Читать книгу: «Тореадор»
Часть 1
Последние звезды еще не погасли на начинающем светлеть небосклоне, когда Падре Бенито Николас де Калво подошел к собору Марии-де-ла-Седе в Севилье. Каждое утро, именно в это время, он открывал тяжелые дубовые двери, чтобы начать свой обычный день. Чуть поодаль от входа на ступенях сидели три человека: двое с ног до головы закутанные в черные одежды, скрывающие полностью фигуры и лица так, что невозможно было определить ни их возраст, ни внешность, и высокий статный юноша, в довольно потрепанной одежде. Увидев идущего к собору священника, юноша встал ему на встречу и низко поклонился:
– Простите, сеньор, нам очень нужен Падре Бенито Николас де Калво. Не подскажете, где нам его найти?
– Бенито Николас де Калво, я. Чем могу быть полезен, сын мой?
– Мы прибыли издалека, из Мексики. Я привез для Вас письмо от Падре Пио ди Кармона.
– Я очень рад этому. Входите в храм, там внутри и поговорим.
Юноша вернулся к своим спутницам и пригласил их войти в храм. Священник отметил про себя, что женщины сильно устали, но послушно пошли вслед за юношей. Внутри собора они робко сели на скамью у самой двери, страшась пройти под своды величественного сооружения. Богатое убранство храма несомненно вызвало в их душах смущение. Пока священник внимательно читал письмо, усталые путешественники тихо молились, обратив свои взоры к Святой деве Марии.
– Мой учитель пишет, чтобы я оказал вам помощь, какую только смогу. Расскажи мне все, сын мой, чтобы я смог понять, что требуется вам. Я постараюсь помочь вам в вашей беде, сделаю , что в моих силах. Но прежде, чем ты приступишь к своему рассказу, ответь мне: вы голодны?
– Я расскажу Вам, сеньор, все с самого начала. Но если Вы так добры, то нет ли здесь где-нибудь места, где бы могли отдохнуть моя мама и сестра. Они буквально валятся с ног от усталости.
Падре Бенито Николас де Калво пригласил женщин следовать за собой. Во внутреннем дворике собора находился гостевой дом, где останавливались на ночлег приезжие священнослужители. Там он открыл дверь кельи:
– Прошу вас, сеньоры, проходите. Здесь вы можете спокойно отдохнуть и привести себя в порядок. В девять часов утра прозвонит колокол. Я вернусь и отведу вас в трапезную. Отдыхайте.
Женщины вошли в комнату и огляделись, обстановка в ней была очень скромной. Две узких лавки заменяли кровати. На каждой лежало по тонкому одеялу и небольшой подушке, набитой душистым сеном. У стены висело распятье, под ним маленькая скамеечка. У крошечного окошка стоял стол и два стула. Больше в комнате ничего не было.
Женщины сняли с себя верхние балахоны. Священник, наконец, увидел их лица. Это были мать и дочь, если верить юноше. Но внешне они были совсем не похожи. Старшая, совсем еще не старая, была уже почти седой. Фигурой она напоминала скрюченную корягу, взгляд тяжелый и злой. Узловатые руки женщины, были сплошь покрыты шрамами и мозолями. Видимо жизнь обошлась с ней совсем неласково. Вторая, юная девушка, лет шестнадцати, не больше, вызывала непроизвольное восхищение. Необыкновенного цвета рыжие, почти золотые волосы рассыпались по плечам кудрявым водопадом. Огромные ярко-зеленые глаза, тонкие брови, длинные черные густые ресницы, которые еще больше оттеняли белоснежную кожу лица, казавшуюся прозрачной. Правильной формы пухлые яркие губы полуоткрыты в робкой улыбке. Они были так не похожи: хмурая изможденная мать и утонченно-нежная дочь. Падре Бенито еще раз повторил, что позже зайдет, чтобы отвести их к завтраку, прикрыл за собой дверь. Эти трое вызывали у него неподдельный интерес.
Когда он вернулся под своды собора, юноша крепко спал, уронив голову на руки, согнутые на спинке впереди стоящей скамейки. На вид ему было лет восемнадцать, или чуть больше. Высокий, стройный, внешне очень привлекательный: густая черная волнистая шевелюра рассыпалась по плечам, кожаная тесьма с затейливым орнаментом, которая раньше стягивала волосы, упала на пол. Одежда юноши была пошита из тонкой обработанной кожи, окрашенной в красно-рыжий цвет. Боковые швы штанин и рукава куртки отделаны кожаной бахромой. На ногах мягкие мокасины. Так обычно одеваются охотники и пастухи, прибывающие на кораблях из Америки.
