Читать книгу: «Свалка историй»

Кошачий бог

Он смотрел, как уходит под колеса дорога.

За рулем друг Леха.

Непривычно молчалив и сосредоточен.

Ну а что? Прогнозы не очень.

В новостях передали, грядет пиздец.

Надвигается небесное тело

Особо крупных размеров,

Никто не жилец.

В сухом остатке пара дней, может, тройка

Панические атаки, кровавые драки,

Нарушение прав, стирание граней

Между жизнью и смертью

Такого еще не видали

Курят фимиам, жгут костры перед алтарями

Молятся всем богам. Вдруг услышат?

Едва ли. На площади распинают надежду

Она без одежды

Ей предстоит умереть последней

И не в постели.

К апокалипсису никто не оказался готов

Кроме него и пары котов

На заднем сидении свернулись клубками

Тормози, Леха, дальше мы сами

Нет, с нами не нужно

Такое не делают дружно.

Леха кивает. Он понимает.

Хоть и не принимает.

Делает вид, что уезжает

В чистом поле гуляет вольный сквозняк

Нашептывает, все не должно закончиться так

Ты ведь бог, хоть и мелкий, кошачий

Сотвори чудо, пусть слепой станет зрячим

Не могу.

Наверху у серьезных ребят игра

Катают шары, то есть планеты

Да что планеты!

Галактиками ворочают туда-сюда.

А тут такая хуйня.

В смысле я.

Кошачий бог сворачивается в клубок

Леха прячется за деревом, наблюдает.

В чистых полях всегда есть дерево

Каждый знает.

Лехе тревожно и стремно

Шутка ли, апокалипсис скоро.

Под ногами начинает дрожать земля

Бежать некуда, Приплыли, бля…

Отовсюду несутся орды котов

Может, их бог

Нарушить правила и не готов,

Им наплевать.

Можем спасти?

Значит, будем спасать.

Котов много, они застилают собой горизонт,

Собираются в кучу.

Становятся грозовой тучей

Снимаются с места, взмывают ввысь.

Небесному телу – пиздец,

Земле – заебись.

Все спасены, обнимаются,

Апокалипсис отменяется.

У всякой победы послевкусьем говно

Исчезли коты.

Все до одного

Как объяснил другу Лехе кошачий бог

(Явился во сне)

Серьезные парни с самых верхов

Не любят, когда им ломают кайфы

Даже коты.

Хотя, признаться, они очень милы.

Открыты им двери в любые миры

Лишь в этот ни-ни.

Навсегда? – спрашивает Леха

Нам без вас не то чтобы плохо,

Просто иногда во тьме без кота

Понимаешь, друг?

Пустота.

Пустота, маета, хуета.

Ничего не ответил кошачий бог.

Свернулся в клубок.

Свалка историй

– Все, Петрищев, это была последняя капля, – в голосе начальника ЖКХ звучали стальные нотки.

Сантехник Василий Петрищев скорбно кивнул, избегая встречаться с начальником глазами.

– Наверное, думаешь, профессия обязывает тебя выпивать, – продолжал начальник. Недавно он посетил психологический тренинг «Разделяй и властвуй», и теперь ощущал себя знатоком подчиненных душ. – И, в этом есть правдивое зерно, но не двухнедельные же запои!

Василий Петрищев снова кивнул, всем своим видом демонстрируя раскаянье.

– Обидно! – грохнул кулаком по столу начальник. – Один из лучших специалистов губит себя. Добровольно губит! Этими самыми золотыми руками!

Он недавно посетил еще один психологический тренинг под названием: «Начальник-самодур? Нетъ! Родной отецъ? Да!».

Василий Петрищев горько вздохнул, беспомощно разводя золотыми руками. Промямлил что-то невразумительное про жизнь, прорубь и говно, чем поспособствовал выходу начальника на новый психологическо-тренинговый виток.

– Жизнь, Петрищев, зависит от нас! – торжественно указал перстом вверх начальник. – Гляди на вещи шире!

Сантехник послушно возвел глаза. И очень вовремя. Потолочные хляби разверзлись, из них хлынул мутный пенный поток.

– Третья квартира, – облизал палец начальник, – Ты везунчик, Петрищев. Снова последний шанс. Бегом, блядь!

