Читать книгу: «Похождение одинокой женщины», страница 2
– Как вам только такое в голову могло придти! – возмутилась Шура. – Полная ерунда! Она ведь из дому почти не выходит.
– Шантажисту не обязательно выходить из дому, – усмехнулся Шумайлов. – Существуют телефоны, компьютеры, другие средства связи. А может, что, скорее всего, у нее есть надежный почтальон, так сказать, дипломатический представитель, который по ее указке улаживает все деликатные вопросы.
– В любом случае, я не намерена обсуждать эти глупости! – отрезала Шура.
К угощению она даже не притронулась.
– Значит, я не задел тебя за живое, – сокрушенно вздохнул Шумайлов. – Ладно, попробую подойти с другой стороны. Следи за моей логикой, женщина! Как ты думаешь, если есть тайна, в которую посвящены трое, то где следует искать источник утечки информации?
– Я что-то не пойму, почему вы все время говорите намеками?! – она выпрямилась в своем кресле.
– Почему? – недобро усмехнулся он. – Да по той простой причине, что вчера днем мне позвонил по домашнему телефону какой-то тип и прошипел в трубку, как удав: «Гуляеш-ш-шь, Ш-ш-шумайлов? Ну, гуляй, пока не ш-ш-шарахнул ш-ш-тормяга»… И голос такой неприятный, шкворчащий, как прогорклое сало на сковороде…
Вот на этот раз Шумайлов действительно обезоружил ее! Ошеломил, огорошил, вызвал секундный паралич дыхания.
Перед внутренним взором Шуры опять промелькнуло жуткое видение: летящий топорик и злобное шипение из темноты: «Ш-ш-шурёныш-ш-ш»…
– Господи! – она непроизвольно поднесла правую руку к груди: – Что же это такое?!
– Как мне представляется, это и есть первая стадия шантажа, – уверенно заявил Шумайлов. – И занимается этим сообщник нашей наблюдательной старушки. Но кто он, этот сообщник? Сказать по правде, Шурка, поначалу я грешил на тебя…
– На меня? – не сразу поняла она.
– Ну, да. Нам с Томилой болтать нет никакого резона. У нее – важный муж, у меня – важная мама плюс жена-истеричка. Если хоть кто-то из них пронюхает про наш роман, быть большому скандалу. Очень большому! При этом я нахожусь в большей опасности, чем Тома. Ты же ее знаешь, она все равно обведет своего благоверного вокруг пальца! А вот моя милая мамочка с моей милой женушкой сожрут меня поедом и даже косточек не выплюнут! Но кто же в результате окажется в выигрыше? Согласись, дорогуша, у меня были основания считать, что это ты…
– Что – я?
– Ты – малообеспеченная женщина, одна растишь двух пацанов. У тебя масса бытовых проблем, а денег вечно не хватает, верно? И тут ты становишься обладательницей тайны двух состоятельных любовников. Так отчего бы тебе не шепнуть словечко старой карге, которая, по моему глубочайшему убеждению, давно делает гешефт на подобных интрижках?!
Шура уже взяла себя в руки. Она поднялась, темные глаза метали молнии:
– Довольно! Прощайте! Я больше не ваша проводница!
Шумайлов ухватил ее за локоть и резким движением усадил в кресло:
– Да погоди горячиться, дуреха! Дело серьезное! Извини, если я задел ненароком твое чертово самолюбие! У меня такая манера выражаться! Я все же считаю, что мы с тобой – ну, не друзья, но добрые приятели, а значит, имеем право резать друг другу в глаза правду-матку!
– Знаете, что я вам скажу? Если уж вам был такой звонок, то для начала надо было отменить сегодняшнюю встречу! Почему вы этого не сделали?!
– Рано еще ударяться в панику! – покачал головой Шумайлов. – И вообще, в нашем положении сейчас самое главное – вычислить почтальона. Ну, того, кто звонил! Конечно, можно было бы предположить, что меня пытается разыграть кто-то из моих приятелей. Но штука в том, что на этот раз я никого из них не посвящал в свою тайну. Даже не заикался о Томиле, клянусь! Затем я подумал о тебе. Но ты не вписываешься в эту схему, Шурка! Ты человек с принципами, и в этом твоя специфика. Так кто же звонил?! – На его лице появилась торжествующая улыбка. – Теперь, благодаря тебе, я понял, кто! Яша, это он, на все сто!
