Читать книгу: «Экскурсия в шестидесятые…»

Шрифт:

ISBN 978-5-4493-0280-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Беды и победы

«Когда судьба вручает вам лимон, постарайтесь сделать из него лимонад!»
Д. Карнеги.

Выпускникам школ 1966 года посвящается…

Ахи и взмахи

Площадка двора перед основным корпусом Ташкентского текстильного института была заполнена поступающими абитуриентами, их родителями, студентами различных курсов, переживающих за своих младших друзей и родственников. Шел 1968 год. В то время никто не придавал значения и не пытался рассматривать национальный состав присутствовавших. А было большое разнообразие: узбеки, таджики, казахи, туркмены, русские, корейцы, греки, евреи, украинцы и, если вдаваться в подробности, еще не мало людей различных этнических групп. Все говорили по русски, экзамены сдавались на русском языке, основной состав преподавателей – русские и евреи. Состав этот, можно сказать, исторически, со времен 30-х годов и эвакуации московского института в военные годы, поддерживался профессорами и доцентами тех лет и вновь подготовленными специалистами 50-х годов, а так же небольшими свежими силами подрастающей интеллигенции национальной республики.

Была уже вторая половина дня июля месяца, ташкентская жара, утомление от переживаний и все ждали решение приемной комиссии по последнему списку поступавших на инженерный механико-технологический факультет для получения квалификации инженер-технолог.

Наконец вышел член комиссии и с заметным акцентом начал с просьбы к людям – отойти подальше в стороны. Он машинально махнул листком бумаги со списком поступивших, который на мгновение, от взмаха, развернулся содержанием к ожидающим. Этого случайного движения было достаточно, чтобы Лиля Клавдина не то зрительно, не то интуитивно поняла, что ее фамилия там, в этом списке, и что ее судьба решена. Фамилия действительно прозвучала, но удивляться предчувствию уже не было времени, так как в душе зрела радость и естественное удовлетворение достигнутым, как бывает в случае длительных и настойчивых усилий, а в голове замелькали соображения по ближайшим срочным делам, которые появились от перспективы вступления в новую социальную среду.

Усилия были и правда длительные, а среда предстояла в самом деле новая.

Вокруг расходились люди, кто радостный, кто расстроенный. Стояли молодые ребята с группами своей поддержки, заново прикидывали сумму баллов, набранных на экзаменах, и не все казалось понятным: были принятые с меньшим числом баллов.

А секрет прост. В то время, имеющие производственный стаж по выбранной профессии, имели преимущество перед остальными, как и медалисты, если сдали первый экзамен на пятерку.

Вполне рациональные решения, которые долгие годы имели место в данных судьбоносных моментах.

Поступил – отработай

Вечером, в рабочем общежитии, которое было расположено на улице им. Мукими (по дороге в направлении строящегося нового района Чиланзар) и, которое конечно же являлось социальным объектом большого хлопчатобумажного текстилькомбината, Лиля поняла, что дни предстоят не легкие. Еще во дворе института всем поступившим было предложено прочитать объявление, из которого следовало, что буквально завтра нужно явиться на площадку перед учебным корпусом с запасом еды, теплыми вещами и даже постельными принадлежностями. Ну и прочими мелочами. Предстояло где-то отрабатывать с неделю или больше.

Все бы ладно, но постель в рабочем общежитии выносить запрещалось, теплых вещей минимум, да и не для сельхозработ. В этих размышлениях даже забылось, что с работы было освобождение только на сдачу экзаменов.

Утром, к назначенному времени, во дворе ВУЗа Лиля рассматривала своих, теперь уже, однокурсников. Было на что смотреть: масса рулонов полосатых матрасов, много раскладушек, сумки с вещами, сумки с продуктами и термосами.

На фоне всего этого она выглядела контрастно: без провожатых, со своей просто сумкой и не особо большой, так как возможности тратиться на продукты тоже не было. Материальной конечно.

Одна, в чужом городе, где Лиля осталась работать с прошлого года, во второй раз не поступив в этот же самый институт. Заработок простой заряжальщицы шпулями барабанов автоматических ткацких станков позволял просто скромно жить, хотя она изредка делала родителям посылки азиатских фруктов и овощей, что вполне доставлялось по адресу авиапочтой.

