Читать книгу: «Ангел для Демона», страница 4

12. Ангел

Папа с мачехой встречают меня перед домом. Стоят спиной к фонтану, отец обнимает Аню. Его рука покоится на талии женщины, обтянутой тканью модного чёрного платья.

Совсем не изменилась. Всё та же высокая, статная молодая дама с ярко-рыжими волосами и личиком, способным конкурировать с любой из мисс вселенных. На её фоне отец выглядит совсем взрослым. Некогда блондинистые волосы подернуты безжалостной сединой, сам он заплыл, пополнел. Перестал уделять своему здоровью должное внимание, позволив быту и делам компании поглотить его целиком, со всеми потрохами.

Выхожу из автомобиля, не дожидаясь, когда водитель откроет двери. Спрыгиваю на гравий и подбегаю к родному человеку, наплевав на все правила этикета, которыми меня пичкали с самого рождения. Сейчас мне хочется быть просто Катей, а не папиной принцессой. На несколько секунд, позволяю себе расслабиться и стать обычной девушкой, без золотой ложки во рту и груза обязательств на плечах.

– Пап, – тону в его объятиях, вдыхаю дорогой аромат мужского парфюма с нотками виски и закрываю глаза. На миг даже, кажется, что ничего и не было. Не было боли и потерь, не было двух лет одиночества. Я словно и не уезжала никуда. Была здесь. Рядом с ним со своим героем и защитником. – Я скучала по тебе…

Отцовские руки сжимают меня так крепко, что перехватывает дыхание. Папа никогда не умел контролировать свои силы. У него всё всегда было через край. И радость, и горе. И любовь, и ненависть. И счастье, и гнев. В этом и есть его натура. В этом и есть он сам.

– Я тоже, принцесса, – чуть отстраняется, чтобы обхватить моё лицо и заглянуть в глаза. Пристально так, словно пытается прочитать что-то во взгляде. – Как хорошо, что ты вернулась!

– С возвращением блудной дочери, – на папино плечо опускается изящная ладонь мачехи. Длинные алые ногти сразу бросаются в глаза, переключают внимание на их обладательницу. – Надеюсь, в этот раз обойдёмся без новых проблем. Катерина же у нас девочка с характером, – наши взгляды встречаются: её – кошачий и мой – вопросительно-негодующий. – Она же не может без приключений…

– Анна, – тянет отец. Негромко так, но со скрытой угрозой. Будто на кнопку выключения нажимает или машет перед ней воображаемым кулаком. Мол, ты знаешь, что за это будет.

А она знает. Замечаю по, расширившимся от страха, зрачкам и резкому выдоху. На высоких скулах сквозь слой тонального крема проступает бедность.

Женщина отдёргивает свою руку, словно, обжигаясь. Скрещивает перед собой, подпирая аккуратную высокую грудь. Награждает меня недовольным взглядом и шипит:

– Добро пожаловать домой, – а сама смотрит куда-то в сторону, сквозь меня.

Разворачивается и уходит в дом. Гордо. С прямой спиной и походкой от бедра. Истинная королева. Только вот я помню её совершенно другой. Настоящей. Какой она была до замужества. До всех этих пластических операций.

– Не обращай на неё внимания, – сквозь хоровод мыслей, слышу голос отца. Заставляю себя улыбнуться.

– Всё в порядке, – сжимаю его запястье, кладу голову на плечо. – Главное, что я здесь. С тобой.

***

Оставив чемоданы с вещами внизу, начинаю подниматься по дубовой лестнице. Ладонь медленно ползёт по перилам, а глаза бродят вокруг, рассматривая стены и картины, которые не видела долгих три года. Кажется, дом совсем не изменился с тех пор. Только фотографии в рамках другие. Раньше здесь были мы: мама, папа и я. Теперь же, благодаря стараниям мачехи, не осталось ни одного упоминания о нашей прошлой жизни. Словно и не было никогда мамы. Отец не женился на ней, не было счастливых пятнадцати лет брака…

Чувствую, как глаза начинает щипать от подступивших слёз. Негодование и обида бьют в груди тяжёлыми молоточками, а сердце болезненно сжимается. Как же легко человек забывает! Просто, раз – и всё, нет никаких неугодных воспоминаний. Ничего. Пустой холст, на котором можно заново нарисовать свою жизнь. Такую, о какой мечтаешь. Без лишних теней и пятен.

