Читать книгу: «Поле чудес в стране дураков»
Принцесса на горошине
Ночью я бываю близка к сумасшествию. Мой мозг устаёт от обилия информации, которую он получает за день из интернета и телевизора. Её так много, что он не в состоянии её полноценно переварить. К тому же, она очень противоречива. И моё старенькое серое вещество, к тому же получившее двадцать лет назад огромную дозу стресса, начинает давать сбои и работать как-то совсем неправильно.
К тому же, я давно пришла к выводу, что вся наша жизнь основана на сплошных шаблонах и стереотипах, с которыми я категорически не согласна. Но за их рамки трудно выходить даже мне, которая всю свою бурную жизнь позиционировала себя как антимещанка и антиобыватель. Я всегда начисто отрицала те ценности, которыми живёт большинство. Из-за этого я так и не нашла своего места в обществе, не стала его «полезным членом», к чему меня призывали с самого детства все на свете – школа, бабушка, люди, которые меня окружали.
Вот до чего все они любят учить жить других! Нет, даже не учить, а поучать. Я постоянно хлебаю их нравоучения. Они исходят буквально ото всех – от моей дочери, с которой я недавно решала прекратить всякое общение, от бывших знакомых, и вот последнее – от двоюродной сестры. Это было сегодня. Она мне и раньше высказывала своё «фэ». Якобы я пишу не то, что надо, пишу поверхностно и, как она выразилась, полуправду, потому что мне не дано поставить себя на место другого человека, влезть в его шкуру. И сегодня она повторила все свои претензии, видимо, свои обиды она будет помнить всегда.
А я, чёрт возьми, мягкотелая интеллигентка, я не умею давать отпор, когда на меня наезжают, поэтому это делают все, кому не лень. В интернете проще – там нетрудно заблокировать кого угодно. То есть, общение с вышеперечисленными родственниками происходит тоже в интернете – у меня вообще в последние годы нет другого общения ни с кем.
Впрочем, недавно я решила позвонить старым друзьям на свою малую родину. И получила такой щелчок по носу, что даже вспоминать противно. Бывшая подруга (я училась с её сестрой в старших классах) несла такой бред, что у меня повяли уши. Она судила меня со своей низенькой колокольни обывателя, всю жизнь просидевшего на одном месте – она боялась высунуть свой нос дальше родительского дома, да и личная жизнь у неё совсем не сложилась, но она считала, что имеет право осуждать меня, хоть о моей жизни она знала только понаслышке!
Я и так в последние годы живу в полном уединении, почти не выходя из съёмных хибар, которые я меняю со свистом – увы, не по своей вине. А теперь надо было придумывать что-то такое, чтобы вообще свести любое общение к минимуму, потому что оно мне приносит только одни неприятные эмоции.
Если ты раньше жил, особо ни о чём не думая – было не до этого, то, когда ты дожил до «преклонных годов», мысли лезут в голову сами, можно сказать, автоматически. Мысли известно о чём – о прожитой жизни. Они не дают спать.
Одна тётка везде пишет про меня, что я пишу о совести, чести и прочем таком, и вроде я не имею на это права, поскольку я её, этой совести, не имею. Тётка делает такие выводы всего лишь на основании того, что якобы она пыталась делать мне добро, а я, сволочь такая, это не оценила и, мало того, в ответ эту тётку всячески обидела.
Бог с ней, с этой тёткой. Её так называемые «благодеяния» были грязными, делались с грязным умыслом и вопреки моему желанию, потому что мне от этой тётки ничего не надо было – такие, как она, мне глубоко противны.
Но никто себя не судит беспристрастнее, чем сам человек. Я знаю про себя такое, чего никто про меня не знает и никогда не узнает. Я это никогда не расскажу своему психоаналитику и кому бы то ни было. К священнику я тоже не пойду, поскольку ни одной минуты не верю в то, о чём глаголет организация, от лица которой действуют эти товарисчи.
Да и что я могу сделать сейчас? Покаяться? Да, я раскаиваюсь, но толку-то от этого раскаяния? Изменить-то всё равно ничего нельзя. В петлю я тоже не полезу – мне и так осталось немного, и вообще я на такие ужасные вещи совершенно не способна – я трусиха. Больше того, совсем недавно я опять совершила ужасную вещь. Впрочем, это было не действие, а всего лишь мысли. Но мои мысли приводят к страшным последствиям, хотя мне, конечно, хотелось бы думать, что всё это совпадение, но судя по всему, это не так. Мысли, черт бы их побрал, материальны, я в этом убедилась на собственном опыте, и не раз.