Василий побежал. Он давно усвоил, «последние шансы» – для баланса, поэтому никаких особых эмоций не испытывал. Смиренно принимал. И еще он не пил. Совсем. Но нужно было как-то объяснять свои внезапные отлучки. Не правду же говорить.

***

Начальник ЖКХ прохаживался по кабинету, не обращая внимания на затопленный пол и мелко капающую с потолка воду.

– Ох, темнишь, Петрищев! – думал он, – Не похож ты на алкаша, хоть тресни! Но я все выясню, и тебе помогу. Даже, если не хочешь.

Психологические тренинги и лекции для руководителей, которые начальник посещал регулярно, добавляли ему уверенности в себе и рвения.

– Слуга царю, отец солдатам, – подмигивал он в зеркало. Царем он мнил себя, а солдатами, соответственно, немногочисленных подчиненных. Таких, как Петрищев.

***

В каждой жизни каждого наступает тот самый неловкий момент, когда Вселенная становится бесконечной. И в ней есть все, что только возможно себе представить. Любая, самая дурацкая ерундистика. Вроде свалки историй. На нее и отправлялся скромный сантехник Василий Петрищев в те дни, когда врал про запой. Не ради праздного любопытства, разумеется, а по вызову. Началось это на первом году его работы в ЖКХ. Петрищев отдыхал дома после изнуряющей схватки с канализационной трубой, и вдруг раздался звонок. Пронзительная трель его зазвучала прямо в голове у Василия. От неожиданности тот подпрыгнул и завопил: Алло!

А мог бы сменить угол зрения.

***

– Хуем по лбу не дало? – учтиво осведомились в ответ. Сантехник в ужасе схватился за голову.

– Прошу прощения за глупую шутку, не мог удержаться. Я, видите ли, раньше работал в прачечной, а до того в министерстве культуры…

– Ааааа!!!! – что есть сил завопил Петрищев, -голоса в голове! Голоса!!!!

– Не голоса, а голос, – поправил Василия невидимый собеседник. – Успокойтесь, нам нужна ваша помощь. Как профессионала и специалиста. Расслабьтесь, будет немного щекотно.

Василий хотел возразить, что его профессиональная деятельность осуществляется через начальника ЖКХ или по записи у секретаря, но слова застряли у него в горле. А потом он почувствовал… Представьте, что вы за один миг рассыпались мелким песком по ветру и тут же собрались заново. Вот примерно это сантехник и ощутил. И еще было щекотно до икоты. Перестав икать, Петрищев обнаружил, что квартира его тоже осыпалась, но собралась во что-то совсем уж невообразимое. Там, где положено находиться потолку, зиял звездами космос, а вокруг, куда хватало глаз, громоздились кучи. Вид они имели инфернальный и стремились в бесконечность. Между этими кучами катались туда-сюда огромные колобки.

Петрищев, разинув рот, наблюдал, как один из колобков остановился напротив кучи, будто примериваясь, прикидывая, как оно, затем разделился на две половины, словно арбуз. Нижняя половина подлезла под кучу, верхняя плюхнулась сверху, и куча принялась стремительно уменьшаться, пока вовсе не исчезла. Половинки колобка сомкнулись, и он, как ни в чем не бывало, покатился дальше.

– Свалка историй, – торжественно объявил голос в голове Петрищева.– Добро пожаловать.

– Каких историй? – спросил потрясенный сантехник.

– Охуительных! – снова не удержался от глупой шутки голос. – Простите. Всех, которые были, есть и будут. Великолепное зрелище. Поглядите, какие страсти кипят!

– Я вижу лишь кучи и колобков.

– Самую суть, значит, – присвистнул голос.– Уважаю!

– Может, мы по-другому как-нибудь пообщаемся? – попросил Петрищев. От свиста у него зачесались уши.

– Конечно, – согласился голос, и перед сантехником возник начальник ЖКХ.

– Объясню вкратце, – продолжал он тем самым голосом, что до этого звучал у Василия в голове.– Эти кучи – истории, а колобки их поглощают. Внутри колобков истории перемешиваются и выходят.

– Куда?

– Туда, откуда прибудут сюда. Слышали поговорку: Истории повторяются? Ну вот они и повторяются. Только в других местах, и с другими. Для этого они должны быть съедены колобками, перемешаны и исторгнуты.