Дойдя до нужной двери, поворачиваю ручку и вхожу в свою старую комнату. Словно возвращаюсь в прошлое, которое заперла здесь три года назад. Или два? Всё время теряюсь в счёте времени, когда начинаю рассуждать на эту тему. Можно ли считать год, проведённый в коме, за жизнь? Прожила ли я его?

Улыбаюсь собственным мыслям и замираю напротив рабочего стола. Папа говорил, что не менял здесь ничего с тех пор.

– Мы сохранили всё так, как было до аварии, – сказал он, поддерживая меня под руку. 

День выписки из клиники я помню очень смутно. Кажется, тогда мы не возвращались домой. Меня, почти сразу же, отвезли в санаторий, куда-то на Чёрное море. 

– Все твои зарисовки, чертежи. Всё осталось. Даже мольберт не стали убирать. Ваши с Костей фотографии… Я подумал, ты сама должна решить, что с ними делать… 

Протягиваю ладонь и кончиками пальцев касаюсь стекла. Небольшой прямоугольник, на котором запечатлён момент из моего прошлого. Один из тех дней, которые я забыла.

Всматриваюсь в знакомое лицо молодого мужчины. Заглядываю в его добрые карие глаза, рассматриваю мягкую линию губ и улыбку. Пытаюсь пробудить в голове хоть что-то, что могло бы напомнить мне о нём. О наших отношениях. О ребёнке, которого я потеряла…

Боль в затылке нарастает. Покалывание перемещается к вискам, отдаётся тяжестью в веках. Глаза наливаются кровью, начинает сильно щипать. Дышать становится тяжело, будто лёгкие разодрали в клочья.

Отдёргиваю пальцы от фотографии Кости, отворачиваюсь.

Вдох, выдох, Катюш. Дыши! Глубоко и ровно. Всё хорошо. С тобой всё будет хо-ро-шо. 

– Почему я тебя совсем не помню? – произношу в пустоту, мазнув взглядом по светло-голубым стенам. – Ты здесь и одновременно далеко. Друг и незнакомец в одном лице…

Постукивание костяшек по дверному косяку выводят из оцепенения. Папа стоит на пороге, смотрит на меня с плохо скрываемой тоской во взгляде.

Чувство вины перед ним захлестывает с головой, перекрывает все остальное. Он столько всего натерпелся из-за меня…

– Вы очень любили друг друга, – слышу его голос. Тихий, но уверенный. Впрочем, как и всегда. – Константин был твоим водителем и телохранителем в одном лице. О ваших чувствах я узнал, когда ты уже была беременна от него. А потом…

– А потом случилась авария, – заканчиваю за него его же словами. – Да, пап, я знаю. Ты рассказывал мне эту историю десятки раз. Только… я всё равно ничего не помню. Может, – смотрю на него из-под длинных ресниц, готовая расплакаться, – я действительно того? Сошла с ума. Врачи говорили…

– Нет, – грозно перебивает отец. Отталкивается от стены и движется на меня. – Мало ли, что говорят эти оборотни в белых халатах? Мы же знаем, что ты в порядке, – кладёт руку мне на плечо, медленно поворачивает к себе лицом и обнимает. – Катюш, я вырвал тебя из лап смерти. Ты не представляешь, что со мной было в тот чёртов год, пока ты была в коме. Врачи не давали никаких шансов. Говорили, что ты безнадёжна. А я верил! Знал, что ты не оставишь своего старика. Не бросишь как мама. И ты вернулась. Выжила, вопреки всем прогнозам. Я думаю, потеря памяти в данном случае, это мизерная цена, которую мы заплатили за твою жизнь. Ты со мной согласна?

Крик протеста застревает в горле до тех пор, пока не исчезает вовсе.

Нет! Нет! Нет! Отбивает в голове пульс, а я молчу. Не могу заставить себя заговорить. Нельзя. Что-то мешает. Запихивает слова обратно.

