 2022г.

Прекрасное внутри

Бабочка неустанно билась крыльями о стекло. Толстые стенки пол-литровой банки искажали яркие линии рисунка на бархатных крылышках. Я наблюдала за попытками насекомого освободиться, прикидывая, какие эксперименты могу провести. И чем скорее придумаю, тем лучше, иначе бабочка сдохнет, не дождавшись моих пыток.

– Что делаешь? – ко мне подошла Ирка, моя школьная подруга. Мы живем в одном дворе, и часто видимся даже летом. Вот и сейчас, увидев меня на детской площадке перед домом, она вышла на прогулку, чтобы составить мне компанию.

Я показала ей банку с порхающей бабочкой.

– Смотри, кого я отловила! – похвасталась перед ней уловом. Банка стояла на скамейке чуть поодаль от меня, так что Ирка с легкостью могла рассмотреть пленницу со всех сторон. – Правда, красивая?

Длинное тельце с закрученными усиками и синие резные крылья в черную крапинку. Отчаянный тихий стук по стеклу и безмолвная просьба подействовали на Ирку, и она с грустью задала только один вопрос:

– Зачем?

– Как «зачем»? – удивилась я в ответ. – Хочу сохранить эту красоту у себя, чтоб перед всеми хвастаться! Вовка Смирнов говорил, что тоже собирает бабочек и сушит их. У него уже целая коллекция засушенных на стене висит.

Ирка поморщилась, будто у нее все зубы разом разболелись.

– Ну, и зачем? – Подруга не оценила мое новое увлечение. – Зачем бабочка страдает?

– Ну-у-у, – задумчиво протянула я, размышляя над ответом. – Просто так…

Светлые брови Ирки сомкнулись на переносице. Подбоченившись, она жестко сказала:

– Просто так?! С каких пор моя подруга – убийца бабочек?!

Обида волной поднялась во мне и захлестнула с головой.

– Но я не одна так делаю! Почему ты злишься? Это всего лишь бабочка – маленькое насекомое! Таких сотня летает! И все их ловят!

– Да, и Вовка Смирнов сушит бабочек, а потом украшает ими стены, – согласилась Ирка, что таких как я много и всех не отучишь коллекционировать. – Только куда приятней смотреть на живую бабочку, на ее полеты, а не хранить у себя горы трупов красивых насекомых. Какой смысл мучить их?

– Чтоб оставить на память.

– А можно оставить приятное воспоминание, – печально вздохнула Ирка, поняв, что меня очень сложно переубедить. Она села на скамейку по ту сторону от банки и взяла ее в руки, где с надеждой трепетали синие крылышки. – И когда ты стала палачом?

Я пожала плечами, не став объяснять, что еще неделю назад не страдала коллекционированием насекомых. Меня подсадили совсем недавно в одной группе в социальных сетях.

Так и не дождавшись от меня ответа, Ирка оторвала взгляд от банки и искоса взглянула на меня.

– Не выношу, когда кто-то мучается, – нахмурилась подруга.

Я не успела среагировать и остановить ее, когда она, приложив немного усилий, отвинтила жестяную крышку и открыла бабочке путь к свободе.

Мгновение – и синие крылья с радостью упорхнули из заточения, поднявшись ввысь над детской площадкой.

Я зажмурилась, чтобы не расплакаться. Знала бы Ирка, с каким трудом удалось поймать эту бабочку!

– Ну и что так лучше? Она исчезла из виду!

– Пусть летит, – улыбнулась Ирка небу и малюсенькой синей точке в нем. – Лучше свободная живая бабочка, чем мертвец на стене.

Июль 2021г.

Собеседники

Был уже поздний вечер. Ванюшка плелся по вагону, окидывая скучающим взглядом верхние полки, где одеяла подпрыгивали при каждом стуке колес и издавали ужасный свистящий звук. Сначала одеяла втягивали в себя воздух, а потом резко выдыхали. Ванюшка весь с ног до головы покрылся гусиной кожей. Не на шутку испугавшись, мальчик побежал вглубь длинного вагона. Когда мама хватиться его, Ванюшки уже не будет видно.

Он заглянул к одинокой женщине. Она, укрывшись пледом, читала книгу. В свете тусклых ламп мальчик не разглядел обложку. Если бы был солнечный день, то краски на обложке непременно заиграли и порадовали бы его.

– Извините, а можно мне посмотреть вашу книжку?

Женщина глянула на маленького гостя поверх страниц и недовольно сомкнула брови.

– Э-э… нет… Книжка не для таких маленьких… Почему ты ходишь так поздно по вагону один? Где твои родители?

