Читать книгу: «Тайна привратников», страница 2

3. Ползком

Шагнув за дверь, я быстро закрыла её за собой и оказалась в кромешной темноте. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы найти выключатель. В нос ударил запах сырого камня.

Одинокая лампочка несколько раз мигнула и наконец зажглась, едва осветив помещение. По комнате запрыгали причудливые тени.

Сам по себе подвал казался совершенно обычным – бетонный пол и потолок, три стены, тоже бетонные. Четвёртая, прямо передо мной, с виду более старая, была сложена из красного кирпича. Вдоль стен тянулось несколько рядов металлических стеллажей со всевозможными принадлежностями для уборки: губки и щётки, тазики и вёдра, бутылки моющих средств. Кроме полок в подвале был ещё только один предмет, в самом дальнем углу.

Он был большущим, как медведь, и так почернел от старости, что мне потребовалось около минуты, чтобы понять, что это бойлер, старый и давно вышедший из строя. Наверное, его оставили тут просто потому, что разбирать его на части и поднимать по узкой лестнице было бы слишком неудобно. Сейчас он представлял собой просто груду металла, ощетинившуюся кранами и клапанами. От него отходило несколько труб, но все были отключены и обрывались, немного не доходя до потолка.

Я принюхалась. Пахло не только сыростью. В помещении стоял запах чистящих средств. Он, конечно, мог исходить от армии вёдер и щёток, но был слишком силён. При свете единственной лампочки я пригляделась к полу, потом провела по нему пальцем, на котором остался толстый слой пыли.

В углу, рядом со старым бойлером, пол казался темнее. Я подошла туда. Да, бетон здесь недавно вымыли, он даже просохнуть ещё не успел. Но зачем мыть только это место?

Я вызвала перед мысленным взором фотоаппарат, делающий мгновенные снимки. Он появился прямо передо мной и завис в воздухе. Твёрдо держа воображаемую камеру, я принялась фотографировать подвал. Фотографии по очереди лениво выезжали из прорези и на глазах превращались из чёрно-белых в цветные. Сделав достаточное количество снимков, я заархивировала их в памяти.

Переходим к следующей задаче. Я вытащила пластиковую баночку и провела по полу ватной палочкой. Может, я и ошибалась, но у меня возникло предчувствие по поводу этого влажного пятна. Поэтому я бережно спрятала палочку, чтобы потом провести анализы в тайной лаборатории Брианны.

Затем я подошла к отключённому бойлеру. Он был весь покрыт пылью и явно давно стоял без дела. Выходящие из него трубы были перерезаны, так что протекать он не мог. Но почему тогда кому-то понадобилось мыть тут пол?

Я вгляделась в темноту за бойлером, но ничего не было видно. На брелоке для ключей у меня болтался крошечный фонарик, подаренный папой на прошлое Рождество. Я нашла его в чулке для подарков со всякой прочей мелочовкой. Я включила его и направила в темноту. Всё равно ничего особенного там не обнаружилось…

Хотя… Я присмотрелась получше. Да! Похоже, в стене была дыра! Под таким углом я не могла рассмотреть точно, но с задней стороны на бойлере совершенно не было пыли. Словно бы оттуда, из дыры, кто-то выполз.

Оставался только один вариант. Зажав фонарик в зубах, я подобралась поближе, пригнулась – и очутилась в тесном закутке за бойлером. И там – ровно как я и подозревала – увидела дыру в кирпичной стене, достаточно большую, чтобы в неё мог протиснуться взрослый человек. Посмотрев себе под ноги, на грязный пол, я различила отпечаток ботинка. Тут и в самом деле кто-то недавно был!

Набравшись храбрости, я поползла вперёд. От крошечного фонарика было не много толку, но, поводив лучом вокруг, я смогла разглядеть стены тоннеля. Эх, зря я оставила нормальный фонарик в пещере под Серпентайном!

По мере моего продвижения по тоннелю кирпичные поверхности сменились сперва бетоном, а потом чем-то вроде голой скалы, прорубленной мотыгой или киркой. Непонятно, зачем создавался этот тоннель. Стояла полнейшая тишина. Чуть пригибаясь, я проворно двигалась вперёд.