– Яша?! – негодующе воскликнула Шура. – Да ведь это самый тихий, самый скромный в нашем городе молодой человек!
– Именно такие застенчивые тихони, такие пай-мальчики и находят удовлетворение в разных забавах, вроде телефонного терроризма! Тем более что этому Яше, наверняка, известны все тайны телефонной связи, и он знает, как избежать ловушки.
– Вы снова заблуждаетесь! Ну, какой же он террорист!
– Ты, Шурка, просто слишком хорошо думаешь о людях. Но я-то сразу понял по его ужимкам, по его бегающим глазкам, что это за птица! А по дороге сюда вспомнил, что видел этого тихоню возле своего дома. Он следил за мной, уверяю тебя! Узнал адрес, фамилию, затем через компьютер вызнал номер телефона… Он и сегодня встретился нам вовсе не случайно! Ладно, я устрою ему маленькую проверку, и когда он попадется в ловушку, сама убедишься, что я был прав!
– Я правильно поняла, что следующего свидания не будет? – спросила Шура.
– Я позвоню тебе на мобильник, проводница!
Шура поднялась (к коньяку и мороженому она так и не притронулась):
– Спасибо за угощение. Всего доброго, мне и вправду надо идти…
Игнорируя уже его возможные реплики, она выбралась из-за стола и направилась к выходу, стараясь не сбиваться с твердого шага.
9.
Как это ни удивительно, но разговор в кафе не только не встревожил, но, напротив, немного успокоил Шуру.
Больше всего на свете она боялась, что бывший муж Анатолий сбежит из тюрьмы, выследит ее и в удобный момент исполнит свое страшное обещание.
Когда начались эти звонки, она ведь так и подумала, что он затаился где-то рядом и приступил к исполнению некоего плана изощренной мести, придумать который времени у него было вдоволь.
Да и что иное она могла вообразить, если ни один человек в мире не знал, что бывший муж, и только он один, наедине называл ее в иные минуты «Шурёнышем»?! Сначала это придуманное им имя звучало в его устах мягко, нежно и ласково, будто песня, словно любовный зов… И лишь позднее, по мере того, как он впадал в беспробудное безумие, это звукосочетание стало ассоциироваться со змеиным шипением, затаенной, а затем и прямой угрозой…
Разумом Шура понимала, что, даже сбежав из далекой колонии, Анатолий вряд ли осмелился бы вернуться в город, тем более обосноваться где-то поблизости от нее.
Но это телефонное шипение заставляло ее забыть обо всех доводах рассудка, оно проникало в самые глубинные уголки ее души, отзываясь там жутким эхом.
Ведь никто же не знал!
Кроме, может, Томилы. Но Томила, скорее всего, давным-давно забыла об этом странном прозвище.
Томила живет другой жизнью. Она не копит воспоминания, называя их балластом, который мешает чувству полета.
И вот вдруг выясняется, что по телефону запугивают, причем тем же самым приёмом, не только ее, Шуру, но и вальяжного, самовлюбленного Шумайлова, этого баловня судьбы!
Напрашивается вывод, что это делает один и тот же человек!
Но кто он?
По крайней мере, теперь ясно хотя бы то, что телефонный маньяк-невидимка – это кто-то совсем другой, не Анатолий!
Ведь ее бывший муж не имеет никакого представления о существовании Шумайлова.
А уж грешить на Яшу и вовсе кощунственно!
Даже вообразить невозможно, что Яша, этот тихий, робкий мужчина-ребенок способен на подобную подлость!
Пусть Шумайлов пеняет лучше на собственный длинный язык!
Такого болтуна, как он, еще поискать!
Врёт, конечно, что не рассказывал в кругу приятелей о своем романе с Томилой.
Еще как рассказывал, и наверняка, со всеми подробностями!
Вот кто-то из них и решил его разыграть, а для пущего эффекта сначала начал звонить ей, Шуре. Ведь у обеих жертв в именах присутствует звук «Ш». Эти шутники-бездельники просто с жиру бесятся, всё, что угодно, готовы обхохотать! Недаром говорят: у богатых свои причуды.
