Читать книгу: «Сон в летнюю ночь для идеальной пары. Роман»

© Лилия Максимова, 2021

ISBN 978-5-4483-8664-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Владивосток, 1986 год

– Ненавижу! Ненавижу эту школу! – отчаянно рыдала Лиза Лучинская, спрятав лицо в свою подушку. – Мама, они мне все чужие!

Ольга Михайловна тяжело вздохнула и, присев на постель дочери, погладила девочку по встрепанным волнистым волосам каштанового цвета.

– Лиза, сначала все люди друг другу чужие, – попыталась успокоить она зареванное существо, которое только что избило кулаком подушку, а потом в ней же и стало искать утешение. – Сначала чужие, а потом знакомятся, находят новых друзей…

– Друзей? – Лиза подняла на маму полные слез серебристо-серые глаза, вытерла их наволочкой и упрямо помотала головой. – С ними нельзя дружить. Они… Они же просто дикие!

Ольга Михайловна рассмеялась:

– Вот и хорошо, значит – они похожи на тебя!

– Да я ангел по сравнению с ними! – фыркнула Лиза, потом она села на постели, сосредоточенно расправила полы своего халатика, (что делала крайне редко), и с надеждой посмотрела на мать. – А можно я вернусь в свою школу?

Маму заметно передернуло.

– Нет, Лиза, об этом не может быть и речи.

Она начала подниматься, но дочка обхватила ее за талию и скороговоркой затараторила:

– Я больше не буду спорить с учителями, и жечь парты увеличительными стеклами, и прыгать с крыши – тоже не буду! – Она на секунду задумалась о том, что бы такое еще пообещать, и победоносно закончила. – А после уроков – сразу домой!

Ольга Михайловна с сомнением покачала головой.

– Не знаю, Лиза, вряд ли это возможно. К тому же, твоя старая школа в пяти остановках езды на автобусе. Подумай, во сколько тебе придется вставать, чтобы не опаздывать к первому уроку! – Дочь явно собиралась возразить, но Ольге Михайловне уже порядком надоел этот спор. Она решительно встала и пресекла дальнейшие препирательства. – Хватит, Лиза! Ты уже не маленькая, а в новой школе, возможно, у тебя появится шанс найти нормальных подруг вместо тех сорванцов, которые крутились вокруг тебя раньше. Тебе уже тринадцать лет. Тринадцать, а не семь! И девочке твоего возраста полагается вести себя… ну, спокойнее, что ли. Какой пример ты подаешь сестрам?

Лиза всплеснула руками:

– Ты хочешь сказать, что это я должна брать с них пример, да? Носить туго заплетенные косички, брать тебя за руку, когда перехожу дорогу, и барабанить гаммы по три часа в день? – В ее голосе послышалось отчаянье. – Мама, но ведь это они – первоклашки! Я уже в седьмом, и быть такой паинькой – просто смешно!

– Ах, Лиза, если бы ты была паинькой, когда была первоклашкой!

Теплая улыбка Ольги Михайловны имела оттенок иронии и показывала, что предположение далеко от истины, как фантазии Буратино. Она еще раз погладила кудрявую голову старшей дочери и, вздохнув, отправилась готовить обед.

– Все равно я ненавижу эту школу и хочу обратно! – донеслось ей вслед сердитое ворчание Лизы, которая все-таки нашла способ оставить последнее слово за собой.

За порогом детской Ольгу Михайловну поджидали младшие дочери, благоразумно державшиеся подальше от перепалки. Им не терпелось напомнить маме, что в семье Лучинских трое детей, а не одна только Лиза, у которой хватило совести отнимать внимание мамы целых полчаса. А ведь у них, двойняшек, сегодня случился значительно более важный день!

– Мам, а ты знаешь, что нашей учительнице подарили столько цветов, что они не поместились в вазу, и пришлось поставить их в ведро? – проинформировала родительницу серьезная Катя, как только Ольга Михайловна оказалась в зоне слышимости.

– А мне старшеклассники, которые нас в класс отводили, сказали, что у меня самый красивый и самый огромный бант! – гордо заявила веселая Анютка, стремясь порадовать маму, которая неустанно заботилась о внешнем виде дочерей.

