Читать книгу: «Харвиг. Посол Ясных Земель»

Я вспоминаю тот день, когда повелитель мира Аддрил пригласил меня к себе, в Дивфед. Мы вышли на боковую террасу дворца, с которой открывался захватывающий вид на город. Солнце клонилось к реке, озаряя всё волшебным золотым светом. Ваал молвил:

– Мой друг Кавалаш… Последние годы ты был свидетелем многих событий. О тех же, что прошли мимо, ты знаешь из первых уст…

После этого вступления он ненадолго умолк, глядя на Граттах, раскинувшийся у подножия горы. Восточный ветер тревожил бороду бога, а я гадал, к чему он ведёт. Ваал продолжил:

– Я читал твои сочинения о Клинках. Они правдиво изложены и получили признание в землях. Настала пора описать, что было дальше.

Эти слова заставили моё сердце вздрогнуть. Боясь обмануться, я уточнил:

– Говоришь ли ты о противостоянии Ясных и Бодрых земель?

– Разумеется.

Мечты об этом не давали покоя мне уже многие годы. Но кто я, чтобы, вооружившись пером, посягнуть на историю, в которой переплелись судьбы всех новых миров? Мне кажется, услышав Ваала, я онемел от счастья.

– В какой же форме это следует изложить? – наконец спросил я.

– В «Клинках» тебе удалось рассказать о многом, попутно с приключениями борка Сигмура. Думаю, и здесь потребуется свой герой.

– Харвиг.

Ваал кивнул. Я понял, что наша встреча закончена.

Последующие несколько лет были самыми трудными и счастливыми в моей жизни. Их плодом стал цикл произведений, получивших название «Земли».

Надеюсь, любезный читатель, тебе не будет скучно пройти со мной и нашим героем Харвигом весь путь до конца.

Кавалаш П'Вемо

Часть первая. Лихие времена

1. Урочище Макоши

Наша история, добрый читатель, берёт начало погожим осенним вечером, когда пятеро отроков собрались на окраине города, чтобы поиграть в «выбивалу» …

– Мимо! – крикнул один из мальчишек. Он широко улыбнулся, сверкнув зубами, и вышел из начерченного на земле круга. На вид отроку было с дюжину лет. Волосы на его голове были длинными, каштанового цвета и, по обычаю мужчин Городища, заплетены в косу. Глаза – зелёные, словно листья клевера. В общем, внешность для Роси вполне обычная. Разве что прямой острый взгляд да чудное имя выделяли его среди прочих. Звали отрока Харвиг.

– Теперь мой черёд!

Мальчик отошёл на тридцать шагов и встал у нацарапанной щепкой черты. Высокий, худой Селян занял его место в круге. Остальные принялись подбирать разбросанные камни.

– Эй, Васятка! – крикнул Селян со своего места, заметив, как маленький конопатый отрок с пучком волос вместо косы, кинул к черте камень размером с добрый кулак. – Никак моей смерти хочешь?

Тот пожал худенькими плечами:

– Сам-то и поболе швырял.

Харвиг уже изготовился для броска, когда над головами послышалось надсадное карканье. Вслед захлопали крылья, и на сук ближнего дуба опустился большой одноглазый ворон.

Кривого гаврана этого он хорошо знал. Всякий раз тот появлялся, когда назревали крупные неприятности.

Отправлялся ли Харвиг во главе славной ватаги биться с отроками Заречья на Перволедье, лез ли в гиблые пещеры Алатыря, – ворон всегда кружил рядом.

Да взять хоть последний случай, когда подрались с серёдкинцами. Тоже прилетал, каркал… Харвигу тогда изрядно досталось. Не мудрено – глава ватаги с Серёдки, крепкий рослый Демьян, был на пару лет старше. Но куда денешься, – дело вышло серьёзное. Задумали серёдкинцы за проход по своей земле с соседей дань собирать. А как миновать, если они посреди живут? Не пройти стороной ни к Торжку, ни к реке. Про другой берег Стыри и говорить было нечего. Вот и пришлось Харвигу драться. С тех пор они ходили везде свободно.