Так-то оно так, но откуда приятели Шумайлова могли вызнать про «Шуреныша»?
Мозаика явно не складывалась, и все же Шуре стало чуточку спокойней.
Ее мысли снова переключились на «подопечного».
Еще с первой встречи она почуяла в Шумайлове какую-то червоточинку, но ради подруги гасила в себе приступы интуитивной неприязни к нему. А теперь тлевший огонек разгорелся и заполыхал в полную силу. Фальшивый он какой-то, этот «Аполлон», неискренний! Взял, и обвинил ее в предательстве, затем с такой же легкостью перекинулся на беднягу Яшу…
Ой, да ну его куда подальше, Шумайлова! Еще переживать из-за его выходок! Вот уж кому-кому, а этому субъекту она сочувствовать не станет! Если он может позволить себе сделать заказ в дорогом кафе, даже не глядя на ценники, то уж выкрутится из неприятной ситуации как-нибудь сам. Но его «проводницей» она больше не будет никогда…
Время было еще довольно раннее, но возвращаться на службу Шуру не собиралась; влиятельная подруга «освободила» ее на полный рабочий день.
От троллейбусной остановки до дома, где жила Шура, было недалеко: метров триста по широкой и тихой в этот час улице.
Одно неудобство: от самого начала улицы на добрую сотню метров тянулась стройка, огороженная вдоль тротуара забором, к которому примыкал деревянный проход с навесом.
Уже года три, как стройку заморозили, за это время настил расшатался, доски так и гуляли под ногами. Того и гляди, каблук провалится в щель, и останешься без новых туфель, а то и ступню подвернешь.
Проход захватывал не только всю фасадную длину заброшенной стройки, но и часть соседней, тянувшейся за ней площадки, где шумел небольшой межквартальный базарчик – десятка три маленьких магазинчиков и лавчонок.
В летне-осенний сезон пригородные хозяйства устраивали здесь ярмарки. Цены были заметно ниже, чем в супермаркетах, и сюда повадились приезжать пенсионеры даже из других районов города.
Ну, а Шуре, которая жила по соседству, сам бог велел заглядывать сюда при всяком удобном случае.
Она и сегодня свернула бы к торговым палаткам, благо, что и время для этого имелось, но Томила нагрузила ее таким тяжелым пакетом с фруктами – килограммов пять, если не больше, спасибо ей, – что Шура решила прямиком следовать домой.
Она вступила в теневую часть навеса, где даже в этот яркий летний день царил полумрак, и тут откуда-то со стороны, словно бы из-за забора, до нее донеслось угрожающее шипение: «Ш-ш-ш-шш…»
Шура вздрогнула и ускорила шаг, ободряя себя: «Дурочка, тебе все это показалось; рабочие включили какую-то установку, а ты опять вообразила невесть что»…
Наконец, это тягостное испытание в виде хождения по гуляющим доскам закончилось, и она ступила на нормальный тротуар, залитый солнцем.
До ее дома было рукой подать.
Скорее туда, в свою обитель!
Сбросить туфли и одежду, закрыться на замки и цепочку и принять душ! А затем походить по пустой квартире обнаженной, чтобы кожа подышала воздухом.
У себя дома она в полной безопасности, хотя там и нет такой хитрой сигнализации, как у Томилы.
10.
В прихожей она сбросила туфли, затем прошла в свою комнату.
Сняла и теперь уже без спешки осмотрела со всех сторон подаренную юбку.
Ну, с обновой тебя, Шура!
Спасибо Томиле!
Она аккуратно повесила юбку на держатель, затем сбросила с себя нижнее белье, раскритикованное подругой.
Направилась было в ванную, но что-то удержало ее.
Шура вернулась к шкафу и увидела свое отражение в зеркале – от колен и выше.
Шагнула назад. Раз, и другой.
Ну, вот теперь она вся в зеркале – от кончиков пальцев на ногах до макушки.
Прищурившись, она внимательно изучала свое отражение. Будто оценивала другую женщину. Критически, но не впадая в крайности.
