Читать книгу: «Инцидент», страница 2

Пока же у нас небольшой «Инцидент», где рассказано о том, как появился тот самый Машинариум. И «Дед», где речь о людях и непростом их житье-бытье на ядерной помойке.

Обе повести случились в 2013 году в преддверии выхода игры. Работа на «игро-стройке» была проделана просто огромная. Ребята из Северодонецка, Луганска, Москвы, Харькова, Питера, Киева трудились в поте лица и полном гармоничном сотворчестве. Никто и не вспоминал даже, кто в коллективе клятый москаль, а кто хохол или даже еврей. Кто бы тогда мог помыслить, что со всеми нами случится всего год спустя. Я – точно не мог, ибо основные резервы ума были заняты не политологией, а «Новым Союзом», который должен был вот-вот и… Ну вы поняли.

Словом, наша праца була прекрасна і потрібна людям.

И вот как-то в июле раздаётся звонок. Второй продюсер «1С Софт-клаб» Дима Мальцев на линии.

– А что, Клим, – сказал он, – осилишь ли ты быстро написать две повести про «Новый Союз»? Нам для сайта нужно, чтобы публику подогреть.

– Да легко и даже с радостью! – ответил ваш покорный слуга.

Так как я был по уши в материале, придумать темы и утвердить их у руководства заняло дня два. А потом я обмакнул перо и погнал вольную строку. За двенадцать суток удалось набросать, вдумайтесь, двести тридцать страниц – почти десяток авторских листов. Невозможный для меня КПД, ибо ваш рассказчик – человек ленивый и недисциплинированный. Обычная результативность – пятнадцать тысяч знаков в рабочую смену, что даёт в итоге шесть-семь страниц.

Повести ушли в 1С и… что-то пошло не так.

Релиз откладывался, откладывался и ещё раз откладывался. «Новый Союз-2013» превратился в «2014». Сменился год. И аккурат на мой день рожденья – 29 марта – Дима Морозов написал всем, что 1С проект заморозило, конец истории, все расходимся.

А повести остались.

Я подождал пять контрактных лет и ещё немного сверх того. И теперь вы можете прочитать, что же мы там понаписали. Ну и отхватить малюсенький кусочек всех наших задумок, которые так и не воплотились в большую игру.

Надеюсь, не совсем вхолостую мы молотили почти два года. Но вынужден повториться: судить об этом не мне, а вам, уважаемый читатель.

Информацию по Инциденту БС-27-01, согласно распоряжению генерального секретаря КП СССР, приказываю переместить в Особую Папку и присвоить гриф СС (Совершенно Секретно) и ДСП (Для Служебного Пользования). Установить высший секретный допуск и приоритет «Красный». Весь персонал, не имеющий такового, но причастный к Инциденту, приказываю подвести к подписке о неразглашении по протоколу «красного» приоритета.

Генерал МГБ Кречет.

Из приказа по МГБ СССР от 28.07.2001

Очередной победой советской науки, работающей в неизменной смычке с промышленностью, явился пуск первой очереди разгонного трека объекта «Кольцо». Ещё вчера само название ничего не говорило гражданину СССР, а слова «разгонный трек» в лучшем случае ассоциировались со спортивными гонками. Сегодня же вся страна празднует триумф отечественной науки и экономики! Ведь этот трек, товарищи, предназначен, вдумайтесь, для вывода управляемых космических аппаратов на высокие орбиты и последующих полётов на Луну! Именно оно, наше ночное светило, оказывается этапной вехой в развитии цивилизации, всего человечества! Только на Луне можно добыть радиоактивный изотоп гелий-3 – незаменимое топливо для управляемого термоядерного синтеза. И пусть вокруг столицы нашей Родины клубятся смертоносные аномальные зоны, пускай «горят» пятна радиации – раны далёкой войны! Стройка ведётся механизмами полностью автономно, без участия человека! Самообучающийся супер-ЭВМ «Сетунь-2000» является «мозгом» этого прорывного проекта…

Из газеты «Правда» от 01.05.2001

Григорий Аполлонович с шелестом свернул газету. Немного подумав, он развернул лист обратно, всё так же – с шелестом. Поверх бравурной передовицы (аж в ушах звенело от парадной бронзы и звонкой меди) утвердился стакан в подстаканнике, издавший динь-дили-дон от соприкосновения со столешницей. Стакан говорил о близком чае. Его хозяин мечтал о том же.

– Определённо пора выпить чайку, – решил Григорий Аполлонович.

Но при взгляде на строки в основании подстаканника и частично скрытое им фото он остановил выбор на кофе. Кофе – это куда больший энергетический выход.