Ванюшка не стал слушать читательницу, пожадничавшую книгой. Он всего-то и просил на обложку посмотреть и убедиться, что она яркая.

– Эй, малец, конфетку хочешь? – с полки свесился неказистый мужчина и протянул Ванюшке сладость. Детская рука потянулась за ней, потому что иначе и нельзя. Сладость – это радость (так говорила Ванюшкина мама), и мальчик не хотел упускать ни одну капельку радости. – Ты заходи ко мне, не бойся! У меня конфет навалом – кто бы ел!

Ванюшка перестал тянуться за конфетой и вдруг спрятал ладошки за спину. Может, сладость – это и есть радость, но радостью не каждый так охотно делится. Об этом мама ему тоже не раз говорила, и неизвестные дяди в числе первых, кто не делится радостью просто так.

Мальчик убежал в самый конец. Ванюшка надеялся спастись бегом от преследующего взгляда незнакомца и от манящей конфеты. Ведь она могла оказаться самой вкусной на свете, если бы он попробовал ее! А может, самой горькой? Теперь Ванюшке оставалось только гадать, какая на вкус отвергнутая сладость.

В самом конце вагона сидел мужчина с ручкой в зубах. На столике перед ним лежал блокнот. Ванюшка присмотрелся к еще одному незнакомцу, взглядом проверяя его на запасы сладостей… Нет, пожалуй, он не будет заманивать Ванюшку к себе конфетами – ни одного ушка обертки от сладостей не было замечено, поэтому Ванюшка с интересом уставился на пассажира, увлеченного делом.

– Ты хочешь меня о чем-то спросить? – уточнил мужчина, не отрывая глаз от своих записей.

Голос незнакомца показался Ванюшке каким-то грубым и усталым. Так говорят все взрослые, которым очень много-много лет. Его папа тоже так говорит. Их голоса почти похожи.

«У взрослых вообще так мало отличий – платья да штаны», – промелькнуло в голове Ванюшки.

Записав что-то, незнакомец отложил блокнот и с интересом взглянул на маленького путешественника.

– Заходи и садись – я не кусаюсь, – улыбнулся он мальчику.

Ванюшка осторожно примостился у самого выхода, на нижнюю полку. Он приготовился бежать, как только мужчина начнет предлагать сладкое угощение.

– К сожалению, конфет у меня нет, – словно читая мысли мальчика, посетовал незнакомец. – Я не ношу их с собой, потому что дети редко бывают моими собеседниками.

– Мы с вами собеседники? – удивился Ванюшка.

– Да, ты же пришел побеседовать со мной, значит, мы собеседники.

– Я не шел к вам беседовать.

– Однако мы уже говорим, – негромко рассмеялся мужчина. – И я хочу представиться, чтобы тебе не было так страшно беседовать со мной… Меня зовут Игнат Иванович, а тебя?

Ванюшке протянули руку, и он с радостью ухватился за широкую немного шероховатую ладонь Игната Ивановича. Так здороваются взрослые, значит, Ванюшка тоже взрослый! Это так приятно оказаться взрослым не по годам, а по уважению собеседника.

– Ванюшка, – едва слышно вымолвил мальчонка, от волнения позабыв, что взрослые никогда не представляются короткими и ласковыми именами. Все взрослые имена заканчиваются на «ич», что придает им солидности, важности.

– Ванюшка, ты раньше когда-нибудь ездил на поездах?

– Нет, – мотнул головой мальчишка. – А вы?

– Я живу в поезде.

– Вам машинист поезда разрешил тут жить?

– Машинист мне не разрешал. Я сам себе это позволил. Вот ты сойдешь в конце пути, а я пересяду на другой поезд, потому что… по-другому мне скучно жить… Скажи, тебе дома когда-нибудь бывает скучно?

Ванюшка честно призадумался:

– Ну-у… было пару раз… Мне почему-то становилось скучно, хотя у меня есть футбольный мяч и команда во дворе. Весной и летом мы каждый вечер в футбол играем, а потом дома мама ругает меня – я прихожу или промокшим, или грязным. Мама говорит, что в такие дни меня очень-очень сложно отличить от поросенка. Я не совсем понимаю, почему я похож на ребенка свиньи, если мои родители – люди…

Игнат Иванович прикрыл лицо ладонью, чтобы мальчишка не видел его широкой безудержной улыбки. Мужчину забавлял собеседник той открытостью и теми переживаниями, на которые способен только ребенок.

