Читать книгу: «Человечный человек»
Пролог
За столом в тишине сумеречной комнаты сидел человек. На столе стояла кружка горячего кофе, разбросаны крошки от печенья. Бледная тонкая рука крепко обхватила кружку. Дрожа всеми поджилками предплечья, человек поднёс кипяток к покусанным губам. Глоток. Горечь разливалась по языку, доставая до гланд. Человек поморщился, но продолжил делать глоток за глотком. Сахара не было. Пить приходилось терпкий кофе.
Густая чёрная борода зашевелилась от побежавших по коже лица мурашек. Длинная русая чёлка залезала в глаза. Последний глоток терпкого напитка и стук об дерево. Белая кружка на столе. Человек зашипел, но уже не от того, что кофе без сахара, дело было в одном человеке, которого такие, как он, привыкли называть «недочеловеком» или «недолюдом».
Недолюд в ходе бесконечных пьянок и отсутствия интереса к чтению переступает грань между разумностью и иррациональностью, приобретая вид безобразной сущности.
Светильник освещал поверхность стола и всё, что было подвластно сейчас глазу, но за спиной человека, где глаза были не властны, обитали сумерки. Взяв правой кистью масляную ручку, он черкнул на мятом картоне предложение: «Всё тщетно, она больна, и болезнь неизлечима». Человек прикрыл веки, тихо застонав. Тяжкое осознание своего бессилия разрывало его грудную клетку изнутри. Убийство ещё не совершено, но одна мысль уже приводила человека в отчаянье.
Откинувшись на спинку стула, человек бросил шальной взгляд в темноту. Где-то там спала она. Как обычно пьяна, буйна и горда до высокомерия. Ему хотелось ей помочь в становлении Homo Sapiens, но разве может человек перевоспитать того, кто не в его власти?
Современные недолюды при возможностях нового века бессмысленно тратят свою жизнь на ощущение пьянства внутри и галлюциногенных средств на уровне визуальности. Так они считают. Так однажды заявила она. Её речь мягка и в то же время обжигающая, словно открытое пламя. Для неё человек – мотылёк. Хрупкий. Парящий. Глупый. Так и норовит подпалить себе крыло о её нрав.
Телефон завибрировал. По привычке человек быстро среагировал на сигнал уведомления. Это было сообщение: «Я в парке у твоего дома».
Время три часа ночи. «Значит, будет труп», – огорчённо заметил человек. Встав из-за стола, он поплëл в темноту коридора. Проходя мимо комнаты спящей дьяволицы, человек решил заглянуть в её обитель. Обоняние тут же обжёг запах спирта. Лунный свет слабо освещал комнату. На полу возле кровати валялись бутылки от всевозможных спиртных напитков.
Ночью её комната выглядела вполне презентабельно, нежели днём, когда солнце вскрывало весь хаос в виде разбросанных повсюду вещей.
Девушка невинно свернулась в клубочек, её короткие белые, как снег, волосы обвивали тонкое аккуратное лицо. Как жаль, что эта ангельская невинность – только вид. Шепнув: «Спокойной ночи», – человек прикрыл дверь комнаты и направился к двери, разделяющей его «крепость» от пугающего подъезда и более пугающего мира.
Обув красные кеды, накинув тёмную тонкую болоньевую куртку с узором из красных ленточек, человек вышел из квартиры.
В подъезде смердело. То ли кто-то варил куриные лапки, то ли поблизости разлагалось чьё-то тело. Человек закрыл за собой входную дверь, заперев на два оборота. Время позднее, а в нашем захудалом городке ограбить могли и средь бела дня.
Человек спускался по пыльным бетонным ступенькам. Этаж за этажом, и железный занавес, сдерживающий всю гадость улиц, пустырей и переулков, всплыл перед глазами. Вздох, разблокирование замка домофона, и прохладный ветерок потрепал волосы. От улицы повеяло подозрительностью. Тишина улиц настораживала. Мелькали силуэты чего-то иного. Человек ступил на грязный асфальт и зашагал в сторону парка.