Вот ты вся, как есть! В чем мать родила. Александра Михайловна Будилина, Шура, Шурка, Шурочка. Шура-проводница, 37-ми лет. «Шурёныш»… Невезучая в личной жизни. Не пользующаяся успехом у мужчин. Да что там успехом – даже их вниманием! Не удостаиваемая ими даже мимолетного взгляда!
А почему, собственно? Ну, не уродина же она!
Кожа у нее смуглая от природы и чистая.
Лицо широковатое, но не лунообразное, за счет слегка выступающих скул.
Глаза немного раскосые, степного типа, что придает лицу задорное выражение.
Никаких горьких складок у губ! Напротив, в их изгибе таится улыбка, готовая расцвести в любой миг.
Зубы ровные, один к одному, как зернышки в початке.
Черные, жестковатые, слегка вьющиеся волосы лежат аккуратной шапкой.
Вот шея, пожалуй, коротковата, да. Тут уж ничего не попишешь. Зато без единой морщинки!
Груди средние, с темно-розовыми сосками, не висят и разделены очень даже приятной ложбинкой. Животика практически нет. Талия, конечно, не осиная. Крепкая, но не как у бегемотихи. Нормальная талия. А попа очень даже ничего. Круглая, тугая.
И ноги ничего. Уж точно, стройнее, чем у Томилы.
Фигура немного коренастая. Нет той изящной тонкости, что у современных манекенщиц.
Зато в ней чувствуется сила, приправленная щедрой щепотью южной пылкости.
Да, это фигура нормальной, здоровой женщины, родившей двух славных мальчуганов, умных и тоже здоровых.
А этот розовый шрам на левом плече совсем ее не портит. Да и не увидишь его, пока не снимешь блузку. А второй шрам, у виска, легко скрыть прической или поворотом головы.
Нет, не в шрамах причина ее одиночества.
А в чем же?!
Она прикоснулась руками к грудям, медленно провела ладонями по животу и соединила их на черном треугольнике внизу.
Так в чем же причина? Почему все вокруг имеют близкого человека, а она всё одна и одна? Ей не нужен сказочный принц, не нужны никакие алые паруса. Просто, чтобы рядом был он, тот, который любил бы ее и имел бы нежные руки. Пускай он будет некрасивым, лысым, даже старше ее лет на пятнадцать, неважно! Лишь бы любил, и чтобы мог защитить ее в беде.
А уж она бы его не обидела. Она не ханжа, она умеет ласкать, и ласкала бы его так, что он не стал бы бегать на сторону.
Томила говорит, что не может выдержать без мужчины больше трех дней.
А сколько терпит она, Шура?
Муж сидит уже четвертый год, но разве у них была нормальная интимная жизнь до того кошмарного вечера? Последние два года он жил какой-то своей, пьяной жизнью, и к ней почти не прикасался. А ведь когда-то у них все было иначе…
Ладно, не надо о нем думать, он сам выбрал свою дорожку, и пусть никто не говорит, что она не боролась за него. Но есть вещи, которые выше женских сил…
Единственным мужчиной, который входил в нее за весь этот период, был Варенухин, и случилось это совсем недавно.
Но даже вспоминать о нем уже не хочется! Просто мистика какая-то!
А ведь, по первому впечатлению, он даже понравился. Казался таким скромным, но преисполненным внутреннего достоинства.
Новый сотрудник соседнего отдела, он впервые вышел на работу как раз в день рождения Леночки Веретенниковой.
Как было заведено у них в конторе, ближе к вечеру накрыли стол. Вино лилось рекой, такое вдруг у всех появилось игривое настроение. И этот Варенухин начал ухаживать за ней после третьей рюмки. Видимо, понял своей мужской интуицией, что из всех присутствовавших дам одинокая только она, Шура. Ухаживал он ненавязчиво, даже красиво. А потом пошел ее провожать. Она была не против. В смысле, не против продолжения. В холле, за колонной, он в первый раз ее поцеловал. И ей вдруг показалось, что это он, ее мужчина, с нежными руками. И она сразу же решила про себя, что сегодня не будет противиться и всему остальному. Пускай он ее возьмет. Хотя бы один-единственный раз. Ничего, что это после бурной вечеринки. Ну и пусть! Да неужели она не имеет права на любовное приключение? Разве она не из того же теста, что и Томила?! В тот момент в нее будто переселилась душа любвеобильной подруги.