Я потеряла не только память. Та авария забрала у меня ребёнка. Моего малыша, которого я так и не увидела. Не поняла, каково это – чувствовать себя беременной, знать, что под твоим сердцем развивается маленький человечек. Я потеряла его вместе с Костей. Вместе со своей памятью. Я потеряла в той аварии всё…

– Ты прав, – выдавливаю из себя. – Пойдём отсюда. Не хочу находиться здесь. Я остановлюсь с одной из гостевых комнат.

13. Ангел

– Катюш, улыбнись, – просит отец, посылая одному из своих гостей приветственный кивок. – Я же для тебя организовал этот вечер. В честь твоего возвращения домой.

Пришлось постараться, чтобы не поморщиться и не выдать ему своего истинного отношения. Переполненный зал ресторана – это не тот сюрприз, который я ждала от папы. Когда он сказал, что приготовил для меня подарок, я могла представить себе что угодно, но только не пытку в компании его деловых партнёров и друзей.

– На приёме присутствуют все мои компаньоны по бизнесу, – продолжал папа, поддерживая меня под локоть. – Ты же не хочешь выставить своего старика в плохом свете?

Давление пальцев на сгиб локтя усилилось. На миг я даже подумала, что он сделал это специально. Захотел силой заставить меня подчиниться…

Но папа улыбался. Открыто. Искренне. С любовью. Он не мог желать мне зла. Это просто невозможно.

– Что ты такое говоришь? – губы сами собой разошлись в традиционной ангеловской улыбке. – Я сделаю всё, как ты скажешь, папуль. Не переживай.

Отвернувшись, взяла с подноса бокал шампанского. Холодный хрусталь вмиг покрылся испариной, весёлые пузырьки дорогого напитка заплясали в такт музыке.

Всего пару часов мучений, и я смогу вернуться домой. Позвоню Саше. Мы не говорили с ним с тех пор, как я приземлилась в аэропорту Калининграда. Он просил не тревожить его, так как будет занят на съёмках. У Саши на носу персональная выставка. Первая в карьере перспективного фотографа. Хочет, чтобы всё было идеально.

И я его прекрасно понимаю. Не знаю, как бы вела себя сама, если бы мне выпала возможность выставить свои работы в одной из лучших галерей Парижа…

Хотя, в моём случае, это всего лишь мечта. Никому не нужна заурядная художница с кучей тараканов в голове. Все мои картины – это чёрно-белая графика, которую могут понять лишь немногие. Такие, как мой Саша.

Тайком принялась разглядывать колечко, подаренное любимым. Небольшой бриллиант в обрамлении нескольких крошечных сапфиров, искрился и переливался в мягком освещении.

– Вообще, на помолвку принято дарить бриллианты, но тебе пойдут именно сапфиры. Такие живые и таинственные, как ты…

Когда вокруг отца собралась компания мужчин в строгих костюмах, я поспешила ретироваться. Не люблю слушать нудные речи больших дяденек. Они всё время говорят только о делах, обсуждают новые проекты и прибыль. Порой кажется, что в груди у них бьются не сердца, а калькуляторы. Специальные вычислительные машины, которые запрограммированы исключительно на поиски новых способов обогащения. Скучно и неинтересно.

К счастью, мне удалось пройти в дамскую комнату, не привлекая к себе лишнего внимания. Заперев за собой дверь, замерла напротив огромной зеркальной стены.

Из отражения на меня смотрела настоящая принцесса. Блондинка ростом чуть выше среднего с хрупкой кукольной фигурой, огромными голубыми глазами и невинным личиком. Длинное платье в пол из синего шёлка выгодно подчёркивало тонкую линию талии и небольшую грудь. Волосы мягкими волнами спускались на плечи и спину, обрамляя высокие скулы.

Красивая. Мне всегда это говорили, с самого детства. Девочка, которая разобьёт не один десяток сердец…

Только вот мне это не нужно. От слова совсем. Привлекать к себе лишнее внимание, быть в эпицентре каких-то событий – это не для меня. Я не тот человек, который чувствует себя уютно под прицелом сотен пар глаз. Понимает ли это папа? Не думаю. Ему вообще не до моих страданий.