– Ладно, – сказал сантехник. – А вы кто? За порядком следите?

– Я это все и есть.

– Значит, про министерство культуры и прачечную наврали?

– Почему наврал? Одно другому не мешает. Вот я сейчас с вами разговариваю и одновременно торгую синими резиновыми ковриками в одной далекой галактике.

– Зачем?

– Этак мы ни к чему не придем, – начальник ЖКХ вздохнул точь-в-точь как настоящий, – А затор, тем не менее, стоит.

– Что же, сами не можете? – ехидно спросил Василий, – Вы ж на все руки. И коврики, и прачечная…

– Хуячечная, – передразнил лже-начальник, – Могу, но душа не лежит. А работу надо с душой делать. Так что, приступайте.

– Отказаться нельзя?

– Можно. Только вам потом будет совестно. В заторе сейчас страдают и портятся прекрасные истории. Рептилоид Андромед не встретит и не влюбится в прекрасную Жопоногу. У них не родится сын и не станет величайшим диктатором во вселенной. Народы не будут под ним стонать. Крысенок Федор не нагадит в суп, семейство Лопоуховых не отравится, не придет к ним доктор Коновалов, и не вспыхнет между ними запретная страсть. Единорогу Суке не сядет на рог бабочка, не взмахнет крыльями, и на другом конце света не разразится метеоритный дождь и не уничтожит цивилизацию. На обломках этой цивилизации не расцветет новая, прекрасная и ужасная. А хромоногий песик Муха не найдет своего человека. И котенок Черномордик…

– Достаточно, – перебил Петрищев, – Против котенка Черномордика у меня нет аргументов. А хромоногий песик – вообще удар ниже пояса. Показывайте ваш затор.

– Вот те нате хуй в томате, – хохотнул лже-начальник.

Разлился у ног Василия радужной жижей и потек, указывая направление. Сантехник двинулся следом и очень скоро обнаружил затор. Очертаниями он напоминал навозный шар, внутри которого бурлила студенистая вязкая масса. От нее веяло паникой, страданием, недоумением и канализационной трубой. Той самой, с которой Василий недавно сражался и победил.

– Хммм, – почесал затылок Петрищев, – И как его пропихивать, и главное, куда?

– Посмотрите с привычного для себя угла зрения, – булькнула радужная жижа.

Василий послушался. Возникший перед его взором фаянсовый, лаконичных форм унитаз, развеял последние сомнения. Петрищев засучил рукава и устремился в его недра. Спустя некоторое время он вынырнул, исполненный гордости за хорошо проделанную работу. Радужная жижа обрела облик начальника ЖКХ и сердечно пожала сантехнику руку, пообещав новую встречу.

Так и повелось. Примерно раз в три месяца в голове Петрищева раздавался телефонный звонок, и сантехник отправлялся на свалку историй ликвидировать очередной затор. Он привык к дурацким шуточкам Свалки, и иногда даже откликался на предложение сказать «триста», чтобы доставить тому удовольствие. Свалка радостно восклицал: отсоси у тракториста!, краснел, извинялся, но в глазах его плясали озорные огоньки.

Однажды он рассказал Василию о его предшественнике.

– Хороший специалист, но уж больно инициативный. Все хотел систематизировать. Фильтры на входе и выходе поставить, сортировку организовать, колобков закрыть в загон и кормить по расписанию, чтоб жрали не все подряд, как придется, а строго сбалансированные отобранные ингредиенты. А это уже не свалка, а фабрика-кухня.

– Разве это плохо? – удивился Петрищев.

– Колобки впали в уныние, истории внутри них начали портиться. Такой тухляк исторгался… Взять вашу недолгую жизнь, к примеру.

– Нормальная она, – сантехнику стало обидно за свою жизнь, – спокойная и размеренная. По крайней мере, была такой, пока я сюда не попал. Теперь вынужден врать на работе про запойный алкоголизм. Между прочим, меня уволить могут. Вполне возможно, прямо сейчас приказ подписывают.

– Не подписывают, – успокоил Свалка, – Как бы не была замешана история, в ней всегда присутствует баланс.

И, чуть помолчав, добавил:

– В умелых руках и хуй балалайка.

***

Начальника ЖКХ звали Сергеем Петровичем, и первым его ярким эротическим переживанием был парад трудящихся.

