Читать книгу: «Дороги джунглей. Великий Индийский путь», страница 20

– Там. Убили, – и махнул рукой по направлению к саговым пальмам.

Все бросились туда. У пальм уже стояла застывшая в напряженном молчании группа мужчин. Увидев меня, они расступились. На земле ничком лежало распростертое тело брата Шукракиршани. Голова как-то неестественно была повернута в сторону. Под левой лопаткой торчала оперенная стрела. Из-под древка алой тоненькой струйкой стекала кровь. И тут я услы шала какие-то судорожные всхлипывания. У ствола пальмы, бессильно прислонившись к нему спиной, стоял серый от бледности отец Шукракиршани. Убили сына, и горе отца мне было понятно. Но почему-то окружающие не смотрели на него, и никто ему не сочувствовал. Это было странным. Появился снова Шукракиршани, и сдержанный ропот пронесся по толпе. Шукракиршани судорожно хватил ртом воздух и закричал:

– Пойдем в полицию! Ты – убийца! – и бросился к отцу.

– Не тронь меня, – тихо сказал тот. – Я сам пойду.

И тут я поняла, что отец убил сына.

Он с трудом оторвался от ствола пальмы и пошел. На лицах бондо я увидела выражение ужаса и отвращения. Видимо, люди никогда не могут привыкнуть к убийству, даже в таком племени, где они часты.

Пришел полицейский и осмотрел труп.

– Ну не меньше двадцати лет заработаешь, – обернулся он к отцу Шукракиршани. Тот выслушал его спокойно и равнодушно. Предсказание полицейского оправдалось. Убийца получил двадцать лет тюрьмы. Но об этом я узнала уже намного позже.

У каждого мужчины бондо есть своя саговая пальма. Только владелец имеет право пить ее салап. На пальмах висят глиняные горшки, где скапливается сок. Брат Шукракиршани был большой любитель салапа. Утром того злосчастного дня он опустошил свой горшок. Днем снова полез на пальму, но увидел только осадок на дне. Рядом стояла пальма, принадлежавшая его отцу. Парень оглянулся, но ничего подозрительного не заметил. Отец, видимо, был в поле. Жажда мучила его, и он все смотрел на горшок на отцовской пальме. А потом решился. Отец вернулся неожиданно и увидел, как сын пьет салап на его пальме. Его драгоценный салап. Салап, который был нужен ему самому. Гнев ослепил его, и рука сама потянулась к луку. Он спустил тетиву и увидел, как сын, раскинув руки, падает с дерева. Тело с глухим стуком ударилось о сухую землю. И тогда закричал неизвестно откуда взявшийся Шукракиршани…

В. Элвин в своей книге «Горные бондо» приводит интересную статистику. За восемь лет – с 1936 по 1944 год – в племени произошло двадцать семь убийств. В результате шесть человек были приговорены к смерти и девятнадцать – к различным срокам тюремного заключения. Останавливаясь на причинах убийств, Элвин отмечает: в одном случае причиной послужила домашняя ссора, в четырех – кровная месть, в десяти – ссора из-за имущества, в четырех – пьяная драка, в двух – ссора после возвращения с рынка.

Трудно сказать, много это или мало. Ведь одно убийство – смерть близкого человека, это много для его родственников. Мне не удалось достать более поздней статистики. Но по-видимому, сейчас происходит не более двух-трех убийств в год.

Приключение в Димрипаде

То, что Димрипада принадлежит к числу деревень-грабителей, ни я, ни Мисра не знали. Нам стало об этом известно несколько позже. А в тот день мы спокойно отправились туда. От Мудулипады до Димрипады нам предстояло пройти около пяти миль через джунгли. Мы решили выйти пораньше, чтобы обратно вернуться засветло. Священный лес в это утро был особенно красив. Яркая свежая зелень, аромат цветов, пение птиц. Узкая тропинка петляла в зарослях, и нам приходилось с трудом пробираться через кустарник и протискиваться между стволами деревьев. Мы отводили в стороны лианы, и с них на нас сыпались черные кусачие муравьи. За священным лесом открылась поляна.