И этот контраст был замечен одним из сердобольных родителей тоже поступившей девушки. В самом деле – мир не без добрых людей, жаль только, что оценка таких людей обычно запаздывает. В общем все было сделано, чтобы обратить внимание местной институтской администрации на скромную девушку, очень слабо экипированную. Последовали удивленные вопросы, были даны откровенные ответы и погрузка в подошедшие автобусы Лиле Клавдиной была отменена, но ей следовало все эти дни отрабатывать на канцелярской (самой простой) работе при оформлении документов на поступивших: что-то заполнять в бланках, что-то складывать в папки и т. д.

Все хорошо в меру

Но и этого делать не довелось. Вот уж правда, что хорошего бывает понемножку.

Стояла летняя жара, холодильников, как кстати и телевизоров, ни у кого в комнатах рабочего общежития не было. Конечно, сейчас такое странно прочитать. В рабочие дни обедать, как правило, все ходили в столовую, вход в которую был прямо из цеха. После работы или перед сменой удобно было закусить в летнем павильоне на территории фабрики. Но Лиля оказалась в ситуации особого положения, когда от одного коллектива уже оторвался, а к другому еще не пристал. Короче говоря организовывайся как хочешь.

Конечно, дело случая, но что-то в продуктах, купленных в магазине, именно в эти дни оказалось не свежим, а Лиля Клавдина, чье имя совсем недавно победно прозвучало в списке зачисленных на учебу, попала в больницу. От такой неожиданности сегодня ее моральное и физическое состояние назвали бы шоком, стрессом, а тогда таких слов не употребляли. Это воспринялось большим испугом. После обязательной кошмарной процедуры промывания желудка (это было первый раз в жизни) в голове стучала одна паническая мысль: «отчислят, отчислят…» Возможности позвонить или с кем-то сообщить свое положение не было ни какой. Такое сейчас тоже странно прочитать, хотя более зрелый человек пожалуй нашел бы выход, но Лиля нашла утешение лишь в слезах.

Трудно сказать, высчитывались ли койко-места в больницах того времени, но просто так оттуда было не уйти. Началось все по полной программе: анализы, уколы, лекарства. Несколько дней так и прошло. Попытка объяснить все врачу не удалась, но разговор услышала соседка по палате.

Это была солидная дама лет сорока, очень уверенно себя держащая с персоналом больницы. Чем это объяснялось и какой недуг ее сюда привел Лиля не уточняла, да и общаться не было настроения. А зря.

Оказалось, что мир добрых людей предоставил Лиле еще одного спасителя – Пану Михайловну Генералову. Фамилия эффектная, как и сама женщина. Она работала в кассах аэрофлота, а муж – администратором местной киностудии.

Впоследствии Лиля поддерживала с ними отношения. Иногда, по приглашению, посещала их квартиру в новом районе города, где был полный достаток по тому времени. В разговорах Лиля узнала, что несколько лет назад случилась трагедия: они потеряли сына в подростковом возрасте.

Чудкая Пана Михайловна смогла пережить это горе, но в каждом молодом лице искала черты родного ребенка. Этим она впоследствии объяснила свое активное участие в судьбе Лили. Форма, цвет глаз и выражение взгляда очень напоминали женщине сына. Оно, участие, началось с ходатайства перед врачами, хотя они тоже Лилю спасали. Их меры хороши, но все же достаточны. Переживания девушки стали восприниматься всерьез, срок пребывания сократили. Эта короткая болезненная история утряслась. Отсутствие на канцелярской работе в приемной комиссии было оправдано документом из больницы.

Шумим и радуемся

Настало время оформлять свой переход на учебу и переезд в другое студенческое общежитие на прекрасный проспект им Ш.Руставели, наверное уже сменивший название, где два года жила Лилина одноклассница, более удачливая на экзаменах в 1966 году.