Конечно, я, как абсолютно всякий человек, могу убедить себя, что я ни в чём не виновата и найти себе миллион оправданий. Мол, эти люди сами были виноваты, за что и поплатились. И в каждом конкретном случае я могу эти их поступки охарактеризовать с очень большой убедительностью таким образом, что это не я им, а они мне нанесли моральный, и не только, ущерб, что это я от них пострадала. Но всё-таки где-то в глубине души я прекрасно понимаю, что это я – злодейка, а они жертвы, поскольку я продолжаю жить, а они умерли…
Но пусть они радуются на том свете: Бог меня очень сильно наказал за мои прегрешения. На старости лет (хоть старухой я себя совершенно не чувствую, но объективно же это так!) я нищая, больная и бездомная. Опять же – другая тётка выговорила мне, что я, якобы, когда пишу такое, «ною и жалуюсь». Но это полная неправда, потому что, когда я это пишу про себя, это всего лишь обыкновенная констатация факта.
Судьба-злодейка в итоге занесла меня в маленький областной городок, часах в трёх от столицы нашей родины. Впрочем, мне в ней нечего было делать, я безвылазно сидела в маленькой квартирке, битком набитой разным барахлом. Она была как наглядное пособие, на какую ерунду тратили деньги советские люди. Впрочем, когда я недолго жила в самой богатой стране мира, там население в этом плане было ещё хуже. Они тяжело пахали с утра до вечера только для того, чтобы в выходные поехать на своих роскошных авто в их не менее роскошные супермаркеты и спустить все денежки на страшную дрянь.
Если раньше я тащилась от двух вещей – когда я слушала Моцарта и иже с ним (в гениальном исполнении Баренбойма, конечно) и когда я писала свои опусы, которые были интересны очень ограниченному контингенту читателей – то теперь даже эта радость в жизни перестала доставлять мне удовольствие. Наверное, я уже высказала миру всё, что я о нём думала, а жевать сопли я не любила. И к тому же, основной биомассе, живущей на этой планете, мои мысли и мои ценности были непонятны.
Поскольку я в основном обреталась в одном очень поганом сайте, меня читали разные люди. Некоторые считали своим долгом давать мне ЦУ, как мне надо жить. В принципе, меня это не раздражало, а даже смешило. Доходило до маразма. Например, одна женщина, которая иногда возникала на горизонте (слава Богу, нечасто, потому что она была занята добыванием хлеба насущного и работала на нескольких работах) все два часа нашей бесполезной беседы пыталась мне внушить, что я не нашла своего пути в этой жизни, профукала своё предназначение. И якобы, если бы я помогала тем, кому хуже, чем мне – инвалидам и бомжам – то тут-то я и обрела этот самый пресловутый смысл жизни. И вообще, она считала, что получить радость так просто – достаточно выйти на улицу и покормить голубей, которых я терпеть не могла.
По её словам, я должна была быть довольна уже тем, что живу не на улице, а имею крышу над головой. Ей, живущей в своей собственной квартире, было не понять, что я в любую минуту могу очутиться на улице, что уже неоднократно и случалось: были в прошлом такие моменты, когда я ночевала в палатке на берегу моря летом или жила в глухой деревне в полуразрушенной избушке, не имея ни дров ни денег зимой.
Как бы там ни было, на какое-то время ситуация стабилизировалась, впрочем, тут тоже было всё далеко не гладко. Хозяйка этой квартиры могла явиться сюда жить в любую минуту. Не то что я бы с ней не ужилась – в начале нашего знакомства мы вполне мирно провели около двух месяцев вместе, а просто я не горела желанием жить с чужими мне по духу людьми, к которым я не испытывала особой любви…
И меня всегда ставило в тупик, когда люди могли мне не с того ни с сего нахамить, а это бывало с её стороны неоднократно. Впрочем, я делала вид, что пропускаю это явное хамство мимо ушей, но тем не менее оно на меня действовало, и ещё как, потому что я имела глупую очень уязвимую натуру, которая начинала вибрировать от любого пустяка.
