К-55. Обманувшие смерть

– А… Гхм-кхм… А что вы делали…

Панин говорил с паузами, как будто боялся спросить нечто важное (может быть, невероятно важное, критически важное) и старался хоть ненадолго растянуть состояние пребывания в приятном неведении…

– …на момент… попадания… в… гхм-кхм… в портальное поле?

– Это вы про воронку, что ли? Сидел за столом. Гонял эльфа… эмм… в общем, играл в компьютерную игру. Тестировал, точнее.

– А где именно сидели?

– На рабочем месте, – сокрушённо признался Вадим. – В ДК «Плутоний». Я понимаю, что это «не айс» с точки зрения профессиональной этики, но…

– К чёрту этику… «Дэ-Ка», это…

– Дом культуры.

– И этот дом… Гхм… Он был… ТАМ?!

Тут Панин очень осторожно, можно сказать, несмело, ткнул пальцем вверх.

Ткнул так, словно боялся, что его покарают за этот непристойный или даже кощунственный жест.

– Ну… – Вадим озадаченно почесал затылок. – Это зависит от того, где мы сейчас находимся. В смысле, если под землёй, то…

– Этот дом был на поверхности земли и над ним было Небо? – неожиданно вмешался сержант Мусаев.

– Так точно. – Вадим тотчас же вспомнил военную кафедру и не мог не признать очевидный факт: «А этот сержант в некоторых моментах смышлёнее сразу трёх учёных: вон как вопрос сформулировал!» – Этот ДК в самом сердце моего родного города, на центральной площади. И понятно, что над ним небо… Только почему «было»?

– А год… Какой год был? – мертвецки бледнея в предчувствии великого открытия, спросил Панин.

– 2014‑й, естественно! – Вадим бледнеть не стал, но у него вдруг возникло предвкушение чего-то ужасного и непоправимого. – Только почему опять «был»?! Что вы хотите ска…

– О боже… – Панин судорожно вздохнул, присел на тележку рядом с Вадимом и крепко ухватил его за плечо. – Вадим… Вадим, признайтесь честно: вы всё это выдумали?! Я имею в виду про 2014 год, «поверхность», ДК…

– Что значит «выдумал»? – Вадим, не спрашивая разрешения, забрал у Панина айфон и трясущимися пальцами открыл список входящих. – Вот… Вот смотрите, это звонок Никиты. Никита, друг, звонил мне минут за пять до… эээ… до Перемещения… Вот, смотрите, дата, время…

– Невероятно… – свистящим шёпотом пробормотал Панин, вскакивая с тележки и хватаясь за голову. – Неужели мы сделали ЭТО?! Неужели получилось?!!

– Послушайте, как вас там… – тревожно спросил Вадим. – Послушайте, вы не хотите ничего мне сказать…

– Невероятно!!! – продолжал блажить Панин, по щекам которого градом катились слёзы счастья. – Ребята, ЭТО случилось только что, на наших глазах!!! Вы все ЭТО видели!!!

– Что случилось-то? Мне кто-нибудь скажет или нет?!

– Малыш, сейчас две тысячи шестьдесят третий год, – с неожиданным сочувствием сообщил самый толковый в мире сержант Мусаев. – И люди уже лет сорок не живут «на Поверхности».

– По… гхх-кхх… почему не живут? – переспросил Вадим, неосознанно фильтруя страшный факт несуразности названной даты и перескакивая на другой аспект, пусть и не менее кошмарный, но хоть как-то поддающийся логическому осмыслению. – Что там не так с этой Поверхностью?!

– Ну… Это долго объяснять, – начал было ассистент № 1. – Чтобы понять суть процессов, происходящих сейчас на Поверхности, нужно…

– А если в двух словах? – поторопил его Вадим.

– Эмм… Ну… – ассистент замялся.

– Там просто нельзя жить, – вмешался Мусаев. – Поверхность давным-давно сдохла.

– А люди? – сморозил глупость ошарашенный Вадим. – Там же были люди…

– Нет там людей, – угрюмо пробурчал Мусаев.

– Что значит «нет»? Как это «НЕТ»?!