– Будьте осторожнее в траве, – предупредил Мисра. – Здесь могут быть кобры. А мы ведь с вами не из бонсо Кобры, и надеяться, что она нас не тронет, не приходится.

Поляну мы миновали благополучно. Братья людей из бонсо Онтал, видимо, были заняты своими делами. Мы продвигались сравнительно быстро, стараясь сберечь драгоценное время. Наконец тропа стала расширяться – верный признак того, что недалеко деревня. На тропе стояло странное сооружение из камней. На большой камень был положен плоский, а рядом стоял вертикальный. На плоском лежал небольшой камешек. Мисра взял камешек и постучал им по плоскому камню.

«Дзинь, дзинь, дзинь», – отозвались джунгли.

– Сейчас будет деревня Бодопада, – сказал Мисра, – а это бугдингер. Каждый идущий в деревню с мирными намерениями должен предупреждать о себе стуком этого камня. Таким же образом бондо передают и новости от деревни к деревне.

Бодопада оказалась приблизительно в четверти мили от бугдингера. В деревне нас встретили несколько мужчин и дети. Женщин не было. Они, очевидно, работали на полях. Мы присели отдохнуть, и рядом с нами примостился один парень. Он отличался от других тем, что на нем была рубашка. Правда, спина в ней отсутствовала, но зато перед был цел.

– Меня зовут Сомачаллан, – представился парень. – А вы к нам в гости?

– Нет, мы идем в Димрипаду.

– В Димрипаду? – удивленно протянул парень. – Но ведь они…

– Что они? – насторожился Мисра.

– Нет, ничего. Вот посмотрите, какую я жирную крысу поймал. – И Сомачаллан извлек ее из нагрудного кармана.

– А что ты будешь с ней делать? – спросила я.

– Сварю и съем. Хочешь? Я быстро ее приготовлю. Она будет вкусной.

– Но мы спешим в Димрипаду, – уклонилась я от прямого ответа.

– А когда вернешься?

– Часа через три.

– Ну, вот я к тому времени и приготовлю ее. Поешь на обратном пути.

– Хорошо, – обреченно сказала я.

И Сомачаллан побежал свежевать крысу.

Когда мы вышли из Бодопады, я спросила Мисру:

– Есть какая-нибудь другая дорога обратно, не через Бодопаду?

– Что, – засмеялся Мисра, – не хочется есть крысу?

– Нет.

– Но другой дороги нет. К сожалению, вам придется отведать угощения.

Я затосковала.

Мили через две мы увидели Димрипаду, расположенную в небольшой лощине между двумя горами. Перед деревней на бамбуковых помостах лежали аккуратно сложенные снопы раги. Так бондо хранят необмолоченное зерно. Склон горы около Димрипады был укреплен стеной, сложенной из необработанных камней. И хотя стена была невысокой, она явно походила на крепость. Сходство усиливалось тем, что вдоль стены тянулся неглубокий, заросший травой ров.

– Н-да, – задумчиво произнес Мисра, – деревенька не из мирных. Тут вряд ли нас будут угощать крысами.

За крепостной стеной сразу начиналась Димрипада. Ее крытые рисовой соломой хижины – не менее пятидесяти – были разбросаны в зарослях хлебных и манговых деревьев. То там, то здесь виднелись узорчатые листья саговых пальм. Деревня встретила нас настороженным выжиданием. Никто не вышел к нам навстречу. На краю деревни под навесом из пальмовых листьев работал кузнец – камар. Он сосредоточенно, не поднимая головы, ковал топор.

– Здравствуй! – сказал ему Мисра.

Но кузнец пропустил приветствие мимо ушей и продолжал стучать по раскаленному лезвию топора. Наконец он нехотя оторвался от работы и, буравя нас маленькими глазками, буркнул:

– Чего надо? Зачем пришли?