А после того, как я случайно обнаружила в шкафу некую мерзость, которую я выкинула в помойку, потому что не могла находиться рядом и спокойно спать в той же комнате при такой отвратительной штуке, я не то чтобы стала плохо думать об этой женщине (в конце концов, какое мне было до этого дело?), но было понятно, что у меня с такими людьми нет ничего общего. Впрочем, за последние пятнадцать лет, когда я потеряла единственного человека, с кем мне было хорошо, я так и не встретила никого, с кем мне хотелось бы как-то хоть немного сблизиться.
Повесть о коте
Василий по жизни был обыкновенным неудачником. С работы его давно выперли из-за того, что он вечно спорил с начальником, добиваясь справедливости, жена, забрав детей, ушла. А ведь когда-то была большая любовь, но если муж не приносит домой ни копейки, она вмиг куда-то испаряется…
Квартира ему досталась от родителей, но и с ней сейчас всё было нехорошо – платить жилищно-коммунальные услуги было нечем, ему уже намекали, что ещё немного, и его из неё выселят. Короче, ситуация сложилась хуже некуда. Слава Богу, Василий не выпускал её из-под контроля и с отчаяния не пустился в пьянку. Вот уже второй год он искал работу, но всё было безуспешно. Конечно, попадались какие-то разовые сомнительные подработки, но нормальная работа так ни разу ему и не попалась, хоть он вроде был неглупым еще довольно молодым мужиком, да и умел он многое, правда, высшего образования он так и не получил.
Вся эта удивительная история началась с того, что брёл он по улице сам не зная куда. Мысли в голове вертелись разные вплоть до самых страшных. В последнее время он стал даже обдумывать, каким более или менее безболезненным способом лучше уйти из жизни, которая не только не сложилась, а зашла в такой невообразимый тупик, из которого Василий не видел совершенно никакого выхода.
В какой-то грязной подворотне сидел чёрный кот. Он тоже был весь грязный, худой и затюканный. Когда Василий с ним поравнялся, он жалобно замяукал. Василий остановился.
– Ну не могу я тебя взять, брат. Мне самому нечего есть.
У кота загорелись огромные зелёные глаза, Ими он прямо-таки гипнотизировал Василия, и тот понял, что он просто не имеет права уйти и не помочь несчастному животному.
– Эх, была не была! Возьму я тебя. Будем страдать вместе.
Василий взял кота на руки, тот ласково замурчал. Когда он принёс его домой, тут-то всё и началось. Василий обшарил всю кухню в поисках чего-нибудь съестного, но тщетно. Там даже чёрствой корки хлеба не завалялось. А кота требовалось немедленно покормить. Денег тоже не было ни копейки, Василий даже осмотрел карманы старых пальто, в надежде, что там случайно обнаружится какая-нибудь мелкая денежка…
Положение было совсем безнадежное. У Василия даже мелькнула мысль взять кота и встать с ним где-нибудь на улице около метро с протянутой рукой. До такого он ещё не доходил, но всё в жизни бывает в первый раз. Но тут в дверь позвонили.
Это оказалась соседка Ирина. У Ирины было два мужа. Первый её безумно ревновал к каждому столбу и обзывал проституткой, хотя оснований для этого у него не было – Ирина была хорошей и верной женой. Она долго терпела все его выходки, но когда мужик дошёл до рукоприкладства, с ним пришлось расстаться. Второй тоже был не подарок – хам и псих. Но Ирина в него дико влюбилась, совершенно не надеясь, то они когда-нибудь будут вместе, потому что тот был женат. Она даже стала писать стихи, хотя по образованию была химиком. Стихи, надо сказать, были совсем неплохие, и когда предмет Ирининой страстной любви их прочитал, в душе у него что-то ёкнуло. Тем более, с женой отношения у него давно разладились. И случилось чудо – он ушел от жены, и они стали жить вместе с Ириной. Правда, Ирина видела его редко, потому что он работал дальнобойщиком и почти всё время находился в рейсах.
Ирина была добрым человеком, ей хотелось изливать на кого-то свою заботу и внимание, и она часто подкармливала Василия – просто так, без всякой задней мысли, ведь сварив кастрюлю супа, совсем не жалко было принести ему тарелку, зная, что он сидит голодом.
– О, у тебя кот! Да какой красавец! Только очень уж худой, бедолага. Наверное, долго скитался по улице. Подожди, я сейчас.
У самой Ирины было две кошки и собака. Через пять минут она вернулась и принесла несколько пакетиков с кошачьей пищей и с бутербродами для Василия.
– Вот, держи. Теперь коту еды хватит надолго. А когда кончится – скажи, я ещё принесу.