– Цивилизация погибла, – подтвердил ассистент № 2. – Вся инфраструктура уничтожена. Природы как таковой нет. После Катастрофы выжило не более трёх-пяти процентов населения Планеты…

Глава 2
Заботы победителей

Какие чувства должен испытывать вменяемый человек, которого внезапно выдернули из уютного благоустроенного мира и перетащили в страшное будущее, в котором почти полностью уничтожено население Земли, а Поверхность непригодна для проживания?

«Как минимум недовольство… и справедливое желание воздать по заслугам виновникам такого неожиданного приключения», – скажет вменяемый читатель и не ошибётся.

Недовольство Вадима было радикальным и целенаправленным.

Расстрелять сволочей.

Решение было вполне серьёзным и чётко оформленным.

Всех оптом, без права на гуманизм.

Какой тут может быть гуманизм?! Сначала выпилили человека из родной реальности и поместили в чёрт знает какой кошмар. Потом по какой-то детской мотивации (человек всего лишь неудачно пошутил!) сожгли заживо в этой ужасной топке…

Такие вещи может творить только явный враг, который не вправе рассчитывать на милосердие.

Ребята, очень скоро вы все умрёте…

Вадим неспешно оценил обстановку и объём задач.

Шесть человек, три автомата, два агрегата невнятной конфигурации.

Так, вот это исключаем. Непонятно вообще, для чего нужны такие страховидные штуковины.

Автоматы были похожи на родной «АК», с которым Вадиму довелось возиться на военной кафедре института. Теория, сборка-разборка с завязанными глазами, несколько выездов на стрельбище, так что и с этими наверняка справится.

Надо только дождаться удобного момента и вырвать оружие у… допустим, у того парня, что слева у двери. Из троих вооружённых он выглядит самым неопытным и бестолковым. Мусаев и второй боец хотя бы держат оружие под рукой, в готовности к действию, а этот повесил автомат на плечо и глядит на Вадима, разинув рот.

В общем, поймать счастливое мгновенье, вырвать оружие, снять с предохранителя, передёрнуть затвор, и…

Тут Вадим обратил внимание, что думает обо всём этом с каким-то леденяще-спокойным конструктивизмом, словно речь идёт об обыденных вещах. Например, о приготовлении завтрака.

«…Поставить сковороду на плиту, растопить масло, разбить три яйца…»

Между тем у Вадима начисто отсутствует опыт убийства себе подобного. И вообще, самым страшным сражением в его жизни была драка на дискотеке с пьяными шахтёрами с Левого Берега.

Вернее, даже не драка, а боевая беготня. Увернулся от одного, стукнул по носу второго, а потом полчаса шарахался вокруг родного ДК, скрываясь от разъярённой шахтёрской братии.

Вот это было приключение так приключение! Вагон драйва и эмоций, куча впечатлений и воспоминания на всю жизнь…

Озадаченный своей убийственной рациональностью, Вадим прислушался к себе и обнаружил, что какие-либо экспрессии по факту страшного открытия отсутствуют начисто.

Безотчётная тревога, ярость, пульсирующая фантомная боль уничтоженного организма, смертельная тоска и пугающее чувство одиночества в чужом враждебном мире – всё это чудесным образом куда-то исчезло.

Что это со мной?

Осталось какое-то странное благодушие и умиротворение, а также конструктивное восприятие обстановки на фоне тягучих плавающих звуков и медленно покачивающихся стен.

Да, а ещё люди двоились.

Только что их было шестеро.

Потом – дюжина…

О, а теперь опять шестеро!

По этому поводу возникла здравая мысль:

А с дюжиной справиться будет труднее… Разве что попробовать самому раздвоиться и сработать на пару…

– А что за пилюли вы мне дали? – тягуче озарился Вадим.

– Транквилизатор Б‑32, – не стал скрытничать ассистент № 2.

– Наша внутренняя разработка, – с гордостью добавил ассистент № 1. – Не токсично, не вызывает привыкания, почти безвредно. Полегчало?

Зачётные пилюли. Надо будет взять на заметку…

– Да, полегчало.

– Ну и замечательно…

* * *

Алексей Панин – воспитанный, интеллигентный и очень уравновешенный человек.