– Ну, бант-то у меня лучше! – тут же вступила в спор ее сестра-двойняшка и с досадой добавила. – И вообще, нас с Аней сегодня два раза перепутали! А мы ведь совсем не похожи! Правда, мам? У нас и глаза разные, и волосы.

– Конечно, Катя. Конечно же, вы все разные, – поспешно согласилась Ольга Михайловна, стремясь хоть на этот раз избежать пререканий. – Давайте пойдем на кухню, вы поможете мне порезать хлеб и все-все расскажете.

«Как трудно все-таки воспитывать детей без отца, – мысленно огорчилась она, слушая оживленное воркование дочек, поминутно перебивавших друг друга. – Хотя если бы на работе узнали, что я не могу справиться с тремя девочками – засмеяли бы!»

Ольга Михайловна Лучинская преподавала в музыкальном училище, и держать в узде класс из двух десятков студенток входило в ее прямые обязанности. Причем справлялась она весьма неплохо. Но дочери… Дочери – это совсем другое. Скорей бы уже их папа вернулся из рейса!

Семьи, в которых отец отсутствует дома десять месяцев из двенадцати, во Владивостоке – вовсе не редкость. Город моряков и рыбаков встречает мужчин с распростертыми объятиями. Как дорогих гостей. Хозяйками же в доме, безусловно, являются женщины, самые мудрые из которых отдают пальму первенства мужьям… но только на время их отпуска.

Валентин Сергеевич Лучинский был капитаном дальнего плавания Дальневосточного Морского Пароходства, а Ольга Михайловна – мудрой женщиной, поэтому с момента его возвращения из рейса и до момента отъезда перекладывала на мужа обязанности главы семьи и становилась «слабой половиной». Что было для разнообразия чрезвычайно приятно.

Последний рейс Валентина Сергеевича затянулся дольше, чем обычно, и Ольга чувствовала, что ее способность быть сильной на пределе. Трехкомнатная квартира, которую их семья получила в новом доме несколько месяцев назад, была доведена до ума и отремонтирована ее стараниями, и Лучинская надеялась, что к моменту переезда муж будет уже дома. Но – увы! Возвращение судна капитана Лучинского отложили на месяц, потом еще на полтора, а тянуть с переселением и дальше было невозможно: 1-е сентября девочки должны были встретить в новой школе.

Двойняшки сели за парту в первый раз, а Лиза… Лизу непременно надо было увозить из старой школы. На последнем родительском собрании классная руководительница просто умоляла Ольгу Михайловну об этом: «Девочку нужно срочно спасать. Срочно! – с чувством восклицала она после рассказа об очередной проделке ученицы: Лиза с приятелями закрыла кого-то в туалете на целый урок. – Она такая способная, у нее светлая голова. Но как она себя ведет? Это же просто Хан Мамай в юбке, и дружит с одними хулиганами! – Классная сделала многозначительную паузу. – Ольга Михайловна, неужели вам не стыдно? Девочка остается третий год без похвального листа только из-за того, что водится с плохой компанией. У директора не поднимается рука ко всем ее пятеркам и отличной учебе добавить фразу „примерное поведение“. Если так и дальше будет продолжаться, Лизе не видать золотой медали, как своих ушей!»

Ольге Михайловне приходилось краснеть практически на каждом родительском собрании: учителя сначала хвалили ее старшую дочь за успехи в учебе, потом вспоминали то, что она натворила за последний месяц – и собрание превращалось в пытку. К жалобам педагогов частенько присоединялись родители обиженных одноклассников, которым Лиза умудрилась намазать стул клеем или прилепить жвачку в волосы, и мама ученицы Лучинской начинала жалеть, что не может провалиться на этаж ниже.

Несмотря на весь педагогический талант Ольги Михайловны, попытки привить девочке манеры юной леди терпели крах раз за разом.

– Лиза! – взывала она к совести дочери после телефонного звонка разъяренной мамы ее одноклассницы. – Чем тебе сегодня не угодила Люба Михайлова? Неужели на уроке математики тебе нечем было заняться, кроме разрисовывания ее сумки?