Но для этого надо было появиться на работе. Произошло бурное объяснение со сменным мастером и начальником ткацкого цеха, но накануне оформленная справка со ссылкой на номер приказа о зачислении, спасла Лилю от звания прогульщицы. По своей неопытности она не догадалась, и никто не подсказал, как-то известить руководителей раньше. А сейчас она стояла в кабинете начальника, в который врывался тяжелый гул станков при каждом открытии двери, и видела, как гнев сменился на удивление.

Только позже Лиля поняла, что она представляла собой редкий экземпляр молодой работницы, которая смогла вырваться из общей массы простых молодых трудяг, работающих кто хуже, кто лучше, из смены в смену, изо дня в день без особых перспектив, в периоды отдыха забавляя себя порой примитивными развлечениями и даже вульгарными поступками, не трудясь ставить перед собой какие-то цели. Лучшее культурное мероприятие – это поход в ближайший кинотеатр «Четвертак», то есть «им 25-летия революции». Высший «пилотаж» – пройти туда без билета.

А сейчас Лиля стояла и понимала, что все хорошо, что заявление на увольнение будет подписано нужным числом, будет выдана трудовая книжка и остаток заработной платы. Не хватало одного: ее никто (наверное от растерянности) не поздравил с поступлением, а хотелось это услышать и Лиля дерзко решила напомнить. Поздравление конечно прозвучало, было много улыбок и пожеланий, тем более что и мастер и начальник цеха, и даже далекая и строгая заведующая этой фабрикой по фамилии Мымрина – были выпускниками того же ВУЗа. Да наверное, весь – то руководящий состав большого комбината (несколько отдельных фабрик) учился там же на различных факультетах (технологи, химики, механики и др.).

Интересной оказалась судьба сменного мастера, под руководством которого Лиля работала целый год. Текстильщик по образованию, еще совсем молодой, но уже женатый – то был добрейший человек и, как оказалось достаточно одаренный. Звали его Мирвали. Уже учась на втором курсе, Лиля случайно встретила его в коридоре учебного корпуса. Оказалось, что он уже работал в книжном издательстве и писал для детей на узбекском языке, что по случаю и показал, гордо достав из портфеля несколько тонких ярких книжек под своим именем. В институт забежал по каким-то делам.

Но в настоящее время Лиля вышла в цех, где грохотало немыслимое количество децибелл, мелькали ткачихи, помощники мастеров и ее бывшие коллеги – заряжальщицы с горками шпуль в левой руке. Помощниками мастеров работало много крымских татар. На счет них Лилю предупреждали, что эти мужчины – суровые, вспыльчивые люди, особенно, если речь заходила об их Родине. Лиля иногда замечала на себе их озорные, горящие взгляды, но значения не придавала.

А в цехе процесс продолжался: рулоны хлопковой ткани поочередно снимались со станков, складировались в накопители, которые цепляли к электрокарам и увозили на разбраковку, а далее на отделочную фабрику. В цехе стоял туман от водяных форсунок и хлопковой пыли. Величина шума конечно была подавляющей. С учетом в дальнейшем полученных знаний и с учетом типа станков того времени – это было не ниже девяноста децибелл. Несколько ткацких цехов фабрики располагались в одном огромном зале. Люди, работающие здесь, конечно имели элементарные средства защиты для ушей, но мало кто ими пользовался, хотя с годами последствия у кого-то сказывались. Вообще, как потом оказалось, шум станков – это желанный и приятный фактор для текстильщика, особенно руководителя. Если в цехе ровный сплошной шум, значит одновременность работы станков высокая, то есть низкая обрывность нитей. А это значит высокая производительность станков, показатель хорошего качества работы предыдущих основных и приготовительных цехов, а так же правильный климат от паросилового хозяйства. Это интересное восприятие звука Лиля анализировала. Она не раз по дальнейшей работе сталкивалась с людьми, которые рассказывали, что у них шум во время рабочей смены уходит на второй план, как бы выпадает из ощущения, а в голове – свои мысли о текущих делах и даже звучит ранее услышанная музыка или песня, – именно в оркестровом исполнении. Удивительно, но это было подтверждением ее, Лилиных, ощущений и реакции на шум.

