Читать книгу: «А ты помнишь?..»
© Леонид Куликовский, 2022
ISBN 978-5-0056-1206-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Куликовский Леонид Феликсович 1956 г.р.
Родился в Амурской области, посёлок Магдагачи.
Закончил Томский политехнический институт.
Служил два года срочную службу,
Служил два года офицером.
Работал пожарником, помощником машиниста тепловоза, инженером-конструктором, предпринимателем, менеджером по продажам, таксистом и пр.
Цикл рассказов, составивший книгу «А ТЫ ПОМНИШЬ?..» – вторая книга, являющей смысловым продолжением книги «МОЗАИКА ДЕТСТВА»…
ИЗ КЛАДОВОЙ ПАМЯТИ…
Из кладовой памяти…
Аксаков сыну Ивану: «Я теперь занят эпизодом в мою книгу: я пишу сказку, которую в детстве я знал наизусть и рассказывал на потеху всем, со всеми прибаутками сказочницы Пелагеи. Разумеется, я совершенно забыл о ней; но теперь, роясь в кладовой детских воспоминаний, я нашел во множестве разного хлама кучу обломков этой сказки…»
Тропинка, что живая, извиваясь между кустов, убегает сначала в редкие заросли, но чем дальше в лес, тем основательнее прячется в более густой чащобе. Побегав от нас, завела нас и вовсе в глухую чащу, где и пропала… Далее по тайге-матушке такой, какая есть в своём естественном виде, с чащами, буреломами и часто уже мшистыми поваленными деревьями. По рассказам бывалых людей, прежде чем войти, человек обязан был испросить позволения войти в лес, спрашивал ли Отец такое позволение, не знаю, но разговоры ходили. Видимо живут в глухомани леса свои доморощенные духи и гневаются намерению худому человеку похозяйничать в нём. Поверья, легенды, сказки – сколько всяких нравственных пособий для человека, бери, читай, пользуйся мудростью веками наработанной. Читает? Не уверен!.. Пользуется? Сомневаюсь!..
Отец прикрикнул на меня, чтобы держал расстояние, ветки, что он отгибал, разогнувшись, могут хлестануть меня по лицу. Так мы шли куда-то на Гороховскую. Эта местность, она через кусочек тайги простиралась на севере от Крутого. Местность так себе, ничего особенного, такая же, как и там, где жили мы. Так зачем мы шли?.. Что мы там забыли? но видимо Отец знал и упорно размерено шёл, пытался меня обучить шагу на дальние расстояния, но я что егоза, сначала вроде и как бы шагал, однако скоро позабыл и семенил как мог. Усталость уже чувствовалась, но Отцу не говорил, отругает и скажет, что напрасно не послушался его советов и приведёт свою вечную поговорку:
– Не горячись, не горячись…
Ох! уж эта поговорка его… Всегда и по любому поводу приводит её, поймал где-то на язык свой, теперь, где надо и не надо приводит, а главное приводит там, где мне именно и хочется «погорячиться», по его выражению. Не люблю! Попробуй сдержать себя, когда всё вокруг не просто интересно, а завораживающе и под каждой сваленной лиственницей наверняка живут какие-то существа, хотя знаю – не так, но верить-то хочется, вот и верю. А как иначе? Будет скучно в этой жизни. Я пробовал всё подвергнуть сомнению и проверять свои догадки. Получалось, что ни в одном углу ничего загадочного не было… Я же всё равно надеялся, всё равно мысленно представлял всю необычность того места, которое обследовал, а в итоге – ничего!.. Да разве ж так интересно жить? вовсе нет! Вывод какой? Правильно! надо верить в то, что там что-то есть, и я заставлял верить. Правда! попробуйте и убедитесь, что жить становится совсем интереснее. Мир приобретает дополнительные краски и начинает проявляться в нём своеобразный вкус и интерес… Верьте…
И вообще взрослые люди почему-то становятся не интересными, может, я что-то не понимаю, но весь опыт моей, правда ещё не длинной жизни говорит о таком.