Листая как-то на досуге одолженный у одноклассника замурзанный порножурнал, Сергей Петрович, тогда еще просто отрок Сережа, свободной рукой перевернул последнюю страницу, и взору его предстала вырезанная из газеты фотография. Кто ее туда поместил и зачем, непонятно. Скорее всего, одноклассник решил испортить товарищу удовольствие. На фотографии шагали колонной счастливые люди в спецовках. Они несли транспаранты, возвещающие славу труду и воздушные шары. На лицах их застыло вдохновение. То самое, когда эх! ухнем! в едином порыве! Ну как тут не ухнуть? Поди удержись. Вот и Сережа не удержался. С тех пор его не оставляло желание стать частью чего-то значительного, важной, вдохновляющей частью. Без которой «в едином порыве» не получится. А если и получится, то неорганизованно и через жопу.

***

Устранив потоп в третьей квартире, сантехник Василий Петрищев отправился домой. Ему хотелось посидеть в тишине и подумать. До чертиков надоело слыть алкашом. Этак никакой личной жизни не будет. Хотя, какая личная жизнь с его отлучками на свалку? Конечно, дело нужное и важное. Огромных масштабов. Ответственное дело. Но…

Придумать «но» Василий не успел. У двери его поджидал начальник ЖКХ. Вид он имел решительный и торжественный.

– Я теперь, Петрищев, буду у тебя проживать, – сообщил начальник. – Временно. Мы вместе поймем, что побуждает тебя валиться в яму.

Василий тоскливо подумал, что, наверное, не такая плохая вещь эта самая систематизация свалки. Потому как, ну его нахрен, такие повороты. Дать бы по морде тому колобку, что исторгнул…

– В яму лжи и секретов, – Сергей Петрович, истолковав молчание Петрищева, как знак согласия, воодушевился, – Сдается мне, подрабатываешь ты где-то. Стесняться нечего, я тоже так делал.

Начальник ЖКХ понизил голос, огляделся и поманил Петрищева пальцем.

– Мутная была контора, секретная. Только все неправильно делали. Сплошной хаос, организация никакая. Я им, конечно, дал парочку советов, да разве они послушают? Главный полный дегенерат. То в бабу переоденется, а то и вовсе в какую-то стремную херь. И прибаутками сыпал. В общем, плюнул я и ушел.

– Какими прибаутками? – насторожился Петрищев.

– Дебильными. Присказки и анекдоты бородатые. Вроде: «Хозяйство вести – не мудями трясти». Да хрен с ними!

– А называлась как контора ваша? – не отставал сантехник.

– Да откуда ж я помню, – отмахнулся Сергей Петрович. – По-дурацки называлась. Вроде « парад историй» или « историческое кладбище». Что-то с историями связано.

– Свалка историй, – прошептал Василий.

– Точно! – воскликнул начальник.– А еще лучше сказать, помойка. Знаешь, как им корреспонденцию завозили? Мешками. Все документы впермешку, кошмар! Сил смотреть нет! Я и не стал. Вы уж извините, говорю, но, кажется, вам требуется специалист. Привести в порядок и систематизировать вашу работу. Чтобы в едином порыве! Эй ухнем, а? Как на демонстрации трудящихся! А они…

Петрищева вдруг осенило:

– Так это вы! – перебил он, – Это из-за тебя… то есть, вас, то есть… Я должен был догадаться…

Все стало настолько понятным, что он не знал, плакать или смеяться. Однако, сделать что-нибудь хотелось, поэтому сантехник, немного помедлив, залепил начальнику звонкую пощечину.

***

– Так что с ним случилось? Куда он делся?

– Куда-куда… к корове под муда, – ответил Свалка.

– А серьезно?

– Серьезно.

– Если у коровы есть муды, значит, она бык, не бывает коров с мудами.

– Бывает, что свинья летает, – ласково прищурился Свалка.

Петрищев хмыкнул. Они парили в воздухе, глядя сверху на снующих колобков и неустанно прибывающие инфернальные кучи. Свалка в своем любимом образе начальника ЖКХ дурачился, нарочито неуклюже болтал конечностями, вращал головой, и иногда одобрительно всхрюкивал, напоминая откормленного поросенка, возомнившего себя аэропланом.

– Видите, вооон там?

Свалка указал вниз.