Метров через тридцать коридор пошёл под уклон. Пройдя чуть дальше, я поняла, что стены начали расступаться. Теперь они снова были выложены кирпичом, а грубо вырубленный проход сменился аккуратно построенным коридором наподобие викторианских канализаций. К моей радости, тут было гораздо чище и суше, чем в канализации.

Я торопилась вперёд, теперь уже выпрямившись в полный рост и выставив перед собой фонарик, точно миниатюрный щит. На то, чтобы полностью освещать путь, силы луча не хватало, поэтому темнота впереди казалась особенно непроглядной и неприветливой. До сих пор меня вёл азарт погони. Теперь же я вдруг осознала, какая я маленькая. Что – или кого – я найду там, внизу?

Я заколебалась. Подумала о папе и о своей уютной комнатке под крышей коттеджа.

И тут во тьме ко мне обратился Эркюль Пуаро.

– Ma chère Agathe, моя дорогая, ты столкнулась с маленькой загадкой, не так ли? Ты же не повернёшь теперь обратно?

И правда: не поверну. Я прибавила шагу.

Ещё двадцать шагов – и коридор стал шире. Здесь тонкий лучик фонарика казался ярче, чем в кирпичной части, потому что стены были выложены белыми керамическими плитками, хоть и грязными, но всё же слегка отражающими свет. Бледную поверхность разбивали полосы тёмных плиток, разобрать их цвет под наслоениями грязи было непросто. Но что-то в них показалось мне очень знакомым. Чтобы понять, что именно, мне потребовалось некоторое время.

Ну разумеется! Точно такие же плитки использовали в Лондоне для отделки станций метро! В те дни, когда многие лондонцы не умели читать, стены подземки выкладывали разными узорами.

За последние несколько лет я побывала почти на всех станциях, обозначенных на карте, кроме нескольких самых далёких, и сделала мысленные снимки всех узоров плиток. Я напрягла воображение, и передо мной возникли снимки, пришпиленные медными булавками к доске на стене.

Я наскоро просмотрела их все, но не нашла того узора, что обнаружила здесь: две тёмно-бордовые полосы, разделённые белой.

Куда же я попала? На станцию метро, которая – вовсе не станция метро, причём в самом сердце Лондона!

Я прошла чуть дальше. Шаги отзывались гулким эхом. Опустив глаза, я увидела, как у ног клубится пыль. И всё же я не была первопроходцем: кто-то ходил тут совсем недавно. На пыльном полу виднелись и другие следы, они следовали друг за другом цепочкой. Я прикинула, не стоит ли мне идти по ним, чтобы скрыть, что я была здесь, но было поздно – я уже успела здорово наследить. Чуть дальше по коридору я получила первое подтверждение тому, что это подземное помещение и в самом деле станция метро, пусть и заброшенная: к приделанному к стенке рекламному щиту была приклеена выцветшая и разодранная реклама растворимого кофе.

Судя по стилю шрифтов и акварельной картинке, изображавшей женщину с дымящейся кружкой в руках, плакат был очень старым. Я бы датировала её тридцатыми-сороковыми годами, а точнее – периодом Второй мировой. Но почему этот плакат ещё тут? Почему станцию забросили? Я побрела дальше, обогнула ещё пару поворотов в этом пустом облицованном плиткой тоннеле и вдруг нашла разгадку.

Я вышла прямиком на платформу. На стене напротив висела выцветшая надпись: «Британский музей».

Да это же неиспользуемая станция «Британский музей»! Её закрыли несколько десятилетий назад. Тогдашняя администрация метро решила, что станция не пользуется популярностью у пассажиров. Возможно, причиной тому было то, что она располагалась довольно далеко от музея! Я знала, что эта остановка находится на Центральной линии (она обозначена на схеме метро красным), которая аккуратной прямой проходит через середину Лондона. Интересно, поезда этой линии проезжают станцию без остановки или же обходят стороной по какому-нибудь новому тоннелю?

И словно в ответ я услышала отдалённый глухой рокот – знакомый звук проезжающего поезда.