Она, Шура, добровольно встала на край пропасти, соглашаясь по его настоянию лететь вниз, в бездну!
Только на одно она была не согласна – вести его домой, хотя дети уже уехали к бабушке.
Нет, где угодно, только не дома!
Однако и Варенухин не мог пригласить ее к себе – он был женат.
Но ведь в летнюю пору несложно найти и другой вариант, верно?
Недалеко от офиса шумел своей листвой обычно пустовавший по вечерам парк, в дальней части которого имелось немало укромных уголков.
Шура знала об этом от молодых сотрудниц, которые безо всякого стеснения обсуждали между собой интимные похождения, собственные или общих знакомых.
Она сама повела его вглубь зеленого массива, и вот они оказались за стеной густого кустарника, у какой-то одинокой скамейки.
Она лишь укрепилась в своем желании плыть по волнам этого авантюрного приключения, следовать всему тому, что предложит ей ее спутник.
Именно здесь, на этой скамейке, она впервые после длительного перерыва ощутила мужчину в себе.
Она словно бы оказалась на высоком утесе, и огромный пенный вал катил в ее сторону, зовя погрузиться в его ласкающие глубины с головой. Давно забытая легкость охватила ее. Вот сейчас… сейчас будет желанный и неудержимый прыжок… Еще миг, и она сольется с этим океаном блаженства, а затем взлетит на высоком гребне туда, к звездам…
Вал вдруг замер, как стеклянный, и с сухим шорохом откатил назад.
Варенухин оторвался от нее и принялся приводить в порядок свою одежду.
Какой-то секундочки, какого-то крохотного мгновения не хватило, чтобы она испытала чувство полета, в который успела поверить.
Горячая кровь, тормозя свой бешеный бег по жилам, приливала к голове.
И все равно в тот вечер она была благодарна своему нежданному партнеру.
Но сейчас ей не хотелось думать ни о том вечере, ни о Варенухине.
Ее рука все энергичнее скользила между бедер.
Шура вдруг снова оказалась на том самом утесе и увидела накатывавший вал.
Ладно, она сейчас взлетит, пусть даже так.
Уж сейчас-то ей ничто не помешает!
Трель телефонного звонка доказала ей, что она снова ошиблась.
И пенистый вал, и утес сразу же перенеслись в какой-то другой мир.
Шура бросилась в прихожую, схватила трубку.
А вдруг, это ее мальчики звонят?!
«Ш-шалиш-шь, Ш-шурёныш-ш»… – прошипел знакомый уже голос, прошипел с таким сарказмом, словно неизвестный абонент подсматривал со стороны, чем она сейчас занималась.
Ей сделалось страшно и одновременно стыдно за то, что она сейчас голая.
Швырнув трубку в гнездо, словно та была раскаленной, Шура метнулась в комнату, схватила с кресла свой домашний халат и торопливо надела его на себя.
Ох, напрасно она успокоилась после признания Шумайлова!
Быть может, подбираются и не к нему вовсе, а к ней, Шуре?! Но зачем, зачем, ведь у нее ничего нет, кроме ее деточек!
Только не надо паниковать, не надо обмирать от ужаса!
Держи себя в руках Шурка, Шура-Шурочка!
Она громко включила музыку, бросилась за ведром и шваброй.
Надо устроить в квартире капитальную уборку, навести идеальную чистоту и порядок, и тогда черные мысли сами собой отступят прочь.
11.
Впрочем, зачем бога гневить, разве не было в ее жизни светлых сторон?
Взять хотя бы ее последнее место работы.
В понимании Шуры, это была и не служба даже, а настоящая синекура.
Офис назывался «Фонд технической мысли» и занимался, главным образом, тем, что плодил и перелопачивал груды всевозможных бумаг.
Конкретной обязанностью Шуры было сканирование и копирование печатной продукции по заказам.