– Не горячись, не горячись…
Да может в этом самом «горячись», как в кулак и собран весь интерес ребёнка, все эмоции, чувства, наконец, здесь возможен порыв, полёт мечты, всяких фантазий и вообще всего, чего я ещё не знаю, или не успел увидеть. Как они не понимают, что маленький человек тоже человек и у него своё мировосприятие, своё… Не такое может быть как у взрослых, но своё, совсем такое маленькое и детское. Малюсенькое, но оно красивое, цветное и звучит!
Однако совсем я увлёкся, убежал в осуждение взрослых, а такое нельзя делать… Так Мама и говорит, мол, осуждать никого нельзя… А я вроде и не осуждаю, я их просто не понимаю…
Тропинка среди чащи совсем исчезла из жизни леса, далее мы шли уже по девственной дремучей и буреломной тайге. И всё бы хорошо, но я упросил Отца нести за плечами ружье, хотя оно одноствольное, но тяжести с каждым километров всё прибавляющейся. Отец не забирал его у меня, а посматривал, когда я сдамся и отдам ему. Я это видел, меня не обманешь, а потому нёс мужественно, пытался ловко пробираться сквозь кусты и буреломы, но как бы не хорохорился, всё одно начал основательно уставать. Наконец, выйдя на полянку, залитую солнцем, Отец промолвил долгожданное:
– Баста, привал. Костёр жечь будем? – ещё спрашивает про костёр, про моё любимейшее занятие, сидеть возле него и глядеть на пляшущие протуберанцы огня…
– Конечно, будем! Смотри сколько валежника, щас-с соберу.
Я натаскал сухих ветвей, во множестве разбросанных вокруг, помог Отцу сложить дрова шалашиком. Он настрогал ножом щепы и через пару минут костёр пылал вовсю, потрескивал, обдавал горячей волной. Из рюкзака были вынуты нехитрые съестные припасы, а это хлеб, яйца варёные и сало… Сало? Я же не ем сало? Но вид скворчащего на огне поджаривающего сала заставил меня жадно сглотнуть слюну. Отец подал мне кусочек хлеба, смаженного растительным пахучим маслом и посыпанного «солькой», а на него сверху водрузил ещё шипящий кусочек подвяленного на огне сальца. Салом уже не назовёшь то, что получилось в результате действия такой стихии, как огонь. Сало то, вы знаете уже, я не ем, а вот сальце? Отец так и назвал его, умолол за обе щеки и ещё попросил…
«Солька», как много разных слов их детства осталось в памяти, пусть неправильных, не литературных, но в них жива память о тех людях, что бок обок шли по дорогам моего детства. В них есть энергия моих родителей, что так просто, по милому называли какое-либо слово. Я порою забываюсь и прошу своих детей принести мне, чтобы вы думали – тубаретку, да тубаретку, вместо того, чтобы назвать правильно табурет. Они вскидывают на меня недоумённые взгляды, пытливо смотрят и думают, почему так искажено слово, я объясняю… И сколько таких неправильностей случается и почему-то всё чаще они слышатся, может поэтому, по одному слову возвращаюсь в детство, в воспоминания о нём… Для одного «солька», для другого целый мир, где присутствует всё, и голоса, и запахи, и вкус, и даже свои напевы народные…
Господи!.. Да я совсем забыл о Шарике, как я мог?! Он ведь подле нас был всё время, правда крутился от куста к кусту, сначала метил, а потом, по-видимому, устал и просто обнюхивал, присматривался, фыркал отчего-то и убегал в чащу на какое-то время. Скоро возвращался… Неутомимый друг мой, ласковый, облизывающий меня, когда меня долго рядом не было, быстрый на зов, стоило только мне позвать его, он стремглав мчал… Так вот Шарику тоже достался хлеб, без сальца, но уж какими глазами смотрел он на Хозяина, смотреть было жалко. Готов был даже «задрать» медведя, уж такая нетерплячка случилась… Если свисала слюна, то ловко подхватывал её своим длинным розовым языком и жадно сглатывал… Так хотелось поесть!..