Потом они попили чаю с Ириниными бутербродами. Когда Василий наелся, он вдруг заметил, что Ирина смотрит на него каким-то необычным взглядом, как будто первый раз его видит, и не успел он осмыслить, к чему бы это, как она предложила ему пойти к ней – якобы муж был в отъезде. А ей надо было чем-то там помочь, якобы у неё что-то там сломалось. Василию после её благодеяний неудобно было ей отказать, и он пошёл. Когда они пришли к ней, Ирина налила ему рюмку водки.
– Ну зачем это? Ты же знаешь, я не пью.
Но Ирина настаивала, и Василию пришлось выпить. А потом он сам не понял, как оказался в Ирининой постели…
– Вот хитрая баба! – Василию совсем не хотелось становиться её любовником, да и с её мужем он поддерживал дружеские отношения, и было как-то неприятно его обманывать.
Ирина мучила его часа два, потом он кое-как вырвался под предлогом, что у него есть неотложные дела. Когда он пришёл домой и стал размышлять о случившемся, он дал себе слово, что этого больше не повторится.
На следующее утро он проснулся с больной от похмелья головой. Кот прыгнул ему на грудь и стал мять его лапами, и тогда Василию полегчало. И тут кот начал вытворять такие фокусы, что Василий буквально разинул рот от удивления. Он ходил сначала на передних, потом на задних лапах, потом стал танцевать что-то вроде вальса, потом несколько раз прыгнул через стул.
А Василий вспомнил, что месяц назад по всему городу были расклеены афиши, что приехал цирк, в котором гвоздем программы было выступление котов знаменитого дрессировщика Юрия Куклачёва.
– Так вот ты откуда сбежал! И как же теперь возвратить тебя обратно? До Москвы далеко, да и денег на билет нет.
Кот подбежал к двери, всем своим видом показывая, что хочет выйти на улицу. Василий открыл дверь, и они вышли. Кот бежал медленно, Василий шёл за ним. Они дошли до главной площади городка. И тут котяра начал опять проделывать свои фокусы. Собралась толпа. Кот творил чёрт-те что, народ ахал. И через час им накидали кругленькую сумму.
Теперь Василию не надо было думать о своём будущем. Оно было обеспечено, потому что каждый день они с котом выступали на главной площади. Про них знали все, каждый раз собиралось множество людей. И в результате они заработали столько, что хватало не только на пропитание, но Василий открыл небольшую фирму, которая специализировалась на охранных мероприятиях, а толчком к этому послужили опять же необыкновенные способности кота, которые проявились как-то раз, когда к ним залезли грабители.
А дело было так. Когда у Василия появилось много денег, естественно, он начал покупать дорогие вещи. А через полгода денег скопилось уже столько, что он смог купить себе новую квартиру и дорогое авто. Ему давно уже хотелось сменить место жительства, потому что Ирина ему надоела со своей любовью и дикой опекой – она являлась к нему каждый день и требовала внимания. Мало-помалу дошло уже до того, что с её стороны начались настойчивые разговоры о том, что она его любит, а своего законного супруга – нет, что она с ним разведётся и выйдет замуж за Василия, тем более, что Василий стал теперь состоятельным человеком и завидным женихом.
Их город был достаточно большим, Василий купил квартиру в отдалённом районе на подставное лицо и сделал всё, чтобы Ирина ничего не узнала, куда он делся. Правда, он ей позвонил и сказал, что завербовался на работу на Крайний Север и чтобы в ближайшие года два-три она его не ждала. Ирина стала кричать, как она его любит и умоляла не уезжать, но Василий решительно повесил трубку.
Выступления с котом, естественно, пришлось прекратить, чтобы не наткнуться на Ирину, но у него теперь были другие источники дохода, более надежные. Но мошенники, в отличие от доверчивой женщины, узнали про него многое. Сначала им заинтересовались обыкновенные домушники. Они вломились к нему ночью. Их было двое, и коту ничего не стоило расправиться с ними. Он разукрасил им физиономии так, что их бы не узнала родная мать, и они с позором бежали.
Но это были цветочки, ягодки начались тогда, когда Василий попал в сферу интересов крупного бизнеса. Даже в наши дни там царили волчьи законы и властвовал крупный криминал. Но Василий довольно скоро разобрался, что нужно делать. Он заручился поддержкой влиятельных людей, для этого надо было всего лишь отстегивать им энную сумму. Дела шли неплохо, и ему это было совсем нетрудно. И вскоре от него отстали. Помаленьку он перевел свои немалые капиталы за рубеж, в надежные банки.