И вот, гавран опять прилетел! Сидит себе на ветке и каркает. У Харвига от смятения вся игра насмарку пошла. Что ни булыжник – то мимо! Селян в своём круге и хорониться уж перестал. Стоит, как столб, ухмыляется…

Отрок начал всерьёз подумывать, не угостить ли зловещую птицу камнем. Да тут послышался надрывный, сжимающий нутро вой, и к ним из соседнего переулка выскочила здоровенная псина! Её морда была оскалена, покрыта грязью и жёлтой пеной. С шеи свисал огрызок верёвки.

– Буян… – не поверил своим глазам Харвиг.

Это и вправду был он, их дворовый пёс. Услышав знакомый голос, зверь встал. Было заметно, как судорожно вздымаются и опадают его бока.

Отроки тоже замерли – ноги как к земле приросли. Даже ворон умолк. Сколько все так стояли, не шелохнувшись, только небу известно.

– Буян… – вновь позвал Харвиг.

Уши пса поднялись, морда вновь стала прежней. Отрокам уже показалось, что он их признал. Но тут взгляд Буяна переменился, исполнившись лютой злобой, и он ринулся к Харвигу.

Мальчик подхватил с земли большой камень. Целиться было некогда, швырнул со всей мочи. И угодил булыжник псу промеж глаз. Буян взвизгнул, припав на зад. Потом развернулся и с воем помчал обратно.

Ворон на тыне протяжно каркнул и улетел. Отроки, постояв, неуверенно сошлись в кучку.

– Чего это он? – нарушил тревожное молчанье Селян. – Свихнулся?

– Я чуть в штаны не наложил… – покраснев, сознался Михей.

Харвиг снисходительно ухмыльнулся:

– Эх вы, заячья кровь!

– А сам-то? – встрепенулся Селян. – Скажешь, не испугался?!

– Я-то? Конечно нет!

На самом деле Харвиг лукавил. Колени от пережитого ещё тряслись. Но виду подавать было нельзя – иначе уважать перестанут.

– Может, – не унимался Селян, – ты и Зубилы не побоишься?

– Не побоюсь! Хоть сегодня в сад влезу!

Тут Харвиг язык прикусил, да только поздно уж было…

В дремучем лесу, за Кудыкиной еловой горой, хоронилось от людских глаз урочище Макоши. По преданиям, посадила богиня там яблоню при сотворении мира. Охранником оставила лютого пса, а чтобы не искушать городчан, обнесла дерево высоким дубовым тыном.

Чтили жители это место наравне с храмом. Никто из взрослых и помыслить не мог туда влезть. Да и верно: обратного пути не было.

Когда-то, в давние времена, жил в городе пастух Острик. Слыл он отчаянным храбрецом и решил однажды преподнести возлюбленной дар – волшебное яблочко. Уж как уговаривали его близкие и невеста, даже грозили, – всё без толку. Не послушался молодец никого, потому что был горд и крепко верил в свою удачу. Взобрался он по лестнице на городьбу, помахал сверху друзьям и девице. Больше его не видели. Те же, кто слышал последний крик пастуха, враз поседели.

А детворе законы не писаны. За три сотни лет поднялась вокруг заповедного места дубрава. Одно дерево переросло забор и протянуло за него ветвь.

Вот и повадились отроки лазать на дуб, чтобы поглазеть на Зубилу и яблоню.

Яблонька была хороша! Цвела и плодоносила она круглый год, и даже зимой по белым душистым цветкам ползали страшные, мохнатые пчёлы. Откуда они брались, куда улетали, – никто не ведал.

Мелкие спелые яблоки походили на закатные солнышки. И днём, и ночью сияли они на ветках алым матовым светом. А каково было зрелище в снежный морозный день! Диво, так диво.