Мне всегда хотелось побывать на какой-нибудь заброшенной станции – но сейчас времени уже не было: поздний час, надо расследовать убийство, а если папа вдруг обнаружит, что меня нет дома… Мне стоит поскорее туда вернуться.

Наскоро обыскав платформу, я нашла ещё кое-какие следы – задетые кем-то на ходу плитки, с которых стёрлась пыль, а чуть дальше – кусок чистого пола, где явно что-то лежало, хотя сейчас этот предмет уже унесли.

Этот чистый участок был прямоугольной формы и довольно велик. Но понять, что тут хранилось, было невозможно. Подойдя к краю платформы, я нагнулась и посветила вниз фонариком. Я ожидала увидеть, что на путях нет рельсов. Наверняка их сняли, чтобы поезда не могли здесь проходить. Или просто сдали на металлолом – такое случалось во время войны со многими городскими железными воротами и оградами. Однако луч моего фонарика, пронзив темноту, отразился от двух блестящих серебристых полос. Старые рельсы не просто оказались на месте, но и были так отполированы, что не оставалось ни малейших сомнений: поезда ездят по ним и сегодня.

Хмм… Как это возможно? За то время, что я тут провела, мимо простучали три поезда – но ни один из них не проехал по этим путям. Возможно, тоннель используется для резервных, не используемых сейчас составов. Или для поездов, нуждающихся в ремонте. Или это просто обходной путь, который позволяет поездам обгонять друг друга?

Я закончила осмотр станции и сделала мысленные фотографии. Жаль, у меня не было настоящего фотоаппарата, чтобы действительно сфотографировать следы в пыли – но ничего, память моя почти ничем не хуже. На некоторые снимки я смотрела дольше, чем на другие, чтобы убедиться, что фотографии хорошо проявились.

Наконец, кажется, я осмотрела всё, что только возможно. Конечно, проще всего было бы вернуться в Британский музей той же дорогой, которой я сюда попала, но там были полицейские. Если я сунусь в музей ещё раз, меня непременно заметят – и на этот раз у полиции точно возникнут подозрения. Хорошо, что я взяла с собой ключ Гильдии!

Дойдя до дальнего конца платформы, я спрыгнула на рельсы – и очень вовремя! Сзади внезапно раздался мужской голос. Я торопливо выключила фонарик.

– Не забыл положить мне пять кусков сахара?

Я присела, сжалась в комочек и замерла.

– Не-а, – отозвался второй голос. – Как раз закинул.

Итак, их там по меньшей мере двое.

– Боже мой, Фрэнки, ты же знаешь, я не могу пить, если несладко.

– Удивительно, как у тебя все зубы не повыпадали.

Оба засмеялись. Других голосов слышно не было. Я, конечно, испытала облегчение, что их всего двое, но даже и двоих было более чем достаточно, чтобы занервничать. Я начала потихоньку продвигаться к тоннелю, но на миг потеряла равновесие и ударилась ногой о металлический рельс.

– Что это? – спросил один из тех двоих на платформе.

– Ты о чём?

– Я слышал какой-то шум.

– Наверное, мышь, их там внизу хватает.

– Больно уж крупная мышь, судя по звуку.

Услышав приближающиеся шаги, я прижалась к краю платформы и съёжилась в тени, надеясь, что разглядеть меня почти невозможно.

На рельсах засиял луч фонарика. Он прошёл слишком близко от меня, отразившись на носке моего лакированного ботинка. Ох, не стоит начищать обувь, если ты надеваешь её на тайные операции, Агата!

Заметил ли меня этот тип? Я задержала дыхание и закрыла глаза. В руке я судорожно сжимала ключи от парадной двери – единственное имеющееся у меня потенциальное оружие. Но если придётся полагаться только на них, вряд ли у меня так уж много шансов спастись.

– Вроде бы ничего, – заявил тип на платформе.

– Так когда, говоришь, прибытие? – спросил второй.

– Минут через пять-десять, если им не придётся по дороге останавливаться на боковых ветках.

Пока они беседовали, я тихо побежала к началу тоннеля. Я знала, что на Центральной линии есть несколько дверей, через которые можно попасть в подземные ходы Гильдии, а уж там-то я без труда отыщу дорогу обратно к Гайд-парку. Но что ещё важнее – надо убраться с рельсов прежде, чем сюда придёт какой-нибудь поезд.