Ей приносили технические газеты и журналы, брошюры, доклады и авторефераты, где другими сотрудниками были помечены звездочками абзацы, а то и целые статьи, которые требовалось сканировать, затем перевести в стандартный формат, после чего вывести на принтер и, наконец, подшить готовые листочки в отдельную папку.
Ах, да, еще позвонить заказчику и сообщить, что работа выполнена, и за ней можно присылать курьера.
При этом, за редчайшим исключением, никто, включая заказчиков, Шуру никогда не торопил.
Работу можно было сделать сразу же, но не возбранялось отложить ее на завтра-послезавтра, а то и до конца недели.
Вдобавок случались периоды, когда никаких заказов не было вообще, и уж тут в офисе начиналась вольная жизнь со всеми ее нюансами.
По части дисциплины здесь тоже не донимали особыми строгостями.
Правда, приходить на службу следовало вовремя, к половине десятого утра, да еще расписаться в журнале на вахте, а вот уйти по своим делам на три-четыре часа можно было в любое время, сославшись на «срочную встречу с заказчиком».
Но главное, в офисе платили вполне прилично, да и премии давали регулярно.
Не такие крутые, конечно, как в банковской системе, но и не по минимуму.
Во всяком случае, Шура получала здесь раза в три больше, чем на прежней своей службе, вдобавок, забыла, что такое нервотрепка.
В золоте не купалась, но на всё необходимое хватало вполне, да еще она умудрялась откладывать кое-что на «черный день».
Для нее, матери-одиночки, воспитывавшей двух сыновей-школьников, которые быстро росли, и для которых почти каждый год приходилось полностью обновлять гардероб, это «теплое местечко» стало настоящим спасением.
Разве не о такой работе мечтает всякая женщина, на которой лежит дом?!
Но как Шуре удалось попасть сюда?
Вы же понимаете, что чудес в этой сфере не бывает.
Спасибо Томиле, это она всё устроила вскоре после того, как Анатолию вынесли приговор.
Шура в тот период находилась в жутком стрессовом состоянии, и подруга, сама лишь недавно ставшая женой влиятельного человека, взяла ее под свою опеку, помогала и словом, и душевным участием, и деньгами. А затем поговорила со своим Калановым, тот позвонил кому-то, и вопрос об удобной работе для Шуры был решен в одну минуту.
В офисе ходили слухи, что Каланов сам имел какое-то косвенное отношение к «Фонду технической мысли», хотя здесь он никогда не появлялся.
Да и сама Шура уже с первых дней своей работы поняла, что одно лишь имя этого человека служит ей надежным щитом.
Ирина Григорьевна Вайновская, начальница отдела, 45-летняя женщина-вулкан с расшатанной нервной системой, регулярно устраивала разносы своим подчиненным.
Но только не Шуре, по отношению к которой демонстрировала подчеркнутую уважительность.
Впрочем, и Шура, со своей стороны, надо отдать должное, никогда не подавала той повода для раздражительности, в отличие от некоторых своих коллег.
Вообще, в их чисто женском отделе замужем была только одна сотрудница – молчаливая толстушка Виолетта, которая держалась особняком от коллектива.
Настроение же в отделе задавала группа из четырех молодых, до тридцати лет, особ, красавиц, как на подбор, причем разного типа.
Вот они-то, все без исключения, злоупотребляли возможностью надолго отлучаться с работы, даже не пытаясь придерживаться хоть какой-то очередности.
У каждой из них не было отбоя от кавалеров, менявшихся с неотвратимой регулярностью.
Все перипетии своих интимных переживаний дамы активно обсуждали вслух, притом в полный голос, порой на трагической ноте, со слезинками на глазах, но чаще, отпуская язвительные шпильки не только по адресу неверных партнеров, но и в сторону друг друга.
(Именно из их словесных дуэлей Шура узнала об уединенности дальнего уголка парка, куда и повела в тот вечер Варенухина.)
Иногда выяснения позиций перехлестывали через край, и тогда Ирина Григорьевна требовала прекратить истерику и немедленно вернуться к исполнению служебных обязанностей.
Но порой ядовитые стрелы летели и в ее сторону. И тогда Ирина Григорьевна, чьи отчаянные попытки удержать уходившую свежесть ни для кого не являлись секретом, тоже срывалась на крик, теряла над собой контроль.