Не меньший интерес вызывал и Зубила. Лохматый, с телёнка величиной, он близко не походил на местных собак. К тому же никто не слышал, чтобы зверь лаял. Зато он выл, да так, что волосы у слушавших поднимались дыбом.

Питался Зубила упавшими яблоками, а воду добывал из лужи, которую исправно наполнял с небес Гамаюн, либо, если в округе стоял мороз, пожирал снег и грыз лёд.

Вот в такое место и направилась, на ночь глядя, ватага княжичей. Так их называли с того, что Лют, глава Старого Городища, был Харвигу приёмным отцом. А Селян, Михей и Васятка – сводными братьями.

На душе вожака было хмуро. «И кто меня за язык тянул?!» – сокрушался он.

Харвиг услыхал позади чьи-то шаги. Рядом с ним очутился Васятка.

– Может, передумаешь? – спросил он.

– Ещё чего!

Младший брат потянул за рукав:

– Откажись! Пропадёшь же!

Харвиг потрепал его по затылку:

– Не бойся.

На самом деле, он с радостью бы отступил. Да только слово – не птица, выпорхнет, не воротишь. Пойти теперь на попятную, – позора не оберёшься. И тут уже не ясно, что хуже: прослыть трусом и пустомелей или отправиться в пасть к Зубиле.

Они выбрались из тесного хитросплетения улочек с переулками и вышли на луг. Раскинувшийся перед ними простор серебрился под лунным светом. По левую руку блестела река. Харвиг немного приободрился.

– Не отстаём, тюхи-матюхи! – прикрикнул он на друзей. Кажется, оставив позади тёмный город, они тоже повеселели.

– Сам ты Тюха… – буркнул шедший в хвосте Селян.

Они миновали пустошь и углубились в косматый ельник. Кудыкина гора постепенно поднималась перед ними, теснила прочь от реки. Мало кто из городчан взбирался на её крутые бока – угрюм и бесплоден был здешний лес. Шишки да огромные, таящиеся под хвойным ковром, грибы – вот и всё, что ожидало там путника.

Едва заметная в темноте тропа серым рушником вилась под ногами. Осмелевшие было княжичи вновь приуныли. Они молча гуськом добрались до места, где дорожка раздваивалась.

Та, что брала правее, вела к подножию Алатыря. Там начиналась раздольная, полная воздуха и лунного света дубрава. Алатырский лес славился дичью, ягодами и грибами. Да и просто погулять по нему было в радость… Харвиг вздохнул и свернул налево. Узкая стёжка едва пробивалась перед ним через заросли бересклета.

Постепенно они спустились в низину. Ёлки нехотя расступались, редели, а вскоре и вовсе сменились дубами. Сквозь оголившиеся к зиме их вершины впереди показались хищные зубья высоченной ограды. Довольно скоро княжичи дошли до неё и остановились у заветного дерева. Одна его ветвь как раз простиралась над тыном.

– Ну, была не была! – вздохнул Харвиг. – Не поминайте лихом.

– Погоди… – вышел вперёд Селян. – Пошутили и будет.

– И вправду, – поддержал старшего брата Михей. – Тут не смелость нужна, а дурость.

– Пойдём домой, Харвиг… – захныкал Васятка.

Сын лесоруба, круглолицый Мирошка ничего не добавил, только яростно закивал головой.

«Чего-чего, а дурости мне хватает…» – подумал про себя Харвиг. Затем, стиснув зубы, чтобы не стучали, принялся взбираться наверх. Чем выше он поднимался, тем сильней становился сладкий яблочный дух. Послышался глухой стук, словно упало что-то мягкое и тяжёлое. Вслед донеслось жадное чавканье.

– Зубила яблоки жрёт, – сдавленно прошептал снизу Васятка.

Харвиг молчал. Он уже поднялся над тыном и видел теперь весь сад и сияющую спелыми плодами чудесную яблоню. Одна из дубовых ветвей нависла над ней. Если потихоньку подобраться поближе…

Тишину нарушило хлопанье крыльев, и на забор, каркая, опустился старый знакомый. Снизу тут же раздался утробный вой.