– Посмотреть, как ты работаешь.

– Нечего тут шляться. Все равно ничего не покажу.

На все наши вопросы камар отвечал угрюмым молчанием и больше не поднимал головы. В это время к кузнице подошло несколько мужчин. В приветливости они не уступали кузнецу.

– Не нравится мне эта деревня, – шепнул Мисра. – Здесь что-то неладно.

И действительно, в Димрипаде было что-то неладно. Я вспомнила затаившуюся тишину Мудулипады, но то, что происходило здесь, ни в коей мере не напоминало первой встречи там. Видимо, Димрипада задумала недоброе дело. И это делало людей иными, чем обычно. Что-то тревожное и темное затаилось в их глазах. Какие-то еще неясные для меня инстинкты руководили их поведением, прорываясь в резких коротких фразах, в наглых и бесцеремонных взглядах, в странной жестикуляции. Но когда я увидела батарею глиняных горшков, выстроившихся посередине деревни, я поняла, что Димрипада пьяна. И пьяна самым жестоким образом. Благословенный салап сделал свое дело. Мисра начал нервничать. Чуть поодаль стояла группа мужчин. Они тихо переговаривались и, ухмыляясь, посматривали в нашу сторону. Все это не сулило ничего хорошего.

Затем один из них отделился и нетвердым шагом направился к нам.

– Деньги, – сказал он коротко.

– Что деньги? – не поняла я.

– Давай деньги, – зашумели вокруг.

– У нас нет денег.

– У белых всегда есть деньги. Давай.

Мисра стал им что-то быстро объяснять. Они слушали его угрюмо и неохотно, бросая односложные реплики.

– Это бесполезно, – повернулся ко мне учитель. – Они хотят нас ограбить. Давайте уходить, пока не поздно.

– Не будем только спешить, – сказала я.

– Да, – согласился Мисра. – Если они увидят, что мы боимся их, все будет кончено сейчас же.

Нескорым, ленивым шагом мы направились к тропинке, ведущей в джунгли. Вокруг заволновались.

– Давай деньги, – раздались опять крики.

Мисра решительно сказал им несколько слов, которые он мне потом не хотел перевести, и это, очевидно, удержало бондо на какое-то время от немедленной экспроприации нашего имущества. Несколько человек бросились в хижины. Не прибавляя шага, мы благополучно миновали крепостную стену, но тут появились луки и стрелы. Хорошие тугие луки и стрелы с длинными и острыми как нож наконечниками. Вся компания взгромоздилась на стену и закричала:

– Давай деньги! Будем стрелять!

Наши спины были прекрасной мишенью для них. И я себе очень отчетливо представила, как выпущенная опытной рукой воина бондо стрела вонзается под мою левую лопатку. И сразу в этом месте болезненно засвербило. Ощущение всего тела пропало, и осталась только спина, которую ни спрятать, ни прикрыть. И это чувство собственной спины становилось мучительно-нестерпимым. Вот так идти, не видя, что делается сзади, и ждать каждое мгновение стрелы я не смогла. «Лучше пусть в лицо, в открытую», – мелькнула мысль. Я остановилась и повернулась к деревне.

– Что вы делаете? – выдохнул Мисра. На его лбу блестели мелкие капельки пота.

– Я вернусь, не могу, когда целятся в спину.

Мисра сжал зубы, и мы направились снова к бондо.

Увидев нас, они на мгновение остолбенели. Луки, приготовленные к бою, опустились. Только одна стрела, неосторожно сорвавшаяся с тетивы, вонзилась в ствол ближнего дерева. Оперенное ее древко, часто дрожа, мелодично зазвенело. Мы подошли ближе, и я сказала:

– У меня нет денег, но есть сигареты. Хотите?

– Хотим, – ответили растерявшиеся разбойники.