Несмотря на молодость, коллеги и друзья знают его как опытного учёного и бывалого исследователя, способного даже в минуту смертельной опасности «сохранять лицо» и невозмутимо выполнять свою работу в ситуации любой сложности.

Почему же появление человека из Прошлого вызвало такую нештатную реакцию: припадок счастливой истерии, слёзы радости и даже временную невменяемость на грани помрачения рассудка?

Чтобы было понятно, как уважаемый учёный докатился до жизни такой, надо кое-что пояснить.

Представьте себе, что ваш отец – автор теории Портального Поля.

А вы его последователь, преемник и ведущий специалист Проекта, который, ни много ни мало, может повернуть историю вспять и спасти Человечество.

Представьте, что из-за этого Проекта дружная подземная колония разделилась на две противоборствующие фракции и уже несколько лет пребывает в состоянии гражданской войны.

Враги уверены, что ваш Проект – это вредная фантастика, которая в итоге погубит остатки человечества.

Друзья, увы, не уверены, что у вас что-то получится, и с каждым месяцем эта неуверенность растёт. Более того, многие друзья всё чаще поговаривают, что это, конечно, не вредная, но… да, в самом деле – фантастика, или утопия, выбирайте, что вам больше по душе. В общем, всё идёт к тому, что очень скоро цементирующая фракцию идея будет признана несостоятельной и ошибочной со всеми вытекающими последствиями идеологического и социального характера.

Нет, вам-то понятно, что теория, в принципе, всем хороша, но… положа руку на сердце, вы вынуждены признать, что с результатами пока что всё было либо очень скромно, либо никак, либо вообще ни в какие ворота.

Лучшим результатом до сего момента можно считать перемещение с соседнего Уровня почти не пострадавшего физически человека (был утрачен большой палец ноги и наблюдалось лёгкое помрачение рассудка).

Менее удачные эксперименты перечислять можно долго, их было много, и, как это ни печально, некоторые из них повлекли гибель людей.

Объединяло эти попытки одно: до сего момента всё это можно было отнести к категории «Линейное Перемещение в Пространстве».

Живого-здорового человека из Прошлого затянули впервые.

Таким образом, сегодня наступил переломный момент в Проекте: это не просто результат, а эпическое событие чрезвычайной важности.

Понятно, что до полноценного Портала, или «мостика» во Времени, ещё далеко, но тот факт, что здесь и сейчас присутствует юноша из 2014 года, свидетельствует о том, что Проект развивается в правильном направлении.

Иными словами, это ошеломляющий, потрясающий, невероятный Успех. Да, именно так, Успех с большой буквы.

Если бы Панин был верующим, он не колеблясь заявил бы, что это Божественное Откровение, ни больше ни меньше…

– А-а-а, родные мои! Вы не представляете, что мы с вами сделали! Да мы просто боги, мы лучшие во Вселенной!!!

* * *

Неизвестно, как долго продолжалась бы счастливая истерика и чем бы она закончилась для Панина (между прочим, истории известны случаи, когда совершившие великие открытия учёные на радостях реально сходили с ума), но тут вовремя вмешался сержант Мусаев, головой отвечавший за жизнь и здоровье молодого учёного.

Сержант поймал хаотично шарахающегося вокруг тележки с ЗИПами Панина за лямку спецкостюма, хлопнул ладонью промеж лопаток, и, грубо встряхнув за плечи, рявкнул в ухо:

– Лёша, мы в рейде! Очнись, не время пузыри пускать!

А поскольку Панин не проявил чёткой реакции на увещевания, сержант скинул скафандр, набрал в рот воды из фляжки, и в три сессии, основательно так, спрыснул усеянное счастливыми слезами учёное личико.

Да так основательно, что Панин поперхнулся и закашлялся.

Вот эта последняя процедура окончательно победила приступ счастливой истерии, и первооткрыватель наконец-то пришёл в себя.

– Да-да, я в порядке… Всё нормально… Пффф… Почему я мокрый? Ах да, понял… Так, ребята: переодеваемся, собираемся, уходим.