– Выходит, тебе дома совсем некогда скучать, хоть ты и умудряешься порой это делать. Куча друзей и дворовый футбол – твоя маленькая прекрасная жизнь.

Ванюшка заметил в глазах Игната Ивановича большую грусть-тоску. Такие взгляды для взрослых не редкость. Они вечно чем-то озадачены или опечалены, словно день за днем кто-то по капле выпивает из них жизнь. Ванюшка так еще никогда не грустил. Конечно, его озадачивали многие вещи, например, мысль о поросенке, что родился в человеческой семье, вообще не давала ему покоя, но не настолько, чтоб об этом стоило печалиться.

– Мне скучно, когда я остаюсь дома один. В такие дни я развлекаю себя так: расстраиваю старую соседку, которую мама просит присмотреть за мной. Старуха вечно злится и жалуется маме, называет меня проказником.

– Мне жаль твою соседку – бабка не заслужила такое наказание.

– Может, для соседки я и наказание, а для мамы я подарок – однажды она так сказала.

– Любая мама сказала бы так.

– Да, любая… Мама у меня добрая… и строгая… Я спрашивал у ребят. Оказывается, что все мамы такие. У них тяжелая работа, потому они ведут себя так. И ваша мама такая же?

Игнат Иванович окинул мальчика пристальным взглядом.

– В моей маме сочетается все. Мне сложно описать, что вмещается во все, но она именно такая. Из ее рук можно получить и душевное утешение, и горькое наказание. Мама всегда скажет мне правду в глаза. Она – единственный на свете человек, который не льстит мне, а говорит все как есть. Конечно, при посторонних я для нее – как ты сказал – подарок. Другого она и не скажет, я уверен.

Игнат Иванович попытался объяснить мальчишке сложными взрослыми словами, что быть мамой – это действительно тяжелая работа. Он с годами понимает и уважает весь труд матери.

Мальчик подсел ближе к новому знакомому и заглянул в его блокнот, исписанный, исчерканный чернильными зигзагами.

– Почему все зачеркнуто? Вы написали что-то плохое?

– Нет-нет, в блокнот я записываю только все хорошее, сочиняю письма, которые потом отправляю.

– Маме?

– И папе.

– Вы только так с ними говорите?

– Пока я был таким же мальчишкой, как ты, я общался с ними словами, я жил под их крылом. Теперь я вырос и живу своей жизнью, о которой рассказываю им в письмах. Да только… чернильные буквы не заменят живой разговор.

Любопытство вспыхнуло в глазах мальчонки. В нем проснулся интерес к письмам и общению через них. Никогда в жизни он еще никому их не писал, а тут перед глазами человек, который изо дня в день занимается этим увлекательным делом.

– Вы меня научите писать?

– Вот вырастишь и тогда научишься.

– А сейчас можно?

– Хм, сейчас ты живешь с мамой и папой, и в письмах нет необходимости… Но, на будущее, я могу отдать тебе одно неотправленное письмо. Обычно письма учит писать жизнь, но тебя, так уж и быть, научу я. – Покопавшись в вещах, Игнат Иванович вынул из рюкзака заклеенный конверт с марками и адресом получателя. – Отдаю тебе на сохранение, Ванюшка, частицу своей души… Только не вскрывай сейчас.

– Почему? – нахмурился мальчишка. – Мне еще рано такое читать?

– Ну-у-у… большую половину слов ты, наверное, не поймешь… Спрячь его куда-нибудь в укромное место, а когда подрастешь – вскроешь.

Мальчишка смотрел на письмо как на сокровище. Марки на нем были цветные и яркие, а Ванюшка был неравнодушен к красивым вещам. Пожалуй, их мальчонка будет рассматривать всю оставшуюся дорогу, пока не сойдет с поезда.

– И вы ни капельки не рассердитесь, если я его открою?

– Нет, – улыбнулся Игнат Иванович грустной улыбкой, – не рассержусь. Я сам отдал его тебе – на что тут сердиться?

– А ваша мама?

– Она не знает об этом письме… У нее есть куча других.

Игнат Иванович подпер руками голову, облокотившись на столик, и провалился в размышления, пока Ванюшка с нескрываемым восхищением и любопытством рассматривал белоснежный конверт, синие чернильные линии, складывающиеся в слова.

– Ва-а-аню-у-ушка! – закричали где-то вдали. Крик был едва различим сквозь грохот колес. – Ва-а-аню-у-ушка! Ванюшка! Ва-а-аню-у-ушка!

– Это, кажется, моя мама, – прислушиваясь, пробормотал он. – Я пойду, скажу, что я тут. Она думает, что я потерялся.