Грузный мужчина чуть за пятьдесят, занимавший кабинет, был облачён в военный комбинезон без знаков различия, который ему удивительно не шёл. Согласимся, что высокий лоб, лысина, властная складка губ, широкие плечи, простительный живот и мощный бас (он даже думал басом) куда лучше гармонируют с тройкой угольного оттенка, галстуком и белой рубашкой.

Да и кабинет был в очень серьёзных кавычках. Так себе кабинетик. Скорее каюта размером в два купе древнего спального вагона. Откидная койка и откидной же стол у одной стены, батарея приборов и шкал на другой в комплекте с ансамблем не то телефонов, не то раций. Словом, работать, спать и кушать подано в одном и том же помещении.

Григорию Аполлоновичу Бальмонту, заместителю директора государственного треста «Спецмонтаж», было не привыкать. Управленец высшей категории, отличный организатор и эксперт по работам в экстремальных условиях за двадцать лет службы сменил немало подобных кают. И трудно сказать, где ему было комфортнее: в родном кабинете треста с могучими бетонными сводами подземной столицы – Победограда – над головой или здесь, в поле.

Здесь, в поле, разворачивалась грандиозная стройка. Объект «Кольцо» должен был замкнуть территорию разрушенной и радиоактивной Москвы по линии Зеленоград – Звенигород – Апрелевка – Троицкий – Домодедово – Бронница – Ногинск – Красноармейск – Дмитров. Миллионы тонн земли, напряжённого железобетона и стали вкупе с тысячами километров кабеля, электрических индукторов и прочей машинерии, отлитые в невероятное количество работочасов и тераватты электроэнергии, были призваны обратиться самой сложной конструкцией в истории человечества. Разгонным треком, который сможет возносить многотонные космические корабли на высокую земную орбиту. А там… мечта мальчишек с пылкими сердцами: Луна!

И гелий-3, который, если верить комиссии во главе с академиком Кадомцевым, только и мог решить энергетические проблемы страны, едва-едва оправляющейся после ядерных ударов 1962 года.

Гелий-3, мечта куда менее пылких мальчишек возрастом сорок плюс, должен был дать жизнь Токамаку – тороидальной установке управляемого термоядерного синтеза, что монтировали сейчас под Лыткарино.

Но гелий – на Луне, куда попасть Бальмонту по состоянию здоровья никак не светило. А он – здесь, в районе Троицка. Точнее, в районе брошенной по причине войны стройки – несостоявшегося научного городка на окраине города. Сдача планировалась на 1963 год, но… не вышло. И светит ему задача по типу «или грудь в крестах, или голова в кустах». Потому что вот она – передовица в «Правде». «Прорыв», «этапное», «победа», «никогда прежде», «отечественной науки», «гордо реет», «для всего человечества» и так далее. То есть попробуй обгадиться, товарищ Бальмонт!

Передовица на столе, попираемая подстаканником, а в семи кэмэ начинается пятно радиации – след донельзя грязной водородной бомбы с американского бомбардировщика Б-52, который вывалил груз на неповинный лесной массив, уклоняясь от мстительного изделия 5В24 (ракеты ПВО установки С-125 «Печора»). Не уклонился. Но дел наделал.

Это были цветочки. А ещё дальше «ягодки», рядом с которыми стометровая дыра в земле с остаточным фоном в полный мешок рентген – цветочки. Ягодки – это аномальная зона, где буквально роятся «пекла» и «планетариумы», а недавняя русская берёзка норовит убить путника хищным корневищем. Добавь сюда «рутину» в виде незаконных банд-формирований, разливов рек и прочее, и получишь «комплексную проблему» да язву желудка по окончании работ. Или инфаркт.

Поэтому – кофе.

– Анатолий! Плесни «помоев»! – бросил Бальмонт в интерком.

– Так точно! Есть «помои»! – отрапортовал голос вестового.

В дверь постучали.

Осторожный вопрос:

– Разрешите, Григорий Аполлонович?

Секундное раздражение: «Вот ведь, а?! Даже кофе не выпить в тишине!» – и, конечно:

– Да, да, войдите.

Дверь растворилась, на мгновение впустив в кабинет техногенно-военизированный интерьер приёмной, которую все именовали, не чинясь, предбанником, и затворилась, впустив заодно и главного инженера на проекте – Тихона Евгеньевича Сидоренко.

– Ты, Григорий, аккуратнее с личным составом! Ведь плеснут!

– Чего плеснут? – не понял Бальмонт.