– Вот проклятая птица! – в сердцах шепнул Харвиг. – Не даёшь мне покоя!

Однако нужно было что-то решать. Не торчать же ему тут всю ночь, словно филину.

Вздохнув и призвав в помощь небо, пополз он медленно по кургузой ветви. Чем дальше, тем она становилась глаже и тоньше. Отрок нутром чуял, как клонится вниз. Там, в черноте, метался Зубила. А впереди светились красные огоньки. Один из них был совсем близко!

– Спускайся! Пропадёшь! – уже не таясь, в голос кричали княжичи. Пуще других надрывался Селян.

Харвиг протянул руку к заветному огоньку. Нет, не достать… Нужно подползти ещё ближе.

Дальше по ушам вдарил треск, карканье. Отрок камнем полетел вниз, хватаясь руками за какие-то ветки и сучья. От удара о землю сдавило грудь. Он приоткрыл глаза и увидел несущегося на него Зубилу…

Ужас обуял храбреца. Харвиг отчаянно, тонким голосом закричал.

А там и вовсе начались чудеса. Будто муху в мёд, его окунули во что-то вязкое и глухое, а затем одним махом вытащили обратно… Харвиг жадно хватал ртом ночной свежий воздух. Отдышавшись, он кое-как поднялся на ноги.

Всё вокруг было иным. Зверь сгинул. Вместе с Зубилой пропали тын и дубрава. Только яблоня осталась на прежнем месте.

Да где это он? Куда пропала гора?! Кудыкина – вот она, а половину Алатыря словно ветром сдуло!

Харвиг подобрал с земли яблочко. Тёплое и тяжёлое… До поры сунул его в карман. Озираясь, побрёл обратно. Нужно было взглянуть, что там с городом.

Под ногами мягко стлалась трава. Цветки клевера благоухали, сказочно мерцая белыми и розовыми огоньками.

Воздух здесь был чудесный! Каждый вдох – как глоток прохладной воды, зовущий вспомнить что-то хорошее, да накрепко позабытое…

Харвиг ступал по необыкновенным цветкам и думал, что нечто подобное случилось с ним в детстве.

Тогда он, четырёхлетний малыш, спустился с вершины Алатыря в Городище. Его приняли в семью князя. Поначалу горожане судачили, откуда он взялся, но с годами угомонились. Может, о том случае и вовсе бы позабыли, если бы не задиристый нрав «подкидыша».

Кто знает, не вернулся ли нынче он в родной мир? Может, скоро он увидит родителей?!

От этих мыслей ноги сами зашагали быстрей, а там Харвиг вовсе сорвался в бег и остановился, только выбравшись из низины.

Увы: города не было! Княжич разочарованно смотрел на поросшие лесом берега Стыри. Ни моста между ними, ни теремов за заборами, ни самой захудалой избы. Диким и прекрасным показался этот край в лунном свете. Мир без людей.

«И на что я тут?» – с горечью спросил себя Харвиг.

Вдруг он ощутил сильный жар и выхватил из кармана яблоко. «Ну хоть от голоду не помру», – вздохнул он. Перекидывая огонёк с руки на руку, Харвиг откусил горячий кусок, охнул и повалился на землю…

*****

Когда он очнулся, всё ещё была ночь. Вместо мягкого клевера щеку колола пахучая хвоя. Харвиг осторожно встал на ноги, коленки тряслись, – и вскрикнул: город оказался на месте! Чудесное яблочко перекинуло его в Рось. Он облегчённо вздохнул. Не зря говорят: в гостях хорошо, только дома лучше. Страшно представить, что было бы, останься он навек в том удивительном мире.

Однако нужно возвращаться к друзьям…

От урочища доносились взволнованные голоса. Кажется, братья ссорились. Но, заприметив его, разом стихли.

– Харвиг? – неуверенно окликнул Михей.