– Конечно. Беги к маме… И помни о письме – ты дал мне обещание не открывать его раньше времени.

– Ага, – поспешно согласился мальчонка и убежал на зов матери, забыв попрощаться с новым знакомым. Они были хорошими собеседниками, и Ванюшка надеялся, что Игнат Иванович поймет его и простит за единственное несказанное слово вежливости.

Они расстались навсегда – разве это не прощание?

– Мама! Мама! Я здесь! – закричал малец, пробегая мимо храпящих одеял и читающей жадины. – Мама, смотри! Мне это подарили!

Мама заключила Ванюшку в теплые объятия. Ее драгоценная пропажа нашлась и отчаяние, закравшееся в материнское сердце, растаяло как снежный ком в жаркую погоду.

– Мне подарили письмо! – радостно воскликнул Ванюшка.

– Подарили? – удивилась мама. – Милый, письма не дарят. Ими обмениваются, их получают или отправляют, но не дарят.

– А мне подарили, чтобы я научился писать точно такие же!

Ванюшка не удержался и нарушил обещание, позволив маме вскрыть конверт. Она развернула письмо и, одним только глазом заглянув в него, вернула сыну его подарок. Отчего-то на маминых губах застыла грустная улыбка.

Мальчик в недоумении посмотрел на письмо. Его страницы были абсолютно чисты. Ни единой строчки, ни одного слова, ни буквы…

Декабрь 2017г.

Царевна

На серебряном подносе вместо заказанного деликатеса внесли гору не прочитанных свитков. Слуга так торопился, что сразу за порогом зацепился за алый ковер, расшитый золотыми нитями, и клюнул носом в пол, но подноса с важными бумагами не уронил.

Большая трапезная с витражными окнами наполнилась посторонними звуками: к стуку ложек нечаянно примешался глухой удар рухнувшего тела.

За длинным столом сидело пятеро: во главе немолодой отец, по левую руку от него жена и старшая дочь, а по правую младшие дочери, – и все семейство разом подняло головы и уставилось на незадачливого слугу. Тот кое-как поднялся, одной рукой отряхнулся и одернул сюртук.

– Государь, спешу доложить: во дворец передали важные документы, которые надобно изучить.

Свободной рукой слуга стер со лба испарину – первое волнение после такого вопиющего происшествия уже прошло и на душе полегчало.

– Подойди-ка ближе! – велел царь.

Слуга с подносом на вытянутых руках посеменил к столу, оставив позади манящий безопасный путь к побегу.

Младшие царевны негромко хихикали да прыскали в кулаки, а вот старшая даже виду не подавала – она преспокойно ложка за ложкой ела праздничную похлебку.

Отложив завтрак, царь развернул пару свитков и пробежал глазами по новостям, изложенным в них.

– Может, это приглашение на бал? – предположила одна из младшеньких царевен.

– Или приглашение ко двору знатного жениха? – вторила другая.

– И ни то, и ни другое, – развеял отец девичьи мечты. – Софья, моя старшенькая, к вечеру готовься! Меня зовут в Восточные земли, что-то там затевается недоброе…

– А я зачем вам, батюшка? – только и спросила старшая и с недоумением посмотрела сначала на мать, потом на отца.

Царь отложил раскрытые свитки обратно на поднос слуги.

– Затем, что ты – моя наследница. Я давно решил, что раз Бог сына не дал, значит, после меня царствовать будет старшая из дочерей. Ты ни разу не разочаровывала меня: ни в учебе, ни в воспитании. Ты идеальна как будущая царица Империи!

Софья выронила ложку. О таких планах батюшки она слышала впервые. Раньше он и словом не обмолвился, что рассматривал старшую дочь как правительницу целой страны.

– Вот затем, – как ни в чем не бывало, продолжил царь, – ты и поедешь со мной, чтобы познакомиться с Восточными землями, чтоб тамошний народ увидел тебя и принял.

– Батюшка, но…

– Вот увидишь, люди будут уважать тебя, – улыбнулся отец, пресекая всякие возражения.

Мать ободряюще сжала руку старшей дочери, мол, все образуется, только подожди. Но стоит ли ждать, когда жизнь уже не принадлежит ей самой? Софья больше не вольна распоряжаться своею судьбой, как захочется.

Батюшка все решил.

До вечера Софья мерила углы комнаты, не находя места от беспокойства, а потом решилась на безрассудный шаг. Она осознала, что грядущая жизнь не для нее.

Пока все занимались обычными повседневными делами, Софья надела лучшую шубку и рассовала по карманам золотые украшения, которые собиралась потратить как деньги, чтобы уехать от царского двора как можно дальше.