Лиза прикрыла ресницами серебристые глаза:

– Ну, конечно, нечем, мамочка! – с ангельским видом поведала она. – Задачки были легкие, я с ними в два счета справилась! А когда начала решать домашнюю работу… Ну, просто, чтобы время сэкономить… Любка про это наябедничала, (как обычно, кстати!), и Марья Сергеевна меня к доске вызвала, чтобы я решение классу объясняла. Вот скучища, представляешь? Задачка-то пустяковая, а никто решить не мог. – Лиза возвела глаза к потолку, потом вдруг оживилась. – А Михайлова эта мне всю тетрадку изрисовала, пока я у доски мелом пачкалась. И после этого ты удивляешься тому, что стало с ее сумкой? Заметь, если бы я занялась своей «домашкой», Любка бы сохранила имущество и ногти, которые переломала, пока оттирала сумку от чернил.

Когда у Ольги Михайловны заканчивалось терпение, она пыталась прибегнуть к авторитету отца семейства. Но Валентин Сергеевич, который обычно поддерживал жену во всех ее начинаниях, в таких случаях принимал сторону дочери.

– Оленька, – мягко, но настойчиво убеждал он супругу. – Лиза ведь не просто прыгала с мальчишками с гаража – они проверяли на себе действие силы тяжести. Сегодня на уроке физики им рассказывали про закон Ньютона, не могут же они принимать на веру столь абстрактные вещи! Это даже хорошо: дети ставят практические опыты. Я и секундомер им для экспериментов одолжил…

Подобные методы воспитания детей Ольга Лучинская не одобряла, но спорить было бесполезно. В общем-то, отец баловал не только Лизу, но и «всех своих девочек», включая супругу, но только со старшей дочерью он разговаривал «на равных». Вместе они вязали морские узлы, когда Лиза заявила, что ей незачем держать в руках обыкновенные спицы для женского вязания. Вместе рассматривали морские атласы и карты, в которых не находила ничего интересного Ольга Михайловна. Вместе ходили в небольшие пешие походы по краю, от которых уставали младшие девочки, и отказывалась их мама. Короче говоря, Лиза и ее отец были друзьями.

Вероятно, если бы в семье был хоть один мальчик, воспитание «по морским законам» досталось бы ему, но… Семь лет назад ожидание второго ребенка в семье Лучинских обернулось большим сюрпризом, и вместо сына, которого Валентин уже мысленно качал на руках, он получил в подарок от жены и природы двух очаровательных дочерей. Надо отдать ему должное: Валентин Сергеевич расстроился лишь на минуту и встретил супругу из роддома с огромным букетом и широченной улыбкой на лице. Ольга все же чувствовала некоторую вину перед мужем за то, что не родила ему сына. Возможно, поэтому и позволяла воспитывать старшую дочь, как сорванца.

Зато на поведение Кати и Ани жаловаться приходилось редко: как правило, двойняшки отличались покладистым нравом и послушанием. Они были маминой отрадой и воплощением всех ее принципов воспитания. Их платьица редко бывали испачканными и никогда – рваными, а бантики держали прическу до самого вечера. Ольга была профессиональным музыкантом и считала своим долгом приобщить девочек к музыке. Младшие дочери тянулись к фортепиано с самого детства, радуя маму… в отличие от Лизы.

После года мучений в музыкальной школе старшая дочь преподавательницы музучилища решительно закинула на шкаф ноты с этюдами Черни и закрыла крышку пианино.

– Мам, эти гаммы и аккорды – жуткая тоска. Зачем мне учиться дальше?

– Ну, – улыбнулась Ольга Михайловна, думая, что знает ответ, который может удовлетворить любую девочку, – игра на фортепиано – это красиво, кроме того, это всегда нравилось мужчинам… и мальчикам тоже.

Лиза странно посмотрела на мать:

– Но ведь папа тебя полюбил не за это.

Ольга Михайловна поняла, что ее «загнали в угол», и раунд был проигран.

Постепенно Лиза добилась получения «вольной» не только от занятий по фортепиано, но и от вышивания, рисования и других типично девичьих занятий, любовь к которым старательно пыталась привить ей мама. Лизе Лучинской больше нравился активный отдых, поэтому Ольге Михайловне оставалось только гадать, с чем вернется ее дочь после очередной прогулки: с разбитой коленкой после катания на скейте или с порванной штаниной после игры в футбол?