– Я… – отозвался он.

Княжичи бросились к нему и едва не удушили в объятиях. Васятка радостно шмыгал носом.

– Откуда ты?!

Он протянул ладонь, на которой уже не сиял, а едва тлел огрызок чудесного яблока.

– Уговор, – степенно произнёс Харвиг.

– А Зубила? Ты видел его?

– Как тебя сейчас.

– И что он?

– Помереть на месте.

Тут все невольно оглянулись на тын, из-за которого разносился по округе протяжный вой. А Харвиг гадал, слышали ли отроки его крик, вовсе неподобающий предводителю лихих княжичей.

– А тут-то как очутился? – спросил дотошный Селян. Харвиг заметил, что левый глаз брата заплыл, вокруг багровели свежие ссадины.

– Занесло меня куда-то… В мир иной.

Отроки переглянулись.

– А ты нам не врёшь? – Селян недоверчиво прищурил здоровый глаз.

Братья уставились друг на друга. Но назревавшую ссору оборвал громовой раскат: невесть откуда налетевшие тучи столкнулись в выси и озарили округу молнией. С небес хлынул проливной дождь.

Отроки со всех ног бросились прочь из леса. Долго они добирались туда, да скоро возвращались обратно! И всё же в город княжичи вбежали, уже промокнув до нитки.

Ветром пронеслись они через Серёдку и остановились лишь у своих ворот. Тут и дождь стих.

У калитки на двор стоял дед Архип. Старик сердито замахнулся клюкой, но отроки увернулись, шмыгнули мимо и на носочках прокрались в терем.

Едва улеглись по лавкам, как из соседней горницы выглянула закутанная в платок мать. Увидев, что все на месте, она так же беззвучно скрылась.

Братья перевели дух.

– Харвиг! – позвал со своей лавки в углу Васятка. – Расскажи про Зубилу!

– И что за мир иной? – поддержал Михей.

Расскажи, расскажи… Только что же он скажет? Немного успел повидать там, а передать словами, что ощутил, – выйдет ли?

– У Зубилы клыки размером с ладонь… А языков три, – зелёный, чёрный и синий.

Васятка ойкнул. С лавки Селяна донёсся тихий смешок.

Харвиг, покосившись в угол, где скрывался в темноте старший брат, продолжил:

– Ночью там светло, как и днём. Всё оттого, что трава под ногами светится…

– Ишь ты! – удивился Михей.

– А воздух там такой, что кажется: ни еды, ни воды не нужно. Его ешь да пей.

Братья молчали. Наверное, пытались представить себе неведомый край. А Харвигу и добавить к сказанному было нечего. Он смежил веки. Тотчас перед глазами возникла оскаленная зубастая пасть. Тогда отрок повернулся на другой бок, и страшное видение отступило.

2. Шамка и Жарозуб

Велика заповедная земля Рось! Куда ни отправься из города, на весь день пути – поросшие мягким разнотравьем луга, возделанные поля и вековые дубравы. Довольно в тех краях тучных ушастых зайцев, пронырливых белок, дятлов и филинов. В дремучих зарослях гнездятся чёрные вороны и рыскают полосатые кабаны. А в реках Буг и Стырь плещется крупная и вкусная рыба.

Немногие земли могут похвастать таким изобилием!

Что же до города, раскинувшегося у подножия Алатыря, так он мог считаться самым уютным из всех известных нам городов под горой. Разве что Тахгар мог поспорить с ним. Но он, как и весь благословенный мир Сеннаар, отличался от прочих. И речь о нём пойдёт много позже.

Надо заметить, что в Городище не было новых величавых построек (да и старые лежали в руинах) или мощных крепостных стен, как в иных мирах.

Зато город утопал в яблоневых и вишнёвых садах, над которыми торчали, словно грибы на поляне, золотистые маковки расписных теремов. Красочные дома эти возводились из брёвен; встречались и каменные, но куда реже.