Город в целом не располагал местами для променадов, где можно было бы отдохнуть от каменных джунглей. Хотя, скорее, даже не джунглей, а зловонных болот с его запахами, жуткими звуками и серостью. Не туда поставил стопу – и вот ты утопаешь в долголетней грязи этого места. И ведь на помощь к тебе никто не придёт, слишком велик страх исчезнуть в пучине вместе с утопленником. А местный лесник – выбранный хозяин леса – разве что посочувствует родным, проведёт программу для своего рейтинга в глазах будущих утопленников да выступит с заявлением о случайном происшествии, произошедшем впервые на его памяти, ведь все уже забыли вчерашних и позавчерашних утопленников. Слова на ветер, а финансирование на строительство безопасных мостиков – в карман лесничего. Да, так и живёт сегодня нынешняя община.
Главное – не встретить какого-нибудь недолюда, жаждущего утолить свой первобытный инстинкт и показать своё физическое превосходство. Сегодня эти товарищи встречаются на каждом шагу. В их окружении всегда подобные индивиды, и каждый из них ставит себя выше другого, каждый стремится показать своё величие перед гогочущими над пошлыми шутками особами противоположного пола. Человека всегда забавляли эти мёртвые души и часто пугали. Кто знает, какую жертву они изберут для своего первобытного удовлетворения? Словами их не отпугнёшь, а силой поставишь себя в положение один против всех. Данные индивиды всегда нападали толпой, как шакалы. Такова сегодня нынешняя община.
Человек перешёл с одной улицы на другую, ничем не отличающуюся улицу, ведущую в парк. Кое-где изрядно побитую дорогу освещали или пытались освещать уличные фонари.
Шаг, вальяжный взмах стопой. Город Торф бросался прохладным ветерком и извергал запах выжженного бензина. Глотая пахучий кислород, будто голодный бедняк свежий кусок подаренного мяса, человек рассеянно переступал одну дорожную выбоину за другой. Эти редкие вылазки в мёртвую пучину захудалого городка всегда сопровождались мгновеньями внутреннего беспокойства. Шаг, мокрый кед погряз в грязи. Пыль, бетон, людские муравейники, старость, серость, бедность, городская депрессия. Следствия чрезмерной жадности и некомпетентности местного смотрителя. Лесник не хочет заниматься живностью леса, лесник срубил избу и ловит рыбу в местных озёрах. Шаг, мятежный час ступил на упокоенную сном аллею. Человек перебирал своими жилистыми ножками, упёрто игнорируя своё периферийное зрение. При этом страх быть кем-то выслеженным с каждым новым шагом верещал самой громкой сиреной. В это позднее время на поверхность всплывали различные существа, в сущности, представлявшие собой смесь обезьяны с гиеной.
Один недолюд пожирает палёное пойло, другой закидывается какой-нибудь гадостью, убивающей его изнутри, а третий рыщет где-нибудь в окрестностях парка. От третьего недолюда всегда ожидаешь недоброго. Третий всегда на кураже и всегда, чувствуя свою неуязвимость и безнаказанность, начинает, как пиявка, присасываться к прохожим.
Человек обернулся. Сделав это резко и немилосердно для своего воображения. Силуэты и тени не успели отступить под ветви желтолистных деревьев, отчего пытливый глаз успел ухватиться за их край. Колкий ком подкатывал к самому горлу. Шаги ускорились, а вместе с ними ускорилась работа внутренних органов, которые под давлением от интенсивности двигательной системы смешивались в нечто непонятное и вызывали тошноту.
Темнота преследовала человека. Ощущая её скольжение, он страшился. Подошва обуви хлестала лужи по её бесформенным щекам. Пот стекал по опухшему лицу, а мурашки щекотали волосы на голове. Третий, третий, третий. Разносилось громким эхом внутри человека. Главное – не третий.