– Пирамидка цвета талого говна? – пригляделся Петрищев.

– Это привередливый колобок. Они с вашим предшественником подружились и намутили историю. Я особо не интересовался, знаю только, что в нее помимо прочего входили духовный рост, единый порыв и мастурбация.

– Хуйня какая-то.

– Хуйня у коня, – наставительно поднял палец Свалка. – Поэтому истории и должны твориться случайным образом. Чтобы не было претензий потом. Ни к себе, ни к кому-либо.

***

– Ты охренел, Петрищев?! – лицо начальника приобрело цвет праведного негодования.

– Я? – злобно зашипел Василий. – Я охренел?! Ах, ты, сука! Слуга, блядь, царю, отец ебучим солдатам?! Говна кусок!

Но прежде чем он вцепился Сергею Петровичу в горло, в головах у обоих раздался телефонный звонок.

– Алло! – дружно гаркнули они.

– Хуем по лбу не дало? – спросил знакомый голос.

***

В каждой жизни каждого наступает тот самый неловкий момент, когда история, что он считал своей, вдруг оказывается чужой. И он там вовсе не главный герой, а второстепенный персонаж. А еще хуже, статист, массовка. Потому что главному герою необходима иллюзия движения вокруг. Доброе утро, передайте соль, свежие газеты, вам как обычно без сахара, позвольте вашу даму и прочие проявления.

Именно осознание себя аллегорической щеткой, об которую начальник ЖКХ чешет самолюбие, а вернее даже не щеткой, а никчемной ее ворсинкой, побудило Петрищева дать Сергею Петровичу по лицу. А мог бы просто сменить угол зрения.

***

– Я ведь предупреждал, – укоризненно погрозил пальцем начальнику ЖКХ Свалка.

– Это все он! – Сергей Петрович указал на привередливого колобка. – Утверждал, что моя история изменит мир.

Пирамидка цвета талого говна встрепенулась и нагло заявила:

– Вранье! Откуда мне знать, я всего лишь жру, перемешиваю и исторгаю.

– Да ты прям сраный блендер! – съязвил Сергей Петрович.

– Блендер-хуендер, – хихикнул Свалка. – Кручу, верчу, запутать хочу.

– А вы вообще помолчите! – взвизгнул начальник, – С вами мы еще поговорим! Компетентные органы разберутся, уж я…

– Заткнитесь все, – рявкнул Петрищев. – Хватит придуриваться!

Наступила неловкая тишина. Свалка, Сергей Петрович и пирамидка цвета талого говна потупили виноватые взоры.

– Какие же вы все уроды, – горько покачал головой сантехник.

– Кому урод, а кому и хер в рот!

Начальник ЖКХ отвесил Свалке возмущенный подзатыльник. Тот в долгу не остался, пнул Сергея Петровича под пухлый зад. Завязалась бесшумная потасовка.

– Почему вы мне не сказали? – спросил Петрищев.

– О таком молчать следует, – привередливый колобок вклинился между дерущимися, разводя их на почтительное расстояние друг от друга.

– Ты бы обличье поменял, – пропыхтел начальник ЖКХ, утирая со лба пот. – Можно в бабу… А то некомфортно, вроде как я самому себе пиздюлей выписал.

– Это тебе психологический тренинг, – показал язык Свалка, – ты же их любишь?

– Не люблю, – насупился Сергей Петрович, – то есть любил… ну… раньше… в той истории… Так все запутано…

– Почему. Вы. Мне. Не. Сказали? – голос Василия был полон боли. Свинцовой и угрожающей.

– Клянусь, я не знал, – принялся горячо оправдываться начальник ЖКХ, – Ты пойми, Василий…. там было все по-настоящему… черт! слов не найду… А ведь ходил на тренинги по ораторскому мастерству.

Сергей Петрович беспомощно развел руками и с надеждой взглянул на привередливого колобка.

– А я чо? –встрепенулся колобок, – я ничо!

– Кому чо, кому ничо, кому хуй через плечо, кому лошадь без узды, кому бабу без пизды, – вздохнул Свалка. – Ладно, слушай… Он не совсем твой предшественник. Он тоже я. То есть Свалка. Хотя заторы прочищал. Ему, в отличие, от меня это нравилось. А, работу, как ты помнишь, надо делать с любовью.