Вся его жизнь – это постоянная игра на публику, умение создавать вокруг себя ажиотаж. Он – успешный бизнесмен, филантроп и меценат, один из самых богатых людей нашего города. С самого рождения мне внушали сей неоспоримый факт, против которого бессмысленно предпринимать что-либо. Смирись и соответствуй – вот принцип, которому я обязана следовать. Всегда.

Прислонившись к мраморной столешнице, сделала несколько протяжных вдохов, чтобы насытить кровь необходимым количеством кислорода. Когда рябь в глазах утихла, вытащила из клатча смартфон и набрала номер Саши. Захотелось услышать его голос. Спокойный и уверенный. Сказать, что люблю его и очень скучаю.

Только вот любимый, кажется, не спешил отвечать на мои звонки. Длинные гудки шли до тех пор, парка не произошёл автоматический сброс вызова. Снова.

– Почему ты не отвечаешь?

– Жениху звонишь? – вопрос Ани ввёл меня в ступор. Дёрнувшись словно нашкодивший ребёнок, убрала телефон в сумку и обернулась.

Мачеха стояла за моей спиной и поправляла макияж. Маленькая подушечка умело прыгала по лицу женщины, нанося необходимое количество пудры.

– Чего застыла, будто статуя? Думаешь, мы не знаем, чем ты там занималась в своей академии?

Делаю шаг вперёд, сокращая расстояние между нами, и замираю за спиной Ани. Наши взгляды пересекаются в молчаливом поединке.

– И чем же я там занималась? Аж самой интересно узнать. Просвети, а, – напряжение в воздухе растёт, атмосфера накаляется. Если бы можно было убить человека глазами, одна из нас уже точно должна была лежать на кафеле хладным трупом.

Мои слова достигли своей цели, потому что ухоженное личико мачехи перекосилось от злости. Со стуком поставив тюбик помады на край раковины, резко поворачивается ко мне лицом. Чёрное платье шуршит при движении, создавая небольшой ветерок.

Секунду Анна смотрит на меня с нескрываемой ненавистью и презрением. Сбрасывает маску радушия и показывает своё реальное отношение. Но длится это всего миг, после которого губы её растягиваются в снисходительной улыбке, в зелёных глазах появляется уже знакомый триумфальный блеск.

– Возомнила себя шибко умной, да? – шаг вперёд, и мы уже стоим нос к носу. – Думаешь, раз отец позволил тебе уехать, значит, всё? Выросла? Здравствуй, свобода? – короткий злой смешок пронзает слух. – Мне тебя искренне жаль, Катюш, – с удовольствием наблюдает за тем, как меня передёргивает от этого обращения. Словно кто-то ножом по сердцу скребёт, старые раны ковыряет. – Всё это время, пока ты создавала видимость самостоятельной жизни, люди твоего отца следили за тобой двадцать четыре на семь. Мы знали о тебе всё, детка. Абсолютно всё. И про парня твоего. Этого нищеброда. Как там его? – хмурится, делает вид, будто вспоминает. – Рябинин Александр Константинович…

Меня словно ударили чем-то по голове. Дубиной. Арматурой. Неважно. Только в ушах зазвенело. Громко так, до разрыва барабанных перепонок. Голова закружилась, а перед глазами запрыгали чёрные точки. Стало трудно дышать.

Пошатнувшись, вжимаюсь спиной в холодную стену в поисках необходимой опоры. Надо заставить себя ничего не чувствовать. Отключить сознание и не думать.

Вдох-выдох. 

Ты справишься. 

Ты сильная девочка. 

– Откуда? – на большее сил нет. Смотрю на Аню в ожидании ответа. Только вот она не спешит мне его давать. Наслаждается моментом моей полной дезориентации. Ей доставляет удовольствие причинять мне боль. Сегодня она доказала это.

– Я же сказала, – закатывает глаза и снова отворачивается к зеркалу. Берёт в руки алую помаду и наносит на пухлые губы. – Твой отец нанял специальных людей, которые пасли тебя и твоего женишка. Если он ещё ничего не сказал о твоей выходке с помолвкой, так это временное явление. Не хочет расстраивать тебя в первый же день. Надо же разыграть для публики образ счастливого воссоединения семьи.