Оказавшись в кромешной темноте тоннеля, я осмелилась снова включить фонарик. Не то чтобы это что-то меняло. Луч светил довольно тускло и раньше, в музее, а теперь и вовсе стал едва заметным. Я припустила вперёд. Пять минут бега трусцой – и я нашла то, что искала: маленькую деревянную дверцу в стене служебного коридора, отходящего от Центральной линии.

Шум поездов на других рельсах стал ближе: рокот, громыхание и скрежет тормозов. Кого-то, наверное, это нервировало бы или даже пугало, но я к этому привыкла. Я не первый раз разгуливала по подземелью и свыклась с мыслью, что в любой момент меня могут раздавить, как букашку. Сняв с шеи ключ Гильдии, я без малейшего колебания вставила его в замок. Нарушать правила мне тоже было не впервой.

И всё-таки после того, как я целое лето прождала начала испытаний, меня невольно бросило в дрожь при мысли о последствиях, которые обрушатся на меня, если я попадусь. Отперев дверь, я шагнула в узкий тоннель, не в пример чище и ухоженнее того, откуда пришла. Стоило мне войти, тут же вспыхнул свет – сработали автоматические датчики, реагирующие на движение. Залитый светом коридор нервировал куда сильнее тёмного: прятаться тут негде.

Выключив фонарик, я спрятала его в карман. Одно из полезных свойств моего мозга – это внутренний компас, помогающий ориентироваться в пространстве. Вообще-то у меня уйма таких вот инструментов – внутренние папки с информацией, внутренние архивы визуальных изображений, но я всё равно не могу объяснить, как работает большинство из них. Просто они у меня есть. Я двинулась вперёд, не обращая внимания на череду дверей по левой стороне, и наконец добралась до двери справа. Внутренний компас сообщил, что она ведёт в сторону дома. Зайдя в неё, я шагала минут десять-пятнадцать, постоянно оборачиваясь, пока наконец не увидела висящий на стене указатель с двумя стрелками. Одна указывала на площадь Пикадилли, а вторая – на Мраморную арку.

Мраморная арка расположена довольно близко к моему дому, поэтому я свернула к ней. Это оказался не самый интересный коридор Гильдии, смотреть тут было не на что, разве что на уходящие в стороны тоннели. Ни паркета, ни ковров, как в иных, более изысканных переходах, например, в том, что идёт под Гайд-парком. И всё же приятно было убраться от яркого света большого тоннеля. Вдобавок и пол здесь снова стал ровным. Я опять перешла на трусцу, наслаждаясь ритмом бега, благодаря которому мозг начал медленно остывать и обрабатывать собранную информацию.

Само собой, лабиринт тоннелей под Лондоном был только частично построен Гильдией. Она соединила воедино несколько разных сетей, начиная от древнеримской и викторианской канализаций и кончая современными служебными трубопроводами. Плюс ещё отдельные участки метро, тоннели электросетей, подземные гаражи и даже подвалы телефонных станций.

Такое устройство подчас оказывалось очень полезным, потому что подсказывало, где ты сейчас находишься.

Например, в тоннелях под Саут-Банком у Темзы бетонные стены выкрашены рыжим, и вдоль боков тянется по два ряда светильников. А близ Букингемского дворца стены обиты бархатом, вместо голых лампочек там висят канделябры.

Но в этой части лабиринта я раньше не бывала, поэтому старалась запомнить дорогу – на случай, если мне доведётся попасть сюда ещё. И вдруг позади послышался какой-то слабый звук.

Я обернулась.

Тоннель тут немного изгибался, поэтому источник шума я разглядеть не могла. Я снова прислушалась. Какое-то мерное постукивание. Может, просто что-то где-то протекает? Нет, не похоже: слишком уж размеренный звук, и этот ритм…

Шаги.

Они приближались. Кто-то бежал в мою сторону. Я снова оглянулась. На меня двигалась чья-то фигура.