– Выражаясь доступным языком, – чопорным тоном вставила пирамидка цвета талого говна, – они как порядок и хаос.

– Скорее, жопа и голова, -поправил Сергей Петрович.

– Голова не жопа, завяжи и лежи, – посоветовал Свалка.– Как я тебе уже говорил, – продолжил он, насладившись кислым выражением лица начальника ЖКХ, – ему хотелось систематизации. И когда она провалилась, они с привередливым решили пойти дальше. Тщательно подобрали ингредиенты, все рассчитали, кстати, большое внимание уделили мастурбации.

– Яркое эротическое переживание в юном возрасте способствует стержню и духовному росту, – промямлил Сергей Петрович.

– Ага, – кивнул Свалка, – Ударим стержнем по духовному росту. Они создавали идеальную историю, а головожопый наш Порядок Хаосович не погнушался в недра колобковые погрузиться вместе с ингредиентами. Вступил так сказать в симбиоз. Чтоб наверняка. Что у них вышло, ты сам видел. Полная хуйня. Но! Не будем забывать про баланс. Помимо хуйни у них получился еще и ты. Случайным образом, как и все прекрасное. Бриллиант в навозной куче.

– Да-да, идеальный статист, – криво усмехнулся Василий, – Есть чем гордиться. У меня даже прошлого нет. Я вроде как знаю, что у меня было детство, родители, друзья. В школе учился, хулиганил, влюблялся. Нормально все, обычно, спокойно. Но не чувствую, не помню. Я ненастоящий. И вы все меня использовали.

– Чегой-то все?! –возмутился привередливый колобок, – Вот я…

– Головка от патефона, – оборвал его Свалка. – Мы должны все исправить. Ты-то сам чего хочешь, Василий?

– Не знаю, – растерялся Петрищев.

– Давай мы тебе историю намутим? – глаза Сергея Петровича полыхнули энтузиазмом, а привередливый колобок часто и возбужденно задышал. – Учтем предыдущие промахи, проанализируем…

– Что в лоб, что по лбу, – махнул рукой Свалка, – они безнадежны. Пойдем, покажу кое-что.

***

В каждой жизни каждого наступает тот самый неловкий момент, когда он стоит посреди условного чистого поля и что есть сил кричит в бесконечность: Как!!!!Как я мог впутаться в эту историю?!

– Как –как, жопой об косяк! – отвечает бесконечность.– Давай я тебе лучше покажу.

И показывает. Но угол зрения уже сместился. Он каждый раз смещается каждым.

***

Василий не мог точно сказать, сколько времени они со Свалкой шли. Может, целую вечность, а может один миг.

– А дома, наверное, вообще столетия промелькнули … – невесело подумал Петрищев и спохватился.– Дома? нет у меня дома… бутафория сплошная. На душе сделалось гадко.

– А есть ли у меня душа? –мелькнула мысль. И от нее стало еще гаже.

– Долго еще? – Василий пихнул локтем Свалку в бок.

– Пришли, – коротко ответил Свалка.

Поначалу Петрищев не увидел ничего. Лишь пустота и чернота. Но потом в этой пустоте здесь и там начали вспыхивать искры. Их становилось больше и больше, и вот уже недавняя пустота сияла, переливаясь невообразимыми цветами. Искры устремлялись в бесконечность, и на их месте загорались новые, чтобы тоже устремиться.

– Видишь? – Свалка смахнул слезу, – Это истории. И все охуительные, заметь. Выбирай любую, а еще лучше, пусть история сама тебя выберет.

Василий колебался.

– Но кем я стану? Буду ли собой?

– Вот и выяснишь, – Свалка одобряюще похлопал его по плечу, и, не удержавшись, дурашливо всхлипнул, – сынок!

– Да ну тебя, – смутился Петрищев.

– Ты так и не понял, в чем твоя уникальность? – спросил Свалка. – У твоего начальника с привередливым колобком не получилось истории. Вернее, получилось, но Она вроде как декорации. Он ведь не хотел быть начальником ЖКХ, он мечтал о едином порыве бесконечных масштабов во главе с собой, не меньше.

– И как же получился я? Оживший манекен? Картонная фигура на сцене вдруг заговорила?