Единственное, на что не приходилось жаловаться Лизиной маме – это на школьную успеваемость дочери. Испытывая аллергию к черновикам и многочасовой «зубрежке», Лиза умудрялась учиться на одни пятерки, причем делала это с невероятной легкостью.

И вот сегодня, в первый день в новой школе, на которую возлагалось столько надежд, Лиза закатила жуткую истерику. О том, чтобы разрешить дочери вернуться к старым друзьям, Ольга Михайловна и думать не хотела, но если Лиза не подружится с новыми и из-за этого, не дай бог, «съедет» на «тройки»…

«О, Господи! – с ужасом подумала Ольга. – Если Лиза еще и учиться перестанет – останется только отправить ее в суворовское училище!»

А старшая дочь тем временем с досадой вспоминала свой не слишком-то удачный «дебют» в новой школе.

После линейки в школьном дворе Лиза нервничала еще сильнее, чем утром. Ребята из ее нового класса показались ей чужими и неприветливыми. На линейке они радовались встрече после каникул, весело болтали друг с другом, а ее просто не замечали. Лиза попыталась заговорить с двумя девочками, но те ее проигнорировали, как будто она была пустым местом. Официальная часть мероприятия, в конце концов, закончилась, и ученики двинулись в сторону классов. Чтобы собраться с духом, Лучинская намеренно отстала от ребят.

Зеркало, висевшее на стене напротив кабинета 7 «В», вдруг поймало ее отражение, и Лиза остановилась. Не то, чтобы она очень сильно беспокоилась насчет своей внешности, но первое впечатление все же – штука важная. Лиза придирчиво оглядела себя, явно не отдавая отчета в том, что выглядит довольно привлекательно.

Хотя школьная форма и кружевной белый фартук, стараниями Ольги Михайловны подогнанные по фигуре дочери, все же выдавали некоторую подростковую угловатость, характерную для девочек, которым суждено расцвести позже других, лицо Лизы сразу привлекало внимание необычайной живостью ярких серебристых глаз с густыми длинными ресницами. Маленький рот и чуть вздернутый носик совсем не портили впечатления, а волосы… Длинные волосы являлись предметом постоянного беспокойства. Как ни боролась Ольга Михайловна за тугие косички или хотя бы аккуратно собранный «хвост», прическа Лизы через полчаса после укладки всегда выглядела одинаково: волнистая грива каштанового цвета и кудряшки, непослушно обрамляющие лицо. Несколько раз, измучившись с мытьем головы, Лиза порывалась подстричься «под мальчика», но Ольга Михайловна в этом вопросе «стояла насмерть», справедливо полагая, что шикарные волосы дарят облику дочери неповторимую мягкую женственность, которой пока не хватало ее характеру.

– Ладно, не зеркало красит человека, а человек – зеркало, – буркнула Лиза, поправляя пионерский галстук, и, оставшись недовольна осмотром, «на выдохе» открыла дверь кабинета.

На первый взгляд, то, что творилось в классе, ничем не отличалось от атмосферы, царящей 1-го сентября в любом другом школьном коллективе. По классу летали тряпки, на доске кто-то рисовал человечков, похожих на дистрофиков, ниже картинок красовалась надпись: «Стэп – дурак». В уголке класса стайка девчонок обсуждала оттенок розовой помады, которая красовалась на губах у каждой из них, а возле окна высокий светловолосый парень демонстрировал одноклассникам новый плеер.

«Вроде бы на сумасшедший дом не похоже», – с некоторым облегчением подумала Лиза и, стараясь не привлекать внимания, огляделась в поисках свободного места. Сделать это оказалось не так уж просто, потому что ребята постоянно перемещались, как молекулы в соответствии с законом Броуновского движения, и у Лизы не осталось выбора.

– Не подскажешь, куда здесь можно приземлиться? – тронула она за плечо одну из девушек, которая составляла «арьергард» косметического кружка.

Та оглядела Лучинскую с ног до головы и громко доложила:

– Снежана, к нам новенькая!