Роль миротворца, в конечном счете, доставалась Шуре, и она вела ее столь искусно, что буря постепенно затихала, на лицах появлялись виноватые улыбки, после чего следовала прочувственная процедура взаимного прощения обид.
Когда мир устанавливался окончательно, Ирина Григорьевна обычно восклицала: «Шурочка, какой же вы счастливый человек, с вашим здравомыслием и уравновешенностью! Что бы мы все делали без вас?!»
И Шура, подыгрывая ей, принимала театральную позу и задорно отвечала в тон: «Кто хотел увидеть счастливого человека?! Посмотрите же на меня, это я!»
И все опять улыбались ей, вполне искренне соглашаясь с прозвучавшей оценкой.
Кстати говоря, все эти дамы тоже устроились сюда по протекции.
Включая Ирину Григорьевну, которая, по слухам, когда-то пережила бурный роман с важной шишкой из городской администрации.
Однако ни одна из них, даже начальница, не была ограждена от служебных невзгод так надежно, как Шура.
Ее защищало не только грозное имя Каланова, о котором в точности никто ничего не знал, но теперь уже и положение Томилы, слухи о влиянии которой на супруга, как и о ее давней дружбе с Шурой, каким-то загадочным образом просочились в среду сотрудников «Фонда».
Так или иначе, но когда у Томилы возникало желание пообщаться с подругой в будний день, она звонила Ирине Григорьевне, и та послушно отпускала Шурочку с работы, не задавая никаких вопросов.
Ну, чем не синекура?!
Положа руку на сердце, разве у Шуры совсем уж не было оснований называть себя «счастливым человеком»?
Со своим одиночеством она уже смирилась, давно научившись подавлять мечты о нежной мужской руке.
Да и разве это классическое одиночество, если у нее подрастали два чудных мальчика, которым она не могла нарадоваться!
Она уже договорилась с собой, что посвятит оставшуюся ей жизнь тому, что поставит их на ноги, даст им приличное образование.
Вот в этом-то и есть ее подлинное счастье!
И все было бы просто замечательно, если бы не эти необъяснимые звонки, которые, начавшись на прошлой неделе, терзали ей душу.
12.
Шура поднималась по лестнице на свой второй офисный этаж.
В руке у нее был чайник, который она только что вскипятила в бытовке внизу.
Едва она миновала лестничную площадку, где обычно царил легкий сумрак, как за спиной послышались быстрые, хотя и осторожные шаги, и в следующую секунду преследователь ущипнул ее за правую ягодицу.
Шура гневно обернулась: так и есть, Варенухин, и опять уже подшофе с утра!
– Леонид Васильевич, я, кажется, просила вас избавить меня от ваших любезностей!
– Да брось ты, Шурка! – в развязной манере, свойственной ему после принятия «на грудь», начал он. – Давай спокойно поговорим! Какая муха вдруг тебя укусила?! В парке ты не очень-то ломалась…
Шура окинула его взглядом, в котором смешались брезгливость и жалость:
– В последний раз предупреждаю вас, Леонид Васильевич: забудьте о том, что было в парке! Считайте, что это вам приснилось!
Варенухин, однако, был настроен по-боевому под влиянием винных паров:
– Да что ты строишь из себя недотрогу?! Тоже мне, цаца выискалась! Я всё про тебя знаю, Шурка, всё!
– Что такого вы можете знать про меня?! – нахмурилась она, крепче сжимая пальцы.
– Знаю, что никого у тебя нет, Шурка! Никому ты не нужна! Так и состаришься одна в холодной постели! А я – вот он! Ну же! – он сделал попытку заключить ее в объятья.
Она выставила вперед левую ладонь, а правой рукой подняла чайник выше.
– Здесь у меня кипяток, понял?! Крутой! Еще один шаг, и все это польется тебе прямо в штаны, даже не сомневайся! – нежданно для себя она плеснула кипятком на ступеньку перед ним, при этом несколько капель все же попали ему на брюки.
– Шурка!
– Уйди, говорю! Сказано: конец той истории!
Варенухин, что-то бормоча, ретировался.