– Помоев, Григорий! Помоев! Вместо кофе! Ты ж сам просил!

– У нас, Евгеньич, такое кофе, что без разницы.

– Кофе, вообще-то, мужского рода, – язвительно заметил инженер, усаживаясь на стул подле начальства.

– Смешно пошутил, одобряю! Ты сегодня прям в ударе! Чего пришёл? С чем умным, воодушевляющим или опять тачка проблем?

Вольности Сидоренко вполне дозволялись. Заслужил. С глазу на глаз, естественно, но всё же. Во-первых, Сидоренко замдиректора знал четверть века. Вместе были сожраны пуды и пуды соли, свёрнуты горы и выпиты десятки победных рюмок водки. Во-вторых, Сидоренко был специалист из разряда ключевых. Он отвечал за монтаж, пуск и работу ЭВМ «Сетунь-2000».

Именно «Сетунь» должна была руководить проходкой особо опасных зон в автономном режиме. Именно она управляла армией роботов – основных строителей объекта. Именно она фактически рассчитывала и планировала ход работ на тактическом уровне, по сути, являясь заместителем Бальмонта. Он лишь контролировал и направлял электронный мозг, что его ужасно нервировало.

Прогресс не остановить, нет вопросов. Однако опытный, опытнейший управленец в силу возраста и инерции мышления никак не мог взять в толк: если ваша ЭВМ такая умная, тогда за каким хреном здесь я?

Но без «Сетуни» никак. Не погонишь людей в радиацию и аномалии! Не погонишь! А роботов – запросто, им всё равно. А кто будет ими управлять? Вот то-то.

Словом, когда есть человек, отвечающий за работу твоего электронного зама, такому человеку прощается и разрешается многое, почти как жене Цезаря.

Другая «жена Цезаря», то есть «Сетунь», кстати, вкалывала без замечаний уже две недели. О чём Сидоренко и доложил.

– Прямо всё-всё в порядке? То есть я сейчас могу взять «Алтай» и по беспроводке связаться с Главным и сообщить: так, мол, и так, Захар Иванович, первая очередь работает и будет сдана в срок? – уточнил Бальмонт, прищурив глаз, уже не такой зоркий, как прежде, но зоркий достаточно, чтобы видеть подчинённых насквозь.

– Да понимаешь… – замялся Сидоренко, нервически потеребив ворот комбинезона (все на объекте снаряжались по-военному), – порядок-то полный… Только вот дежурная смена программистов докладывает о регулярном сбое операционной системы «Сетуни». Вроде бы ничего серьёзного…

– Ну-ка, ну-ка! Разверни! – потребовал замдиректора и оборотился всем немалым телом к инженеру. Он страсть как не любил, когда «ничего серьёзного». Уж лучше сразу ЧП, взрыв на макаронной фабрике и пожар третьей степени – хоть какая-то определённость.

– Да там… – инженер махнул рукой, – раз в сутки второй день подряд ровно в полночь операционка перестаёт опрашиваться. На полторы секунды. Нет обратной связи, хоть плачь. И что? И ничего. Дали тестовый прогон – всё отлично. Запросили «Сетунь» – рапортует о штатном обновлении системы. В рамках заложенной функции самообучения. Вроде всё планово, но мне показалось, что ты должен знать.

– Когда кажется, Тихон, креститься надо, – рыкнул Бальмонт, унимая раздражение.

– Не религиозен, – отсёк Сидоренко.

– Рад за тебя! – Раздражение не унялось, но вскипело и плеснулось наружу, как кипяток из кастрюли, забытой на плите. – А вот за то, что ты, старый, лупоглазый… инженер с двадцатилетним опытом работы, изволил сообщить мне о сбое через два дня, – вот за это я очень не рад. Какого хрена! Я! Старший на проекте! Узнаю о неполадках ключевого агрегата на вторые сутки?!! Ключевого, Тихон, агрегата!

– Да не было никакой неполадки! Неужто я… да я бы, эх! Если бы неполадка! Это же ЭВМ, Григорий! Сверхсложная! Самообучающаяся! Мультиплексная система распределения вычислений! Да там код такого объёма, что даже я его проверить вручную за год не поспею! Но система надёжная! С многократным резервированием! Никакого критического сбоя не было, я отвечаю!

– Он отвечает… – проворчал Григорий Аполлонович, медленно остывая. – Коды, там, шмоды… Ничего не знаю про код. Я знаю, что страна выделила нам невероятные средства. Невероятные. И ответственность на нас тоже невероятная. Будь добр впредь представлять посуточный отчёт о работе твоей этой… подопечной. До мельчайших подробностей. В 20:00 у нас планёрка, и чтобы ты был как штык с отчётом! Чтобы не спать и не жрать, пока не отчитаетесь о вверенной матчасти, товарищ Сидоренко! Как поняли?