Военные послушно принялись снимать спецкостюмы, а учёные потратили минуту на диспут по вопросам вирусологии.

Ассистент № 2 высказал опасение, что, если всё это не сказки и Вадим в самом деле прибыл из Прошлого, тогда есть вероятность, что он является носителем целой группы вирусов.

То есть имеются в виду такие вирусы, что безвредны для обитателей Прошлого, но смертельно опасны для популяции К‑55.

Ассистент № 1 поддержал эту мысль и предложил сначала упрятать Вадима в спецкостюм, а уже потом всем разоблачаться.

Панин тут же доказал, что припадок незамутнённого счастья не повлиял на его умственные способности, и в два счёта опроверг доводы коллег:

– Четверть населения К‑55 родилась на Поверхности. Все прочие – их дети и внуки. Так что мы без проблем справимся с любым вирусом, занесённым из нашего Прошлого полувековой давности. Вот если бы между нами была разница в десять-пятнадцать веков, стоило бы задуматься… А теперь по части секретности: если с нами будет «Некто в спецкостюме», все обратят на это внимание и сразу начнутся пересуды и сплетни. Так что все бегом разоблачаемся, и давайте переоденем Вадима.

Все сняли спецкостюмы и уложили в ящики, а Вадима переодели в один из ремонтных комбинезонов из зиповского комплекта.

Комбезы были засаленные, в маслянистых пятнах и благоухали мазутом, поскольку их держали как раз на случай разных аварийных работ. Однако выбирать не приходилось: родной наряд Вадима слишком бросался в глаза и в самом деле был похож на экспонат Исторического музея.

– Нормально, – одобрил Мусаев, придирчиво осмотрев переодетого гостя из Прошлого. – Ты у нас будешь техником с Восьмого Уровня. Так пойдёт?

– Почему так? – уточнил Панин.

– В рейдовой группе нет никого с Восьмого Уровня, – пояснил Мусаев. – Меньше вопросов будет.

– Да, пойдёт, – согласился Панин. – Вадим, запомните: Восьмой Уровень, Юго-Восточный сектор, там мастерские.

– Запомнил.

– Хорошо. А теперь, дорогие соратники, я вынужден привести вас всех к Присяге.

«Присяга», это, конечно, громко сказано. Скорее, подписка о неразглашении.

Панин набросал прямо в лабораторном журнале обязательство о гробовом молчании по факту результатов Эксперимента № 394, проставил ФИО и должности присутствующих и собрал подписи.

Вадима тоже заставили подписаться, объяснив, что до особого распоряжения вся информация о проведении исследовательских работ является совершенно секретной и за её разглашение полагается ИМН (исключительная мера наказания).

Вадим послушно начертал автограф, после чего расслабленно уточнил, что у них тут подразумевается под ИМН.

– Рудники пожизненно, – пояснил Мусаев.

Вадим пожал плечами, а потом кивнул.

Он понятия не имел, что происходит в этих рудниках. Однако коль скоро это ИМН, значит, там явно не курорт. Ну и понятно, что не стоит стремиться туда попасть, на этот не курорт.

Затем ассистенты упаковали гравипушки, а Панин тем временем взял замеры полевого фона с конвертера, прилегающего сектора… и с Вадима.

– Странно…

– Что такое? – насторожился сержант Мусаев. – Радиация?

– Нет, радиация в норме. Но… Даже и не знаю, как это объяснить… В общем, прибор до сих пор фиксирует параметры портального поля. Если бы это не было невозможно в принципе… Я бы сказал, что оно перетекло в «объект». То есть в Вадима.

– А это на самом деле невозможно?

– Чтобы объект «всосал» в себя поле?

– Да.

– Это примерно то же самое, как если бы человек растворил в себе дверь вот этого отсека, – хмыкнул ассистент № 2.

Бойцы оценивающе посмотрели на массивную металлическую дверь и тоже хмыкнули.

– Может, проектор не вырубили? – предположил ассистент № 1.

– Маловероятно, – покачал головой Панин. – Проектор автоматически выключается в момент гибели поля.

– Но, в принципе, учитывая чрезвычайные обстоятельства, это возможно?