Священник намеревался тихо отойти, чтобы не мешать спящему. Но даже легкий шорох одежды моментально прогнал сон, Юноша поднял голову и улыбнулся.
– Я вижу, ты очень устал, сын мой. Быть может тебе необходимо отдохнуть с дороги? Мы можем поговорить и позже.
– Благодарю Вас, Падре. Но будет лучше, если я Вам расскажу свою историю, пока спят мама и Лаура.
– Что ж, как пожелаешь. Я внимательно слушаю тебя.
– Меня зовут Марко Хосе Сантос. Где и когда я родился, я не знаю. Мои родители никогда не говорили мне об этом. Себя я помню, наверное, лет с четырех, когда Лаура стала делать первые шаги. Мы тогда жили на Корсике. Мой отец был рыбаком, мама ходила по разным людям, делая всякую работу, стирала белье, работала в саду и на огороде, шила и перешивала вещи. Я же оставался дома с Лаурой. Когда отец возвращался с рыбалки, мы с Лаурой старались не попадаться ему на глаза. Не помню, чтобы он когда-либо сказал нам хоть одно ласковое слово или как-нибудь приласкал. Я для него всегда был "крысенышем" или "щенком", а Лаура "адовым отродьем". Если мы не успевали вовремя спрятаться, то он бил нас всем, что попадало ему под руку и прогонял с глаз долой. В такие дни еды нам не давали до тех пор, пока он не уйдет из дома или не заснет пьяным. Мама тоже не ласковая, но она нас хотя бы не била, и даже кормила. Когда я немного подрос, то научился уворачиваться от пинков и дубинки. Это смешило отца. Тогда он, впервые, вручил мне настоящий пиратский нож, тяжелый и острый. И стал учить драться на ножах, постоянно приговаривая: "Когда ты вырастешь, то этим вот ножом, убьешь дона Хосе Викторио де Васкеса из Севильи. Запомни это имя хорошенько. И поклянись мне страшной клятвой, что сделаешь это!". Я не знал никакого дона Хосе Викторио де Васкеса из Севильи и поэтому не мог дать такой клятвы. Это ужасно злило отца. Не добившись от меня обещания убить его врага, он начинал избивать меня до потери сознания. Однажды он ударил меня так, что я пришел в себя совсем нескоро. Помню, что открыл глаза, когда мне на лицо капнула вода. Это маленькая Лаура плакала надо мной. Ей тогда было года четыре или пять. Она оттирала тряпочкой кровь с моего лица. "Cariño Marcos. Mi vida1 " Я улыбнулся ей сквозь острую боль, чтобы она не плакала, и тут услышал, как мама говорила отцу: "Если ты убьешь его сейчас, то кто отмстит потом твоему врагу?" А он ей зло отвечал: "Замолчи! Шлюха! Мне все равно, кто из них сдохнет первым! Но ты права, если крысеныш все же убьет Хосе Васкеса, я буду отомщен! Но он не хочет давать мне клятву! Мелкое чудовище.» Мама ничего не сказала, только вышла, даже не посмотрев, жив я или нет. От обиды я заплакал. А потом понял, во-первых, надо научиться защищаться как следует, во-вторых, надо всегда молчать. Если я стану говорить или кричать, то он вынудит меня дать эту страшную клятву. Не знаю, почему, не могу сказать по какой причине, я никогда так и не дал ему клятвы убить дона Хосе Викторио де Васкеса из Севильи. Кто такой этот дон Хосе? Почему мой отец так жаждал этой смерти? Почему именно я должен был стать орудием мести? На все эти вопросы у меня так и нет ответов.