Белый свет от фонарных столбов окружал человека. Белый свет не к добру. Он слепит и не даёт распознать окружающих недоброжелателей. Мало кто помнит, а ведь раньше лампочки на этих ночных светляках давали жёлтый оттенок. Человеку он внушал уверенность, питал теплотой. Жаль, но вся жёлтая эпоха прошла, теперь годы пожинали белизну настоящего.
Остановившись под натиском света, который перекрыл паническую атаку, человек достал из бокового кармана куртки телефон. Ему захотелось перечитать сообщение. Поступив по наитию и перечитав ночное послание, которое не изменилось ни на букву, он поддался сомнению. Парк у дома был один. Неужели шутка? Неужели западня? Подозрение за подозрением посещали его голову. Ночная шутка отметалась, ведь товарищ исключительно любил говорить прямо. Стоило позвонить, но разговор деликатен.
Загоняя себя во всё более непроходимые места, мозг подкинул новую идею – отослать простой вопрос: «Ты где?» Ответ не заставил себя долго ждать. Позади него раздался твёрдый и отчётливый голос: «Обернись». Развернувшись на 180 градусов, глаза, что сегодня явно играли не на стороне хладнокровия, увидели, как на стыке фонарного света и неутомимой черноты проявилась человеческая фигура. Но не воображаемая, а до такой степени реальная, что без особого труда опознавались рука и нож, по лезвию которого сползала густая кровь. Человек ступил навстречу. Фигура скопировала движение, ступив под поток фотонов, обретя внешность.
Это был хилый молодой человек в толстых каштанового цвета очках и с длинными серебристыми волосами, доходившими до плеч. Это был Родион.
– Зачем ты написал мне?
– Контракт истёк давным-давно. Инга должна разлагаться на молекулы, а не спать в твоей комнате мирным сном. Я здесь затем, чтобы тебя предупредить. Больше я не буду прикрывать тебя перед Советом. До сих пор тебе не вручали чёрную метку лишь потому, что я убеждал Совет, что тебе нездоровиться, но год – это слишком большой срок. Скажи мне, неужели ты усомнился в догме «карать и выметать»?
– Не могу покарать. Кажется, она не потеряла свою человечность. Я хочу попробовать её спасти.
– Человек по фамилии Человеков демонстрирует человечность. Забавно.
– Думаю, мне понадобиться ещё немного времени, но…
– Но ты просрочил контракт. Времени нет. В связи с чем Совет передаёт тебе, что если в течение недели ты не избавишь город от её невежества, за тобой придёт жнец. Смерть предателю.
Глава I
Человек аккуратно прикрыл за собой входную дверь, разнеся по уголкам квартиры еле слышный щелчок. Дрожащие пальцы теребили замок на куртке. Частенько после встречи с Родионом парня накрывали симптомы отравления: лёгкий озноб, тошнота и небольшая температура. Неприятные симптомы сочетались с внутренними склоками в области морали.
Соскребя весь оставшийся дух по сусекам, человек тяжёлой поступью стал пересекать серый коридор. Голод вёл человека на кухню. Чем ближе его стопа становилась ко входу в обеденную комнату, тем сильнее до слуха доносилось шкворчание, а до обоняния – яичный запах. Инга готовила завтрак.
Дойдя до середины коридора, где с левой стороны должна была располагаться закрытая дверь в комнату Инги, парень заметил краем глаза, что врата в обитель дьяволицы распахнуты настежь. Задержавшись, Человеков решил заглянуть в пристанище «домашнего недолюда». Вместо привычного бардака здесь заправлена постель, убраны вещи и исчезли бутылки из-под алкоголя. Внезапный субботник привёл человека в состояние смятения. Подобные события произошли впервые за год совместного проживания. Означает ли это ту самую изменчивость? Или же это разовое помутнение в её разуме?