А вдруг это он шипел в трубку, мелькнуло у Шуры? Да нет же! Откуда ему знать про «Шурёныша»?! И о Шумайлове он тоже понятия не имеет… К тому же, Варенухин – человек слабый, безвольный, вялый. Одно слово – горький пьяница. Ах, как же она ошиблась в нем! Теперь вот пристает, будто репейник. Но на телефонные угрозы духу у него не хватило бы. Звонивший незнакомец обладал энергией, пускай недоброй и подлой, но энергией, она сразу почувствовала это по его голосу. Потому-то и натерпелась страху.
Нет, Варенухина тоже можно исключить из списка.
Но кто же тогда остается в этом списке, кто?!
Дверь отдела открылась, из кабинета выглянула Лена Веретенникова, крашеная блондинка:
– Ой, Шура! Тебя к телефону!
– Кто спрашивает?
– Какой-то мужчина, но он не представился. – Она хихикнула: – Похоже, что из крутых. Слышала бы ты его голос!
По спине Шуры пробежал холодок: а вдруг это он, ее безжалостный преследователь-невидимка?!
Вот сейчас прошипит снова в трубку, а у нее на целый день будет испорчено настроение.
– Ну, что же ты медлишь? – удивилась Леночка.
– Да-да, я сейчас…
Поставив чайник на столик для полдников, она прошла к аппарату.
– «Фонд технической мысли», слушаю, Будилина! – в привычной манере произнесла она, несмотря на волнение.
– Александра Михайловна? – густым басом уточнил абонент.
Нет, он не шипел, но уже в следующую секунду Шурочка, узнав его по голосу, едва удержалась на ногах.
Ибо человек, находившийся на другом конце провода, был ни кто иной, как Каланов.
Никогда прежде, ни разу за весь период замужества Томилы, он не звонил Шуре и даже не обращался к ней напрямую с каким-либо вопросом в тех редких случаях, когда они пересекались в домашней обстановке.
Она не успела еще осмыслить ситуацию, как первая же фраза Каланова окончательно сбила ее с толку.
– Вы уже обедали, Александра Михайловна?
Ух, ты! Он обращался к ней на «вы», да еще по имени-отчеству!
– Да… нет… собираемся с девочками… – растерянно пробормотала она.
– Давай-ка пообедаем вместе, не возражаете? Я вас приглашаю. Через полчаса буду ждать в машине в конце квартала, за углом. Не надо, чтобы ваши коллеги видели нас вместе, согласны?
– Да-да, конечно, я понимаю…
Но она ничего не понимала. Она пребывала в полном смятении.
– О нашем разговоре никому ни слова, особенно Томиле. Ну, до встречи!
Господи, что же означает это приглашение?!
13.
Везет же ей в последнее время на званые обеды с людьми из другого мира!
Сначала Шумайлов, теперь вот Каланов.
Но зачем ее зовет этот загадочный человек?
А вдруг он что-то узнал?
Вдруг начнет расспрашивать про любовные тайны Томилы?!
Чуточку успокаивало лишь то, что в медном басе Каланова она не уловила агрессивных ноток.
Но разве угадаешь, что на уме у столь властной персоны?!
Томила не раз повторяла, что она из своего Триши веревки вьет.
Может, и так.
Но Шуре он внушал один лишь священный ужас.
В этом чувстве, как ни странно, отсутствовала неприязнь, напротив, Каланов был даже по-своему симпатичен ей своей основательностью, монументальностью, всем своим суровым обликом, который ассоциировался с представлениями о порядке.
Всё же должны были существовать в неприкаянном обществе люди, при одном взгляде на которых рядовой человек преисполнялся серьезности, вспоминал вдруг, что делу – время, а потехе – только час, и этот час давно прошел.
Каланов, несомненно, был каким-то очень крупным начальником, точнее, боссом, организатором и руководителем мощной государственной корпорации, но какие именно рычаги он держит в руках, не знала даже Томила, как она ни подбивала клинья.
Дома он никогда не говорил о делах, и очень твердо поставил себя так, что Томила не задавала лишних вопросов, точно так же, как он не допытывался относительно ее романов.
Бесплатный фрагмент закончился.