Время шло. Когда мне было лет восемь, или около того, я точно не знаю, весной отец отвел меня к пастуху, чтобы я помогал пасти коз и коров. За это меня кормили хозяева этих животных. Я вставал на заре, будил маленькую Лауру, и мы шли собирать стадо. Старый пастух был добрым. Он нам рассказывал разные интересные истории. Лаура тихонько сидела под деревом и играла с камешками и травой, или ходила вместе со стариком, рассматривая разные растения и корешки. А я чистил коров и черного быка. Этого быка боялись в нашем селении все. Он был огромный, как гора, с длинными рогами, если пройти мимо него быстро или побежать, глаза быка наливались кровью, он низко наклонял голову … и его было не остановить. Так он затоптал прежнего помощника пастуха. Никто не хотел пасти это стадо. Даже мимо старались никогда не проходить. Я совсем не боялся этого быка. Наоборот, меня постоянно тянуло к нему. Мне нравилось чесать ему под горлом и за ушами. Бык, при этом так смешно фыркал, и облизывал мне руки и лицо. Но вот однажды, случайно, маленькая Лаура побежала ко мне с горки, как раз мимо него. Он моментально озверел и погнался за девочкой. Она закричала. Я выскочил наперерез быку и стал прыгать перед ним, уворачиваясь от его острых рогов. Потом развернулся и побежал к реке. Бык погнался за мной. Я с разбега прыгнул в ледяную воду, бык тоже. Вода сразу успокоила быка. Он жалобно замычал, стоя по шею в воде. Я подплыл к нему, сказал несколько ласковых слов и почесал за ухом. Потянул за веревку с колокольчиком на шее и вывел его на берег. Там уже собрались люди. Они что-то кричали, но подойти ближе не решались. Я отвел быка в стадо. В тот раз я простудился и долго потом кашлял, а в реке потерял один башмак. Дома мне сильно влетело от отца. Первым делом он спросил, где мой нож. Убедившись, что тот, как и прежде в ножнах на поясе, он слегка успокоился, но выпорол меня своим ремнем. До самой осени я ходил босиком. Только когда на улице стало совсем холодно, мне выдали старые башмаки. Зато я стал любимцем в нашем селении. Хозяйки выносили мне хлеб и сыр, иногда молоко в кружке. Больше мы с Лаурой не голодали. А по праздникам я дразнил молодых бычков на потеху соседей. Два лета я помогал пастуху. Потом отец сказал, что я достаточно подрос, и должен помогать ему ловить рыбу. Мне совсем не нравилось море. Хотя я мог долго плыть не уставая и хорошо нырял, на спор задерживая дыхание. Пришлось учиться перебирать сети и постигать морское дело. Между тем, отец продолжал гонять меня, заставлял драться на ножах, учил убивать. Когда меня обзывали или оскорбляли моих родителей, меня это не задевало, я молчал, не поддаваясь на провокации. Но стоило однажды отцу поднять руку на Лауру, кровь бросилась мне в голову, я выхватил свой нож… и с тихой яростью пошел на него. Тогда, впервые, он слегка испугался и даже посмотрел на меня уважительно, оттолкнув сестру в сторону. Затем тоже достал свой нож и стал меня подзадоривать, чтобы опять устроить игры до первой крови. Когда я увидел, что Лаура убежала, сразу же остыл, спрятал нож, развернулся и ушел, сказав перед этим: "Если ты или кто бы то ни был, только пальцем дотронется до Лауры, я убью любого". Я сказал это тихо, но так убежденно, что он расслышал и осклабился в усмешке, но ничего не сказал.
Теперь мне приходилось быть внимательным вдвойне. Пару раз во время рыбалки, он попытался столкнуть меня в воду. Я молча терпел. Труд рыбака совсем не из легких. Никогда не известно, каким будет улов на этот раз. Но для меня всегда была награда, когда лодка уже направлялась к берегу, я всегда видел Лауру, стоящую на огромном валуне, ее огненно-рыжие кудри развевал ветер. Она терпеливо ждала меня. Всегда. В любую погоду. Так продолжалось долго, может три или четыре года, не знаю.
Однажды, возвращаясь с рыбалки, я не увидел на знакомом валуне хрупкую фигурку. Я забеспокоился, но отец гадко засмеялся и сказал, что Лаура сейчас гуляет с женихом.
– С каким женихом? Ей нет и двенадцати лет!
– И что? Она адово отродье! Ничего! Стерпит!