Нельзя терять ни секунды! Я понеслась, точно на стометровке. Кровь шумела в ушах. Если мой преследователь из Гильдии (а скорее всего, так и есть), попадаться ему никак нельзя, иначе меня не допустят к испытаниям. К счастью, расстояние между мной и преследователем, кажется, увеличилось. Через некоторое время я поравнялась с коридором, уходящим влево. От бега у меня кружилась голова, пришлось остановиться и выждать, пока в глазах прояснится и я смогу прочитать новый указатель. Со вздохом облегчения я наконец разобрала: «Гайд-парк, треть мили».

За тот короткий промежуток, что я простояла на месте, шаги зазвучали гораздо громче. Погоня близка! Из последних сил я бросилась в боковой коридор. Освещения тут не было, но впереди пробивался слабый свет. Оглянувшись через несколько секунд назад, в темноту, я увидела луч света.

По лбу катился пот, дышать становилось больно. Я продолжала оглядываться, но луч света никуда не исчез. Нагнать меня мой неизвестный преследователь пока не мог, но и не отставал. Вдалеке наконец показалась спиральная лестница, уводящая из тоннеля наверх.

Чтобы взлететь по ней, мне потребовалось огромное усилие. На полпути пришлось ненадолго остановиться, так болели ноги. Я нагнулась, пыхтя и растирая гудящие лодыжки, уверенная, что тут-то меня и догонят. Но стоило лучу чужого фонарика упасть на подножие лестницы, я снова помчалась вверх как угорелая, всё выше и выше, уже над сводами тоннеля.

Наконец спиральная лестница закончилась. Дорогу мне преградила маленькая железная дверь. Я вставила ключ Гильдии в замочную скважину – и ровно в ту секунду, как шаги моего преследователя загремели по первым ступеням, выскочила наружу, в холодный ночной воздух и, задыхаясь, плотно закрыла за собой дверь.

На небе ярко сияла полная луна, и в её свете я разглядела, что дверь находится в каменной тумбе близ озера Серпентайн. Совсем недалеко от дома! Я быстро сориентировалась и припустила через лужайки прямо в ночь.

Обычно, если я возвращаюсь домой глубоко за полночь, то залезаю по дубу, а с него ныряю в окошко в крыше. Но сегодня мои ноги с этой задачей ни за что бы не справились. К тому же было уже так поздно, что в доме не горело ни единого огонька. Наверное, папа уже лёг спать. Я осторожно повернула ключ в замке и как можно тише проскользнула внутрь.

В прихожей я, тяжело дыша, без сил привалилась к двери. Переживания этого вечера и погоня по тоннелям вконец измотали меня. Но в голове по-прежнему крутились разные мысли, теории и картинки из музея и подземной станции.

Я решила налить стакан молока. Вдруг оно поможет мне уснуть. Нет смысла бодрствовать всю ночь, пытаясь распутать дело, в котором недостаёт фактов. Завтра я проснусь бодрой и свежей и начну всё заново. А помогут мне в этом Лиам и Брианна.

В кухне было темно, но свет включать я не захотела. Вполне хватит света луны. Я открыла холодильник, и в лицо мне ударил холодный воздух. Я взяла молоко, закрыла дверцу и повернулась к буфету за стаканом.

И подпрыгнула, от испуга выронив картонный пакет с молоком на пол.

Кто-то стоял в углу, молча поджидая меня в тени.

Я отшатнулась, прижалась спиной к кухонной стойке и, не сводя глаз с чужака, нашарила на подставке нож. Но мой безмолвный противник даже не шевельнулся. Я пригляделась. Что-то в нём не так.

Я шагнула к нему и включила фонарик.

На несколько секунд меня ослепило. Зато потом я разглядела то, что меня так испугало: один из старых папиных костюмов. На вешалке висели двубортный пиджак и брюки в тонкую полоску. Портного, создавшего эти вещи, нужно было арестовать! А папу привлечь за соучастие! Я ведь его знаю: он ещё дополнит костюм горчичной рубашкой и своим любимым зелёным галстуком. Я очень люблю папу, но вынуждена признать: его представления о стиле далеки от совершенства.