Перекусили… Теперь можно было и отдохнуть, поозираться вокруг, и увидеть то, что я вам немногим раньше рассказывал. Просто надо уметь увидеть, что везде таится какая-то неведомая и сказочная таинственность. Вот там сваленное дерево, а что под ним? Что хранят в себе те кусты в отдалении, откуда недавно прибежал мохнатый друг. А там, где сороки вдруг затрещали, забеспокоились, вспорхнули и зашелестели крыльями, что там? И всё это хорошо, но без звуков тайги всё блекнет и тускнеет… А в ней есть что послушать! То, что всё поёт вокруг мало сказать, я как-то за ходом своим и не замечал почти, но певчий хор повсюду сопровождал меня, один голос звучал, на него накладывалось пение соседа, да вступали в хоры все остальные певчие. Когда волна на мгновение скатывалась в прошлое, далеко где-то, вдруг слышалось кукушкино «ку-ку!», да разбавлялось всё раскатистым треском недалёкого дятла, звонко по лесу раздавалась дробь его перестука. Настоящая «а капелла» в пении пернатых, им не нужны музыкальные инструменты, всё подчинено своей настоящей таёжной гармонии.
Художник Жданов Владимир. Привал у таёжной речки
Нет-нет, да и прокатится воронье карканье, не совсем мне нравящееся, оно вносило какой-то хаос в дивное стройное звучание леса, но это тоже ведь звук природы! Значит надо терпеть и слушать, тем более – оно не частое. Ах! если бы знать ещё тех, кто изливают свою пернатую душу, восхваляет… Как их зовут?.. Отец называет некоторых, но не всех, говорит, не знает… Вот! не верю ему, чтобы мой Отец и не знал, разве такое может быть?
Смотрю на него… Взгляд суровый, насупленный под бровями, кажется поначалу, что в нём уже нет и тени доброты, светлости, опасливый какой-то, но я-то знаю… Стоит показаться какой-либо детке в поле зрения, как всё в лице меняется, откуда-то из нутра идёт свет. Выражение становится мягким, морщины разглаживаются, появляется улыбка в глазах и выражение приобретает даже лукавый оттенок. Как я любил это выражение в тот момент, когда мы играли с ним в шашки. Шутки так и сыпались… Мама говорит, что в каждом живёт божья искра, которая просыпается под воздействием другой искры. И в нём, и во мне живут божьи искры, вот только где?.. Искры же горячие – жечь должны…
Хорошо кругом!..
Отец отдыхает, Шарик мирно посапывает рядом, а мне так хочется в лес, я уже совсем отдохнул, однако робость охватывает, вдруг заблужусь или какой-то злой зверь рядом. Правда Шарик какой-то смирный, нет в нём тревоги, значит спокойно всё, нет никакого злодея, да и ружьё рядом – его опять понесу, отдохнул… Я вроде с ним как бы взрослее становлюсь… Ага!..
Через полчаса мы были на Гороховском. Собою оно представляло марь, просто марь кругом и не более… Километра на два, три раскинулась вширь и в стороны до горизонта, а что за марью дальше? Дальше ещё более дремучая тайга, Отец бывал, но мне не приходилось. По всему видно было, что во множестве росли кустарники голубицы…, вот видите? опять слово из прошлого, означающее голубику. Мы и шли, чтобы разведать, приходить ли сюда за ягодой чуть позднее. Отец знающе оглядывал кусты, принюхивался, смотрел на соцветия или ещё на какие-то признаки будущего урожая и с удовольствием заключил, что:
– Кусты будут синими от ягод! Придём…
Знаю, домой придёт и скажет:
– Ну, мать, будет урожай на Гороховском, а вот под леском, где в прошлое лето собирали плоховатенький, ну да ничего, сходим…
Вся природа Гроховского в эту летнюю пору цвела в своё удовольствие. В небе висело горячее солнышко, облачка лёгкие пушистые, но редкие, то закрывали его, то открывали на значительное время. Здесь и там горели оранжевым цветом огоньки, а в иных местах и синели полянки васильками, да цветами, что в народе звались «кукушкиной слёзкой» саранки во множестве краснели яркими контрастными пятнышками. Всюду раскинулась красота в виде цветов, травы и мелких невысоких кустарников голубики. Марь, как я уже сказал, простиралась и влево по пойме небольшой речушки далеко, пока не скрывалась на горизонте и так же вправо убегала, прячась за кустарниками ив и тальника. Покосов здесь не было в отличие от мари Крутого, но всё ж напоминало её. Кочки, пырей вдоль реки, да разбросанные повсюду большие муравьиные кучки… Жизнь! всюду жизнь во всём своём многообразии. По нерадивости своей нарушал домик муравьиный, не сильно, садился и наблюдал, как слажено и толково, без суеты, мураши начинали заделывать рушение. Проходило незначительное время, и брешь заделывалась. По давно услышанной легенде, а где слышал и не упомню, что муравьи и пчёлы были завезены нам на планету из глубинных космических далей, для чего? кто знает…, наверное, чтобы научить человека разумного работать.