Стайка быстро расступилась, и Лиза увидела в центре кружка симпатичную блондинку с модной прической-«асимметрией» и в накрахмаленном фартуке. Она была такая женственная и аккуратная, что походила на куклу, и Лизе вдруг захотелось брызнуть в нее чернилами.

– Так – та-ак! – произнесла Снежана тоном императрицы и наморщила хорошенький носик донельзя правильной формы. – Куда же нам тебя девать?

Лиза слегка удивилась:

– Я думаю, что за парту. На шкафу сидеть я как-то не привыкла.

Брови Снежаны взлетели вверх.

– Не дерзи мне, дорогуша, это может тебе боком выйти, – предупредила она и, произведя осмотр своих «фрейлин», приказала. – Садись-ка вон туда, за третью парту, Варя давно без соседки сидит. А там – посмотрим…

После этих слов интерес общества к Лизе иссяк, и кружок вновь сомкнулся. «Хозяйка» третьей парты выделилась из толпы и, проводив новую одноклассницу «к ее месту поселения», приветливо улыбнулась.

– Давай знакомиться. Я – Варя Ракитина.

Ростом девушка была гораздо выше Лизы, а ее уже округлившиеся формы делали школьный фартук нелепой деталью туалета. Карие глаза с любопытством смотрели на новенькую.

– Лиза Лучинская, – представилась Лиза и хмыкнула. – Ну и порядки тут у вас. Как в армии.

Варя тихо хихикнула:

– В точку. Снежана Белянская у нас здесь что-то вроде королевы класса, а это, – она указала глазами на высокого юношу с плеером, – ее парень, Артем Золотов.

Его имя Ракитина произнесла с придыханием, и Лиза сразу поняла, что в этом классе быть влюбленной в Артема – хороший тон. Золотов и впрямь являл собой образец успешного молодого человека, будто недавно сошедшего со страниц журнала «Те, по кому сохнут девчонки». Осветленная челка, импортный костюм и слегка небрежная манера разговора – все играло на его имидж, над которым Артем, вероятно, часами трудился перед зеркалом.

– Ясно. А все остальные – тоже ее ухажеры? – Лучинская кивнула в сторону Снежаны.

– Практически, да, – пожала плечами Варя, вдруг задумавшись о несправедливости этого мира. – Даже Степка Карнаухов по ней сохнет. А уж куда ему…

Не узнать Степку было невозможно по прилепленному к его спине листку бумаги, на котором значилось: «Стэп Карнаухов – балбес вислоухий». Парень, не подозревающий о высокохудожественной надписи, был щупленьким и сутулым, а уши у него действительно солидно оттопыривались.

– А почему «Стэп»? – заинтересовалась Лиза, наблюдая, как за спиной Карнаухова народ покатывается со смеху.

Варя сделала неопределенный жест:

– Ну, это вроде от английского «step» – «шаг» то есть. Он ведь за Снежаной по пятам ходит.

– И что же Артем – не возражает? – поразилась Лучинская терпению главного героя «королевы».

Настал Варин черед удивляться:

– Да какой же он Артему соперник? Так, младший паж ее величества…

Из коридора вдруг послышалось нестройное пение: «Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла!» И в класс ввалился живописный экземпляр мужского пола: расстегнутый пиджак без доброй половины пуговиц, ярко-рыжая шевелюра, давно мечтающая о стрижке, и пионерский галстук, о существовании которого можно было догадаться по торчащему из кармана мятому языку алого цвета.

– Гоп-стоп! Ты много на себя взяла. – Вновь прибывший отвесил солидный подзатыльник Карнаухову и, рухнув за первую парту, продолжил вокальную партию. – Теперь расплачиваться поздно, посмотри на небо…¹

Нижняя челюсть Лизы непроизвольно отвисла.

– Это, должно быть, «легенда класса»? – безошибочно угадала она амплуа безголосого певца.

Слова прозвучали громче, чем ей хотелось бы, и в классе внезапно образовалась тишина. Тряпки окончили свой полет на аэродроме у доски, кружок девчонок распался. Притаившись, 7“В» стал ждать реакции «легенды».

Рыжеволосый поднялся, повернулся на 180 градусов и развел руками:

– Опаньки! Ты посмотри на эти звезды… – закончил он речитативом свою песню. – Да у нас новенькая!