Кстати, чтобы разговаривать в шумном цехе – не надо кричать. Достаточно наклониться к уху собеседника и нормальным голосом говорить.

Падаем, но встаем

Готовить свой переезд в студенческое общежитие долго не пришлось. Лиля сложила небольшое количество вещей и обуви в единственный чемодан и взялась за книги и учебные тетради, которые были исписаны на подготовительных занятиях. Их в то время организовывали на предприятиях за небольшую плату для поступающих в профильные институты. Преподаватели приходили оттуда же. В основном это были занятия по математике, и надо сказать, не особо качественные в этом конкретном случае.

Весь груз знаний по математике, физике, химии, литературе и русскому языку был получен Лилей в родном городе, в школе – десятилетке с политехническим образованием. Так это называлось потому, что в старших классах несколько отдельных дней в месяце школьники ходили обучаться рабочим профессиям: мальчики на завод, девочки на текстильную фабрику, что и зародило упорный интерес у Лили к этому делу, хотя для семьи это было необычным решением.

Таких бескорыстных и преданных своему делу учителей, как в своей школе, Лиля больше не встречала нигде. С годами пришло понимание того, как люди могут любить свою профессию, знать ее и уметь донести все знания до других. Причем учителя тех лет были образцом поведения, вкуса и умеренности в одежде. Преподнести классному руководителю скромный подарок от всего класса, например, на праздник восьмого марта, – было проблемой: очень стеснялись или чего-то боялись, но званием учителя вполне гордились. Бескорыстие, честь и достоинство считалось превыше всего, а если и были исключения, то ничтожно малые. С точки зрения сегодняшнего дня – это были святые люди, которые дополнительные занятия с учеником считали нормой. Слово «репетитор» – не существовало в общеобразовательной школе.

Тетради сложены и перевязаны вместе с книгами. Все было упаковано, но воспоминания натолкнули Лилю на мысль, что ведь хваля своих учителей она подвела их. Она как бы упала в их глазах, сразу не пройдя экзамены по математике, хотя любила этот предмет и понимала, но память подводила и порой уже выученное в нужный момент рассеивалось, теряло четкость.

Возможно, это были далекие последствия чьих-то детских шалостей в шестом классе, когда в школе на лестнице ее случайно толкнули. Это был какой-то бегущий мальчишка, но установить его никто не постарался. Сотрясение мозга было средней тяжести, с периодом безсознательного состояния. Этим занимались врачи. Степень же нервного потрясения родителей никто не заметил: несчастный случай и все. По меркам сегодняшнего времени такое событие наверняка стало очередным сюжетом в областных теленовостях и без полиции бы не обошлось со всеми последствиями для директора школы. Времена меняются

А возможно на экзаменах сказывалось волнение, появлялась нервозность и исполнение экзаменационных заданий получалось не точным, а письменные работы не возвращались, не поспоришь. Тем более – после двойного выпуска школ конкурс во все ВУЗы, техникумы и средне-профессиональные училища был высоким не только в 1966 году, а и позже.

Но не малую роль играла так называемая разнарядка по областям Узбекистана. То есть норматив приема студентов из мелких городов и кишлаков, что было пожалуй и правда необходимо и о чем в дальнейшем в студенческой среде свободно говорили. Да и стало очевидно на занятиях, где удивительно слабые знания не малого числа студентов были заметны. Такие могли поступить только по особым распоряжениям внутри Республики.

Эти и другие подробности событий предыдущих двух лет стали в голове Лили выглядеть не случайными. Даже не особо приятные воспоминания приобрели образ необходимых ступеней, хотя не всегда последовательных, но нужных, чтобы подняться на уровень ее маленькой сегодняшней победы среди миллионов других судеб.

Среднее хорошо, а высшее лучше

Анализируя события первой ступени своей самостоятельной жизни Лиля увидела недавнее прошлое сравнительно беззаботным, душевно легким. Романтичным казалось будущее пока была школа, родной город, семья. Трудности возникали, но они еще не угнетали молодую голову.