Я выскочил из лодки и бегом побежал к роще неподалеку. Откуда я знал, что она там, я и сам не могу сказать. Их было четверо. Двое держали девочку за руки нарастяжку, а третий срывал с нее платье. Четвертый стоял поодаль и командовал. Все они гоготали во все горло. Лаура плакала и мычала, во рту у нее была засунута какая-то тряпка. Оборванный фартук и курточка валялись на земле. Я выхватил нож. Плохо помню, что и как я сделал, но один из покалеченных оказался сынком богача. Его я мало задел, а вот его дружкам повезло меньше. Они провалялись в кроватках больше месяца. Зато с тех пор на Лауру больше никто не смел поднять даже глаз. Я мог убить любого. Меня стали бояться все, даже взрослые.
Дни потекли за днями. Мы все так же рыбачили. С того события я не разговаривал с отцом вообще. Молча собирался, никогда не поворачивался к нему спиной. В лодке так смотрел на него, что теперь он стал меня опасаться. Чтобы не стать совсем жестоким и озлобленным, я старался все время думать о сестре. Ей ведь тоже было совсем не сладко. Даже внешне она сильно выделялась из других. На Корсике живут в основном выходцы из Испании, и других там тоже хватает, но все люди смуглые, черноглазые, коренастые. Я не мог не замечать, что мы с Лаурой не похожи на остальных. Мне было тринадцать или четырнадцать лет, а я уже был ростом выше большинства взрослых мужчин, даже выше своего отца. А Лаура с годами становилась все красивее. Огненно-рыжие волосы стали сочного золотого цвета, а кожа на лице и руках белой и тонкой, почти прозрачной. Таких красавиц в наших местах вовсе не найти. Я знал, что очень многие начинают заглядываться на мою сестру. Меня это сильно тревожило. Лаура довольно хорошо шила. Еще совсем малышкой, она перешивала для меня старые отцовские рубашки, а из рваных курток делала мне безрукавки. Затем стала вышивать на них узоры. Сначала неумело, потом все чище и ровнее. В нашем селении стали говорить про нее, что она настоящая мастерица. Я старался, как мог, добыть немного денег, чтобы купить для нее нитки и иголки. Так мы и росли, два самых близких и родных человека, вокруг нас все были чужими.
Как-то рыбача, уже довольно долго, но без особого успеха, мы повернули лодку к берегу. Ветер крепчал. На море начиналась рябь. Волны, вначале совсем незаметные, становились все темнее и круче. Я вдруг услышал крик о помощи. Отец не хотел разворачивать наше суденышко, но я настоял. Первая заповедь моряка: "помоги тонущему". Проплыв немного, мы увидели между двух высоких волн что-то белое, как будто женское платье, оно то всплывало на поверхность, то начинало опускаться в глубину. Я, не раздумывая, бросился на помощь. Отец повел лодку за мной. Вдвоем мы кое-как подняли на борт женщину. Она успела вдоволь наглотаться морской воды и уже была почти без сознания. Еще мгновение, и она могла бы утонуть. Отец помог ей придти в себя. Она стала кого-то искать глазами. Я встал во весь рост и за очередным валом воды увидел нарядное судно, на котором у борта столпились несколько человек. Они кричали, видимо искали эту женщину. Я им помахал и тоже крикнул, приглашая плыть за нами. Видимо они увидели ее в подзорную трубу, потому что тот час повернули в нашу сторону. Волны были уже совсем неспокойными, нам удалось с большим трудом вытащить свою лодку на берег. От моря нас закрывал огромный валун, на котором, как всегда стояла Лаура. Дождя еще не было, но ветер уже срывал с нас одежду. Лаура спустилась к нам, склонилась над женщиной, которую мы с отцом с большим трудом вытащили из лодки. Женщина открыла глаза и улыбнулась Лауре. Что-то проговорила на французском языке, и лишилась чувств. Лаура стала тереть ей руки и слегка бить по щекам, пытаясь привести даму в чувство. Я пошел вдоль берега, разыскивая, куда причалило нарядное судно. Пройдя примерно с милю, я увидел, как мне навстречу торопливо идут несколько мужчин. Один из них подбежал и спросил по-французски, тот ли я человек, что был сейчас в лодке? Я ответил, что мы спасли какую-то женщину. Незнакомец обрадовался и попросил отвести их к этой женщине. Когда мы пришли, отец сидел у нашей лодки, а Лаура как могла, ухаживала за незнакомкой. Француз поднял женщину на руки и стал целовать ее, мы с Лаурой отвернулись. Потом он подошел к моему отцу, что-то сказал ему и бросил на колени толстый кошелек. Отец заулыбался и низко поклонился господам. Дома он даже не стал, по обыкновению, никого оскорблять, высыпав наш улов в бочку, приказал почистить рыбу и сразу ушел.