Сквозь густой туман слышу щелчок закрывающегося замка. Анна поправляет своё платье, перебрасывает через плечо тонкую цепь клатча и снова смотрит на меня. На этот раз с жалостью.

– И кольцо это убогое, – взглядом указывает на мою левую руку, – советую снять. Не позорься. Тем более, вопрос с твоим замужеством уже давно решён. Ты же не думала, что отец позволит тебе самой выбирать себе мужа? Не будь такой наивной, Катерина. В этой жизни есть только два типа людей: одни решают, другие – подчиняются. Думаю, мне не нужно объяснять, к какой группе относишься ты?

14. Демон

– Мне нужен переводчик с французского, – гаркаю в трубку, не сводя глаз с перепуганного лица девушки. Молоденькая медсестра смотрит на меня глазами-блюдцами, прижав к груди папку с историей болезни Саши. – И подготовьте мне подробное досье на Ангелова. Чем занимается, в каких делах замешан. Достаньте всю подноготную на этого мудака. Всё дерьмо, какое только сможете найти. Ясно?!

– Да, Демид Александрович. Сделаем. Ещё какие-то распоряжения будут?

Отвернувшись от перепуганной девчонки, отошёл к окну. Прошло уже несколько часов с тех пор, как я приехал в клинику, а врачи ещё ничего не сказали. Полчаса назад в операционную отправилась вторая бригада хирургов. Кажется, вся больница собралась там, за этой стеной, и борется за жизнь моего племянника.

– Достаньте ключ от квартиры Александра. Хочу знать, чем он жил всё это время. И, – на секунду задумался. Ярость поднялась по телу, достигнув головного мозга и отозвавшись тяжестью в груди. – Синхронизируйте все его контакты, перешлите на мой телефон.

Закончив разговор, убрал смартфон в карман пиджака. Руки немного подрагивали, но старался не обращать на это внимания. Главное, не выйти из себя. Пока.

Я найду способ выплеснуть злость, но позже. После того, как удостоверюсь, что с племянником всё будет в порядке.

Не обращая внимания на сбивчивую речь медсестрички, прошёл мимо неё и вызвал лифт. Скоро приедет единокровная сестра, надо её встретить, подготовить.

У нас с Анастасией пять лет разницы в возрасте. Наш отец бросил её мать, когда Насте было четыре года. Он ушёл к любовнице, моей маме, , а через год на свет появился я – долгожданный сын и наследник Уварова. Его радость и проклятие в одном лице…

Автоматически двери плавно расходятся, выпуская меня на волю. Иду быстро, спешу покинуть здание и выйти на воздух. Глотнуть кислорода, успокоить расшатанные нервы.

Вечерний Париж встречает меня прохладным ветерком и шумом, от которого звон в ушах только усиливается. Прохожу мимо группы врачей и падаю на первую попавшуюся скамью.

Откинув голову, смотрю на листья клёна, что возвышается надо мной. Слежу за слабым танцем веток, только бы не давать воли эмоциям. Отвлечься. Не думать. Не вспоминать, чёрт возьми! Не вспоминать!

В то, что авария была «случайной» я никогда не поверю. Чую присутствие Ангелова. Его методы работы. Грязные, мерзкие. Как и он сам. Этот не умеет воевать честно. Всегда бьёт в спину. Исподтишка. Целясь в самую больную точку, чтоб наверняка.

Не смог проглотить истории с дочерью. Три года ждал, чтобы поднять голову и нанести ответный удар. Решил через крестника действовать? Специально свёл его со своим падшим ангелом? Чтобы пробраться как можно ближе…

– Сука! – процедил сквозь зубы и ударил кулаком по скамье. Сильно. До хруста деревянных перекладин. До разодранной кости ребра ладони. – Уничтожу. Всю семейку закопаю.