Начало двухгодичного пути от школьницы до студентки был таким…

Уже упомянутый год выпуска юного поколения, рожденного в 1949 году – был 1966 год, но в этот же год заканчивали школу и дети с 1948 года рождения, после одиннадцати лет учения. Такую продолжительность учебы в тот год нашли излишней, хотя почти через сорок лет к тому же и вернулись.

По стране прошел двойной выпуск потенциальных абитуриентов, а количество учебных заведений, тем более ВУЗов было заметно меньше, да и разнообразие профессий не в пример сегодняшнему дню.

Надо сказать, что основным ориентиром, на который настраивали школьников, начиная с девятого класса, было высшее учебное заведение.

Главной страшилкой для учеников этого возраста за любое отклонение учебы от хороших оценок было: «Так ты в институт не поступишь и пойдешь в ПТУ».

Всякая уважающая себя классная руководительница произносила эту фразу и наверняка в каждой школе того времени. Инженерные профессии были на взлете. Поступившие в Бауманку, от предыдущих выпусков, были небожителями, не менее.

Осталось впечатление, что медицинский ВУЗ все же был ниже по популярности, но тоже на высоком уровне. К сожалению вспоминаются эпизоды и рассказы пытающихся туда поступить, в которых телефонное право, родственные связи и прочие «рычаги», сегодня открыто используемые, уже тогда, особенно в этом учебном заведении родного города Лили, решали многое. Но соблюдалась скрытность.

В те годы девушки, в основном они, с охотой шли учиться в педагогический институт. Профессия учителя считалась авторитетной, уважаемой.

Строгий голос учителя слышали.

В школе были свои хулиганы, по понятиям тех лет. То есть бегали на переменах до пота лица, порой по школьным партам пробегались. Это уже было совсем безобразие. А некоторые мальчики повзрослее, о ужас!, курили в туалете. Случались вопиющие поступки: временами появлялись пареньки, которые отнимали денежную мелочь у наиболее робких, но их быстро выявляли.

Девочки «от мала до велика» не могли себе позволить даже замечания от учителя. Это было стыдно. Они спокойно гуляли по корридорам, стояли у окон и тихо разговаривали. Оценка «четыре» по поведению за четверть у кого-либо, а это были единицы, считалось ужасным событием на всю школу.

Зайти в класс после звонка за учителем – было нарушением. Да и учителя имели часики на руках и, с приближением времени звонка на урок, уже шли в направлении своего класса. Использовалась каждая минута урока. Попросить выйти из класса во время урока считалось неприличным.

Все эти подробности поневоле всплывают, если понаблюдать за сегодняшними школьниками, особенно девочками. Кажется, что курят массово, трудно определить с какого класса начиная. Неприлично орущий смех, вульгарные выкрики, непристойные шутки и как можно громче. А что они друг другу рассказывают по собственному сотовому телефону! Причем тоже во весь голос и не важно где они: на улице, в общественном транспорте, наверное и в классе могут. Оценки по поведению выставляются еженедельно. Это может быть любая цифра от единицы по пятерку.

В общем, сегодняшние учителя – страдальцы и учиться в педагогический уже идут порой не самые лучшие и нравственные молодые люди.

Были еще на слуху у выпускников в шестидесятые годы профессии бухгалтеров, юристов. Но в круг больших интересов они не входили. Это были не популярные, какие-то задвинутые профессии. Во всяком случае из класса Лили Клавдиной и из параллельных классов выпуска – этими специальностями никто не заинтересовался. Был интерес к пищевому образованию и только появившемуся нефтяному делу и конечно к медицине. Устойчиво держалось мнение, что если уже совсем ученик слабенький, то может юридический осилит.

Это тоже сейчас странно прочитать

Но пока что предстоял выпускной вечер!

В течение прошедших мучительных экзаменов, которые проходили через каждые два-три дня, приятная мысль о новом платье и новых туфлях как-то вдохновляла.

Особенно стало легче после беспрерывной четырехчасовой работы над сочинением и оценки «четыре» по этому экзамену.

В то время почему—то считалось, что на выпускной вечер нужно непременно белое платье и белые туфли, а в магазинах такие вещи почти не водились.