Дальше, через марь, мы не пошли, надо было километров десять назад шагать, поэтому Отец, глядя на меня, не решился. Мы забрали вправо, чтобы найти сквозную дорогу, что резала тайгу до Крутого, и мы нашли её. Идти был легче, но расстоянием значительно дальше.
Пройдя по тропке уже домой, нам необходимо было завернуть в березняк, а там посмотреть брусничник. Мы всегда в этом месте собирали ягоду. Урожай хороший был почти каждый год, но убедиться надо, чтобы зря не «убивать ноги» потом, выражение моего Отца, а возможно и бывалых людей означающее много ходить и без пользы… Вновь надо было побираться в некоторых местах через чащу. Я храбро нёс ружьё, не жаловался, даже в собственных глазах виделся почти взрослым и уже совсем охотником…
И тут мне надо же было сотворить такое…
Внезапно, как гром среди ясного неба, прогремел у меня за спиной оглушающий выстрел, такой силы, что я присел и оглох… В голове зазвенело, окружающее стало немым… Был ли я жив какое-то время от страха, не знаю, но подбежавший Отец долго приводил меня в состояние реального жития на этой планете. Он тряс меня, спрашивал что, где и почему, а я всё показывал куда-то рукой, ещё оглоушенный и почти не соображающий, мол, где то там, в какой-то стороне в нас стреляли. Сняли ружьё с плеча, Отец понюхал ствол, заглянул в патронник – всё стало ясно, кто на кого напал и открыл стрельбу… Задал пару вопросов и, если бы не мой сильный испуг, трёпки бы не миновать, ему всё стало понятно, что случилось…
Когда я нёс ружьё, то взял дурную привычку, а иначе и не назовёшь, нажимать на спусковой крючок. Откуда взялась она, как родилась, но уж точно не в умной голове. Тем более, что Отцом рассказывалось десятки раз, что и как надо носить. Я пренебрёг полностью его советом. Он шёл впереди метров в пяти, и был сосредоточен на ориентировке по местности, куда идти, в какую сторону. На меня мало обращал внимание, главное, что я иду недалеко… Продираясь сквозь дикие заросли молодых деревцев, я шёл поодаль от Отца, чтоб не получить хлёсткой веткой по лицу, кто ходил по лесу знает такое правило. И здесь, после очередного подныривания под кустами, непостижимым образом взвёлся курок, уж как получилось? не знаю, но случилось именно так… Курок взвёлся о какую-то ветвь, а я, следуя своему дурному, халатному желанию нажать на спусковой, нажимаю – жахает выстрел! Подобно новому светопреставлению, словно разверзлись небеса…
Понятно, что меня после не подпустили и близко к ружью пару троек лет, пока не поумнел и не стал взрослее…
Я совсем забыл про это приключение, но чтение Аксакова напомнило живо, ярко и даже запахло дымком выстрела. Живой, образный язык Сергея Тимофеевича достал из моей кладовой памяти случай, и мне захотелось записать его. Всякий раз убеждаюсь в том, что живёт в нас много чего погребённого под разным хламом воспоминаний такого, что само просится – запиши!.. Записываю, вспоминаю, вот и Отца помянул таким, каким он был, мужиком прямым, крутым, но одновременно добрым и заботливым… Низкий тебе поклон, мой Родитель!