– В принципе… Короче, не будем гадать. Главное – результат превзошёл все ожидания, объект у нас, и нужно как можно быстрее доставить его в лабораторию…

Завершив, таким образом, все формальности, группа покинула отсек утилизации и отправилась в центральную часть Северо-Западного сектора.

* * *

Архитектура К‑55 не баловала разнообразием и многогранностью форм и по большей части относилась к дизайну «бункерного формата».

Повсюду бетон, армированный стальными крепями, стяжками, подпорками, вставками и прочими элементами крепёжных конструкций, выпирающие в помещения короба вентиляционной системы, разнокалиберные трубы и фрагменты устройств жизнеобеспечения, кабель по стенам и на потолках, на основательных кронштейнах, лабиринт магистральных коридоров и боковых ответвлений, двери и заслонки преимущественно овальной и круглой формы, с задвижками, фиксаторами и запорными рычагами, краска везде военная – немногочисленные оттенки серого и зелёного.

В целом всё выглядело мрачновато и аскетично. Никаких растений в кадках, картинок или фотообоев для радости глаз или даже просто какой-нибудь яркой цветной тряпицы…

Не удивлюсь, если тут все поголовно страдают от депрессии.

Группа двигалась по относительно просторной «магистрали», высотой два с половиной и шириной в три метра.

Боковые ответвления были той же высоты, но поуже, шириной метра в полтора.

Массированная пальба стихла, временами издалека, с юго-восточной оконечности сектора, раздавались отдельные выстрелы.

Динамики громкоговорителей продолжали с занудной методичностью транслировать обращение к населению захваченного сектора:

«Внимание! Сектор перешёл под контроль фракции «Профилактика». Временную администрацию возглавляет лейтенант Говоров. Всем сохранять спокойствие и находиться в своих модулях, перемещение по сектору всё ещё опасно. Внимание солдатам и офицерам «Реконструкции»! В соответствии с требованиями параграфа номер двенадцать Военного Протокола К‑55 вы обязаны прекратить сопротивление, зачехлить оружие и прибыть для оформления в Администрацию. Всякий, кто не выполнит требование Военного Протокола, будет объявлен военным преступником и уничтожен. Внимание! Сектор перешёл под контроль…»

И так далее по кругу.

– Могли бы и вырубить, – прокомментировал ассистент № 2. – Полчаса уже орёт, все давно услышали…

В помещениях, которые были видны с магистрали, царил живописный беспорядок: вещи разбросаны, мебель свалена в импровизированные баррикады, кое-где взорваны двери. В коридорах из пробитых труб текла вода и бил пар, затуманивая округу, искрила повреждённая проводка и с пугающей частотой мигали плафоны освещения, словно бы намекая, что могут в любой момент погаснуть.

Не обошлось без крови и трупов, которые валялись как попало, даже не накрытые – людям пока что некогда было заниматься мёртвыми, нужно было решать вопросы с живыми.

Отовсюду раздавались крики, команды и стоны раненых, по магистрали и ответвлениям, несмотря на рекомендации громкоговорителя, оживлённо перемещались все кому не лень, и оккупанты, и местные жители.

Тащили раненых на носилках, гнали пленных со связанными руками и мешками на головах, волокли кабель и аппаратуру, скандалили, ругались, выясняли отношения, и уже работали, несмотря на военный бардак, – пытались чинить поломки и устранять разрушительные последствия боевых действий.

В общем, было шумно и людно.

Движение в основном стремилось к центру сектора, туда же направлялась и группа.

Чем ближе к центру, тем ощутимее наносило дымом. Кое-где в плохо проветриваемых местах было заметное задымление и люди кашляли.

На дым все без исключения реагировали тревожно.

Из-за тележки с оборудованием группа двигалась неспешно, и их регулярно обгоняли люди, поспешавшие к центру. И все, кто обгонял, и солдаты, и местные жители, озабоченно спрашивали, где горит, насколько серьёзен пожар и почему до сих пор не потушили.

Даже пленные из-под мешков возмущались:

– Вы, вообще, контролируете обстановку? Почему до сих пор горит?!