Они положили луки на стену и потянулись к пачке с сигаретами. Прикурили. «Эге, – подумала я, – видно, с примитивными бандитами легче договориться, чем с цивилизованными. На этих, может быть, хоть сигареты подействуют». Первые затяжки принесли свои результаты. На лицах, до этого угрюмых и решительных, появилось некое подобие улыбки. Произошла какая-то мгновенная и неожиданная разрядка. Видимо, и для бондо убить человека не так просто, как это думают некоторые.

– Давай деньги! – вдруг снова крикнул кто-то. Но его не поддержали.

– Идемте, – сказала я Мисре.

– Да, не стоит задерживаться.

Мы поднялись на гору и вошли под прохладный свод джунглей. Димрипада осталась где-то внизу. Мы шли и молчали. Каждый думал о своем и переживал случившееся. Через милю я почувствовала легкую дрожь в ногах и поняла, что только сейчас до меня дошла реальная опасность события в Димрипаде.

– Давайте отдохнем, – предложила я безразличным тоном.

– Давайте, давайте, – радостно подхватил Мисра. – А то у меня ноги стали какие-то тяжелые. Все-таки мы хорошо сделали, что вернулись. И как это вы догадались? Вы знаете, если бы мы продолжали идти, они бы нас определенно пристрелили. Могли, конечно, и промахнуться. Но тогда бы они нас перехватили в джунглях. Ведь здесь на сто миль вокруг никого нет. Ну и история! Но мы с вами выпутались. А может быть, и нет. Ведь сколько еще идти. Все может случиться.

– Не думаю. Вы видели их лица?

– Да, лица, – задумчиво сказал Мисра. – А все-таки бондо неплохие люди.

На том мы и порешили. И двинулись дальше. Уже показались хижины Бодопады, когда я вдруг вспомнила о крысе. Но особой тоски это воспоминание теперь почему-то не вызвало. «Ну что ж, – решила я, – что стоит мне после всего случившегося съесть крысу». И я храбро вошла в Бодопаду Но деревня была пуста. Мы обошли все хижины, однако никого не нашли. Разбросанные вокруг предметы домашнего обихода свидетельствовали о внезапном и поспешном бегстве жителей.

– Что случилось? – удивилась я.

– А то, что жители Бодопады узнали о готовящемся на нас нападении. Видели бугдингер? Вот димрипадцы их и предупредили.

И действительно, когда мы находились в Димрипаде у кузницы, я слышала отрывистые и тревожные удары камня.

– Бодопадцы боятся полиции, – заметил Мисра. – Их бы вызвали в качестве свидетелей, и еще неизвестно, чем бы все это для них кончилось. Вот они и скрылись в джунглях.

Новость была не из приятных, и мы поспешили покинуть деревню. До Мудулипады мы добрались уже в конце дня. И когда ее хижины появились перед нашими глазами, я поняла, что все приключения и опасности теперь действительно остались позади…

Будамудули – вождь бондо

Будамудули уже два года вождь племени бондо. Небольшого роста, коренастый, с мрачноватым взглядом, он медленно выговаривает слова, тем самым придавая им необходимую значительность. Моя первая встреча с ним была несколько необычной. Я пробиралась поздно вечером в кромешной тьме к своему домику. В таких случаях всегда нужен фонарь, и он у меня был. Внезапно на тропинке передо мной возникла фигура человека. Я осветила его фонарем, и он прикрыл глаза рукой. Человек держал великолепный лук, оплетенный тонкими полосками кожи. Середина его была обтянута тигровой шкурой. Я остановилась, не в силах отвести взгляда от этого уникального лука. И только некоторое время спустя я заметила, что человек также пристально смотрит на мой фонарь.

– Обменяемся? – спросила я.

Владелец лука взял фонарь, щелкнул несколько раз выключателем, посветил на кроны ближних деревьев и прищелкнул от удовольствия языком.

– Возьми лук, – сказал он. – Но знай – это все равно что я отдал тебе жену.