Будущее – его и кота – теперь было обеспечено. Но на этом чудеса не закончились. Стало происходить такое, что Василию впору было поверить в мистику. Оказалось, что кот может лечить любые болезни. Выяснилось это, опять же случайно. Василий простыл и заболел воспалением лёгких. Он задыхался, поднялась высокая температура, и он чуть не умер, у него уже начинался отёк лёгких. Но стоило коту прыгнуть на него и полежать на его груди, как через полчаса всё как рукой сняло!
Короткая повесть
В сущности, она была уже древняя старуха, но совершенно себя ею не чувствовала. В душе бурлили такие страсти, которых не бывает даже у молодых. Всю жизнь она прожила почти без мужиков, и не потому, что она им не нравилась и на неё не было спроса. Напротив, они к ней липли по страшному, но она всех отшивала, столкнувшись однажды с предательством человека, которого любила – или вообразила, что любит: она была большая фантазёрка и людей придумывала такими, какими они в действительности совсем даже близко не являлись.
Вот так и прожила всю свою глупую жизнь в фантазиях. Под старость лет осталась нищей и совершенно одинокой. Потеряв уже давно отличную новенькую квартирку в Петербурге по собственной глупости, скиталась по съёмным квартирам, разным грязным неблагоустроенным хибарам, потому что снять хорошее жильё не было денег.
Вот уже несколько лет она кантовалась в маленьком поселке, он был в общем-то тихим и симпатичным. Жили тут в основном пенсионеры, потому что молодым работы не было, и они уезжали в большие города. Здесь, как и везде в России в последние годы, царил бардак, всё было развалено. Как только случались природные катаклизмы в виде, например, затяжного сильного ливня, отказывало всё на свете – начинались аварии в электросети, водопроводе, переставал действовать интернет, потому что оборудование всего этого было изношено, а менять его никто не собирался, деньги были давно разворованы на самом верху.
Жилья здесь тоже почти никто не сдавал – невыгодно было. У неё имелся разваленный домик в глухой деревне в 30 км от поселка, но жить там было уже нельзя, потому что деревня давно обезлюдела, а зимой её заносило снегом так, что выбраться из неё было невозможно. И приходилось половину своих жалких денег тратить на аренду жилья в посёлке, в котором ещё теплилась какая-никакая «цивилизация».
Ей очень сильно не везло с этой арендой – всё время натыкалась на непорядочных людей, которых в наше время развелось немеряно. Одни её выгнали среди зимы, им было наплевать, что человеку некуда идти, а следующий арендодатель сильно нагрел руки за её счёт. Она до сих пор была наивной и верила людям, никак не могла понять, что совесть у большинства давно уже находится на нуле.
Но вот ей, кажется, немного повезло. Это была совершенно пустая двухкомнатная квартира, в которой имелось центральное отопление и из крана лилась вода, что было большим благом для этого посёлка, потому что в основном здесь стояли уличные колонки. Хозяйка этого «роскошного» помещения жила в Петербурге и возвращаться вроде не собиралась.
Казалось бы, живи себе в покое и пиши, пиши, высказывай миру всё, что ты про него думаешь. Но за несколько лет она написала так много (делать-то было нечего, она была занята только борьбой за существование!), что это превратилось в целое собрание сочинений, и книги эти издали несколько разных бесплатных издательств, но они заломили за них такие цены, что их никто не покупал. Да если бы и покупали, то ей доставались бы сущие гроши.
В итоге это занятие ей сильно наскучило. Писать дешевку про вампиров, драконов и гарри поттеров она не умела. Её собственная жизнь, которая, в сущности, не была реальной, потому что она жила в каком-то выдуманном мире, а не в том, который находился вокруг, тоже не стоила того, чтобы её описывать – её бы никто не понял. А писать для самой себя – это походило на какой-то духовный онанизм, что было совершенно бессмысленным, бесплодным и, самое главное, очень глупым занятием.