Пока человек пытался найти ответы на заданные самому себе вопросы, помимо шкворчания, по всей видимости, масла, ушная раковина уловила новые колебания. На этот раз – женского пения. Неужели Инга? Чересчур много было удивления на один квадратный метр, поэтому парень поспешил зайти на кухню. Девушка стояла у газовой плиты. Она не заметила его, так как стояла к нему спиной. В её уши были вставлены маленькие белые наушники.
Сев на стул, человек пристально уставился на утончённую талию девушки. Предлагая ей пожить у себя, он и не догадывался, на какой долгий срок это проживание затянется. Подруга, о которой он заботился и которую оберегал, вечно доставляла ему неудобства, так уже на второй день проживания пьяную Ингу притащил неизвестный парень, который, по всей видимости, рассчитывал в тот день на что-то большее. Пришлось отбивать её от пьяного ухажёра, что пытался в прямом смысле слова унести её в другое место. Вниманием мужского пола она была не обделена.
Их знакомство началось с простого заступничества. На первом курсе колледжа, где контингент не блистал нормами прилежного поведения, девушка взяла робкого молодого человека под свою опеку. Тогда парень ей показался весьма асоциальным, робким и в целом безобидным человеком, который почему-то никогда не отказывал в её просьбах.
Когда же в Совет поступил контракт на Ингу, Человеков, понимая, что кары ей не избежать, решил отсрочить этот момент, выбив через Родиона заказ. Но чем больше он медлил, тем больше росла привязанность к ней. Девушка заставила Человекова поддаться сомнениям в сфере своей занятости. Убивать подобных ей существ резко стало ему противно. Их бездыханные тела вместо призрения стали вызывать мгновенья сострадания. Однажды приютив недолюда, питая его своей заботой, человек пропитался чужими проблемами и состраданием к чужим проблемам.
– Чёрт! – обернувшись, вскричала девушка. – Зачем ты ко мне подкрадываешься?
– Почему ты готовишь? – под напором девушки человек привык бесчувственно уходить от ответа на вопрос.
– Хочу и готовлю. Тебе какое дело? – Инга с присущей ей холодностью, грубостью и высокомерием отчеканила своему собеседнику.
– Верно, никакого мне дела нет, – сползая своим взглядом по оголенным лодыжкам своей сожительницы, человек задумался, заговорив наедине с самим собой. «Как часто она мне грубит и как быстро тает моя обида. Господи, неужто я не смогу перерезать ей горло? Стольких задушил, стольких отравил, а зарезать не смогу». На кухонном столе возле его руки лежал нож. С черной рукояткой и тупым лезвием. Он будто подначивал, будто обзывался и брал на слабо. Обхватив рукоять, человек было сдвинул его с места, но быстро отпихнул, от чего скинул со стола на деревянный пол. Девушка, внимательно наблюдавшая всю эту картину целиком, вначале немного замялась, но потом довольно быстро пришла в себя.
– Я давно тебе говорила, что у него лезвие затупилось, – отвернувшись к газовой плите, девушка вновь начала скрежетать ложкой по дну сковородки. – Ко мне мама приедет сегодня вечером. Вот и убралась. – заговорила она ласковее, чем прежде, что обычно проявлялось в её голосе, когда ей нужно было попросить Человекова об услуге.
– Мама? – переспросил удрученный своими заботами человек.
– Да. Она редко ко мне приезжает. Тебе лучше будет где-то переждать сегодняшнюю ночь и завтрашний день. Обещаю, завтра вечером она уедет, – говоря это так, будто хозяин уже дал своё согласие, Инга застала Человекова врасплох.
– Но мне некуда идти, – рассудительно, но взбудораженный одной мыслью, что ему сегодня придется спать не в своей «крепости», а где-то в том пугающем мире, человек запротестовал.
– У тебя нет друзей? Позвони кому-нибудь, напросись на посиделки, задержись и напросись на ночевку.
У человека и впрямь не было друзей, отчего идти было некуда. Были приятели, но напрашиваться как-то неудобно. Да и если напроситься, то под каким предлогом? Можно к Родиону, но и то не лучшая идея. Высок риск более разочаровать его своим прислужливым поведением в отношении недолюда.