– Что же, ты теперь остался без жены?

– Да нет, – засмеялся он. – У меня дома есть еще две жены. Настоящие. Но лук был самой любимой женой.

Я подумала, что, будь у меня автомобильная фара, он, очевидно, отдал бы за нее в придачу к луку и своих настоящих жен.

Так состоялось наше первое знакомство. На следующий день я узнала, что стала обладательницей лука вождя племени бондо. Теперь, как только становилось темно, вождь брал фонарь, выходил за деревню в заросли и начинал светить в разные стороны. Я со страхом наблюдала за этими развлечениями. Я боялась, что кончатся батареи и тогда мне придется вернуть лук Будамудули. Но фонарь с честью выдержал испытание.

Потом я познакомилась с обеими женами Будамудули. Это были уже немолодые женщины, явно старше вождя. У каждой из них в просторной хижине Будамудули было по отдельной комнате. Вождь соблюдал строгую и справедливую очередность в посещении своих жен. Жены не ссорились и каждое утро дружно шли на его поле. Будамудули тоже шел. Но нередко обязанности правителя племени отвлекали его от семейной трудовой повинности. И обе жены оставались на поле одни. Когда не было таких обязанностей, Будамудули просто садился на тропинке на полпути к полю и о чем-то размышлял. Чаще всего он играл со своей пятилетней дочерью. Но все же бывали такие дни, когда вождю бондо приходилось гнуть спину на поле. Это случалось тогда, когда у Будамудули не было настроения править племенем. Отвлечь его в такие часы от работы было безнадежным занятием. Он делал вид, что ничего не слышит и не понимает. Но как только просители удалялись, вождь вспоминал о своих отцовских обязанностях и шел на поиски дочери.

Как и любой вождь, Будамудули должен был разрешать споры. Споров у бондо было много, и они очень утомляли вождя. Из-за этих споров он даже хотел отречься от престола. Но племени не суждено было пережить правительственный кризис и период политических смут. Однажды вождю пришла в голову счастливая мысль. Он часто видел, как бездельничают полицейские в белом домике на окраине Мудулипады. Когда не было происшествий уголовного порядка, а их все-таки даже у бондо бывает не много, полицейские дремали в тени манговых деревьев или развлекались охотой в джунглях. Такое откровенное безделье на виду у всего племени не давало покоя вождю бондо. И мысль, которая посетила его в тот день, своей простотой и мудростью поразила его самого. Но Будамудули – человек осторожный, и он решил выждать. Нужен был какой-нибудь инцидент. Что же касается инцидентов, то племя бондо никогда не заставляет себя долго ждать.

Как-то у хижины вождя остановились два бондо. Даже в присутствии Будамудули они продолжали доругиваться. Слова, которые при этом употреблялись, в цивилизованном обществе называются нецензурными.

– Что случилось? – недовольно спросил вождь.

Он только что плотно поужинал. Если ужин дружно готовят две жены, он всегда бывает обильным и вкусным. После такого ужина настроение у человека благодушное, и у него нет охоты лезть в чужие дела. Вождь, правда, ждал какой-нибудь ссоры, но не думал, что это произойдет после ужина.

– Вот Лачмикиршани, – запричитал один из бондо, – украл у меня корову и рис.

– Нет, наико¹⁸, ты послушай, почему я это сделал, а он…

Но вождь прервал их обоих вопросом:

– Вы зачем ко мне пришли? Чтобы я разбирался в ваших спорах? Да? Я вам кто – вождь или полицейский? Отвечайте.

Спорщики от неожиданности смолкли. Они стояли перед вождем и переминались с ноги на ногу. Будамудули выдержал положенное время, а потом снизошел к подданным:

– Идите в полицию. Я тоже пойду с вами.