январь 2022 года
На рыбалку
Я наживляю мой крючок
Трепещущей звездой
Луна – мой белый поплавок
Над чёрною водой.
Сижу, старик, у тихих вод
И тихо так пою,
И солнце каждый день клюёт
На удочку мою.
Владислав Ходасевич
* * *
В записных книжках, роясь, нашёл запись: «Детству следует оказывать величайшее уважение» [1]. Задумался… Оказал ли я своё уважение ему?.. Смог всё сказать о нём, и возможно ли это? наверное, нет… Это такая веха в жизни каждого человека, где формируется целый мир и отправляется во взрослую жизнь. О детстве своём я немало написал в первой своей книге, [2] и мне поначалу показалось достаточно… Однако частенько меня что-то беспокоит, тревожит, усовестляет… Что?.. Наверное, то, что я как-то старался упустить напоминания о друзьях, что бок обок провели со мною это увлекательнейшее время. Да! я это делал умышленно, есть причина… Слово сказать надо!.. А как сказать?.. Упоминал, в общем, не касаясь кого-то конкретно. Если описать каждого, если обрисовать какими мы были, можно впасть в ошибку и неправильно дать чей-то облик, характер… Значит, выглядеть в чьих-то глазах неблагодарным, не достойным нашего бесшабашного времени детства… Поэтому я не намерен описывать, какими были, а хочу поведать, что мы делали и как мы делали, ведь были не просто мальчишками, мы были друзьями…
С ними, великолепными ребятами, пробегало время в бесконечных играх и походах. Проводились часы, не замечая их, время сворачивалось в тугой сгусток, не по линии своего хода, а по особому плану, вернее нашему плану, проскакивая мигом. Миги детства потому и запоминаются на всю жизнь, в них сконцентрированы впечатления, эмоции без всяких взрослых примесей… Создавалось своё пространство, свой космос, где понятие времени относительно… При этом мы не только всегда уживались миром, но и ссорились, потом мирились, сплачиваясь ещё крепче между собой… Мы дружили! Тогда мы умели дружить, считаться с особенностями рядом находящегося, с его странностями, чертами, которые не всегда были идеальными. Мы и сами были далеки от совершенства, впрочем, об этом мало задумывались… Для нас главное было, что Колька, это Колька, Сашка это Сашка, и они рядом… Свистни и где-то покажется рожица, довольная и тихо прошипит: «Щас-с, тихо, а то родители заметут…».
Через годы и годы, когда многому можно подбить итоги, я благодарно склоняюсь всему процессу детства, куда входят не только родители и сёстры, но и друзья… Есть среди них те, что уже Ушли от нас. Я не люблю слово «умерли», так как смерти нет, есть переход в другую форму жизни, говорил об этом [3] и буду повторять. Им ушедшим особый поклон и молитвенное слово, чтобы шли они по Небесным тропам, а возможно когда-нибудь через какие-то миллионы лет, мы встретимся опять на тропах другого не менее бесшабашного детства… Кто знает?.. Форма нашей жизни так сложна и нами, человечеством, катастрофически не изучена, но придёт и этому время. А пока о дружбе пару строк, не утомились?..