Наверно, тут полно бывших пожарных… Или, может быть, пожар здесь – большая проблема для всего населения…

Несмотря на расслабленность, Вадима посетили разом две умные, но противоречивые мысли.

Первая: возмездие пока что придётся отложить.

Надо сначала разобраться в обстановке, понять, как тут всё устроено, на что можно надеяться и рассчитывать.

Можно ли на что-то рассчитывать, если Вадим попробует где-нибудь в укромном уголке напасть на конвой и эта попытка сорвётся?

(Положа руку на сердце, Вадим чувствовал, что попытка непременно сорвётся – нет у него опыта и особых личных качеств, потребных для такого деяния.)

Даже если Вадиму дико повезёт и получится тихо и незаметно уложить всех шестерых… И что дальше? Обращаться ко всем подряд встречным и наводить справки в формате «…Я тут это… того… техник с Восьмого Уровня. Не подскажете, как вернуться в Прошлое? Мне недалеко, всего-то на полвека назад…»

Бред, как сказал бы ассистент № 2.

Между тем Панин хочет как можно быстрее доставить его в некую «лабораторию». Если немного порассуждать в этом направлении, можно предположить, что именно в этой лаборатории стоит аппарат, который выпилил Вадима из родной реальности и переместил сюда.

Ну и, как следствие, есть надежда, что из той же лаборатории удастся вернуться обратно в своё уютное прошлое. Маленькая такая, бледненькая, но есть.

Надежда, какая бы призрачная и зыбкая она ни была, это всегда хорошо. Это внушает оптимизм и наполняет жизнь смыслом.

Вторая мысль, увы, в корне противоречила первой и была насквозь выкрашена в серое, под стать местному видеоряду.

Я никогда не вернусь обратно. Я до конца дней своих обречён прозябать в этом жутком подземелье. Господи, как хорошо, что у меня нет клаустрофобии…

* * *

У одного из боковых ответвлений группа остановилась, чтобы скорректировать ситуацию.

Это был квадратный закуток три на три, с санитарными каталками-кушетками, обитыми дерматином, и задраенной дверью, на которой красовалась табличка с надписью «ЯСЛИ».

Из-за двери доносились истошные женские вопли на фоне возбуждённого суетливого бормотания, и стук, гаденький такой стукоток, как если бы кто-то быстро-быстро подпрыгивал на такой вот санитарной каталке, что стоят у двери.

Ещё были слышны приглушённые удары, словно кто-то вдалеке бил чем-то мягким по вибрирующей металлической поверхности.

– И чего встали? – спросил Мусаев.

– Надо вмешаться, – Панин кивнул на дверь.

– Войска в осаждённом городе, – хмыкнул Мусаев, проявляя недюжинную осведомлённость по части истории погибшего мира. – Три дня и три ночи…

– Теперь это наш сектор, – напомнил Панин. – И мы в ответе за всё, что здесь творится. Давай, Ильдар, покажи, кто в доме хозяин.

Досадливо нахмурившись, Мусаев подошёл к двери и забарабанил по ней кулаком.

Бормотание и гаденький стукоток стихли, а истошные вопли слегка потеряли интенсивность.

– Открывай! – по-хозяйски рявкнул Мусаев.

В ответ из-за двери прозвучал недвусмысленный посыл в известное место.

– Открывай, а то взорвём! Считаю до десяти – и взрываю! – осерчал Мусаев. – Восемь! Девять! Десять!!!

Дверь распахнулась.

– А чего сразу с восьми? – В голосе вопрошавшего звучали искреннее недоумение и обида. – Если «до десяти», то надо с «одного» начинать!

В «яслях» можно было наблюдать древнюю как мир картинку, неизбежно сопутствующую великому множеству отзвучавших военных конфликтов: трое захватчиков, суетливо заправляющих штаны, и девица с задранным подолом на кушетке с колёсиками.

Тут, однако, сугубо военная ситуация заметно скособочилась в сторону изврата: девица была буквально на сносях.

Её огромный белый живот вздымался над кушеткой и жил своей отдельной жизнью: он дышал, пульсировал и содрогался, словно бы негодуя по факту учинённого с его хозяйкой безобразия и собираясь выйти вон из организма.