Его не было несколько месяцев. Мы уже думали, что он не вернется никогда. Я перестал рыбачить, а пошел ухаживать за быками к одному богачу. Он хорошо платил мне, а его сын, которого я когда-то сильно поколотил, старался не попадаться мне на глаза. Мама стала меньше уставать на поденной работе. Теперь они с Лаурой шили и вышивали нарядные костюмы для поселянок.
Как-то у нашей лачуги остановилась богатая коляска. Из нее вышли мужчина и женщина. Половина улицы сбежалась посмотреть на это чудо. Мужчина спросил про меня, кто-то из мальчишек сбегал за мной. Я пришел и увидел, что француженка внимательно рассматривает вышитые Лаурой ленты. Когда она увидела меня, сразу заулыбалась:
– Здравствуйте, месье. Мы приехали поблагодарить Вас еще раз за мое спасение. Я хорошо помню, как именно Вы вытащили меня из моря. Если бы не ваша смелость, меня бы уже не было в живых.
Я очень смутился, и не нашелся, что ей ответить.
– Скажи, милое дитя, это ты сама так чудесно вышиваешь?– обратилась она к Лауре.
– Да, сеньора.
– Я привезу тебе ленты, нитки и бусы. Я хочу, чтобы ты их расшила для меня. Хорошо? Я тебе хорошо заплачу.
– Слушаюсь, сеньора.– Покраснев как мак, проговорила Лаура.
На другой день у нашей лачуги опять остановилась давешняя коляска. Из нее вышли дама со служанкой. У служанки в руках была корзина, полная лент, ниток, бусин и всего, что только необходимо портнихам. Оказалось, что все это было в подарок Лауре. А кроме этого, она отдала ей ленты, которые надо было расшить золотом и бисером. Девочка была так рада, что даже заплакала. Она долго и дотошно узнавала, какие именно узоры должны украшать наряды госпожи. С этого времени наша маленькая семья стала жить не хуже других. Мы смогли купить себе настоящую одежду и обувь.
Мой хозяин тоже не наказывал меня. Возиться с молодыми бычками мне очень нравилось. Я должен был следить, чтобы они не сломали рога в своих драках, чтобы как следует набирали вес. Это были особенные быки, они были крупнее и злее тех, которых я видел до сих пор. Мало кто мог с ними справиться, но у меня получалось.
Дома мы впервые были по-настоящему счастливы. Теперь мама и Лаура с утра и до позднего вечера шили и вышивали. На столе у нас появилась горячая еда. Никто не ругался. Мама даже помолодела. Я думал, что нашим бедам пришел конец…".
В это время зазвонил колокол. Падре Бенито Николас де Калво поднял руку, призывая Марко прервать свой рассказ.
– Остановись, сын мой. Наступило время завтрака. Не будем нарушать правила. Зайдем сейчас за твоими спутницами и пойдем в трапезную. После завтрака я внимательно дослушаю твою исповедь.
Марко встал и смиренно последовал за священником. Подойдя к гостевому дому, Падре указал на дверь кельи, где отдыхали женщины. Марко постучал и заглянул внутрь. Лаура и Кончита сидели на своих лавках, в ожидании священника. Увидев Марко, они сразу поднялись и пошли следом за ним.
Помещение трапезной было разделено на несколько отсеков. В каждом стояли длинные деревянные некрашеные столы, а возле них с двух сторон лавки. Столы уже были накрыты. На каждом стояли кувшины, кружки, миски, возле них лежали куски хлеба и перья лука. Только на одном столе кроме этого, у каждой миски лежало по одному яйцу. За этот стол и посадили путников. В мисках оказался бобовая похлебка, в кувшине – вода.
За одними столами сидели священнослужители, за другими люди в обычной одежде, видимо те, кто работал при храме. Еда у всех была одинаковой. Прежде чем, все приступили к завтраку, Падре Бенито прочитал молитву и подал знак. В трапезной стояла тишина, нарушаемая только стуком ложек или кружек. Когда раздался звук колокола, все встали и вышли из трапезной. Со стороны кухни открылась дверь , вышла кухарка и стала убирать посуду. Кончита и Лаура стали ей помогать. Она этому нисколько не удивилась. Только показала куда нести.