Впрочем, жизнь и у всех прочих на 90 процентов состояла из такой вот бессмыслицы, но она не хотела походить на людей, у которых между рождением и смертью кроме прочерка ничего не было. Но героем она тоже себя не чувствовала, Данко, который вырвал сердце, чтобы осветить дорогу людям, из неё не получился – она прекрасно понимала, что это дорога в никуда…
Всю жизнь она держала себя «в черном теле», впрочем, это не требовало особых усилий. По молодости жизнь хлестала через край, прислушиваться к тому, чего хотят природные инстинкты в её организме, ей было некогда. А вот очутившись наедине с собой тело вдруг начало шалить. Основной инстинкт, так долго спавший в ней, вдруг проснулся и требовал его удовлетворить. Но не ту напал – она умела держать себя в узде.
Сумасшедшие мечты о молодом мужчине, который жил в этом посёлке и очень ей нравился, пришлось задавить на корню. Она понимала, что если она вякнет каким-то образом ему о том, что безумно его жаждет, он просто скажет: «Бабуля, вы чокнулись». Вот и вся «любовь». Хотя по телевидению очень часто показывали примеры таких ненормальных отношений между старушками и молодыми людьми, было совершенно ясно, что деревенские мужички всё ещё не подверглись разрушению устоев нормальной жизни. Впрочем, например, всё это было в порядке вещей в Египте, где любой молодой араб без слов согласился бы быть её любовником, только помани его пальчиком. Но арабы ей были в этом смысле неприятны, она не любила экзотику в таких основополагающих жизненных ситуациях, как секс.
Здесь, в посёлке, к ней тоже приставали молодые люди, в основном, по интернету. Один очень долго напрашивался прийти к ней в гости якобы для того, чтобы «помочь по хозяйству», но она спокойно и категорически ему отказала, и он отстал. Ну а мерзкого похотливого старикашку, который долго склонял её на сожительство, она пнула так сильно, что он её возненавидел и при встрече что-то долго шипел ей вслед.
Но ей нужен был только он, Олежек… Небольшого роста, он походил на молодого Бонапарта. Любил поговорить (им приходилось встречаться в его кабинете – исключительно по делу, и естественно, она и виду не подавала, как сильно он ей нравится), болтал он просто без умолку, но его болтовня была ей приятна, и было даже немножко смешно, когда он высказывался, хотя видно было, что он совсем не прожженный пройдоха, которые обычно попадают на такие «хлебные» места, а обыкновенный деревенский мужичок, в чем-то даже немного наивный…Однажды он кому-то звонил, чтобы помочь ей с дровами, и сказал такую фразу: «Вот тут у меня сидит женщина лет шестидесяти…» А ей-то уже было намного больше! Но её порадовала такая ошибка в оценке её возраста, потому что она люто ненавидела, когда её малокультурные граждане называли «бабулей», ведь объективно она ею не была, потому что, как пионерка, была способна на любые «подвиги».
Но всё это было совершенно безнадёжным мероприятием, и ей пришлось наступить на горло своей песне, потому что она никогда бы не получила желаемого. А она всё-таки, несмотря на любовь к несбыточным мечтам, была пейсатель-реалист.
Да, чукча был не читатель, чукча был пейсатель… Читать она перестала давным-давно. Зато написала двадцать (!!!) книг. Их почти никто не читал. Неинтересна была она широкой публике, ведь массы зачитываются любит Гарри Поттером. Или, на худой конец, читают Донцову и подобных ей. Это верх того, что могут переварить их хилые мозги.
И всё время он слышала упрёки: «Вы пишете только про себя!» Милые мои, а кого ж человек лучше всех знает, как не себя? Она вполне отдавала себе отчёт, что в этом был элемент какого-то духовного онанизма. (Это она почитывала «Психологическую газету», которая приходила к ней на имейл – дочка у неё по специальности была психотерапевтом, так надо же было знать, что это такое и с чем эту психотерапию едят. Так вот она как-то прочитала весьма оригинальную статью какого-то маститого профессора, где он сравнивал работу психотерапевта по скайпу и вживую как мастурбацию и реальный секс. И ещё поправила его в комменте – он назвал её любимого философа Мераба Мамардашвили Зурабом. И это явно была не случайная опечатка, ведь если бы он его много читал и хорошо знал, то не ошибся бы! Правда, Мамардашвили – очень сложный товарисч, не каждому по зубам).