– Ого… Да у нас тут роды намечаются! – воскликнул Панин. – А ну, отоприте акушерку!

В противоположной от входа стене была дверь с застеклённым смотровым окном. Дверь вибрировала от ударов, а в окно было видно перекошенное от гнева лицо немолодой женщины.

Выпущенная на волю женщина первым делом выписала по увесистой оплеухе тем, кто подвернулся под руку – Мусаеву и Панину (которые к содеянному не имели никакого отношения), и вразвалку устремилась к корчившейся на кушетке девице.

Сюрприз! Это была отнюдь не акушерка, а ещё одна роженица, только в возрасте, хорошо за пятьдесят.

Панин заглянул в соседнее помещение и озадаченно спросил:

– А где ваши врачи?

– Видимо, убежали раненым помогать, – высказал предположение Мусаев, потирая ушибленную щеку. – И за что, спрашивается?

Между тем у девицы на кушетке стали отходить воды.

– Чего встали, болваны?! – зло крикнула дама в возрасте. – Катите её в операционную, будем роды принимать!

– Дельная мысль, – одобрил Мусаев. – Итак, орлы-осеменители, вы все назначены в команду по приёму родов.

– Но мы… – попробовал было возразить один из осеменителей.

– Никаких «но»! – рявкнул Мусаев. – Если с дитём что-то случится – все трое пойдёте на рудники.

– Пожизненно, – добавил Панин. – Я лично проконтролирую.

– Всё, вопросов нет: за дело, – завершил разговор Мусаев. – Шевелись, пехота!

Больше команд не потребовалось: осеменители бросились к кушетке и покатили роженицу в соседнее помещение.

После этого исследовательская группа с чувством исполненного долга покинула «ясли» и продолжила движение к центру сектора.

– А они сумеют принять роды без врача? – усомнился Вадим.

– Да куда ж они денутся, – хмыкнул Мусаев. – Не хотят на рудники – примут за милую душу.

Панин счёл нужным прокомментировать сентенцию сержанта.

Каждый житель К‑55 проходит углублённую программу медицинской подготовки, способен оказать квалифицированную помощь себе и ближнему и в числе прочего может в одиночку принять роды.

– Это не вывих тоталитарного режима, а суровая необходимость. На момент Катастрофы нас было около тридцати тысяч: персонал К‑55, плюс жители города, которым удалось спастись. Сейчас осталось немногим более пятнадцати тысяч. У нас мало женщин, и, несмотря на все усилия учёных и врачей, мы вымираем. Поэтому высокая личная выживаемость и забота о ближнем своём – в списке основных приоритетов.

Вадим хотел было расслабленно съязвить, что тут кое-где взорваны двери и валяются трупы, которые плохо вписываются в концепцию тотальной заботы о ближнем…

Но немного подумал и воздержался.

Он пока что не настолько хорошо разбирается в местных коллизиях, чтобы делать какие-то выводы, так что разумнее будет промолчать.

* * *

После «яслей» концентрация дыма заметно усилилась и Мусаев дал команду надеть респираторы и приготовить к использованию САДы (системы автономного дыхания).

Все натянули респираторы и разобрали с тележки сумки с противогазами и комплектами САД.

Мусаев по ходу движения объяснил Вадиму, как пользоваться системой.

– Смотри сюда. Откручиваешь от противогаза «родной» бачок, укладываешь в сумку. Берёшь вот этот плоский бачок с регенеративным патроном, активируешь вот этим тумблером и быстренько продуваешь. Прикручиваешь к противогазу. Противогазом пользоваться умеешь?

– Да, умею.

– Значит, детали опускаем. Надеваешь противогаз, и можешь гулять целый час в любом дыму. Или три часа сидеть на месте, не двигаясь. Вопросы?

– Всё понятно.

Аббревиатура САД расслабленного Вадима слегка позабавила, и он хотел было пошутить в этом направлении, но, опять же, вовремя передумал.

Если на Поверхности погибла Природа, то тут наверняка нет никаких садов. Так что шутка будет плоской и печальной или даже вовсе не шуткой, а издевательством.