Молча встав со стула, человек побрёл в свою комнату.
***
Щебечущий шум шариковой ручки сопровождал очертания прописных букв. Неровные и кривые, они стелились по бумаге, составляя слова. Страницы тоненькой зеленой тетрадки, оставшейся со школьных времён, в минуты сильных переживаний клеймились нервозным почерком. Эти письмена описывали события прошедшего дня. Можно сказать, что эта тетрадь, как и другие, что были уже давно исписаны, являлась для Человекова его личной летописью. Для чего эти письмена рождались на клетчатых листках, сказать было трудно. Возможно, перегруженный мозг хотел избавиться от лишнего, или эти руны являлись покаянием перед собой за совершённые грехи.
Грядущая ночевка в отдаленности от дома заставляла его сильно тревожиться. Хотелось остаться, спрятаться под одеяло и переждать. Тщетно. Он уже дал согласие молчанием. Одеяло уже лежало скомканное в сумке, там же находились подушка и сдутый матрац. До выхода оставалось несколько минут. Инга с каждой пройденной парой минут всё чаще дёргала парня, торопя и выпроваживая его из дома.
Отложив шариковую ручку в сторону, человек закинул в сумку тетрадь и принялся застегивать багаж.
***
Воздух с примесью гари, исходивший из труб сахарного завода, расположенного недалеко от парка, вдыхался человеческим носом, проходил по трахее и оседал в лёгких. Жители города Торф, проживающие в районе этого зловонного запаха, часто страдали от астмы или врождённого бронхита. Попытки самых сознательных граждан города Торф закрыть этот завод или перенести в другое место закончились, можно сказать, не начинаясь, так как в наше время сознательных, как правило, меньше, следовательно, их писк даже не дошёл до стен администрации. Те же, кто не успокоились нашли свой покой где-то в другом месте, ведь пропали без вести. Может, покинули город, а может, пали жертвой нового отдела по борьбе с тунеядством, созданного под кураторством мэра города. Борьба, стоит сказать, проходила довольно легко, людей вывозили за черту города, и больше их никто не видел.
На скамейке возле фонарного столба и мусорной урны сидел Человеков. Опёршись шеей на деревянную перекладину скамейки, он неустанно проматывал у себя в голове воспоминания, касающиеся той, которая выгнала его на улицу.
«Перевоспитать. Как её перевоспитать?» Повторяя фразу, как мантру, Человеков бил по асфальту подошвой кеда. Однажды на одном видеохостинге он смотрел, как дрессируют представителей кошачьего семейства. У кошачьего семейства с Ингой, между прочим, множество схожестей: гордость, разгульность, красота. Казалось, бери кнут и хлестай её по спине, пока не образумится. А когда образумится – корми пряником. На этой мысли Человеков заулыбался и даже хмыкнул вслух.
Человеков тяжело вздохнул. Интересно, а почему Инга так боится рассказать матери правду? Что живет с другом на его квартире, живёт вполне себе одета, обута и сыта, ведь периодически подрабатывает продавцом в продуктовом магазине возле дома. Может быть, её мать чересчур переживает за дочку и не потерпит, чтобы дочурка жила с неизвестным парнем? Тем более Человеков знал, какой эта дочурка ведёт образ жизни.
Вдруг вибрация в левом кармане куртки отвлекла Человекова от размышлений. На экране телефона высветилось «Родион».
– Алё? – с дрожью в голосе промямлил Человеков.
– Ты дома?
– Нет, я вышел подышать… воздухом.
– Значит, это твоя домашняя зверушка развлекается.
– Что?
– Из твоей квартиры музыка барабанит по стенкам так, что ещё чуть-чуть и небольшая трещина разъединит здание на две части…
***
Перепрыгивая ямы, камни и лужи, Человеков торопился поймать Ингу за руку. Не замечая, как пару раз случайно своей левой ногой наступал в глубокую лужу, он ругал себя, её и своё бесхребетное поведение.