Сердце Лизы на мгновение сжалось. Неизвестно ведь, что выкинет этот Бармалей на глазах у всего класса… Парень подошел к третьей парте и шикнул на Варю:

– Ну-ка, брысь отсюда, Варежка!

Соседка мигом испарилась, а рыжий уселся верхом на ее стул. Вблизи он оказался не таким уж Бармалеем. Лиза отметила ясные, незамутненные глаза «легенды» и отсутствие грязных пятен, которые предполагала увидеть на его лице и одежде.

– И как это ты меня только что назвала? – вопрошающе произнес он, сильно подавшись вперед.

Лиза неожиданно улыбнулась: кажется, что человеку море по колено, а ведь волнуется по поводу прозвища!

– Легендой, – бесстрашно повторила она. – В каждом классе есть кто-то, про кого сочиняют истории, а потом пересказывают младшеклассникам. В назидание. Это про тебя?

Рыжий задумался. Вроде бы сказанное ничем не попирало его достоинства.

– Ладно, – одобрил он. – Можно сказать, что про меня. Но вообще-то, подруга, я не рвусь к славе.

7 «В» вздохнул и расслабился. Тишину снова нарушила Лиза.

– Я тебе не подруга, – громко возразила она рыжему «скромнику».

– Чево-чево?

Наглость девчонки переходила уже все границы. Рыжий почувствовал новую угрозу своему авторитету и, решив разобраться с возмутительницей спокойствия раз и навсегда, угрожающе навис над ней.

– Да я…

– Ты тоже мне не друг, – спокойно перебила его Лучинская, не двигаясь с места. – Мы еще даже не знакомы.

Глядя Бармалею прямо в глаза, она первая протянула ему руку. В полном соответствии с этикетом.

– Я – Лиза. А ты?

– Чево? – ошалело проговорил рыжий и тут же спохватился. – А-а… ну, Гриша я. Лихаманов.

Лиза продолжала держать на весу правую руку с открытой ладонью и недвусмысленно указала на нее глазами. Лихаманов оценил расстояние, дружественный жест и саму Лизу, усмехнулся и… принял рукопожатие.

– Ты чё, меня совсем не боишься? – недоверчиво поинтересовался он.

Лиза склонила голову набок и лукаво улыбнулась:

– А должна?

– Не знаю, может, и не должна. – Он пожал плечами, потом обвел взглядом молчаливую аудиторию одноклассников и громко провозгласил. – В натуре, а чё меня бояться-то? Я человек добрый.

Лихаманов встал и, сделав вид, что хочет заграбастать трех девчонок, стоявших рядом, получил удовлетворение от их пронзительного визга.

Звонок на урок застал Гришку в раскрытом на парте «дипломате», куда он с головой погрузился в поисках учебника алгебры. Ровно по звонку дверь распахнулась, и в кабинет не вошла, а буквально ворвалась учительница. Все моментально вскочили, вытянувшись по стойке «смирно». Даже Лихаманов.

Проходя мимо Гришки, математичка точным движением смахнула с парты его «дипломат». Тот с грохотом повалился на пол, рассыпавшись тетрадями, учебниками и какими-то запчастями. Сверху оказалась алгебра.

– О! – обрадовался Лихаманов. – А я-то ее искал!

– Здравствуйте. Садитесь, – как ни в чем не бывало поприветствовала класс учительница, и Лиза подумала, что, вероятно, авария произошла по неловкости. С кем не случается? Предположение не подтвердилось. – Лихаманов, ты опять не готов к уроку? Сейчас же убери этот свинарник и марш на место, – возмущенно велела математичка, проигнорировав тот факт, что именно она явилась причиной беспорядка.

К Лизиному удивлению, Лихаманов покорно кивнул и принялся подбирать вещи с пола. «Круто, – мысленно прокомментировала эпизод Лучинская. – Да тут похлестче, чем в суворовском училище!»

Несмотря на молодость и приятные черты лица, математичка и впрямь смахивала на командира роты: высокая, стройная, с короткой стрижкой и резким голосом. Только ее глаза пронзительно-зеленого цвета заставляли задуматься о принадлежности этой дамы к слабому полу.