Совесть, конечно, не молчала. Она грызла юную царевну за то, что она – неблагодарная свинья, которая таким детским поступком отплачивает батюшке за всю его доброту.

Под предлогом прогулки Софья вышла во двор и затравлено заозиралась по сторонам как лиса, крадущая куриные яйца, и торопливым шагом пошла к воротам.

– Ты в город? – окликнули ее сестры.

Старшая царевна замерла и будто очнулась ото сна. Она едва не совершила глупость!

– Д-да, – с запинкой ответила Софья. – Хочу посмотреть воскресное представление бродячих артистов, – сходу солгала она.

– Тогда мы с тобой! – заявили сестры, и план старшей царевны рухнул, остались одни горькие отголоски, что вот если бы Софья была чуть расторопнее, то успела бы незаметно покинуть царский двор, а теперь… А что теперь?

Они шли по многолюдным улицам. За ними ровным шагом семенила пара солдат из царского полка, чтобы сберечь царевен от воров или кого похуже.

Базар украшали елками и бумажными гирляндами. Не смотря на то, что зимой рано смеркалось, со всех сторон галдели, шумели и пели. То тут, то там кричали, торговались, продавали товар к скорым праздникам.

Младшие царевны говорили наперебой, хихикали и толкались не хуже торгашей. Софья шла позади них, чтобы не портить младшеньким предпраздничное настроение своим кислым видом.

– Нечего тут клянчить! – из гвалта голосов Софья уловила звук удара и детский плач. – Проваливай, попрошайка!

Софья остановилась возле маленькой пекарни, где пахло как в раю среди снежного морозного ада. На пороге перед входом сидела маленькая девочка в серых обносках и громко и горько плакала, но хозяйка пекарни больше не показывала носа на холод.

– Ты есть хочешь? – Софья подошла ближе и склонилась над чумазым ребенком.

Девочка подняла на нее большие заплаканные глаза, окинула беглым взглядом дорогие одежды Софьи, солдата, маячившего позади нее в темно-синем мундире царского полка, и тут же вскочила на ноги. Ребенок поклонился царской особе, выражая почтение.

– Обычно хозяин пекарни выбрасывал, что подгорало, а я подбирала и кормила семью. У меня дома три маленьких брата. А сегодня мне не повезло – хозяйка пекарни не такая добрая.

Софья хмуро посмотрела на вывеску. Аромат сдобы так и вился возле двери как приблудившийся пес.

Царевна побряцала золотом в карманах. Побег сегодня не задался и дальше ее жизнь пройдет по дворцовым правилам, где желания Софьи не будут иметь никакого значения.

Золотые украшения потяжелели, и Софья решила избавиться от них, пока не передумала. Они – улики ее неповиновения и лучше, если никто из родных не узнает, что старшая царевна дала слабину.

– Обожди немного, – с улыбкой сказала она девочке, стерев с ее пыльных щек слезы, и решительно постучала в дверь пекарни.

– Опять эта попрошайка! – с криком на пороге появилась хозяйка со скалкой в руке.

– Я покупаю у вас все! – заявила Софья низенькой женщине в сером рабочем переднике. – Не только выпечку, но и саму пекарню! Вот плата!

Царевна вывалила из карманов шубки пригоршни золотых колец, браслетов да жемчужных заколок, и посыпалось богатство по крыльцу пекарни. Девочка в лохмотьях растерянно смотрела то на Софью, то на драгоценности, падающие ей под ноги. Зато хозяйка пекарни оказалась на редкость проворной – она бесстыдно упала на четвереньки и стала сгребать в подол передника рассыпанные украшения.

– Ой, не надо мне столько! – покачала головой девочка. – Всего лишь еды, чтоб не помереть с голоду.

– Прими в дар от царской семьи! – настаивала Софья, с отвращением наблюдая за хозяйкой пекарни. – Просто прими как рождественский подарок, как чудо, что должно случаться с хорошими людьми.

Девочка низко поклонилась Софье.

– Спасибо вам, добрая царевна! Но пока я мала, такой большой подарок мне без надобности. Вот, когда вы станете править нашей большой страной, будьте также щедры к простому народу как сегодня.

Детские уста истину говорили. Софья поступила опрометчиво, собираясь бежать с царского двора. А ведь она в силах менять людские жизни, если останется и взойдет на престол, если подчинится воле батюшки, если забудет о себе и подумает о народе, который уже сейчас с уважением преклоняется перед ней.

– Буду щедрой, – с улыбкой пообещала Софья.