По пути регулярно попадались посты связи: допотопные телефонные аппараты на стенке, без номеронабирателей и прочих излишеств, просто снимаешь трубку и говоришь.

Несколько раз Панин пытался выяснить, где находится командир рейдовой группы лейтенант Говоров, но ничего не вышло. То ли телефонисты с коммутатора разбежались, то ли провода где-то оборвало, в общем, связь отсутствовала.

И в завершение, как и было обещано мигающими плафонами, вскоре погас нормальный свет и включилось аварийное освещение. В округе воцарился тревожный красный полумрак, усугубленный сгущавшейся с каждым шагом дымовой завесой.

– Ну, совсем здорово, – пробурчал Мусаев. – Включили фонари, построились по-боевому!

«По-боевому» в теперешней ситуации было так: двое бойцов в пяти метрах перед тележкой, Панин и Вадим сразу за тележкой, ассистенты чуть позади, и в замыкании сержант Мусаев.

Вскоре навстречу попалась ремонтная бригада: один солдат Профилактики и трое местных техников.

– Привет науке!

До сего момента вся публика стремилась к центру и обгоняла группу с тележкой, а эта бригада, напротив, спешила из центра к вспомогательной подстанции, которую под шумок кто-то злодейски взорвал.

Солдат сообщил, что в центре вовсю горит кабельник (кабельный тоннель) и Говоров лично руководит пожаротушением.

Один из техников подсказал, что по магистрали идти не стоит: вентиляция не работает, там дальше дымовая пробка. Лучше сейчас свернуть и двигаться в обход. Если свернуть вот здесь и всё время держаться левой стороны, можно быстро добраться до центра.

Так и поступили. Группа направилась в указанное ответвление и вскоре вышла к пресловутому кабельнику, который беспощадно задымил весь сектор.

Здесь вовсю кипела работа. Вход в кабельник был залит пеной, рядом валялись несколько десятков пустых огнетушителей, но в глубине тоннеля продолжало яростно полыхать пламя.

Магистраль утонула в клубах густого чёрного дыма, едкого и вонючего, респиратор не спасал от удушливой вони жжёной проводки.

В дыму метались лучи фонарей и сновали люди с инструментом.

– Тащи сюда! Живее, б…, живее!!!

Слышались искажённые противогазами крики и деловитые команды, кто-то отчаянно ругался, пара солдат волокла кого-то на выход, в зону минимального задымления.

Пожар уже никто не тушил, все присутствующие были заняты экстренными ремонтными работами.

Из дымного моря, как чёрт из преисподней, прямо на группу выскочил лейтенант Говоров – невысокий коренастый мужчинка лет под тридцать, белобрысый, подвижный, хрипато-крикливый, облачённый в противогаз.

– А-а-а, лабораторные крысы! – радостно заорал Говоров, срывая противогаз. – Вовремя! Мне как раз нужны техники на семь участков! А ну, бегом натянули противогазы, я вам щас делянки нарежу! Бегом!

– Ты сначала обстановку доведи, – свойски осадил крикуна Панин. – Вы чего это тут устроили? Почему «отсос» не врубили? Почему пожар не тушите?

Говоров бегло довёл ситуацию.

Повреждена линия центрального электроснабжения.

Вспомогательная обесточена: кто-то взорвал подстанцию. Саботаж местных, не иначе, надо будет потом разбираться.

Поэтому победоносный отсос (герметизация кабельника и прилегающих отсеков и откачивание воздуха) не удался, вот и полыхает.

Тушить нечем, огнетушители кончились, а заливать кабельник из гидрантов чревато: там кабель высокого напряжения, а пол вровень с магистралью, в которой полно людей.

Поэтому все, кто хотя бы минимально «шарит» в электрике, сейчас обследуют центральную линию, которую мудрый Говоров условно разбил на равные сегменты.

В общем, сейчас задача № 1: восстановить линию, герметизировать кабельник и произвести тот самый «отсос». Если не поторопиться, весь сектор задохнётся от дыма – и это вовсе не фигура речи.

– Всё ясно, пошли работать, – Панин достал противогаз. – Но у тебя семь участков, а у нас только трое спецов.