Усадьбу обычно окружал высокий забор. За каждым тыном обитал цепной пёс – мохнатый зубастый зверь, признающий только своих хозяев.

Всё это было отголоском давних времён, когда по округе бродили хищные твари. Чудища сгинули, а ограды, давшие название городу, прижились.

Городчане возделывали поля, разводили скот, охотились на зверя, ловили рыбу. В праздники, которых на морозную пору приходилось немало, собирались на площади. Задорно гудели длинные камышовые дудки, бренчали наперебой балалайки. Долгие протяжные песни перемежались звонкими, озорными частушками. Меж заставленных снедью столов отплясывали отроки и отрочицы… Дружно и весело жили росы.

Шли годы, столетия сменяли друг друга и, казалось, ничто не сулит перемен. А они были уже не за горами…

*****

Первые лучи солнца только позолотили маковки теремов, как Харвиг проснулся. Он потянулся и радостно вскочил с лавки. Сегодня был большой праздник – окончание жатвы! Весь день дотемна на Торжке будут гулять. А на рассвете он договорился с Васяткой отправиться на рыбалку.

Однако разбудить младшего брата оказалось непросто. Тот ни в какую не желал открывать глаза, что-то бурчал сквозь сон и брыкался. Харвиг в конце концов с досадой махнул на него рукой.

– Пеняй на себя, соня!

Отрок захватил в сенях удочку и вышел во двор. На потемневшей колоде у тына дремал Архип. Похоже, старик ждал Буяна. Харвиг, вспомнив про того, опечалился. За вчерашней кутерьмой даже погоревать было некогда.

Он прошёл на задний двор, в сад. Там, во влажной с ночи земле был прикопан берестяной туесок с червяками. Харвиг сунул его за пазуху и вернулся к воротам. Старик по-прежнему спал. Мальчик тихо выбрался за калитку и припустил по узким булыжным улочкам вниз по склону горы. Из-за высоких, крепких заборов вслед доносилась ленивая брехня сонных псов. Где-то на Заречье гортанно прокукарекал петух.

Харвиг вновь вспомнил минувший день. Столько всего случилось, скажи кому – не поверят!

Буян, Зубила, внезапное спасение и чудесное яблочко. Гром, молнии и ливень с чистого до той поры неба…

Впрочем, по поводу внезапной грозы как раз всё было понятно. Харвиг осквернил сад богини, и Гамаюн, её небесный помощник, прибыл туда, чтобы покарать негодяя.

Кабы не резвость ног, лежать ему, дурню, там горкой пепла.

Харвиг набегу помотал головой. Нет уж, лучше про то не думать.

У городской площади он перешёл на шаг. После запретных пещер горы Алатырь, урочища Макоши да водяной мельницы тут было самое интересное место.

Круглый год здесь бурлила жизнь! На Торжке обменивались новостями, сбывали товар, князья назначали сход, либо, как ожидалось нынче, всем народом гуляли на праздниках.

В дальнем конце, у подножия горы, возвышался каменный храм. Внутри за резными дверями стояло изваяние Макоши. Там же, у её ног, громоздились обломки прочих богов, разрушенные при сотворении мира.

Харвигу нравилось рассматривать статую. Росту в богине было с двух взрослых мужчин. А прекрасным лицом она не походила ни на одну из дев Городища.

Не меньший трепет в отроке вызывали огромная шкура и страшный череп Погрыза. Они висели на соседней стене. Харвиг сотни раз слышал легенду о кровавой битве с чудовищем, но всякий раз, зайдя в храм, он чувствовал, как душа уходила в пятки…

Размышляя о том, он незаметно дошёл до реки. У моста, Харвиг свернул налево и припустил по тропинке, что вилась по крутому берегу меж старых верб.