Священник одобрительно улыбнулся и позвал Марко за собой. Они вернулись под своды собора.
– Продолжай, сын мой. Я слушаю тебя.
– Но счастье наше было совсем недолгим. Однажды вечером, когда мы только сели к столу, чтобы поужинать, пришел отец. Он был поражен, увидев, что дома чисто и на столе горячая еда. " Я вижу, вы хорошо живете. Но, все равно, завтра мы все уезжаем в Мексику. Я сговорился с капитаном шхуны "Палома". Собирайтесь!" "Зачем нам уезжать?" – спросил я его – " У нас все есть. Есть дом, еда, одежда. Есть работа. Нам и здесь хорошо. Мы никуда не поедем". "Хорошо!"– он зло рассмеялся – "Ты можешь оставаться, если тебе и здесь хорошо. Но Кончита и Лаура поедут со мной! Я все сказал. Кончита, собирай вещи!" Мама стала безропотно собираться в дорогу. Лаура заплакала. Я подошел к ней и сказал: " Малышка, не плачь. Пусть они уедут. А мы с тобой останемся здесь. Я никому не дам тебя обидеть. Я буду ухаживать за быками. Ты будешь шить. Проживем. Не переживай." Но она расплакалась еще сильнее:" Cariño Marcos. Mi vida, не бросай нас. Если я не поеду, он убьет маму. Ты же знаешь. Только тебя он боится. Поехали с нами!" Я не мог ей отказать. Действительно, чем старше я становился, тем меньше отец распускал руки. Кроме того, я хорошо помнил, как он отдал свою дочь на растерзание четырем мерзавцам. Так что я тоже пошел за своими вещами.
Шхуна "Палома", на которой мы должны были плыть в Мексику, мне совсем не понравилась. Особенно отвратительным показался капитан. Он так придирчиво нас разглядывал, а когда увидел Лауру, то сказал отцу: "Продай мне девчонку! Я тебе хорошо заплачу!" Я не видел выражения лица отца, он стоял за моей спиной, но по его голосу понял, что это предложение ему небезразлично. Я никому не доверял, особенно отцу. От него можно было ожидать чего угодно. На шхуне спрятаться невозможно, но я подошел к повару, мне он показался не таким мерзким, как капитан, дал ему денег, чтобы он не выпускал из камбуза маму и Лауру. Так они и просидели всю дорогу возле повара. Мне же пришлось выполнять всякую работу. За время долгого пути, пару раз пришлось доставать нож, успокаивая самых буйных. Однажды, уже перед самым концом нашего путешествия, я услышал разговор отца и капитана. Они опять говорили о Лауре, пришлось вновь применить свои навыки владения ножом, если бы это случилось раньше, то они, скорее всего, вдвоем расправились бы со мной. Но, хвала Господу, все обошлось. Мы прибыли в Мексику. Помню, день был жаркий, узкая полоска пристани почти утонула в море, и все синее: море, небо, даже воздух казался чистым, до синевы. Только мы поднялись на холм, сразу все окрасилось в желто-коричневый цвет: песок на дороге, выжженная земля, кое-где торчащие кактусы, как огромные деревья, хижины, крытые соломой или тростником. Только на вершине холма стоит деревянный дом с небольшим куполом и крестом. Как я узнал позже, это была католическая церковь, где проводил службы Падре Пио ди Кармона.
Отец привел нас к одиноко стоящей развалюхе. На чем держалась крыша, было непонятно, сквозь покосившиеся стены хорошо просматривалась вся округа. Внутри было не лучше. На полу лежало несколько циновок, сплетенных из тростника. Комнату разделяла грязная занавеска, скорее тряпка. Это было условное деление на женскую и мужскую части. Стол был, он стоял на улице под навесом. У меня появилось подозрение, что стол подпирает стенку, чтобы она не упала. Возле него стояли два плетеных стула с продавленными сидушками.
– Мы должны здесь жить?– спросил я отца.
– Это лучшее, что здесь есть! А не нравится, можешь убираться ко всем чертям!