Пробежав взглядом по лицам семиклассников, учительница остановилась на Лизе.

– Лучинская, да? – и получив утвердительный ответ, продолжила. – Ну, здравствуй. В этом году ты у нас единственная новая ученица, поэтому представлюсь отдельно. Евгения Юрьевна Леднева, классный руководитель 7 «В», преподаю математику. Это очень удобно, потому что с моих уроков не сбежишь: математика нужна всем. Ты согласна?

– В общем – да, – кивнула Лиза.

– Кстати, Лучинская, что у тебя было по алгебре в старой школе?

– Пять.

– М-м-м, – уважительно протянула Евгения Юрьевна. – А геометрия?

– Пять, – повторила Лучинская.

Классная заинтересовалась:

– А по остальным предметам?

– То же самое.

Наблюдая за выражением лица учительницы, которое изменилось от равнодушного до умеренно-уважительного, Лиза улыбнулась. Но передышка была короткой.

– Отличница, что ли? – скептически переспросила новенькую Евгения Юрьевна и тут же обнадежила. – Это мы еще посмотрим! А теперь по плану у нас должен быть урок Мира. Итак, все здесь знают, что война – это плохо, а мир – хорошо? – Она строго посмотрела на класс, и класс дружно хихикнул. – Ну, тогда «миру – мир», и займемся математикой!

Обед заканчивался. Катя и Аня давно уже выскочили из-за стола, а Лиза все так же вяло ковыряла в тарелке с супом, как и час назад. Ольга Михайловна покачала головой.

– Лиза, может быть, хватит устраивать поминки по своей старой школе? Уверена, что если ты перестанешь разыгрывать эту трагедию, все окажется не так уж и страшно. – Она пристально посмотрела на старшую дочь. – А знаешь, что? Сходи-ка ты в магазин, за сахаром. Мы ведь торт собирались печь.

– Не хочу я торта, – фыркнула Лиза, изрядно слукавив: она все еще дулась. – Я даже не знаю, где здесь магазин.

Голос мамы был бодр и решителен:

– Отлично! Значит, у тебя есть шанс прославиться в качестве первопроходца!

Повертев в руках пустую сумку для продуктов, Лиза трижды нажала кнопку вызова лифта. Тишина, которая стала ответом, указывала на то, что лифт тихо умер в своей шахте. «Если уж в жизни не везет – так и лифт везти не хочет», – мрачно подумалось Лучинской, и она отправилась вниз по лестнице, попутно изучая этажи своего дома.

По сравнению с их восьмым этажом, который еще был завален пустыми коробками после позавчерашнего переезда, площадка седьмого находилась в идеальном порядке: два деревянных ящика-ларя, в каких обычно хранили картошку и банки из-под краски, и аккуратно расписанные узорами стены. На шестом этаже было пусто: жильцы, вероятно, еще не заселились, а пятый…

Спустившись на пятый, Лиза увидела двух ребят примерно своего возраста: один был брюнет, другой – светловолосый. Удобно примостившись на «картофельном» ларе, парни сосредоточенно разглядывали журнал, который лежал у них на коленях. Лиза собиралась уже пройти мимо, но один из ребят, тот, что потемнее, поднял голову от чтива и удивленно произнес:

– О! Привет, одноклассница! Ты, оказывается, в нашем доме живешь?

Лучинская внимательно пригляделась: волосы цвета темного дуба, слегка вьются, челка волной упала на лоб, на носу – несколько озорных веснушек. Другой парень, блондин, кивком поздоровался с ней, его светло-серые, почти голубые глаза улыбались, на подбородке алел небольшой свежий шрам. Узнавание не пришло, и Лиза без энтузиазма откликнулась:

– Привет! Если честно – я вас не помню, но должно быть, вы из того кошмара… то есть, – запнулась она, сообразив, что могла ненароком обидеть их. – Я хотела сказать, из 7 «В»?

Разговорчивый брюнет насмешливо фыркнул:

– А я думал, ты не боишься называть вещи своими именами: кошмар – есть кошмар. Это же школа!

– В моей старой было не так уж плохо, – пожала плечами Лиза и, решив поддержать свой имидж прямолинейной, кивнула в сторону иллюстрированного журнала. – «Плейбой» читаете?