Папа говорил, что поедет с утра к специалисту по орхидеям, но зачем ради этого напяливать на себя костюм? Особенно тот, который уже несколько лет не носил? Впрочем, папа был уверен, что эти ужасные шмотки ему очень идут. Я подошла к уродливому наряду и принюхалась. Запах подтвердил мои подозрения – костюм совсем недавно побывал в химчистке. Да и выглядел очень нарядно: весь отглаженный, без единой складочки. И на кого это папа хочет произвести впечатление?

Я налила себе стакан молока, поставила пакет обратно в холодильник, выключила свет и устало побрела наверх, в постель, стараясь не наступать на скрипучие ступеньки. Я ведь ещё не сняла сегодняшний костюм, весь измазанный грязью после беготни по тоннелям. Если папа увидит меня вот такой, то наверняка заподозрит неладное.

Вообще-то папа знал, что я люблю расследования, но, кажется, считал, будто я ищу пропавших кошек или выслеживаю мелких воришек в магазине на углу. Конечно, это были достойные занятия, но сейчас я пыталась выловить рыбу покрупнее. Папа про эту рыбу понятия не имел: ни про Гильдию, ни про защиту Лондона от опасных преступников. И, по мне, это было очень хорошо.

Поднимаясь по лестнице, я слышала, как папа храпит у себя в спальне. Уже почти на самом верху оглушительное «мяу» заставило меня застыть на месте. Это Оливер вышел меня поприветствовать. Громко мурлыча, он потёрся о мои ноги.

– Тихо, Оливер!

Я подхватила своего хвостатого друга и позволила ему повиснуть у меня на шее. Так очень жарко, но мне нравится чувствовать, как он мурлычет. Я выждала ещё пару секунд, чтобы удостовериться, что папа по-прежнему храпит, а потом тихонько взобралась по деревянным ступенькам к себе на чердак.

Бережно опустив Оливера на пол, я огляделась. Всё лежало ровно так, как я и оставила, но мне казалось, будто я отсутствовала гораздо дольше нескольких часов – словно я ушла отсюда вчера или неделю назад.

Когда занимаешься захватывающей детективной работой, то кажется, что ты двигаешься быстро, а мир вокруг – медленно. За один день ты проживаешь целую неделю, месяц, а то и год! Кажется, я слишком люблю это чувство и ищу в приливе адреналина лекарство от скуки.

Я села на кровать и отпила молока. Интересно, когда мама была в Гильдии, у неё возникало похожее ощущение? На такую работу не попадёшь, если тебя не влечёт риск, если не трепещешь от азарта и возбуждения. Боялась ли она, что в один прекрасный день все эти приключения навлекут на неё серьёзную опасность? Или жила одним днём, не тревожась о том, что принесёт будущее? Я бросила взгляд на фотографию на тумбочке у кровати.

Эта фотография обычно навевает на меня грустные воспоминания. Как будто смотришь на изображение дома, в котором уже не живёшь. Но этим вечером я не испытывала ни печали, ни тоски.

Только злость.

Я попробовала проанализировать это новое чувство. Перебрала в голове всё, что мне известно и неизвестно о маминой смерти:

1. Что бы ни случилось с мамой, это был не несчастный случай с велосипедом.

2. Интуиция твердит мне, что её смерть как-то связана с работой в Гильдии Привратников.

3. Гильдия скрывает то, что произошло на самом деле.

Я осознала, что мой непривычный гнев связан с тем, что сегодня я столкнулась с кем-то, кто почти наверняка принадлежал к этой организации. Я ужасно злилась на Привратников, которые скрывали от нас с папой правду. Закрыв глаза, я сосредоточилась на дыхании до тех пор, пока не превратила свою ярость в решимость.

– Я непременно выясню, что с тобой случилось, мама! – пообещала я, глядя на фотографию.

Наконец, когда у меня не осталось сил ни думать, ни чувствовать, я залезла под одеяло, допила остатки молока (мама наверняка отчитала бы меня за то, что я не почистила зубы) и выключила свет. Но тут я вспомнила про ватную палочку, которую надо отдать на анализ. Я взяла мобильник, включила его и послала Брианне сообщение с вопросом, можно ли завтра утром зайти к ней. А потом, наконец, провалилась в сон.