– Мне все равно, но мама и Лаура не могут жить в этой дыре! Зачем ты привез нас сюда? Чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты, щенок, стал, наконец, мужчиной! На днях мы с тобой вступим в береговое братство! И уйдем к берегам Колумбии за несметными сокровищами! А твоя мать и сестра будут нас ждать, как и положено всем женам моряков!
–Я не собираюсь быть пиратом!
–Тогда ты просто сдохнешь с голода! Работы здесь нет! А если я не привезу золота, то продам твою сестру! Ха-ха-ха!
Я сдерживал себя из последних сил. Не знаю, что больше жгло мне сердце: обида? Злость? Отчаяние? Зайдя в хижину, я увидел, что Лаура и мама сидят на полу на циновке и, обнявшись, горько плачут.
– Не плачьте! Не надо доставлять ему удовольствие! Раз здесь живут люди, значит, есть и работа. На кусок хлеба, я смогу заработать! А при первой же возможности, увезу вас обратно. Здесь вам делать нечего!
– Прости меня, Марко! Это я во всем виновата! Я не нашла в себе силы сопротивляться Хосе. Вот к чему это привело! И, знаешь что, не называй меня больше мамой. После всего, что с нами случилось, это еще больше разрывает мне сердце. Зови меня просто Кончита. – Мама смотрела на меня такими несчастными глазами, что я не выдержал, и ушел.
До ночи я ходил по округе, пытаясь разузнать, есть ли где-нибудь работа или другое жилье. Но, встреченные мною люди, меня не понимали. Мы говорили на разных языках. Тогда я решил утром пойти в деревянный дом на холме, может быть там я найду человека, способного мне помочь. Ночь я провел под навесом во дворе, если его можно так назвать. Уснуть мне толком не удалось, тучи насекомых не давали мне покоя. Едва первые лучи солнца окрасили небо в розовый цвет, я ушел. Как провели ночь Лаура и мама, я не стал спрашивать. Итак было понятно.
Еще на полпути к церкви, я увидел человека в темном одеянии и широкополой соломенной шляпе, видимо какого-то священнослужителя. Я прибавил шагу и быстро догнав его, учтиво поздоровался:
– Здравствуйте, сеньор! Скажите, Вы говорите по-испански?
– Здравствуй, сын мой! Конечно. Ты наверное, только приехал? Откуда?
Священник оказался совсем немолодым, я бы даже сказал, старым человеком. Но очень крепким, он шел таким быстрым шагом, что я едва успевал за ним. Помню, что меня тогда поразили его глаза. Лицо и руки были смуглыми до черноты, а глаза светлые и лучистые. В них было столько доброты и участия, что я не задумываясь, рассказал ему всю свою жизнь без утайки. Он внимательно выслушал меня, не порицая и не соболезнуя. Но после этого разговора мне, вдруг стало спокойно. Я сам понял, что нужно делать. Падре Пио ди Кармона, это был он, пообещал научить меня местному наречию, и рассказал обо всем, что творилось вокруг. Я узнал, что неподалеку местные индейцы ныряют за жемчугом. Что иногда удача им улыбается, и торговцы могут заплатить за крупные жемчужины очень неплохие деньги. А дальше, примерно в двух днях пешего хода, живет один испанец, который разводит быков особенной породы, для корриды, которая ежегодно проходит в столице. Возможно, там я найду себе хорошую работу. У меня появилась надежда. Я, как мог, поблагодарил Падре. Он же сказал, что постоянно находится при церкви, за исключением тех случаев, когда посещает заболевших. Врачей здесь нет, вот он и исполняет одновременно обязанности пастора и врача. Я еще раз поблагодарил его за заботу, и пообещал заходить как можно чаще, а сам отправился по берегу моря в поисках ловцов жемчуга. В этот день мне не повезло, но, зато, я как следует изучил местность. Нашел на пристани небольшой рынок, где купил немного энчилады с сальсой и чимичанги. И сразу вернулся домой. Лаура уже не плакала, они с мамой пытались создать хоть какое-то подобие уюта в жалкой хижине. Отец, раздобыв где-то спиртное, храпел на циновке. Я отдал женщинам незнакомую еду. Это их обрадовало, словно я принес что-то невообразимо вкусное. До этого времени они сидели голодными. Глядя на них, я дал себе слово, что завтра обязательно найду работу. Мои скудные денежные запасы подошли к концу. Ночью я опять устроился под навесом на циновке. Вновь налетели комары и какие-то жалящие насекомые. Я надел куртку, но было так непривычно жарко, что хотелось снять даже кожу. Думая, что в эту ночь, мне, скорее всего, опять не уснуть, я увидел как вышла Лаура. Она подошла ко мне и села рядом:
– Cariño Marcos. Mi vida, я принесла тебе веточку одного растения, оно прогонит всех насекомых. Возьми, чувствуешь запах? Я забыла как оно называется. Помнишь, когда я была маленькой, мы ходили вместе пасти коров? Старый пастух научил меня разыскивать этот куст. С тех пор, я всегда ношу с собой несколько веточек. Даже засохшие, они хорошо справляются. Вот, надень на шею и ложись спать.