И хотя вождю после сытного ужина хотелось спать, любопытство превозмогло. Уж очень интересно было узнать, как полиция будет реагировать на его затею. Полиция реагировала так, как положено полиции. Инспектор важно уселся и стал допрашивать виновника и пострадавшего. Будамудули сидел на корточках на полу и торжествовал. Полиция, ни о чем не подозревая, сняла с него, вождя бондо, весьма утомительную обязанность. С того дня работы у полиции прибавилось. Теперь полицейский инспектор, потея и ругаясь, разрешал очередной спор или ссору. А вождь бондо дремал в тени мангового дерева, изредка зорко посматривая в сторону полицейского участка.

Но у Будамудули был и свой конфликт. Даже инспектор не мог его разрешить. Для этого требовалось совещание на высшем уровне. Дело в том, что с некоторых пор в районе бондо был введен орган местного самоуправления – панчаят. И председателем панчаята стал Лачмимудули, самый богатый человек в Мудулипаде. Личность отпетая, это признают и сами бондо.

Если уж говорить об убийствах, то Лачмимудули переплюнул многих. Что же касается грабежей, то в них Лачмимудули своего рода эксперт. У вождя есть свои представители в деревнях – деревенские старейшины, у Лачмимудули тоже есть представители – члены панчаята. В племени установилось своеобразное двоевластие, и это очень тревожило Будамудули.

Приезжающие иногда к бондо чиновники обращались к Лачмимудули. В такие моменты вождь бондо, сохраняя достоинство, сидел в стороне, лишь временами бросая недобрые, ревнивые взгляды на приехавших. А Лачмимудули не скрывал своего торжества. Проводив недолгих гостей, он начинал перед всеми хвалиться:

– Вы думаете, что вождь бондо – Будамудули? А к кому приезжает правительство? Ко мне, к Лачмимудули. Я вождь, а не он.

Публично произнеся направленную против вождя речь, «лидер оппозиции» довольный идет к своей саговой пальме.

Салап придает ему смелости, и он ищет личного столкновения с традиционным правителем. Но Будамудули старается избегнуть столкновения. Он гордо удаляется в свою хижину, а на ее пороге, скрестив руки в металлических браслетах, возникают обе жены. «Лидер оппозиции» опасливо косится на браслеты и ретируется. Но после этого его оппозиционные речи еще долго раздаются в Мудулипаде.

Однако чиновники приезжают редко, а церемонии и праздники у бондо бывают часто. И тогда вождь берет реванш. Ему помогают салап и красноречие. Будамудули несет на себе бремя обязанностей, завещанных предками вождям бондо. И когда он их выполняет (в отличие от других обязанностей с большой охотой), никто, даже Лачмимудули, не смеет сказать, что в племени есть другой вождь. На праздниках и церемониях только один вождь – Будамудули. Это по его указанию начинаются праздники, по его разрешению сиса совершает пуджу, по его знаку приводят жертвенных животных. И тогда «лидер оппозиции» молчит, у него пропадает охота к речам. Он боится гнева богов и мести духов умерших. В таких случаях правительство не поможет. Здесь действуют свои древние законы и традиции. И их надо соблюдать, даже если ты председатель панчаята и «лидер оппозиции».

Вождь бондо – человек сообразительный и наделенный той простодушной хитростью, которая отличает людей многих племен.

– Наико, – как-то спросила я его, – почему ты взял вторую жену?

– У меня нет родственников, – ответил он. – Понимаешь, нет братьев, нет сестер. Была только одна жена. Был у нас сын – умер. Скучно так. Жена и я. Больше никого. Ну я и взял вторую жену. Она родила дочь, теперь нас четверо. И на поле есть кому работать.

– Так ты, наверно, потому и взял вторую жену, что на поле некому было работать?

– Ну да, – согласился Будамудули. – Да и веселее нам, всем вместе.

Жен наико подобрал работящих. Они и в доме, они и на поле. Правда, в день моего отъезда я видела, как вождь тоже работал в поле. По всей видимости, у него не было настроения управлять племенем…