По воде стлался туман. Харвиг поёжился от предрассветной прохлады. Любил он эту волшебную утреннюю пору. Вокруг влажная тишина, и только с реки время от времени доносятся ленивые всплески. Это гуляет рыба…

Он миновал излучину и потихоньку спустился с высокого обрыва к воде. Здесь притаилось его заветное место. Почти не замочив ног, Харвиг перебрался на поваленный бурей ствол дерева. Дальше к затопленной верхушке, в мрачной глубине кружил хороводы с русалками водяной. У песчаного берега вода была поспокойней.

Харвиг наживил червяка, поплевал на удачу и забросил под осоку. Вырезанный из коры поплавок чуть покачался на воде и застыл…

Шло время. Постепенно туман развеялся. Ниже по течению показалась почерневшая за века плотина. В городе это место считали недобрым. Очень уж часто под мельничным колесом гибли люди.

Отроки любили слушать былички о мельнице. Про страшенных, облепленных бурыми водорослями утопленников и зубастого водяного, который утянул их на дно. А матери грозились отвести непослушных детей ночевать на мельницу.

Харвиг не раз ездил на тот берег с отцом и братьями на помол. Сама мельница – старая, тёмная. Вокруг – жухлая трава, сухостой. Место и днём тревожное. Каково же там ночью?!

Солнце озарило поросшие лесами холмы и раскинувшийся между ними город. На зелёном лугу радостно застрекотали кузнечики.

Поплавок дрогнул, застыл…

Харвиг подобрался и без единого шороха схватил комель удилища.

– Тю-тю-тю… – одними губами подбодрил он.

Поплавок чуть подпрыгнул, дурашливо завалясь, и короткими толчками решительно зашагал под воду! Харвиг взметнулся, рванул уду, и тут же ощутил свинцовую тяжесть загулявшей в глубине рыбы!

Медленно пятясь к берегу, он пытался совладать с неведомой силой. Эх, не порвался бы шнур, а за кованный самим Горыней крючок он был спокоен!

Тяжёлой и долгой вышла эта борьба. Уже было позднее утро, когда отрок облегченно перевел дух. У его ног в траве Жарозуб шевелил двухаршинным телом. Вот так удача! Солнце огнём полыхало на его чешуе, и она сияла, как золотые монеты.

Теперь можно было возвращаться домой. Он продел ветку вербы рыбе под жабры, взвалил тяжёлую и мокрую ношу на спину и принялся взбираться наверх…

Тогда-то с другого берега и послышались голоса. Харвиг обернулся и рассмотрел у воды сыновей мельника.

Старший, Аким, что-то держал в руках. Меж ног отроков бестолково сновала собака.

Младший брат отгонял её, стегая прутом.

– Пошла прочь! Иди домой, Шамка!

Но та и не думала уходить. Вместо этого она подпрыгнула кверху и попыталась вырвать из рук парня тёмный комок. Через речную гладь докатился тонкий прерывистый писк. Аким злобно пнул собаку ногой и швырнул щенка на стремнину. Окрестности огласил надрывный плач Шамки.

– Ты что творишь, гад?!

Харвиг, как был в одёже, прыгнул с крутого обрыва в Стырь. Позади в воду радостно плюхнулся Жарозуб. Но отроку было не до того. Он боролся с течением.

Дюжина сильных широких взмахов, и вот он на середине реки. Здесь она замедлялась, вертелась как колесо. Харвиг набрал больше воздуха и нырнул. Стылая осенняя вода была чиста и прозрачна. И всё же тёмный комочек на дне он заметил не сразу. Лишь когда воздуха совсем не осталось, увидел его, схватил и с хрипом вылетел на верх.

Тем временем братья сгрудились на берегу, высматривая противника.

– Эй, да это подкидыш! – первым догадался Матвей, средний сын мельника.

– Греби назад, Харька! – крикнул Аким. – Не то за кутёнком отправишься…

Харвиг нащупал ногами дно. От ярости его лицо исказилось.

– Агридиг! – угрожающе крикнул он.

Отрок и сам не ведал, что это значило. Странное слово было тем немногим, что он мог припомнить из давних, почти полностью позабытых времён. И всякий раз, затевая крупную ссору, он отчего-то считал нужным произнести его.