Она надела мне на шею тесемку с привязанными к ней веточками какого-то резко пахнущего растения. Я закрыл глаза и стал думать о той далекой стране, где прошло мое детство. Увижу ли я ее еще когда-нибудь? Хочу ли я вернуться туда? Друзей у меня там не осталось, родных, тем более. Но там все было знакомым и от этого желанным. Через какое-то время меня перестали донимать насекомые, и я уснул. На заре, выпив воды из кувшина, я опять отправился на поиски работы и еды. Еще пара дней без еды – и я не смогу поднять даже себя.
В уже знакомой мне бухте, я увидел шхуну. На нее грузили тюки с товаром. Почти бегом я спустился с холма и подошел к человеку, следившему за погрузкой. Не надеясь на удачу, я спросил его, нет и для меня работы? Он кивнул на тюки. Я стал таскать их вместе с другими мужчинами. Когда мы загрузили все на судно, я подошел к надсмотрщику за оплатой. Он оглядел меня очень внимательно, и спросил: Не хочу ли я уйти с ними в рейс? Я поинтересовался :как надолго? Узнав, что месяца на три, я отказался, сказав, что не могу оставить сестру и мать одних на такой долгий срок. Тогда он предложил мне приглядывать за бухтой. Если в ней окажутся пиратские корабли, я должен буду зажигать костер на вершине горы, что находится в пяти милях отсюда. На это я согласился. Получив свои деньги, я пять отправился на маленький рынок и купил буррито, это была обычная еда местных индейцев. Еще я купил сахарных палочек из тростника и незнакомые фрукты. В кармане осталось еще несколько монет.
Отца дома не было. Я отдал маме продукты и попросил расходовать их экономно. Пока я не найду постоянной работы. Согрев воды на маленьком костре, Лаура заварила какие-то листочки, и мы впервые нормально поужинали втроем.
Только на четвертый день я, наконец, обнаружил залив, где трудились ловцы жемчуга. На берегу сидел мужчина, видимо скупщик, он придирчиво рассматривал жемчужины, и называл цену. Индейцы громко спорили с ним, размахивая руками. Я сказал, что тоже хочу испытать удачу. Они посмотрели на меня и рассмеялись. Белые не умеют глубоко нырять, но запрещать не стали. Я разделся, оставив при себе лишь нож, выбрал тяжелый камень и прыгнул с ним с откоса в глубину. Мне очень пригодилось мое умение задерживать дыхание. С камнем я быстро опустился на дно и стал высматривать жемчужниц. На Корсике мы тоже доставали устриц из глубины, но делали это только для еды, там нет моллюсков, умеющих выращивать жемчуг. Теперь же надо было как можно быстрее найти раковины покрупнее и постарше. Дно океана поразило меня красотой. Рыбки самых немыслимых расцветок и форм, сновали перед глазами, не давая сосредоточиться, всевозможные мелкие и довольно крупные обитатели вытягивали щупальца и нитевидные отростки, в поисках добычи. Я стал задыхаться, и увидел на камне двух жемчужниц. Аккуратно срезал их и всплыл на поверхность. Разжав ножом створки раковин, раскрыл две половинки, они были пустыми. На это никто не обратил внимания. Я понял, что найти жемчуг будет совсем не просто. Я нырял и нырял, но все напрасно. Наконец-то, один раз мне повезло, в одной раковине я нашел жемчужину, величиной с маленькую горошинку. Я протянул ее скупщику, он рассмеялся и сказал, что такую мелочь я могу подарить своей девушке, она будет рада.
Бесплатный фрагмент закончился.