– Не совсем. Это вроде как если в театре одного актера этот самый актер вступил в половой контакт с декорацией, и у них родился ребенок. Подозреваю, имел место порножурнал и…

– Достаточно, – прервал его Василий, – меня сейчас стошнит.

Он шагнул в сверкающий водоворот, позволив историям выбирать.

***

В каждой жизни каждого бывает тот самый неловкий момент, настолько торжественный, что его так и тянет испортить.

***

– Стой! – услышал Петрищев отчаянный крик.

Он досадливо оглянулся. Они замерли в предвкушении. Все трое. Свалка, Сергей Петрович и пирамидка цвета талого говна.

– Триста, – улыбнулся Василий.

И прежде, чем бесконечность успела ответить единым порывом, рассыпался мелким песком по ветру.

Йольский кот

Йольский кот входит в дом, ссыт в тапки, протягивает к огню

замерзшие лапки.

Сочиняет письмо старой подруге Грюле.

До востребования на остров под пальмой в вечном июле.

Гуляю сам по себе, хожу в «12 шагов»

У меня зависимость от валерьянки и аллергия на мудаков

Сижу в соцсетях, пишу стихи о зиме и йоле

По выходным с Бигфутом поем йодлем

Намертво льдом сковало долины и горы

Люди и мыши попрятались в темные норы

Непослушные дети выросли, сбились в стаи

Воют цепными псами, суровые времена настали

Йольский кот точит об мебель когти, метит углы, роняет

шерсть на ковры

Скоро домой вернется с работы Вася

Сунет ноги в тапки, заплачет,

Как же

Я

Заебался

Творец

Творец живет на краю вселенной в хижине у реки

Вечерами приходят к нему посуху судаки

Он окормляет их хлебом, поит вином

Они трепещут жабрами, шлепают беззвучным ртом

Благодарят, кланяются, ложатся на сковороду

Прежде чем попасть в рай, надо побыть в аду

В двери скребет заблудившаяся душа,

Проходи, рыба сегодня чудо как хороша!

Рассказывай, откуда путь держишь? куда?

Хотя, если подумать, конечная цель –ерунда

Меня всегда занимал процесс созидания

Сотворить что-нибудь этакое,

Вплести в ткань мироздания.

Я преодолел жизнь, выплыл из смерти, чтобы спросить

Где смысл, правда и грань, которую не переступить

Почему все устроено именно так, как есть

В чем величайший замысел, совесть и честь

А ты тратишь вечность на всякую ерунду…

Сорян, бро, ответил творец и лег на сковороду.

Психоделический деревенский детектив

Участковый Вениамин Серенький сидел в засаде, и ему было неудобно. Затекли ноги, одеревенел зад, хотелось есть, пить и в туалет. Честно говоря, никто участковому приказа сидеть в засаде не давал. Наоборот, в свете последних событий, велено ему было патрулировать деревню денно и нощно, привлекая народных дружинников из числа желающих. Добровольцем вызвался лишь дед Ефим, да и то потому, что « завязал с бухлишком, надо себя чем-то занять, да и хер ли бояться, разве ж это жизнь, стакан не поднимешь за здоровье, да и какое у меня здоровье, говно сплошное».

Засада, в которой Серенький торчал ночами, наплевав на неудобства и начальственные приказы, находилась в лесу под ореховым кустом. Участковый чувствовал, именно здесь тайное станет явным. Дед Ефим в это время шатался по деревенской улице, терзая древнюю гармонь.

– Злых духов отгоняет, – крестилась на портрет главы деревенской администрации бабка Федора.

Портрет сдвигал засиженные мухами брови, из глаз его вырывалось пламя, зажигая стоящую напротив витую свечу. Федора прикуривала от нее толстую ароматную самокрутку, выдыхала сизый дым в темноту и тихонько подвывала в такт гармони деда Ефима.

Любой дух, каким бы злобным он не был, услыхав эти звуки, немедленно убрался бы к чертовой матери. Жителям деревни оставалось лишь затыкать уши и прятаться в погреб, если станет совсем уж невыносимо.

Но ничего не помогало. Люди продолжали исчезать. Некоторые без следа. Те же, кто возвращался, оказывались, по выражению деда Ефима « пизданутыми на всю кукуху». Они вроде как были, а вроде и нет. Ходили, разговаривали, смеялись. Много смеялись, больше чем до исчезновения. Общались исключительно между собой, хоть и не таились, а слов не разобрать, о чем говорят. Своих соседей, приятелей, врагов, друзей и даже родственников вернувшиеся не замечали. Просто проходили сквозь них, если те оказывались на пути.