*****

На колокольне храма звонили полдень. Лют стоял на красном крыльце и молча наблюдал, как сын запустил в калитку собаку, затем положил в тень под тыном щенка.

– С уловом, сынок! Знатная ныне рыба пошла…

Харвиг приблизился, и князь смолк. Одно око у отрока заплыло, губы наружу. Вся рубаха, даже штаны в крови.

– И кто в этот раз?

– Так… – Харвиг хотел ухмыльнуться, но получилось нехорошо, – вместо передних зубов темнела широкая дырка. – Вишь, подобрал… Шамкой зовут.

– Шамкой… – повторил Лют. – Ступай, умойся. Потом расскажешь…

Однако толком рассказать сын не успел. Во двор без стука забежал мельник Ноздреча. Следом ввалился князь Заречья Горазд. Могучий и толстопузый, он разительно отличался от стройного и жилистого главы Старого Городища.

– Это что же твой щенок вытворяет?! – высоко, по-бабьи взвизгнул Ноздреча.

Лют мельком взглянул на перекошенное лицо мельника и обернулся к Горазду.

– Добрый день, гости!

– Здравствуй, Лют, – пробасил тот. – Здоровья и достатка в твой дом.

– Проходите! А то, – князь кивнул на Ноздречу, – солнце голову напечёт.

– Мы не гостить зашли. Просим схода.

Лют удивлённо приподнял бровь.

– Так ведь праздник сегодня. Да и что за беда такая, что без схода нам не решить?

– А такая, – выпрыгнул вперёд мельник, – что твой подкидыш моих деток поубивал!

У Люта омрачилось чело. За убийство наказание полагалось одно: изгнание. Пойдёт Харвиг мыкать горе в Голодырь, маленький посёлок на Пучай-ручье.

– Живы они, – раздался позади голос сына. Он уже умылся и утирал лицо рукавом. – Чего зря болтать?

При виде отрока мельник невразумительно засипел.

– Помолчи! – через плечо приказал Лют. – После спрошу.

Харвиг послушался, присел в тень. На шум из терема вышли братья. Последним, сладко зевая, появился Васятка.

Лют вздохнул и вновь обратился к Горазду:

– Так что стряслось?

– У старшего, Акима, – ответил тот, – зубы выбиты. Рука пополам. У среднего, Матвея, нос набок.

– У Вакейки нога погрызена! – горестно вскричал мельник.

Лют удивлённо взглянул на сына.

– Да погоди, Ноздреча! – досадливо отмахнулся Горазд. – Его же Шамка погрызла…

Братья на крыльце рассмеялись.

– А вы не смейтесь. – Горазд утёр запотевший лоб. – Отроки гуляли у реки рядом с мельницей. Харвиг заметил их, переплыл Стырь и избил. Собаку со щенком отобрал.

– Шамку! – завопил мельник, протягивая дрожащий палец в сторону тына. Собака перестала вылизывать настрадавшееся за утро кутёнка, обернулась к Ноздрече и угрожающе зарычала.

– Как же это один мелкий отрок с твоими справился? Может, они сами друг дружке бока намяли?

– Ты Ваньку тут не ломай! – взвился Ноздреча. – А то мы твоего приблудка не знаем!

Горазд придержал мельника за плечо. Лют нахмурился:

– Следи за языком, Ножик.

Затем подозвал Харвига:

– Ну, говори, как всё было…

Выслушав короткий рассказ сына, прерываемый надрывными криками мельника, Лют хмуро заметил:

– Топить кутёнка на глазах матери – до такого додуматься надо…

Горазд потупился, а Ноздреча оскалил гнилые зубы:

– То была дань водяному! Щенок-то мой!

– Однако, – продолжил глава Старого Городища, – хозяйство мельника осталось без рук. И это в самую горячую пору. Значит, Харвиг будет жить и отрабатывать у него до начала зимы, до Покрова…¹