Инженер вскочил, поняв по официальному обращению, что играть панибрата вдруг стало весьма несвоевременно.

– Так точно, товарищ Бальмонт! Будет сделано!

– Вот и хорошо, что будет, – ответил замдиректора, поднимаясь. – А пока пойдём посмотрим, как она поживает, сволочь электронная.

Стройка кипела.

Других терминов не подобрать.

В небо ввинчивались две исполинские колонны с основанием в сто метров. Это были корпуса энергоустановки, что будет «кормить» электричеством колоссальную элетромагнитную эстакаду длиной без малого четыреста километров. Сама эстакада пока лишь намечалась, но уже впечатляла до выхода челюсти из зацепления.

От самого котлована под фундамент до высоты в двадцать метров высились несущие балки стального двутавра. Шагающие подъёмные краны и экскаваторы, молнии дуговой сварки и рокот могучего робота-проходчика, который бил котлован ковшами исполинских манипуляторов, опустившись на шести опорах. На его фоне прочие автономные роботы казались блохами, невзирая на вполне представительные размеры.

В небе стрекотали вертолёты с аппаратами точечной сварки, по земле раскатывали самосвалы, шагали буровые аппараты, роботы-уборщики, роботы камнетёсы, универсальные ремонтные платформы… Вся гигантская номенклатура техники трудилась в согласном ритме нечеловеческого, точного, быстрого и неустанного производства.

Рядом вовсе невзрачно смотрелся подвижный городок строителей из тридцати, что ли, кунгов и прицепов. Здесь жили и работали все – от дирекции объекта до охранников из числа спецназа МГБ (усиленный взвод) и двух поваров, обслуживавших живые организмы.

– Это что за ахинея? – прокомментировал Бальмонт вереницу мелких механизмов, сантиметров так по пятнадцать-двадцать, что прожужжали миниатюрными винтами, направляясь по своим машинным делам.

Замдиректора попытался вызвать в памяти спецификацию этой малышни и не смог, откуда и родился вопрос.

– Это, Григорий, «Сетунь» сама спроектировала и построила! Автономные дефектоскопы! Пролезут туда, куда Макар телят не гонял. Ну и всё там того, протестируют, – сообщил Сидоренко с гордостью за подопечную технику. – Винты у них складные, в туннель или технологический отвод ходят на манипуляторах! Оцени! Какая предусмотрительность!

– Оценил. Блин горелый, Евгеньич! Этак лет через десять мы с тобой не понадобимся! Устареем, как выгребная яма в посёлке с канализацией! – вздохнул замдиректора треста «Спецмонтаж».

– Гораздо раньше, Григорий. Гораздо раньше, – ответил инженер и тоже вздохнул. И не понять уже, чего в том вздохе было больше: всё той же гордости или не менее законной тоски.

Оба зашагали на другую сторону эстакады, где располагался автономный завод, обеспечивавший строительную технику, и где в бронированной цитадели стояла «Сетунь-2000», такая умная и предусмотрительная. Вокруг стройки шумел майский лес, соперничая с вонью сварки, выхлопа и горелого металла упоительными ароматами только что проснувшейся природы. И не скажешь, что полвека назад это небо причёсывали бомбардировщики и ракеты, а теперь вокруг раскинулся враждебный мир радиации и аномальных зон, что лежат за пределами известной физики.

* * *

Наступила ночь, непроглядная, чёрная. Над первой очередью объекта «Кольцо» чья-то рука захлопнула крышку небесной сферы, пронзённую мириадами звёзд. Взошла луна, не ведавшая, что мелкая суета разумных людей и разумных механизмов далеко внизу нацелена прямо в её жирный, упитанный бок.

Старший лейтенант Свиридов, командир взвода спецназа МГБ, направлялся в оперативный центр, который именовал помпезно: штабом. Молодой и амбициозный служака ещё в училище усвоил непреложную истину: личный состав надо задолбать или он тебя задолбает.

Места оно, конечно, спокойные. Ни бандитов, ни мутантов из аномалий здесь отродясь не бывало. Но всё же объект весьма ответственный. А значит, хороший трамплин по службе. Или хороший такой молоток, что запросто замурует его в гробу вечного летёхи, который мечтает к тридцати пяти выслужить комроты. То есть ни академии тебе, ни полковничьих погон.