То есть, начались поиски подходящего материала и умелой портнихи. Туфли выискивали на вещевом рынке (толчке) вместе с мамой. Еле подобрали по цене и размеру. Попались почему-то из свиной кожи, но как надо – белые.

Факт пошива обуви из свиной кожи для Лили стал открытием.

Платье удалось: слегка расширенное к низу, приталенное, с рюшью по верхнему вырезу и по низу платья.

Все это стоило не малых расходов, на что мама самоотверженно пошла. Достаток в семье был очень скромный.

По стечению обстоятельств группу выпускников Лилиного класса засняли в местную газету, где она себе не понравилась. Самомнением Лиля не страдала, скорее наоборот.

А тогда они в ряд, взявшись за руки, шли в будущее (так можно понять фото).

Кстати, одна девочка из класса все же отошла от общепринятого и пришла в светло-сиреневом кружевном платье. Элементы оригинальности она проявляла и раньше в различных ситуациях.

Сам вечер был неплохо подготовлен, но намного скромнее современных выдумок и изысков.

В том числе и танцевальная часть. Пожалуй излишне судить сегодняшнюю молодежь за их, порой вульгарное, раскрепощение в танцах, но тогда уместно пожалеть молодежь шестидесятых за скованность и малый набор движений.

После вручения аттестатов, момента торжественного и волнительного, молодежь просто стеснялась. Понятно, что и надзор учителей и родителей был усиленный.

Конечно у кого—нибудь в квартире на Дне рождения смело танцевали «шейк» под песни М. Магомаева. Но это все, что умели.

Организованных обучений бальным танцам или танцам народов мира не существовало. В провинции точно, но зато спортивных школ и секций было достаточно. Безплатных. Существовало обеспечение, например, простыми спортивными костюмами, коньками, роликами и так далее по профилю занятий – за государственный счет (на период времени посещения тренировок).

Но тогда все воспринималось как должное и на выпускном вечере об этом не думали.

Столы с угощениями конечно были. Трудами родительского комитета собраны средства в каждом классе и сделана вся хозяйственная, канительная работа.

Шампанское стояло только на столах учителей, у остальных – газировка. Трудно поверить? Так было. Родители присутствовали за официантов. Их было не много.

Но ведь вечер не закачивался в стенах школы. По традиции предстояла целая ночь. На прогулку с классом пошла, теперь уже бывшая, классная руководительница.

Времена по хулиганским случаям стояли самые тихие, да и что было страшно с такой большой компанией? По пути все зашли в ближайший городской сад и тут настало время продемонстрировать себе и всем, что люди они теперь взрослые.

Разумеется есть способы более достойные для этой демонстрации, но самый простой, подсмотренный у родителей – отмечать событие выпивкой вина. Откуда появился популярный советский портвейн (пара бутылок) и кто предусмотрел стаканчики – никто не узнал.

Великодушная учительница, возможно что-то подобное ожидала от взрослых мальчиков (а кто же еще?). Ведь каждый из них спешил почувствовать себя мужчиной, хоть в этом. Потому что настоящими мужчинами, в физическом смысле, в те годы ребята становились, в подавляющем большинстве, после школы, а порой и после службы в Армии. У кого как складывалось. Редкие решительные – женились сразу после окончания школы.

Можно посмеяться над этими элементами пуританства., а можно и позавидовать: известные страшные болезни были редчайшим случаем, а больных детей – намного меньше.

Вино понемногу выпили все, но учительница отказалась (спасибо, что не ушла). Она предупредила, улыбаясь и зная – запрещать бесполезно, что ее уволят с работы, если узнают про этот эпизод.

Да что там говорить! Все улыбались и знали – это их общая тайна.

Путешествие продолжилось по пустынным ночным улицам. Шли посередине проезжей части дороги, так как действительно было пусто: личный транспорт являлся большой редкостью, а городской в эти часы не работал. Пешком прошли очень много. Сходили к высокому берегу реки. Лилин класс был не единственный, бродящий в эту ночь. Все прошло хорошо, если не считать бессонницу ожидающих родителей: ведь дети первый раз не ночевали дома.