Первой пропала девушка Наташа. Отправилась за грибами в лес и не вернулась.

– С парнем убёгла, – авторитетно заявил дед Ефим.– Ибо баба. А все бабы на передок слабы. Нагуляет пузо и возвернется, как миленькая.

– Учиться она поехала, в город, – возразила бабка Федора, – у молодых нынче на уме наука и техника. А ты Ефимка, пентюх необразованный, все б тебе про пизду. Она, может, в телескоп сейчас смотрит и радуется. Знаешь, в городе какие телескопы?

При слове телескоп дед Ефим густо покраснел и забормотал про не имеющий значения размер.

Участковый Вениамин Серенький оптимизма Федоры не разделял. С версией Ефима он тоже согласен не был. Воображение рисовало ему кровавого маньяка-извращенца, серийного убийцу, похитителя или просто волчью яму. Требовалось срочно организовать поиски.

Связавшись через бабку Федору с портретом главы деревенской администрации, Вениамин получил четкие инструкции.

– Тихо будь, – велел портрет, – успеется поиски. Уж больно показатели твои хороши, нахрена портить, народ полошить?

– Но ведь человек пропал! – возмутился участковый.– Вы не можете…

– Чо? – портрет неприятно осклабился, обнажая тусклые зубы, -Ты мне, указывать собрался, чо я могу, а чо нет? Охуел, Серенький? Место свое позабыл, скотинка? Ты козлик, не волк. Понял?

– Понял, – тоненько проблеял Вениамин и отправился прямиком на поиски.

Может, в глазах портрета он и был козликом, но в упрямстве мог состязаться со стадом баранов.

Лес встретил участкового седеющей прохладой сумерек, сырым запахом грибницы и соловьиными трелями. В таком лесу хотелось гулять с девушкой, читать стихи и мечтать о счастье, а не маньяков ловить. Под кустом орешника зоркий глаз Вениамина приметил предмет, очертаниями напоминающий человеческую голову в каске. Серенький, обмирая от ужаса, направил на него нервный луч карманного фонарика.

***

В детстве Вики частенько приходилось слышать в свой адрес фразу: «Не нравится? Съеби отсюда!», хотя он вообще не возражал. Даже голоса не подавал.

– Я бы рад, – грустно думал Вики.– Только некуда.

И делал громче транс в своей голове.

Став старше Вики понял, чем раздражал окружающих. Он, можно сказать, жил на съебах.

***

При свете фонарика все оказалось не так уж и страшно. Обычная плетеная корзинка, с которой ходят за ягодами и грибами деревенские девушки. Тем не менее, она являлась уликой. Пока единственной, но ведь куст старый, раскидистый. Под ним запросто можно спрятать труп. А то и парочку.

Участковый засучил рукава кителя и полез выяснять. Поковырявшись в кусте около получаса, он лишь исцарапал лицо и руки, но никаких следов больше не нашел. Вениамин решил передохнуть, прежде чем двигаться дальше.

И вдруг она выросла прямо перед ним. Живая, невредимая, в белом платье и цветами в распутных волосах.

– Наташа? – Вениамин не верил своим глазам, – Это ты?

Девушка огляделась, будто искала чего-то, потом с радостным возгласом всплеснула руками и наклонилась к Серенькому. Тот охнул, закатил глаза и помутнел сознанием. Наташа прошла сквозь него, словно участкового не существовало в природе, громко засмеялась, подобрала корзинку и направилась в сторону деревни.

– Началось! – пророкотал в светелке бабки Федоры портрет главы деревенской администрации и воссиял зловещим кровавым цветом.

***

Когда Вики понял, что живет на съебах, ему захотелось узнать. Вот только что именно? Вики рассудил, что когда узнает, то и поймет. Он принялся путешествовать и узнавать всякое. Было интересно, полезно, но не то. Пока однажды в клубе, где Вики играл транс, к нему не подошел парень в растаманской шапочке.

– Гениально, бро, – сказал парень, – я прям чувствую, как съебываю отсюда нахрен. Как ты это делаешь?