Парк был позади, а родная крепость – перед глазами. Окно пятого этажа переливалось фиолетовым, красным, синим цветом, а до слуха уже доносился звук музыкальной колонки. Человеков внешне был спокойным, но стоило чаше внутреннего спокойствия переполниться, как внешне миролюбивый индивид превращался в берсерка, громящего всё на своём пути.
Из подъезда выходил мужчина средних лет, когда Человеков силой своего напора прижал зеваку к железной двери. В спину посыпались оскорбления, но парень их не слышал. Он настойчиво взбирался по лестнице наверх, по лестнице в осиный улей. Музыка между тем начинала всё сильнее бить по ушам. О, эта проклятая музыка, звенящая из портативной колонки или автомобиля недолюда. Их мозг не способен понять, что этот шум может разбудить маленького ребёнка или нарушить покой вернувшегося с тяжелой работы человека или даже принести физическую боль человеку со слуховым аппаратом. Нет, они не способны мыслить и анализировать. Самовлюбленность – их порок. Они считают себя обездоленными, бедными и брошенными на кровожадность мира, но не подозревают, что сами и пожирают этот мир. Самооценка этих личностей низка. Хоть они и пытаются доказать обратное.
Лестничная клетка пятого этажа уже виднелась, и слышались топот, смех и брань. Входная дверь была открыта настежь. Коридор был заполонен целующимися парами. На полу успела образоваться лужа рвоты. Человеков уже не просто закипал, он плавился в гневе. Пробираясь к кухне, Человеков помнил, что под столом, который был захламлён различным алкоголем, на том же месте лежит орудие возмездия. Так и случилось. Тупой нож лежал на месте. На полу под табуреткой. «Карать и выметать», – повторял про себя Человеков. Он уже поднял нож. Он идёт по коридору в зал к колонке сквозь толпу недолюдов. Тупое лезвие с легкостью поразило музыкальную колонку. Музыка вместе с надоедливым плясом прекратились. Недолюды уставились на человека с ножом.
– Эй! – гневалось пьяное существо. – Это моя колонка, урод! – на лице окружающих его собратьев образовались улыбки, по всей видимости, существа предвкушали намечающуюся бучу. – Ты вообще кто!? – существо положило свою руку на сломанную колонку.
Заметив это, Человеков со всей силы вонзил тупой нож в ладонь существа, отчего тот издал душераздирающий вопль, а улыбки с лиц его собратьев быстро улетучились.
– Пошли вон! – взбесился Человеков. – Чёртовы выродки! Пока я ваши никчёмные тела не раскромсал на кусочки! Вон! – сказанные слова подействовали незамедлительно. Вся стая недолюдов, прихватив своего раненного собрата, покинула квартиру. Словно дикие хищники, они испугались крика.
Зал опустел, оставив Человекова наедине со своим гневом. Гнев спрашивал: «Где Инга?» Рванув к двери, ведущей в её комнату, Человеков с ноги ворвался во внутрь. В зелёной футболке и чёрных коротких шортах она лежала на своей кровати. Рядом с ней лежал какой-то парень. Инга что-то мямлила, а парень ласкал её оголённые лодыжки и целовал шею.
– Не ломайся… – шептали губы существа.
Человеков подошёл к нему сзади и одним рывком повалил на пол. Существо с оголенным торсом вскочило с места и уже было пошло на человека, но, увидев опасность в виде окровавленного ножа, отступило.
– Три! Два! – угрожающе кричал Человеков.
Существо, видимо, осознав опасность до конца, рвануло к выходу из квартиры. Кинув шальной взгляд на Ингу, Человеков навис над ней и замахнулся ножом. Казалось, долг организации почти был отдан, но девушка опять начала мямлить.
– …Жора… Это ты…
Девушка слабо подняла свою руку и коснулась кисти парня, отчего тот пошатнулся в своих намерениях и опустил нож.