– Держи друзей рядом, – в памяти всплыли слова Ангелова, брошенные им в пьяном угаре, – а врагов ещё ближе. Если ты уверен в своих силах, это ещё не повод недооценивать противника… 

Схватившись за голову, сдавил черепную коробку так, что в висках затрещало. Желание раскрошить врага било нескончаемым фонтаном, заставляя снова и снова возвращаться на тёмную тропу. Свернуть с прямой, вопреки данной клятве.

Я ведь хотел начать всё сначала. После той истории с Катей, решил положить конец всему. Отомстил же. Причинил боль, заставил пережить всё то же, что и я. Сломал дочь врага и выкупил обратно жизни любимых. Но спокойствие так и не наступило. Удовлетворение не пришло. Мой удар оказался недостаточно сильным, раз она смогла восстановиться после него. Вернулась, чтобы нанести ответный.

Как же я мог ошибиться в девчонке?! Недооценил тварь. Поверил невинному личику и ангельским глазам. Позволил себе уйти, не доведя дело до конца.

В кармане пиджака завибрировал смартфон, отвлекая от встраивания логической цепочки. Вытащим телефон, открыл электронную почту и запустил синхронизацию.

Загрузка шла мучительно долго. Казалось, ползунок двигался со скоростью черепахи, специально действуя мне на нервы. Процент за процентом выгружалась и чаша моего терпения.

Девяноста девять… Сто!

На экране высветилось новое окошко. Телефон в телефоне начал работать. На обоях стояла её фотография.

Она улыбалась мне сквозь закалённое стекло, сияя небесно-голубыми глазами. На щеках виднелись маленькие симметричные ямочки, в руках она держала кусок графита, из-за чего тонкие пальчики испачкались в чёрный цвет. Но ей было всё равно. Она не обращала на это внимания. Ничто не могло испортить её настроение.

Выплюнув очередное ругательство, открыл телефонную книгу. Три пропущенных вызова от Конфетки высветились красным цветом, мозоля глаза.

Конфетка, значит? Такая же сладкая?

Почувствовал, что начинаю терять самообладание. При мысли о том, что племянник пробовал её на вкус, давление подскочило до критической отметки. Кровавая пелена заволокла взгляд, желваки нервно задёргались.

Пока пытался восстановить дыхание, телефон в руках снова завибрировал. На экране высветились ещё одна фотография Ангела, а под ней две трубки: зелёная и красная…

С минуту, смотрел на изображение девушки, пока очередной звонок не ушёл в копилку пропущенных. Сама сбросила. Не стала дожидаться автоматического отключения.

– Ты ещё ответишь за свои игры, Катенька, – прошептал в пустоту и убрал смартфон в карман. – На этот раз, я так легко не отпущу тебя.

Цокот каблуков по асфальту отвлёк от размышлений. Оглянувшись, натолкнулся на зарёванное лицо сестрицы.

Анастасия поднималась по ступеням, не отрывая от меня взгляда. Глубокие карие глаза смотрели на меня с ненавистью и презрением, к которым прибавилась ещё и скрытая угроза.

Медленно поднялся на ноги, застыв в ожидании. Она остановилась в метре от меня.

Невысокая женщина с трудом доставала до моего подбородка, одетая в белоснежный брючной костюм. Кажется, я выдернул ее с очередного светского раута, огорошив новостью о сыне.

– Что с моим мальчиком? – спросила глухо, сжимая в руке небольшую сумочку из крокодильей кожи.

– Авария. Разбился на мотоцикле. Мои парни работают на месте, чтобы выяснить подробности.

– Если окажется, что этот как-то связано с твоими делами… – начала сестрица, вычтавив вверх указательный палец.

Схватив её за руку, резко дёрнул на себя. Она тут же замолчала, вскинув вверх упрямый подбородок.

– Не смей. Мне. Угрожать, – произнёс медленно. – Мои дела тебя не касаются. Это понятно?

Упрямо молчит. Смотрит на меня так, будто мечтает пристрелить, но сказать ничего не может. Боится. Знает, что со мной так нельзя.

– Я вопрос задал.

– Да, – запинается. – Я всё поняла.

Резко разжимаю пальцы и выпускаю тонкое запястье. Окидываю женщину коротким взглядом.

– Вот и отлично. А теперь, иди к сыну. Продолжай играть свою роль. Ты же ради этого здесь?