Дружба это особая сторона жизни нашей и не каждый, не всякий может похвастаться, что он может дружить… Дружба это труд, жертва, самоанализ действий своих… Дружба это ноша и порою нелёгкая через годы, но приятная, радостная. Дружба это смирение, понимание, соболезнование, чувствование рядом и далеко живущего… Дружба это общие интересы, взаимная симпатия и привязанность, духовная близость, это помощь в любой момент, быстрый отклик на горе… Повторю – дружба это труд! Могут ли многие сказать, что владеют набором качеств, описанных выше…
Как иногда необходимо знать,
И как порой необходимо верить,
Что людям этим можно всё доверить… [4]
* * *
Мы, как могли, так и «трудились» на почве дружбы, товарищества. Разнообразные были стороны такой «работы»: футбол, хоккей дворовый, лапта, «выжигалка», «чижик», городки, казаки-разбойники и это далеко не все области нашей «многопрофильной деятельности». Забыл упомянуть лыжи и коньки, как видите, не скучали, а жили и дружили… В круг наших интересов бесцеремонно вторгалась и рыбалка, не как смысл жизни, а как повод выброса за пределы посёлка, где отсутствует глаз взрослых, но присутствует движение в природу, в естественную неомрачённую ничем среду…
Художник Николай Петрович Богданов-Бельский. Мальчики на рыбалке
Рыбалка для одних это заядлое хобби, без неё они не могут долго обходиться. Для вторых, просто вылазка на природу, но и не без того, чтобы выудить какую-либо рыбёшку. А третьи ездят просто с товарищами покрутиться, поболтать, словом потусоваться, их не интересует, вообще, рыбалка, их интересует только круг друзей. Рыбалка – это азарт, эмоции, повод выскочить из домашних условий и, наконец, сменить свой привычный образ жизни, пусть на краткий миг, но полный эмоционального вдохновения, да и подзарядиться на природе естественной необходимой энергией. Здесь я совсем не беру тех, кто заряжается не энергией, а известно чем… Для меня выбор пал бы скорее на вторую компанию, я не был азартным рыболовом, но и не был равнодушным, хотелось подержать удочку и вынуть пару троек пескариков, да гальянчиков… На это я был способен и даже мог поддержать компанию заядлых рыболовов в разговоре… У них всё крутиться вокруг улова; кто, где и сколько поймал рыбы. А если зайдёт речь, какую поймали по размеру, здесь без споров не обойтись, каждый возносит себя на пьедестал. Пусть возносит, это не вредит ни ему, ни окружающим…
«Удочка и уженье – слова магические, сильно действующие на душу, [5] – так написал замечательный писатель, чьи творения не вошли в ряд великих произведений, но вошли в классику, которая и зовётся – русской… Далее он продолжает, – Природа вступит в вечные права свои, вы услышите ее голос, заглушенный на время суетнёй, хлопотнёй, смехом, криком и всею пошлостью человеческой речи!», – написаны почти два века назад, но разве не о нашем времени, почти точная копия… На то и зовётся классикой… Услышите голос природы! Слова, врезанные в историю навечно, просто и прочно… Кто называет себя рыбаком, у кого мысли и дела большей частью направлены на уженье рыбы, обратитесь к классике, написанной сочным, доступным языком, и с великой любовью к природе.
Тогда в детстве многое воспринимается не осознанно, машинально, в силу малых лет и быстроменяющихся моментов, «декораций» естественного природного театра, а мы в нём талантливейшие артисты, согласитесь, фальши нашей игры в детстве не было… Мы как под началом художественного руководителя, режиссёра принимали на себя различные роли, во многих играх и, если бы снять кино, то плохой, ненатуральной игры вы бы не увидели на экранах детства… А ведь интереснейший, прямо захватывающий сериал мы там сыграли… Будете спорить!? Вот и хочется порою написать какую-либо серию, связанную с рыбалкой. Описать так, как мы тогда видели её, как чувствовали, каким образом двигались, с кем общались и, наконец, как именно происходило всё… Попробую…
Многие моменты живо встают в памяти, прямо фильмом, в котором мы двигаемся, что-то кричим, беседуем, а некоторые стёрлись из активности и только с помощью друзей с трудом, но восстанавливаются… Знаю, что ничего не стирается в матрице памяти, просто есть там активные ячейки, куда «подаётся ток» и пассивные, требующие ремонта подводящих деталей, как в радиоприёмнике. Эти детальки «ремонтируются» часто простым словом, звуком, песней – вот прозвучало… и за ней, за ним встаёт из закоулков памяти то, что как —будто забыли напрочь. Но нет! всё живо…
* * *
Условились с вечера – едем на рыбалку… Вопрос куда, на Горчаки или Крутой? Решили сделать вылазку на крутовские озёра. Рыба в них водилась, знал не понаслышке, по собственному опыту… Возьмём удочки, они были у каждого, главное, чтобы климат не подвёл… Между тем, погода стояла чудная, словно всё сговорилось, выбросить нас в природу: и погода, и отсутствие домашних дел, которых было полно особенно в огородную и сенокосную пору, и наша разудалая пора детства. Мы были быстры на подъём, приём решения, на сборы и на сам процесс выброски, на исполнение намеченного нами плана… С тем и разошлись по домам, и как будто ничего никому не запрещало утром выехать… Вечер стоял тёплый, уютный, пахло в воздухе созревающими ранетками, черёмухой и смородиной. Стоял громкий стрёкот кузнечиков, к вечеру они особенно становятся активными и создавали они какую-то особую звуковую атмосферу именно дивного вечера. У нас быстро темнеет, поэтому уже в десять вечера небо всё светится звёздами, а если луны нет, то темень стоит, хоть «глаз выколи». Пока доберёшься домой наспотыкаешься…
Был конец июля…
Встали рано… Солнышко, которое должно было уже давно выскочить из ночного плена, на небе не было… Вот те раз!.. Почему?.. Было пасмурно, небо заволокло серыми рваными тучами, они охватили его от края до края… Откуда набежали? Что за невидаль и так неожиданно? Однако дождя не было, или пока не было, что заставило задуматься нам, а стоит ли выдвигаться… Вдруг дождь пойдёт!..