Ей уже давно пора было писать мемуары, потому что за спиной была хуча туева лет. И надо было успеть написать, потому что скоро будет уже поздно – не останется сил, ни моральных, ни физических. Правда, старухой она себя совсем не чувствовала. До такой степени не чувствовала, что иногда по ночам ей очень хотелось присутствия рядом молодого мужичка. Но не абы какого, а вполне определённого…
В мемуарах обычно перво-наперво упоминают детство. Ну, детство было как детство, ничего особенного. И практически до совершеннолетия жизнь её была ничем не примечательная. Зато потом! Ой, потом началось такое… А всё потому, что бабушка твердила ей чуть не каждый день, что она необыкновенная, ребёнок с разными талантами и дарованиями, и поэтому должна и обязана учиться лучше всех и потом стать этим самым профессором или даже академиком.
Сейчас смешно вспоминать такое, а бабушка говорила это на полном серьёзе. Вот так и портят детей. Потом у них на всю жизнь в душе застревает мысль, что они – гении, с которыми несправедливо обошлись. И чем же ещё заниматься по ночам, как не писать? Ведь мужичка-то под боком не было! И с некоторых пор началась старческая бессонница. Но это было ещё только начало. Было страшно даже заглядывать в ближайшее будущее…
И всё чаще стали сниться странные сны. В них – очень много людей, буквально тысячи, а может даже миллионы, и она напрасно искала там своих умерших близких. Она так понимала – это ей показывали тот свет. Готовили, так сказать…
И вообще, это занятие – когда пытаешься что-то сформулировать про свою жизнь – это и есть психотерапия. Потому что она никогда бы не пошла к какому-то чужому человеку, да ещё за деньги (которых, кстати, у неё не было вообще), рассказывать про свои проблемы. Вот такая она была стеснительная, как оказалось. Впрочем, и когда писала, она не больно-то собиралась откровенничать, хотя вполне могла написать про себя чёрт знает что – всё равно ведь никто читать не будет. Но она считала, что вполне достаточно только надводной части айсберга.
Когда она видела, как изощряются другие в своём неприкрытом духовном эксгибиционизме и желании выпендриться, ей становилось противно. Одна деревенская сплетница обозвала её писанину «пасквилем» (слово-то какое знала, надо же!). Она обиделась и прекратила с ней всякое общение. И многие другие, кто её читал, считали, что она пишет одну чернуху, то есть несправедливо очерняет действительность.
Но она с этим была не согласна категорически. Возможно, она была необъективна, но покажите того, кто объективен! Все мы до одного субъективны, так уж устроен человек, судит всегда только со своей колокольни. А жизнь продолжается, даже если уходит твой самый близкий человек. Ведь далеко не каждый способен на самоубийство, даже если горе твоё хлещет через край. И не только потому, что наша православная религия осуждает это как величайший грех. Просто для того, чтобы убить себя, надо иметь какие-то нечеловеческие силы. А человек – он слаб, и душой, да и телом тоже, на подвиги, как правило. он в большинстве ситуаций не способен. А боль со временем притупляется и через энное количество лет сходит на нет. Рана зарубцовывается и человек опять возрождается к нормальной жизни. А из чего она состоит – да из мелкого повседневного существования: надо добывать себе на хлеб насущный, да и вообще существует множество таких забот и хлопот, которые отвлекают тебя от мрачных мыслей. И живёшь себе потихоньку. как ни в чём ни бывало.
Жизнь вообще почти целиком состоит из скучного и серенького бытия, редко кому на его долю достаются какие-то необыкновенные события, когда кажется, что ты ходишь не по земле. а летаешь выше облаков, купаясь в счастье, которое невозможно описать словами. Совсем неплохо, когда живёшь размеренной и неторопливой жизнью обыкновенного обывателя, ешь-пьёшь-спишь и на бОльшее не претендуешь. Ведь в любой момент даже эти незатейливые, доступные любому радости могут оборваться ни с того ни с сего, и тебя столкнут лицом в грязь и страдания. И тут наступает тот самый пресловутый момент истины. когда ты смутно начинаешь понимать, что жить-то надо было как-то иначе, а не просто плыть по воле случая в никуда. Но как? Этого не знает никто. Ведь человек проживает только свою, одну-единственную ни на что не похожую жизнь, и все на свете примеры чужих жизней не способны научить его прожить эту жизнь так, чтобы в итоге уйти в ладу с самим собой. А терпение и смирение у нас далеко не бесконечны, и далеко не каждому удаётся заглушить свои страхи от бессмысленности своего существования алкоголем или ещё каким-то бесполезным средством, к которым прибегают очень многие. И счастливы те, кто вообще не способен думать на эту проклятую тему