Парни дружно рассмеялись.

– Лучше, – признался светловолосый, разворачивая в сторону собеседницы глянцевую фотографию гоночного автомобиля размером в две страницы. – Здесь все о последних соревнованиях «Формулы-1». Сашка болеет за «Феррари», а я – за «Мак-Ларен».

Под прицелом изучающих глаз новых знакомых Лучинская все же рискнула уточнить:

– Это что – команды разные?

– Соображаешь, – одобрительно хмыкнул Сашка и соскочил с ящика. – Я – Задорин, Александр, а это – Олег…

– Клементьев, – закончил за друга Олег, тоже спрыгивая на пол.

– А я…

– Лиза Лучинская, слышали сегодня, – практически хором продекламировали ребята.

Лиза усмехнулась:

– Ну, раз вы все знаете, может быть, объясните мне, где в этом районе продуктовый магазин?

На обмен взглядами парням хватило секунды.

– Мы не просто объясним, – ответил Сашка, с многозначительным видом вручая Олегу журнал с «Формулой», – мы покажем тебе дорогу.

Помешивая тесто, Ольга Михайловна с беспокойством посмотрела на часы. В пятый раз за последние пять минут. Лиза ушла за сахаром почти два часа назад, но до сих пор ни сахара, ни Лизы в доме не прибавилось. Ольга Михайловна вздохнула и поставила тесто в холодильник. Нет, это просто невозможно! Даже если дочь вынуждена была искать этот магазин по компасу, она уже давно должна была вернуться!

За входной дверью послышались шаги, и ключ повернулся в замочной скважине. «Ох, наконец-то, – с облегчением подумала Ольга Михайловна. – Пора перестать так волноваться: Лиза – большая девочка и…»

Большая девочка вошла в квартиру и, сбросив туфли, направилась в кухню. Настроение ее явно изменилось в лучшую сторону: Лиза улыбалась и что-то напевала себе под нос.

– А, знаешь, мам, здесь не так уж и паршиво, – заявила она Ольге Михайловне. – И друзей я уже нашла. Они в нашем доме живут. Классные ребята!

– Мальчишки? – затаив дыхание, спросила ее мама, почему-то заранее уверенная в ответе дочки.

– Ага, – беззаботно кивнула Лиза, выкладывая на стол пачку сахара-рафинада. – Они гонками увлекаются, всеми подряд: от вело- до «Формулы», представляешь? На прошлой неделе во дворе соревнования устроили, на велосипедах. Правда, Олег в овраг слетел, кувырком, – задумчиво добавила она, – но это неважно… У него папа врач, он сказал, что через пару месяцев и шрама на подбородке не останется… – Лиза остановилась, и вдруг ее осенила новая идея. – Мама, а давай дадим папе телеграмму, чтобы он привез мне велосипед?

Ольга Михайловна застыла в немом ужасе, а Лиза, решив, что вопрос обсуждению не подлежит, удовлетворенно кивнула.

– Значит, так и сделаем. Да, мам, – вдруг вспомнила она. – Сахар-песок в магазине закончился, поэтому я рафинад купила.

Она чмокнула маму в щеку и удалилась, гордая своей изобретательностью. Ольга Михайловна в бессилии осела на табуретку.

– Боже мой! Все начинается сначала! – сокрушенно покачала головой она и умоляюще посмотрела наверх. – Лишь бы только школу не подожгли.

Пачка сахара-рафинада одиноко лежала на столе, и Ольга Михайловна вернулась к повседневным делам: нужно было придумать, каким образом впихнуть кирпичики рафинада в тесто для торта. Впрочем, для изобретательной советской женщины это вряд ли можно было считать проблемой.

Тихон Капитонович беспомощно смотрел на 7 «В» класс, который в полном составе стоял на ушах, и его редкие седые волосы, зачесанные на лысину, шевелились от отчаяния. Этот скромный, немного суетливый человек давно уже проклял тот день, когда он, уважаемый преподаватель биофака Дальневосточного Государственного Университета с тридцатилетним стажем поддался на уговоры директора общеобразовательной школы подработать «почасовиком».