– Ну, так что!? Может, обойдётся? – понадеялись мы на «авось»…
У остальных сказались срочные дела или подвёл велосипед, такое часто случалось… Наши двухколёсные были «пожилого» возраста и поломка случалась за поломкой… Врачевали, ремонтировали сами, разбирали, собирали, что заправские механики, до винтика. Тех, кто решился ехать, осталось двое, я и Пончик, так мы звали нашего друга. Кто прозвал его Пончиком, историю умалчивает. Валера-Пончик был на полтора года старше меня, но ростом, сложением и физическими данными на редкость природою одарён… Везде, во всём он был первым, в любом виде игры, в азарте, в увлекательности и, на редкость, порядочным… Мы решились с ним на поездку, хотя многое уже говорило, что дождь будет. Отец пытался отговорить, что не будет клёва рыбы, и вымокнем все, но висела отговорка: «Не сахарные, не растаем…»
Где-то внутри сожаление всё-таки осталось. Ну как же так! ведь ничего не предвещало пасмурность, и за ночь всё поменялось… Когда намечаешь какую-то программку для себя, то внутри происходит её ход, в мыслях что ли… Пробиваешь в пространстве каналы движения, выполнения её. И, если что-то меняется, рушатся намеченные планы, остаётся грустность, досада и горечь… Ах, ты! это ж надо было такому помешать…
Впрочем, отправились в путь втроём… Было ещё одно живое существо, мой Бобка, небольшая собачка, чёрненькая с беленьким галстучком по шее… В рюкзаки кроме снастей для удочек, конечно, взяли еду. Удилища всегда срезали на месте, много росло тальника по берегам речушек, из длинных прямых лозин получались прекрасные удилища, так что надобности везти с собой не было. А ещё часто на берегах разрезов были оставлены чьи-то готовые удилища, которые так и переходили из рук в руки…
Небо и вовсе затучилось, стало более тёмным и надвинулось сверху на землю… По всему было видно – будет дождь, значит, надежды на ловлю рыбы, оставалось совсем мало, но… на небо, посматривая, мы отправились в путь.
Художник Дмитрий Анчуков (1975 г.р.).
Проехав километра два, уже за белой будкой, мы поняли, что есть небольшая проблемка… Какая?.. Мой дружок, коротколапый Бобка, сильно отстаёт, бедняга… Не оставишь, не бросишь. Понятно, что собака не потеряется, всё ж жаль его… А что сделаешь? Пришлось съестные продукты из моего вещмешка переложить к товарищу, Бобку затолкать туда и высунуть только мордочку. Знаю, будет нагоняй мне от Отца, заставит стирать. Ну и что, дружка спасаю… Однако маленький то он маленький, но весит что-то… Быстро устаю… Валера забирает у меня рюкзак, наполненный четвероногим, взваливает себе на плечи и мы уже без остановки скоро были на Крутом. В дороге посыпал слабенький дождь… Всю дорогу он моросил, такой себе моросейка, слабо, мелко посеивал, но одежду успел промочить…
На месте выпустили друга, а сами давай разводить костёр. Надо перекусить и согреться. Костёр развели с трудом, валежник, сухостой отсырели и никак не хотели разгораться, но нашли пару полешек и накрошили лучины. Запалили, и уже пар повалил от нашей одежды. Соорудили нечто вроде шеста над пламенем, чтобы вскипятить и заварить чай… Чай в природных условиях грех заваривать традиционно, надо тем подручным, что имеет природа, а это смородина, как одно из средств… Мне Отец показал как, я пользуюсь… Смородина в диких условиях обладает удивительным ароматом, ягода куда слаще садовой, а пахучесть сломанных веток и листьев, вообще несказанная…
Сказать что возле костра еда вкусная, и малой толики не прошептать, только глаза поднять к небу и промолчать… Как вкусно!.. Представили?.. Вот, вот и я о том же… Ломтик сала, которое дома и под пистолетом кушать не заставят, здесь на прутике шкварчит и просится… А рядом уже и хлеб готов, с хрустцой запечён на огне… На шесте чайник, вот он закипает, и я бросаю в него веточки дикой смородины. Он становиться красным и аромат от него стелется берегом, озеро рядом… Плещется рыбка, оставляет круги по воде, появляется надежда на ловлю, маленькая такая, но надеждою зовётся… Знаем, что плохой клёв в дождливую погоду, не раз убеждались в этом, но надо пробовать, пытаться и тогда делать выводы… Скажут, что не умеем ловить, может быть, но соглашаться не хочется и всё тут… Как это не умеем!?
У Бобки, который шнырял где-то по кустам в поисках нор, что-то не сложилось с охотой, набегавшись, сел подле нас и, высунув язык, при своём «хата-хата» терпеливо ожидал, чем дадут полакомиться… Ему едой шибануло в нос, какая здесь охота заниматься охотой? Дождался!..
– Эх ты!.. Охотничек!.. Не получилось у тебя с добычей, облом…? На вот поешь…
Кусок хлеба, не успев прочертить траекторию пути, был пойман в прыжке Бобкой, потом он лёг и аппетитно съел, держа обеими лапками, собрал все крошки, сладко облизал свою мордочку, чихнул от удовольствия, вновь обследовал место, есть ли крошки, ведь могли остаться и опять уставился на нас, мол: «Давай ещё!»
Огонь костра набрал силушку, в нём успевали подсохнуть отсыревшие дровишки… Они потрескивали, языки пламени взметались всё выше… Костёр получился на славу, чудо, как хорош!.. Люблю!.. Особенно в дождливую пору… Поворачиваясь то спиной, то боком, одежда наша стала быстро подсыхать, от костра и вовсе не хотелось отходить, но водная гладь манила. Вырезали удилища, привязали к ним леску, поправили поплавки, нанизали червей на крючки – всё готово! Взмах!.. И, свистнув в воздухе, крючок с грузилом опустились в воду, поплавки замерли на воде. Вдруг, как клюнет!? Надежда умирает последней, ведь так!?
Закинув удочку, поплавок стал моментально центром вселенной, всё перестало существовать, одна точка сконцентрировала на себя всё… Внимание, взгляд, даже звуки перестали быть слышимы, ты как пружина, в любой момент можешь сжаться и наоборот… Мало малейшее движение уже заставляет реагировать, а когда он, поплавок уходит под воду, то здесь не зевай и ну! подсекай живей, хлёстко дёргай наверх удилище и… И внизу лески на крючке затрепещет, задёргается что-то – есть!.. Какая радость охватывает тебя, когда из воды показывается удача, крутится вся, вертится, трепещет… Рыбка в серебряной чешуйке, блестя своими боками, отправляется в приготовленное ведёрко, там плещется целая стайка таких же, а ты опять сосредоточен весь на поплавке и опять весь мир сжался в точку… Но… Это тогда, когда есть ловля, не сегодня… Сегодня поплавок мирно покоится на глади озера, не живой и у тебя нет в глазах огня.
